Димов улыбнулся, но улыбка у него получилась грустной.
- Ударила его в живот… Такого не выдумаешь. Вот что делают люди из добропорядочных семей.
Но Ралчев думал о другом.
- И все же я вижу, что тебя что-то смущает.
- Да! - бросил Димов.
Но объяснять сразу же, что именно, не стал, а поднялся со своего места, несколько раз прошелся по комнате и только после этого произнес:
- Не могу понять, как он мог перенести труп, не запачкав костюма. Для меня это настоящая загадка.
- Наверняка испачкал. Но костюм темный, и пятна на нем не видны.
- Ты прав… И все же…
Было заметно, однако, что Димов немного успокоился. После всего эта подробность показалась ему незначительной.
- Мы оперативники, и наша задача закончена, - сказал он. - Надо подумать, какому следователю передать дело.
- Это не проблема. Сейчас свободен Якимов. Если хочешь, я с ним поговорю.
- Нет, я сам займусь этим делом. А от тебя требуется другое. Надо подумать о мальчике. Сейчас он остался совсем один. Как ты считаешь, куда его отвести?
Ралчев задумался.
- Может, к теткам? - предложил он.
- Оставь этих старых сорок в покое. Они доконают его за две недели. Лучше к сестре. По-моему, Роза тебе понравилась. Поговори с ней, посмотри, что можно сделать.
- Хорошо, - ответил Ралчев, чувствуя, как у него холодеет сердце…
Едва ли можно было возложить на него сегодня более тяжелую миссию, чем эта. Ему снова придется сообщать этой милой обаятельной женщине горькие и страшные вещи. Снова заставлять ее плакать. После одного несчастья ей предстояло пережить второе, притом у него на глазах. Как смягчить удар? За два дня потерять и отца, и мать! Как она сможет жить, узнав, что она - дочь убийцы? Неужели его начальник не понимает, какое невыносимое бремя он возлагает на него?
Впервые служба показалась Ралчеву тяжелой, горькой и неприятной.
5
Супруги Желязковы - такой была фамилия мужа Розы - занимали новую квартиру в квартале "Восток". Ралчев долго плутал по новостройке, напрасно разыскивая номер нужного дома, перескакивал через ямы, пробирался сквозь путаницу кабелей и проводов, обходил груды строительных материалов.
А выбраться из этих многочисленных лабиринтов ему помогли дети. Но и они не знали номеров домов, любой вопрос по этому поводу порождал жаркие споры. Сначала Ралчев долго шел вперед, потом свернул вправо, затем возвратился и, в конце концов, оказался прямо перед злополучным домом. Желязковы жили на девятом этаже, но лифт все еще не работал. Это обстоятельство ничуть не огорчило Ралчева. Он был готов подняться на сотый этаж, лишь бы хоть на полчаса отдалить неприятный разговор.
Наконец Ралчев добрался до нужной квартиры. Он порядочно устал, поэтому и решил две-три минуты постоять на площадке - перевести дух и набраться смелости. Потом нерешительно позвонил. Дверь открылась, и на пороге вырос русоволосый, хорошо одетый мужчина лет тридцати с приятным лицом. Однако в целом он мало чем отличался от стандартного типа современных людей - водолазка, бакенбарды, пиджак с разрезами, на лацкане которого темнела широкая траурная лента. Молодой человек выглядел расстроенным, смотрел недружелюбно.
- Что вам надо? - нетерпеливо спросил он.
- Вы - Андрей Желязков?
- Да, я.
- Мне надо поговорить с вами… И с вашей женой.
- Нам не до разговоров! - сердито бросил молодой человек и чуть не захлопнул дверь перед носом у старшего лейтенанта.
Пришлось Ралчеву назвать себя. Желязков сразу обмяк, извинился и пригласил войти.
Все, что случилось дальше, превзошло все самые плохие предчувствия Ралчева. На этот раз Роза даже не заплакала. И это было куда страшнее, куда неожиданнее. В конце концов она совладала с собой, ее взгляд стал осмысленным, с ней стало возможным разговаривать. И Ралчев постепенно подошел к тому, ради чего пришел. Он попросил Желязковых взять мальчика к себе, или, что было еще удобнее, переселиться к Радевым, где квартира лучше и мальчику в школу ходить совсем близко.
Роза с ужасом посмотрела на Ралчева.
- Поселиться там?.. Никогда! - воскликнула она.
Буквально за несколько минут она преобразилась.
Юная беспомощная женщина, почти девочка, жалобно плакавшая сегодня утром в кабинете Димова, вдруг стала холодной, сдержанной и решительной. Наверное, она походила теперь на свою мать. А, может быть, просто взяла себя наконец в руки. Это странное перевоплощение принесло Ралчеву настоящее облегчение.
- Мы возьмем Филиппа к нам! - сказал Желязков.
