- Да тут дело такое, личное уже… Внук у неё в усадьбе живёт, шесть лет. Представляете, дядя Петя, ребёнок в ту ночь онемел! Абсолютно. Каким-то образом он оказался в темноте, в поле, совсем один. А компьютер свой оставил включённым. Горничная слышала звук и думала, что Гаврилка у себя играет, а его в детской не было. Не знаю уж, как они заставили мальчишку вывести их за усадьбу через заднюю калитку. До сих пор полный туман, потому что внук ничего объяснить не может. И с погоней здорово задержались, так как не смогли добиться от ребёнка ни одного членораздельного слова. Он прибежал к воротам фермы весь в слезах. Дрожит, икает, показывает пальцем на лес. А потом взял и уснул, да так, что было не растолкать. Видно, что здорово его напугали. А когда потом попросили на бумаге написать, кто вывел его за ворота, накарябал три буквы - ЕТИ. Так до сих пор и не ясно, что за ЕТИ. Может быть, ЭТИ? То есть те двое? Ксения в панике - сын заболел шизофренией, теперь и внук сделался скорбным главою. Разумеется, она кликнула на помощь тверскую братву; но, видимо, время было упущено. Парочка в который раз пропала без следа. Собаки в усадьбе их не тронули - ведь рядом был Гаврилка. А потом не смогли след взять - те по ручью ушли, видимо, на шоссе, но и в Москве до сих пор не объявлялись. Насколько я знаю, милиции известен адрес, по которому они могут направиться. Из Питера, говорят, натырили. Та квартира под наблюдением, но в ней пока никого нет, и парочку как корова слизала. Вот такие дела, дядя Петя. Отец тоже был привлечён к розыску, но толку нуль. Получается, что в Тверской области их уже нет. Скорее всего, залегли в Московской, и потому решено поголовно проверить все медучреждения. Они же, как известно, больные были, да девица ещё и раненая, с высокой температурой. У обоих ноги сбиты в кровь, полное физическое и нервное истощение. Они не могли далеко уйти. Скорее всего, обратились к врачу. Но врач ничего не сообщил…
- Во отмазались! - Грилёв пожевал морщинистыми губами. - Только у нас-то, стариков, что им делать? Да к нам и не попасть никоим образом - интернат в стороне от дороги. Знать нужно, куда идёшь, иначе просто заплутаешь. А они не знают - не местные ведь. О чём базар-то?
- Я тоже думаю, что они в другое место подались. Но есть распоряжение, и его надо выполнять. Батя Ерёмина, директора вашего, знает, и хочет его заранее предупредить. Собирался звонить, но мы с вами встретились. Дядя Петя, скажите Ерёмину, чтобы он не пугался очень. Это к его работе отношения не имеет. А то менты всё крушить начнут, на откат набиваться. А так убедятся, что у вас никого нет, и уйдут, базлать не станут.
- Передам. - Грилёв смотрел на часы. "Бока" были у него хорошие, швейцарские, выигранные в "бой". - Или сегодня, или завтра утречком.
- Сейчас бате звякну, скажу, что мы перетёрли вопрос. А то ведь не телефонный разговор, ещё проблемы будут. Предупредили, то да сё. Батя-то добра желает, чтобы старики со страху с ума не посходили.
- Это они могут - у нас нервные бабки есть. Ну, пошёл я, Владик. Скажу, что менты шмон устроить хотят. Пускай наши "синие" свои железки заныкают, - пошутил Грилёв. - А то, не ровен час, опять на кичи свалятся.
- Да, конечно, дядя Петя. Лёле привет. - Владик знал и подругу Грилёва. - Жаль, что на шашлычки не остались, но вам надо идти. Приведите там всё в порядок, чтобы осложнений никаких не возникло.
- И приведём - всё чисто будет. А за привет Лёле спасибо, она бы тоже поклонилась. Ну, счастливо вам погулять!
- И вам счастливо, дядя Петя. Как-нибудь в гости заверните, или батя с дедом время выберут…
* * *
Владик вернулся на солнечную полянку, а Грилёв неторопливо направился в интернат, помахивая бидончиком. Возраст не позволял ему припустить бегом, да и годы отчаянной жизни выработали у него выдержку, хладнокровие, мудрость. Не всегда при крике "атас!" надо мчаться сломя голову. Бывает, следует себя так, будто ничего особенно и не случилось.
