- Значит, сирота ты, пусть и не круглый. И у меня в войну родители погибли. Отец - на фронте, под Сталинградом. Мамку из "мессера" расстреляли. И потому мне в жизни фартило. Тебе тоже подфартит, пацан. Защитить тебя некому, потому тебе другая защита дадена. Ладно, огольцы, пойду я. Надо с Лёлькой пошептаться, насчёт хрустиков договориться. А уж я по-своему, по-блатному помолюсь за вас. В Бога-то давно уже не верую. Мамка с крестиком на шее была, когда её фашист очередью прошил. Чем баба-казачка так Бога прогневала? Она ж тяжёлая была, отец после ранения завернул на пару дней перед новым, сорок вторым, годом. А она рожать должна была через месяц. Брат ли, сестра ли вместе с ней тогда погибли, не знаю. Но остался я один с той поры. А мамка-то, Катерина Игнатьевна, на шлях вышла беженцам хлеба до молока дать. Тут "мессеры" налетели. Не уберёг Господь… Я видел всё, десять годов мне было. Самого тогда задело, как тебя сейчас, потому и жалею. Первый мой шрам, а сколько их потом было, девка! Но Лёлька моя вон Николу-Угодника на стене держит. Хочет, чтобы вы помолились. Вдруг чудо случится? А я думаю - не нужно. Ваша правда с вами. Не заочкуйте только, ничего не бойтесь! Держите фасон! Очень уж много всякой мрази к вере приходит, когда слезу надо выжать, срок скостить. Что ж тебя вера не посетила, когда бомбил да втыкал? Грабки твои не отсохли? Я-то в детдоме тырить начал, потом сбежал - вольная жизнь поманила. Мора, цыган то есть, увёл меня с собой. Я-то вахлак полный был. Сперва на вассере стоял у магазинов; на майдане, на рынке работал. И Лёлька тоже… Мать её любовник под поезд кинул, без ног осталась. Лёлька её кормила, тырила в трамваях, потом - в поездах на доверие. Но Бога в свои дела мы никогда не впутывали, сами за всё отвечали. Много сирот вроде нас по прямой дороге пошли, и винить нам некого, кроме самих себя. Но если ты захочешь на дорожку помолиться, к Лёльке приходи. А я думаю - так масть пойдёт.
- Нет, Пётр Тимофеевич. Я не буду… Не могу. Не слышу в душе зова. Наверное, сама успела слишком много понять. - У Алисы почему-то перехватило горло, защипало в глазах. - Спасибо вам за всё!
- Не за что пока. Потом скажешь, если жива останешься. Поесть вам Лёлька принесёт. А вечерком, как стемнеет, вы уйдёте. Покуда тут сидите, не мелькайте. Я за всех-то не поручусь. Кто знает, что у них на уме? Бабки-то наши косяки давят. Принюхиваются, хиляют поблизости…
- Да, конечно. Мы сделаем всё, как вы говорите.
- Значит, вечером едем?
Денис был уже в полной готовности и жалел, что ещё так долго ждать. Как только болезнь отступила, ребёнок заскучал в богадельне и изо всех сил рвался на волю. Душа его жаждала новых приключений.
- Мы в поезде или на машине?
- На машине, - ответил с порога Грилёв. - Нельзя вам на железку, замести могут.
Бывалый урка ещё раз прислушался, тихо ли в коридоре, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. А Алиса так и осталась сидеть на разобранной постели, потому что складывать в дорогу было нечего. Оставалось только надеть мешковатый спортивный костюм, по которому ребята фермерши Ксении Ивановны смогут сразу её опознать.
Алиса всё-таки продолжала надеяться, что до вечера многое изменится. Например, приедет доктор Ерёмин, даст номер телефона Коваленко. Тогда не придётся жить на вокзале, да ещё и воровать. Теперь самым трудным будет убедить Дениса в том, что он всё-таки не имеет права брать чужое без спросу. Слова опытного мудрого старика сходу запали в детскую душу. Денис уверовал в своё особое предназначение, в какие-то милости судьбы.