- Наверное, вам будет здесь тесновато.
- Ничего, он будет спать на кухне, - ответила Роза. - Он не раз спал там и чувствовал себя неплохо.
- Как вам будет удобнее, - согласился Ралчев. - Конечно, можно и так. В этом есть даже свои преимущества. Квартиру ваших родителей можно сдать, этих средств хватит на то, чтобы содержать мальчика…
- Не в этом дело, - ответил молодой мужчина. - Меня другое беспокоит: как мы ему скажем… Разве ему можно сказать такое?
- Придумайте что-нибудь. Скажите, например, что отец уехал за границу. Или что-нибудь в этом роде.
- Все равно узнает! - сказал Желязков. - Ребята во дворе расскажут.
- Да, верно!.. Ну что ж, тогда переведите его в какую-нибудь другую школу в вашем же районе. Живете вы далековато, и маловероятно, что он встретит здесь своих прежних приятелей.
- Да, да, конечно, - пробормотал Желязков и протянул руку, чтобы погладить Розу по волосам. Она резко отпрянула.
На этом миссия Ралчева закончилась. Выйдя на улицу, он постарался сразу же освободить свою память и душу от тяжести случившегося. Эта страница жизни казалась вырванной из его судьбы навсегда, и незачем было вспоминать о ней.
Прошло около недели. С головой погруженный в работу, он почти забыл о деле Радевых. Правда, иногда появлялась мысль заглянуть к следователю Якимову, но он сразу отгонял ее. Порой вспоминалось лицо Розы или Радева. И все доставляло только мучения. Куда легче было ему иметь дело с ворами и мошенниками. По крайней мере там не было драм, а он любил драмы только в кино.
И все же как-то утром он зашел к Якимову. Молодой элегантный человек встретил его приветливо. И он сразу же сообщил:
- Сегодня заканчиваем. Все подробности подтвердились. Главное, мы нашли нож. Да, да! Кухонный нож для резки мяса. И его нашли в шахте мусоропровода, как он и говорил.
- На нем обнаружили отпечатки пальцев?
- Убийца вымыл его. А вот следы крови убитой мы все равно обнаружили.
- Это хорошо, - кивнул Ралчев.
- Можешь успокоить своего шефа. Небольшие пятна крови найдены и на пиджаке Радева. Даже на манжете его рубашки. Очевидно, он на руках перенес убитую из прихожей в спальню. И экспертиза категорична - это кровь жертвы.
- Да, да, все это ясно, - пробормотал Ралчев.
- А что неясно? - удивленно спросил Якимов.
- Действительно ли Радев убил свою жену в припадке ревности. Или существует иная причина?
- Не может быть другой причины. У этого Генова, о котором идет речь в показаниях Радева, действительно была связь с убитой. Он сам в этом признался. Он часто встречался с ней, их многие видели вместе.
- Да, ты прав. Я не хочу вмешиваться в твои дела. Я хотел лишь напомнить о том, чем может поинтересоваться суд.
Ралчев встал.
- Желаю удачи, - сказал он. - Но я очень прошу тебя сообщить мне, когда начнется слушание дела. Мне хочется еще раз увидеть этого человека.
Он и сам не знал, зачем произнес последние слова. Но в то мгновение ему вдруг показалось, что дело Радева еще только начинается.
6
Для молодого Желязкова наступили трудные дни. Как у всякого мужчины, у него были свои безобидные привычки. Изредка посещал футбольные матчи, любил сыграть с близкими приятелями в бридж, выпить бокал-другой вина в ресторанчике "Видинская встреча". Теперь от всего этого пришлось отказаться. Сразу же после работы он садился на мопед и спешил домой. Кто знает, почему, но в эти дни он боялся оставлять Розу одну. Предчувствие, что с ней может что-то случиться, не покидало его ни на минуту. Она замкнулась, отдалилась от мужа, говорила мало, но всегда спокойно и рассудительно. Зато к Филиппу Роза была необыкновенно нежна и добра, но и в этой нежности не чувствовалось близости, словно жалела она не своего брата, а чужого человека.
Да и мальчик вел себя довольно странно. Он ни разу не спросил, где его отец. Может быть, его детская интуиция подсказывала правду. Может быть, ему уже успели что-то сообщить. Этого нельзя было понять. Но он больше не играл со своими сверстниками, а целыми днями читал книги, преимущественно для взрослых, из библиотеки сестры.
А сама Роза все так же добросовестно вела хозяйство, ходила на рынок, готовила, дважды в день тщательно подметала пол и вытирала пыль. Никогда раньше она так заботливо не убирала квартиру. Может, в этом искала забытья.
Однажды она сказала:
- Андрей, я хочу устроиться на работу.
Они уже не раз говорили об этом.
- В этом нет нужды, Роза, - мягко возразил ей муж. - Я хорошо зарабатываю.