До завтрашнего утра времени воз, и они много успеют. Нужно только растолковать девке всё, а после собрать их в дорогу, наскрести денег. Может, кореша не всё пропили, заначили на разный случай? А вечерком Лёлька выведет горемык на трассу, поможет поймать "колёса". Лишь бы денег хватило, и водила какой-нибудь затормозил, и сукой не оказался!
В любом случае, Алисы и Дениса утром не должно быть в интернате. Кроме того, надо предупредить фраеров, чтобы при шмоне языки в задницы засунули, а "синие" и так будут держать мазу. Директора ни к чему грузить - у него и так забот хватает. Жаль только, что номера телефона Коваленко Грилёв не знал, и потому не мог передать его Алисе. У Ерёмина когда ещё удастся спросить - Он, должно быть, не раньше понедельника заявится…
Грилёв на минуту остановился, перевёл дыхание. Сказал сам себе "ша!" и снова пошёл, стараясь собраться с мыслями. Он не заметил, как вернулся к проходной интерната; не останавливаясь, миновал "вертушку". Вахтёр Поликарпыч по кличке Шнырь забивал с пациентами в "козла". Другая компания старых зэков "шпиляла" - играла в карты на деньги, чай, папиросы. За проволочным забором, огораживающим загон на территории интернатского двора, мирно паслись психи. За ними, зевая, наблюдала толстая санитарка.
По другую сторону проволочной сетки выстроились в ряд десять кроватей. Туда в хорошую погоду выносили лежачих больных, чтобы они погуляли. Относительно здоровые бабульки, заняв все скамейки в тенёчке, вязали себе носки на осень и зиму, одновременно перемывая кости всем отсутствующим.
Лёлька-Жёлтая, как всегда, сидела на корточках около крыльца, курила "Беломор" и нежила на солнышке морщинистое, как печёное яблоко, лицо. Рядом с ней стояла "банка", то есть бутылка бражки, которую варили местные старухи из ягод. Так же хорошо они настаивали водку на берёзовых почках - даже практически не пьющий Грилёв не устоял, полюбил её.
Он смотрел на Лёльку и думал, что Ольга Балашова, которая смолоду "гоняла люкон", то есть воровала в транспорте, всегда так красила волосы. Всегда в ярко-яичный цвет, за что и получила кличку. Сама-то Лёлька уверяла, что хотела стать блондинкой, а оттенок получается дурацкий из-за природной ржавости волос. Такой Лёлька была в двадцать, такой осталась и в пятьдесят пять; и в дальнейшем она не собиралась менять привычный имидж. В богадельне она считалась самой модной, раскованной и удачливой, так как жила с авторитетным мужчиной.
С кухни пахло жидким борщом, который зэки привычно называли баландой, жареным луком и пригорелым маслом. Всё было, как обычно. Но Грилёв знал, что завтра утром интернатский уклад будет разрушен. Может, на время, а, может, и всегда.
- Ну, как, много набрал? - Лёлька с интересом заглянула в бидон.
- Какое много! Потом в свои места пойду.
Грилёв потрепал по голове Гальку-Дворняжку, которая, свернувшись по-собачьи, спала у крыльца, и вошёл в корпус. В коридоре было пусто и прохладно. Санитарка тетя Паня только что вымыла пол, и линолеум влажно блестел, отражая солнечные блики.
С персоналом в интернате, к удивлению, никаких проблем не было. Блатные "грели" своих ветеранов из "общака", и какая-то часть средств перепадала медсёстрам с няньками. На работу в интернат ездили из Решетникова, Минина, Березина, а также из окрестных деревень. Сам директор имел служебную площадь в Клину, несмотря на то, что был коренным москвичом.
Грилёв неумело постучался в собственную дверь. Огляделся и удостоверился, что коридор пуст. Оно и ладно, лишние буркалы ни к чему.
- Да-да! - отозвалась Алиса Янина. - Войдите!