Девушка надеялась, что пока она находится рядом с мальчиком, он преступления не совершит. Но потом, когда они расстанутся, Денис тоже должен помнить, что он - порядочный человек, потомок дворян Оленниковых. И никто, даже Пётр Тимофеевич Грилёв, не может перевести его через ту черту, за которой начинается дорога к пропасти…
* * *
Солнечногорск они проскочили ещё ночью, а утром прибыли в Зеленоград, конечный пункт назначения. Старенькая "Ауди", которую выбрала на трассе Лёлька-Жёлтая, направлялась именно труда. За рулём сидел интеллигент средних лет, рядом - его жена. Чета возвращалась домой, и именно их, как заправский гаишник, оценила Лёлька. Втроём они стояли в жаркой темноте у обочины, и в вышине, над верхушками сосен, плыла луна.
- Вон, глядите, как "пенсионер" едет, а не старый ещё! "Тачка" дряхлая, стиль вождения не рисковый. Похоже, такой вам и нужен. Очкарик - книжки, видать, всё время читает. Не донесёт, постыдится. Такие в ментовку не бегают - брезгуют стучать…
Алиса и Денис топтались около Лёльки, возложив бремя поисков на неё. Трассовая воровка, она великолепно изучила психологию и водителей, и пассажиров. А беглецы вспоминали такую же тёмную и душную ночь неделю назад, когда на бешеной скорости мчались по шоссе.
Обоим казалось тогда, что байкеры мерещатся им от жара. А на самом деле их не существует. И ночной полёт - тоже плод больного воображения, продукт деятельности отравленного токсином мозга. Впечатление усиливал байкер неопределённого пола, рассекающий по шоссе на "Ямахе" в маске скелета, с длинными белыми волосами.
Они плохо помнили, как прибыли в интернат, как те же самые байкеры волокли их до коек. А очнулись через два дня в светлой тесной комнатке. Рядом сидела тётка с жёлтыми волосами и морщинистым лицом кирпичного цвета. После вошёл лысый высокий старик, хитро прищурился и ласково потрепал Дениса по голове. А Алисе протянул свою огромную лапищу, синюю от татуировок, и крепко пожал её вялую, влажную от пота руку.
Как потом оказалось, свою "одиночку" пожертвовал им Пётр Тимофеевич Грилёв. И он же, спустя пять дней, вручил несколько "стольников", набранных по дружкам, лично Алисе.
- Больше нету. Извини, девка, пропили всё. Тут только чтобы с горем пополам до Москвы доехать. А директор наш. Ерёмин, заболел, как на грех. Не знаю, что с ним приключилось, - может, в запой сорвался. Так что номера Сашки тебе уже не узнать. Но ничего, девка, не пропадёшь. Главное - помни, что я тебе говорил. И пацан пускай помнит. Смышлёный он не по годам. Я тоже таким был…
Пока ждали подходящий автомобиль, Лёлька рассказала о своей методике. Кроме "пенсионеров", она выделяла из массы водителей ещё "профессионалов", женщин и "чайников", "кидал" и "начальников". Алиса с Денисом уже приготовились долго слушать байки, но тут появилась та самая "Ауди". Лёлька, моментально оценив шансы, подняла руку, голосуя. Автомобиль послушно затормозил.
Лариса и Виктор Гладких, в прошлом инженеры-программисты из Зеленограда, ныне сотрудники одной из мелких частных фирм, сразу же согласились подвезти путников до своего дома. После отпуска они радовались любому заработку и никаких вопросов не задавали. На постах ГИБДД их не останавливали - возможно, сказалась воскресная усталость милиционеров. Правили супруги попеременно, а Алиса с Денисом дремали на заднем сидении, как дети почтенной четы.
Лёлька, помахав найдёнышам на прощание, ушла обратно в интернат. Нужно было до утра перенести вещи Грилёва обратно в его комнатёнку, дабы ничто не напоминало о недельном пребывании знаменитых гостей.
Когда подъезжали к Зеленограду, Алиса проснулась и услышала, как Денис рассказывает супругам Гладких что-то очень смешное. В предрассветном дымном мареве "Ауди" плыла к городу, состоящему из высоченных домов, еле заметных, несмотря на свою величину. Дом Гладких был уже близко. Но всё равно супруги воодушевлённо жевали, и Денис от них не отставал. Пассажиры за ночь успели подкрепиться несколько раз. Алиса сначала отказывалась, а потом сдалась - после болезни у неё появился нешуточный аппетит.