Пётр Тимофеевич кашлянул, приоткрыл дверь. Алиса сидела в постели и читала газету. Левой рукой она гладила трёхногую кошку. Кошка враждовала с Галькой-Дворняжкой и избегала появляться во дворе, льнула к нормальным людям.
Денис, поймав двух бабочек-крапивниц, держал их за крылышки таким образом, чтобы бабочки как будто дрались всеми своими лапками. Созерцание поединка так увлекло Дениса, что он проигнорировал появление Грилёва. Старый вор даже прослезился.
- Малец ещё совсем! - Он похлопал Дениса по плечу.
Отдохнувший, загорелый и румяный мальчик смущённо вскочил, выкинув бабочек в окно, и они радостно упорхнули.
- Здравствуйте, дядя Петя! - Денис вежливо наклонил голову.
- Добрый день! - поздоровалась и Алиса.
Она отложила газету и спустила ноги с кровати, потому что стеснялась лежать при посторонних.
- Здоровеньки булы! - на украинский манер поприветствовал её Грилёв.
Сегодня он с найдёнышами ещё не встречался. А ведь привык к ним, как к родным, и сейчас изо всех сил духарился, стараясь казаться бодрым.
- Вот, чернички вам принёс. Мало, правда, но ничего. Всю пособирали…
- Спасибо. - Алиса взяла бидончик. - Ешь, Дениска, только вымой сперва.
- Я тебе отложу в блюдечко! - Денис не мог оставить вожатую без ягод. - Тебе тоже нужны витамины.
- Я сам помою, - сказал Грилёв, вставая со стула. - А вам лучше покуда в коридор не высовываться. Опасно это.
- Почему?! - испугалась Алиса и выпустила из рук кошку, которую всё время гладила, чтобы успокоиться.
- Да так вот… - неопределённо ответил Грилёв. - Базар… разговор есть. - И шагнул к двери, взяв у Дениса бидончик.
- Какой разговор?.. - обмерла Алиса.
Отвыкнув за неделю прятаться и бегать, вновь поверив в свои силы, обретя достоинство, она мучительно не желала возвращаться в прежнее состояние.
- Важный. Погоди, я только чернику помою.
Грилёв, который ранее никогда так не поступал и ел ягоды прямо с кустов, решил ещё раз обдумать то, что скажет Алисе. Надо девку не напугать, потому что она уже всполошилась. Необходимо действовать быстро, но в то же время аккуратно, разумно.
Когда Пётр Тимофеевич вернулся, Алиса уже надела кроссовки и причесала отросшие блестящие волосы. Огромные чёрные глаза её встревоженно смотрели с бледно-смуглого лица; сейчас Алиса была особенно красива. Денис устроился на своей койке, скрестив ноги по-турецки. Отсыпав Алисе ягод на блюдце, он тут же запустил руку в бидончик, запихал себе в рот горсть черники.
- Что вы хотели сказать? - Алиса гладила кошку с такой нежностью, будто простецкая рыже-чёрно-белая Муська была аристократических кровей. - Почему нам нельзя выходить в коридор? Мы же раньше это делали.
- Температура-то как у тебя? - Грилёв тёр и тёр седую щетину на щеках. - Ешь, ешь чернику. Для здоровья-то тебе как раз.
- Температура нормальная, и у Дениса тоже. Только ещё слабость остаётся, но это ничего. Мы в порядке. - Алиса постаралась улыбнуться.
- Одыбали, стало быть. Ходить можете. - Грилёв опять раскашлялся в кулак. Алиса молча кивнула, уже начиная догадываться. - Тогда ничтяк. Слушай, девка, внимательно. Я в делах ваших волоку - так уж вышло. Сашка Коваленко обещал забрать вас двадцать первого, через три дня. А до тех пор он с мотоциклистами своими где-то гонять будет. До Курска, что ли, или до Орла, я не понял. И все бы не против вас здесь подержать, да вот беда какая вышла. Фермерша-то козырная, из Завидова, подняла на ноги и бандюков, и легавых. Коны, связи у неё везде. Всю неделю, оказывается, вас с фонарями ищут. И в Тверской области, и в Московской. Дымок, слушок вонючий порхает. Я сейчас со знающим человеком говорил - не членоплёт какой, вверить можно. И я подкеросинил маленько, подзапутал его. Ему и невдомёк, что вы у нас кантуетесь. Он и рассказал мне всё. Завтра менты со шмоном сюда завалятся, так что канать надо вам по запарке. Нельзя оставаться, девка. Ксив у вас нет. Если найдут, васер голый. Тебя-то точно в "Кресты" окунут. А я там чалился - блюю до сих пор. Фермерша пеной исходит - внук-то у ней вольтанулся, совсем говорить перестал. Умом, стало быть, тронулся. Грешат, что вы его напугали так. Сын у ней прибабаханный, вот и внучонок тоже. А у фермерши наверху схвачено всё. Прибрать она вас хочет… Виноваты мы перед Сашкой Коваленко, что не соблюли вас до его возвращения, но делать нечего. И его подставлять - какой понт? Да, вот ещё!
Грилёв посмотрел в Алисино окаменевшее лицо, в её полные отчаяния глаза, и не смог унять дрожь в руках, в коленях.
- Тот человек сказал, что хаза московская, куда вы пилите, легавыми пасётся. Надыбали её как-то. Так что суйся туда вблудную. Курвы везде сыщутся, не одна твоя следачка. Высмотри, что да как. Поняла? Ну, вижу, сквасилась… Вы ж фартовые ребята!
- Я не могу больше!..
Алиса еле шевелила губами. Дениса пока, вроде, не вникал в их разговор, но и ему предстояло вскоре вновь бежать, скрываться, страдать.
- Коваленко обещал помочь нам, отвезти в Москву, дать крышу над головой. Мы могли бы дождаться в безопасности того человека, к которому направляемся. Коваленко хотел нас ночью на мотоцикле в Москву привезти и поселить у своих друзей-байкеров. А как мы до Москвы доберёмся, Пётр Тимофеевич? У нас нет денег, и никого знакомых там…
- Ну, девка, надо рогами-то шерудить! - Грилёв старался говорить сурово, даже жёстко, но голос его предательски срывался. - Не след вам в лесу три дня жить. И повязать вас там легавые могут. Я бы дал номер Коваленко, но нет его у меня. Директор наш, Ерёмин Андрей Сергеич, знает, но сегодня он не приедет сюда - выходной, воскресенье. Да и забздеть, испугаться может. Заметут вас здесь - лучше будет? И директору небо с овчинку покажется. И на Сашку Коваленко могут выйти. Скажут, что скрывал вас, бежать помогал. Медпомощь оказывал опять же… И в ментовку не слил, как положено. Так что ты не только о себе и Дениске думай, но ещё и о других, у кого задница задымиться может. Они ж как подельники твои пойдут.
- Откуда же там адрес знают? Ах, наверное, мать Дениса сказала! Та женщина, к которой мы едем, её хорошая знакомая, и только к ней в Москве Денис может обратиться… Но всё равно как-то нужно с ней связаться. Без неё мы ничего не добьёмся, а вернуться в Питер тоже не сможем…
- Девка, слушай меня внимательно! - Плешивый привстал со стула, через окно осмотрел двор, но ничего подозрительного не обнаружил. - Мы с Лёлькой хрустиков тебе насобираем. Не знаю, сколько найдём. Пьют у нас по-чёрному, порчушек много. Но сколько-то дадим вам, обещаю. Одёжки нет для вас - ни одного гнидника, как на грех. Кони, обувка то есть, какая-никакая есть у вас. Пойдёте так, чего ж делать. Как только сможете, барахлом разживётесь. По этому вас узнать могут. Лёлька отведёт в темноте до шоссейки, поможет "тачку" поймать. Проканаете как-нибудь. Лёлька в народе толк знает. Найдёт такого водилу, чтоб вас не сдал. До Москвы доедете, а оттуда легавой своей позвонишь. Узнаешь, в хате ли она. Скажи, что пасут жильё. Ничтяк, кинем их через плешь! Не фраера. А Коваленко-то вам и не найти будет, если Ерёмин не приедет вдруг и адрес его не скажет. Не заслабь только, девка! - Грилёв легонько потряс Алису за плечо. - Дыши ровнее. Вы, считай, уже в Москве. А мы тут скажем, что не было никого. Будут буровить - в несознанку уйдём. Я перетру, с кем надо. Ты за интернат не беспокойся. Думай лучше, как в Москве жить-поживать…
- Мне страшно, - честно призналась Алиса. - Вот теперь мне по-настоящему страшно. Когда мы шли, бежали на стрессе, в каком-то тумане, мне некогда было думать. Теперь же я не представляю, как вновь окунусь в этот ужас. Но, в то же время, я понимаю, что здесь оставаться никак нельзя. И мы обязательно уйдём.