К концу путешествия было проглочено всё - жареная курица, бутерброды с колбасой и сыром, огурцы, помидоры, баклажаны, шоколадки и мандарины. Чаю в термосах на всех не хватило, пришлось покупать пепси-колу и минералку. Похоже, чета Гладких любила поесть, и не угостить при этом пассажиров было неудобно.
И вот теперь, рано утром, опять началась трапеза. По всему салону раскидали фольгу, тут же валялись гигиенические салфетки и полиэтиленовые пакеты. Узнав, что Денис позавчера отметил день рождения, Лариса тут же бросилась за новой порцией безалкогольной выпивки, а к ней купила пирожков с вареньем.
Теперь они въезжали в Зеленоград под песню "Бригантина поднимает паруса" - такова была традиция, ещё с давних, студенческих времён. Денис болтал, сунув голову между сидящими впереди Ларисой и Виктором. Алисе было не проснуться, и она, улыбаясь, вполуха слушала, пыталась уловить смысл смешного рассказа. Скоро добрый сон кончится, но пока ещё можно чувствовать себя беспечной.
- Когда мне семь лет исполнилось, мы у крёстной на Урале были. Мама сказала, что в театр пойдём оперу слушать. Мы даже букет купили - здоровый такой, с лентами. Ну, какой-то дядька вышел арии петь, а сам пьяный в лоскуты. Покачался, покачался и чуть на оркестр не упал! Ну, мы и ржали! Он совсем петь не мог. Потом тётка в длинном платье вышла, извинилась за него…
- Вот это да! Это я понимаю! - возмутилась Лариса. - В театре - пьяный певец! Приобщили ребёнка к культуре! Витька, теперь я не жалею, что мы сто лет не были в театре! - возбуждённо кричала она, сверкая очками. - Ничегошеньки не потеряли!..
"Ауди" уже лавировала между "точками" в центре Зеленограда. Как оказалось, здесь даже не было улиц в привычном смысле. Нумеровались только кварталы, а после - квартиры в этих кварталах. Такого странно порядка Алиса никогда и нигде раньше встречала.
- Сегодня, кстати, девятнадцатое августа. Одиннадцать лет с того дня, когда ГКЧП объявил о переходе власти в стране в его руки. Тогда тоже был понедельник, и мы возвращались с Селигера. Лариса там и забеременела нашим сыном, но тогда мы ещё ничего не знали. И рванули к "Белому Дому"…
- Мне было десять лет, - задумчиво сказала Алиса. - Мы отдыхали под Гатчиной. Я помню, как бабушка, дедушка и мама радовались, что путч провалился. Теперь дедушка умер, а мама с бабушкой говорят, что дуры были…
- Да неужели?! - изумилась Лариса. - Да, сейчас жить трудно, даже страшно. За эти одиннадцать лет мы много раз были на грани голода, нищеты. И всё же я не хотела бы даже теперь, чтобы тот мятеж закончился удачей…
- А я бы хотела! - зло ответила Алиса.
Денис, родившийся уже после августа девяносто первого, откровенно не понимал, о чём спорят милые женщины, и глазел в окно.
- По крайней мере, я сейчас проводила бы лето по-другому. И Денис не увидел бы всего того, что ему довелось увидеть! Я не так возвышена духом, чтобы радоваться за других - тех, кто от всего этого выиграл…
Алиса понимала, что зря прёт на рожон. Что супруги Гладких, разозлившись, могут сообщить о них в милицию, особенно если посмотрели питерский сюжет. Но это вряд ли, потому что тогда они жили в палатке на Селигере. Виктор сказал, что у них полусфера - двухкомнатная, устойчивая палатка из разряда штормовых. А был ли там телевизор? Если не у них, то у соседей? Спросишь, так заподозрят в чём-то - лучше помолчать.
- История не знает сослагательного наклонения, - философски заметил Виктор Гладких. - Всё случилось так, а не иначе. И надо с этим жить.
- Вот и живём с ЭТИМ! - огрызнулась Алиса. - И я тоже… Впрочем, у каждого своя правда и своя судьба. Переубедить человека может только личный горький опыт.
- А мы тем временем приехали! - Виктор выключил магнитолу. - Здесь и живём. Сын у бабушки, а мы свободны. Кажется, вы хотели позвонить?
- Да, нам нужно сделать звоночек от вас. - Алиса подождала, когда Виктор вылезет из-за руля, откроет дверцу с её стороны.