- Вы, девка, многим на мозоль наступили. Потому линять вам надо. В Питере, в Твери, в других всяких местах засветились. А "братва" вся меж собой повязана. Ей без разницы, где вас искать. Будь уверена - и в Москве поджидают. Только не знают, когда и как вы там нарисуетесь. Устроят вам палево у хазы той легавой. Но я-то знаю, что вы невинно страдаете. Да что вы сделать-то могли - девчонка и пацан малолетний? Я бы дал вам адресок, и маляву с собой. Форточник один, кореш, живёт в Москве, в Кузьминках. Смолоду вместе работали. - Грилёв выразительно взглянул на Алису. - Но то - дело прошлое. Боюсь только, что и сейчас мусора к нему пожаловать могут, потому только соберу вас в дорогу. В крайнем случае, можешь на бане к бродягам притусоваться. Ваше дело справедливое, вам фарт пойдёт. Вы за правду страдаете, вам многое простится. Уж если одно у людей отнято, другое возвращено должно быть. Сашка-то Коваленко уважает вас, а это дорогого стоит. Прокоцанные вы уже, хоть и малые. Сашка - кандидат наук. Умный, а не брезгует нами. Многое понимает, да не всё. А теперь я от себя скажу. Пусть я - Петька Плешивый, вор, "законник", рецидивист, но вам добра желаю. У меня тоже сердце есть. Мы с Коваленко в том родня, что оба не любим приказы дурацкие - всем быть такими-то и поступать так-то. Фуфло! Что фартово для одного, для другого - амба. Я вот к чему - жизнь надо ясно видеть, а не сквозь цветные стёклышки; и подходить к ней соответственно. Хрустиков нет у вас, взять негде. Нужно будет вертануть, чтобы выжить - берите! Грабки не отсохнут. Но только не у бедных, не последнее. Вы заранее грехи свои искупили, и потому ответ держать не будете. Слушай меня, девка, я жизнь прожил, многое повидал. И я правду говорю. Люди вам много зла сделали, замутили поганку, и отныне вы сами вправе казнить или миловать. Одно только условие… - Грилёв опять со свистом закашлял в кулак.
- Украсть? - Алиса поняла, что хотел сказать старик. - Я не могу! Не имею права!
- А кто эти права дарует, девка? Не вертанёшь - не выживешь, - жёстко сказал Плешивый. - Права берёт тот, кто не бздит. По-твоему, пусть пацан голодает? И сама ты? Вам одёжа новая нужна, хаза, пожрать чего. Или лучше побираться? - В голосе Грилёва прозвучала презрительная усмешка. - Или натурой платить? Настоящий человек должен жить по понятиям. "Не верь, не бойся, не проси!" - только так! Да, вот какое условие. Папка с мамкой твои живы?
- Да, оба, - растерянно ответила Алиса, хотя давно уже ничего не знала про отца.
А теперь и насчёт мамы неизвестно. Можно представить, как она себя чувствует, когда от единственной дочки две недели нет вестей…
- А у тебя? - Вор притянул к себе Дениса, посадил на колени.
- У меня только мама.
Денис давно всё понял и потянулся за своим единственным костюмом, в котором убежал от фермерши. Все остальные его вещи пропали по дороге.
- Отец-то был у тебя? - продолжал допытываться Грилёв.
- Был. Погиб на морских учениях. Мы с мамой к нему на могилу ходили три раза.
Денис уже привык отвечать любопытствующим и потому не демонстрировал никаких эмоций.