Денис винтом вылетел из машины. Алиса выбиралась медленно, разминая ноги, которые довольно-таки сильно болели. Лариса открыла переносной холодильник, в котором уже ничего не осталось. Супруги принялись копаться в багажнике. А их пассажиры изучали пустой, залитый прохладным утренним солнцем двор, огромные дома, одиноко бредущего по асфальтированной дорожке дворника.
- Зеленоград построен на месте деревни Крюково, - сообщил Виктор. - Денис, наверное, этой песни уже и не слышал.
- "У деревни Крюково"? Слышал. Её мой дедушка под гитару пел. А что, это ещё не Москва? - разочаровался Денис.
- Нет, до Москвы ещё нужно ехать. Но регистрация у нас столичная.
Лариса явно гордилась этим. Они с мужем вытащили из багажника баулы, холодильник, рюкзак, удочки.
- Виктор с вами пойдёт. А я тут побуду. Потом, во второй заход, он заберёт и меня.
Лариса не хотела оставлять вещи даже в машине, из чего Алиса заключила, что их уже не раз обокрали.
- Пойдёмте!
Виктор взгромоздил на спину рюкзак, а в руки взял по баулу. Они с женой были похожи, словно брат и сестра, - худые, очкастые, коротко стриженые, уже здорово поседевшие. Супруги Гладких носили одинаковые джинсы, штормовки и сапоги. Даже часы оба предпочитали командирские, с компасом и подсветкой.
- Разрешите вам помочь!
Алиса взяла сумку полегче. Для Дениса ничего не нашлось, и он побежал так.
- Ну, проходи, Дэннис-мучитель! - шутливо пригласил Виктор Гладких, набирая код и открывая дверь подъезда. - Беги, лифт вызывай.
- Сейчас!
Денис пролез у него под локтём и через две ступеньки запрыгал к двери лифта. Виктор и Алиса медленно двинулись следом.
- Четырнадцатый этаж, - устало сказал Гладких, заходя в грузовой лифт.
В пассажирский все его баулы точно не поместились бы, да и для трёх человек требовалось место. Виктор ли о чём не спрашивал. Не интересовался, зачем они, без вещей, в одних только спортивных костюмах, да и то чужих, направляются в Москву. Он считал, что люди, если захотят, скажут всё сами.
- Телефон у нас на кухне, - продолжал Гладких, когда лифт остановился. - Я открою дверь, сниму квартиру с сигнализации и спущусь за вещами. А вы звоните…
Двери открылись, и они вышли. Виктор достал пачку ключей, открыл дверь в холл. Больше всего Алиса боялась, что кто-нибудь из соседей Гладких пойдёт на работу. Но им с Денисом повезло, и в заставленном вещами холле никто не появился. Пока Виктор затаскивал в прихожую вещи, а потом снимал квартиру с сигнализации, Алиса и Денис топтались у овального зеркала и рассматривали свои обветренные, похудевшие лица.
Впервые за две недели они оказались в нормальной квартире, чем-то похожей на их собственные. И потому, что где-то далеко остались жилища и семьи, на путешественников напала тоска. Алиса, разумеется, страдала больше, чем Денис. Её захлестнула острая жалость к матери и бабушке. И уже в который раз она прокляла себя за то, что купилась на жалостливое сочувствие следачки с каким-то раскисшим, толстым, нарочито добрым лицом.
Нос, щёки, губы Суслопаровой дрожали, будто студень. Плечи, грудь, всё тело противно колыхались под блузкой. Казалось, ткни в неё пальцем - и он выйдет из спины. Где же были тогда Алисины глаза? Почему она поверила такой неприятной женщине? Как медуза - одна слизь, думала теперь Алиса. У неё нет скелета, нет хребта. Суслопарову можно размазать в пальцах…
- Всё. Порядок. Можете звонить.
Виктор вышел из кухни, держа в руке пистолет. Алиса вздрогнула, мгновенно решив, что добрый водила оказался кем-то вроде Суслопаровой и сейчас их арестует.
- Настоящий?! - восхищённо выдохнул Денис, подходя ближе.
- Да нет, что ты! Короткоствольная газобалонная пневматика. Это просто изделие, конструктивно схожее с оружием. Работает от сжатого углекислого газа. Пятнадцатизарядный "Аникс" сотой серии.
Виктор говорил с Денисом, как с взрослым. Самое удивительное, что мальчишка его прекрасно понимал.
- Когда живёшь в палатке, надо ради собственной безопасности иметь под рукой что-то подобное. И Ларисе было легче, хотя, случись недоразумение, и настоящий пистолет не помог бы. Ну ладно, звоните.
И Виктор скрылся за дверью, оклеенной плёнкой под дерево. Через минуту он покинул квартиру, хлопнув дверью холла.
Алфавит Алиса хранила на себе, и потому его не изъяли в маловишерской милиции. Принимая душ в особняке фермерши, она опять-таки ухитрилась спрятать узкую плоскую книжку от посторонних глаз. Трясясь от озноба в интернате для престарелых, Алиса то и дело проверяла, лежит ли драгоценный алфавит под подушкой. И вот теперь, онемевшими от волнения руками, она достала заветный блокнот, взятый из квартиры на проспекте Науки в Питере.
Неужели всё это было двенадцать дней назад? Двенадцать дней они пробирались к Москве, перепрыгивая волчьи ямы, обходя капканы, издалека чуя засады. И вот, наконец, наступил тот момент, когда можно беспрепятственно поднять трубку и набрать семь заветных цифр.
- Денис, постереги дверь. Вроде, Виктор её не запер.
- Есть!
Мальчик сполз с табуретки, на которой устроился. Намереваясь прослушать разговор своей вожатой с Оксаной Валерьевной.
- Будет нужно, позову. - И Алиса подняла трубку.
Услышала привычный длинный гудок, она облизала пересохшие губы. Даже если сейчас они с Оксаной договорятся о встрече, опасность никуда не денется. Напротив, она стократно возрастёт. Надо обязательно предупредить, что за квартирой на Звенигородке тоже следят. Алиса понятия не имела, где находится это шоссе, как туда ехать. Денис сказал, что это - Красная Пресня, Центр, станция метро "Улица 1905 года". Только можно ли пользоваться метро? Не опасно ли? И будут ли деньги? А, может быть, Оксана Валерьевна выберет другой способ увидеться?
Теперь не нужно было набирать межгород. Алиса быстро нажала семь кнопок на телефоне, стала ждать ответа. Длинные гудки как будто вылетали из пустоты и уходили туда же. Никого нет дома. Опять нет, уже через две недели. А вдруг Оксана Валерьевна уже в агентстве? Вот, есть служебный телефон. Правда, ещё очень рано, но можно попытаться. Ведь мать подружки Дениса может, к примеру, дежурить, - такое тоже бывает.
Сверившись с алфавитом, Алиса набрала другой номер. После третьего сигнала трубку поднял мужчина.
- Агентство "Ноль-один-ноль-восемь-пятьдесят семь"! - протараторил он так, словно убегал куда-то и некстати задержался.
Алису удивило, что агентство никак не называется, а зашифровано длинным номером, происхождение которого несведущему трудно понять. Но в данный момент это не имело значения. Узнать бы про ту женщину, к которой они так долго и мучительно пробивались, и вот наконец-то достигли цели!
- Доброе утро! - как можно спокойнее приветствовала мужчину Алиса. - Скажите, пожалуйста, где я могу найти Оксану Валерьевну Бабенко?
- Оксана Валерьевна в отпуске, в Тунисе. Будет только через неделю. Но если у вас есть намерение воспользоваться услугами нашего агентства, вас может принять её заместитель, - сообщил торопливый мужчина.
- Спасибо, но мне нужна именно Оксана Валерьевна. Значит, через неделю? Очень жаль, но что делать! Извините, всего доброго.
Положив на аппарат сразу потяжелевшую трубку, Алиса подошла к окну и несколько раз глубоко вздохнула, стараясь унять подступившие к горлу слёзы. Ещё неделя! Ещё целую неделю надо прожить в Москве, фактически на улице! Если бы иметь номер телефона Александра Коваленко! Но его нет, и уже не будет. Придётся опять выкручиваться самим.
Обратиться в агентство? Но, пока там нет Оксаны Валерьевны, делать это нельзя. Денис никого из сотрудников не знает. Сама Алиса тем более не представляет, кто работает в этой фирме, с кем они связаны. Уж если Суслопарова… Нет, лучше про неё не вспоминать, а то можно сойти с ума!