Он и в самом деле приносил в дом немало, хотя был всего лишь зубным техником. Но в свободное время он подрабатывал, что значительно увеличивало их скромный семейный бюджет.
- Я хочу работать! - настойчиво повторила Роза. - Не могу больше сидеть дома. Я сойду с ума, если останусь дома хотя бы еще на один день!
- А кто же будет смотреть за Филиппом, - колеблясь, спросил Андрей.
- Он уже не ребенок! - серьезно ответила Роза. - И я его понимаю. Он никогда больше не будет ребенком. Теперь он уже сам может о себе позаботиться.
- Ну хорошо, - неохотно согласился Желязков.
Роза окончила курсы воспитательниц для детских садов и отнесла заявления в несколько мест сразу. Везде ее приняли очень любезно, сказали, что надо подождать месяц-два - и место непременно освободится. И Розе не лгали, поскольку лишь немногие женщины в состоянии долго задерживаться на этой тяжелой и невероятно нервной работе.
Роза стала ждать. Казалось, в ней жил только разум. Она словно обдумывала свою недолгую жизнь, перебирала ее день за днем, час за часом, пытаясь найти какой-то иной смысл не только своего, но и всякого человеческого существования вообще. Она как бы постигала истину, страшную и неизбежную одновременно.
Как-то они смотрели телевизор. Андрей увлекся кинокомедией, а то бы заметил, каким отчужденновраждебным было лицо Розы. И вот в одном месте Андрей не удержался и разразился задорным и искренним смехом. Роза молча посмотрела на него, встала и ушла в комнату. Андрей виновато поплелся следом. Когда он вошел к Розе, она ничком лежала на кровати и неудержимо плакала. Андрей молча сел рядом. Ему хотелось приласкать ее, провести рукой по волосам, но он не решался. Он лишь неуверенно положил руку на ее плечо. Его удивило, что она не вздрогнула, как это всегда случалось в последнее время, не отстранилась. Она продолжала все так же неудержимо плакать.
- Не надо, Роза, - тихо сказал он. - Очень тебя прошу…
Роза ничего не ответила.
- Так много времени прошло! Тебе нужно успокоиться.
Роза подняла голову.
- Не могу! Просто не могу поверить… произошла ошибка!
- Какая ошибка? - Андрей едва сдерживал раздражение. - Ты сама еще ребенок, совсем не разбираешься в людях. В каждом человеке живет зверь, только мы не подозреваем о его существовании.
- Неправда! - почти с отвращением воскликнула Роза. - Во мне зверь не живет! И в нем не живет. Может быть, в тебе…
- Роза!
- Как ты можешь смеяться, когда во мне все убито? Значит, у тебя совсем нет сердца!
Андрей уже не понимал, стоит ли возражать. Розе находилась в состоянии крайнего возбуждения, в котором, в конечном счете, именно он и был виноват.
- Роза, жизнь есть жизнь. Сколько времени прошло… Надо принимать вещи такими, как есть. Я все время стараюсь…
Роза выпрямилась.
- Да, знаю! - гневно произнесла она. - Но разве это по-человечески? Конечно, он - мой отец, а не твой. Но ты - мой муж! А совсем не думаешь о нем. Я чувствую, что тебе безразлично все это…
Андрей нахмурился.
- Ты хочешь, чтобы я продолжал любить и уважать его. Разве ты не понимаешь, что это он, он убил твою мать?
- Нет, не он!..
- Я читал обвинительный акт. Это не вызывает никакого сомнения.
- Тогда, значит, он был не в себе… Сошел с ума. А сумасшедшего судить нельзя. Нельзя приговаривать его к смерти.
- Это ему и не угрожает! - уверенно сказал Андрей.
- Откуда ты знаешь?
- Я говорил с несколькими адвокатами. У него есть крайне веские смягчающие вину обстоятельства. Вот увидишь, он даже в тюрьме долго не пробудет.
- Не знаю, Андрей, - беспомощно проговорило Роза. - Мне очень страшно. Он даже не хочет, чтобы мы наняли ему защитника.
- Об этом не беспокойся! В крайнем случае ему назначат официального защитника.
- Что значит "назначат"? Какого-нибудь такого, к которому никто никогда не обращается?
Роза, забыв обо всем, что не касалось ее отца, принялась нервно расхаживать по комнате.
- Я должна поговорить с ним! - решительно проговорила она. - Попрошу у прокурора разрешение на свидание.
Андрей недоуменно посмотрел на Розу.
- Да ты с ума сошла! Верь он и глаз на тебя не посмеет поднять. Это бесчеловечно.
- Зато я посмею.
- А о нем ты подумала?.. Нет, вряд ли он согласится встретиться с тобой. Как можно подвергать его такому ужасному испытанию? Неужели ты не понимаешь, что…
- Понимаю, - сухо отрезала Роза. - И все же я должна позаботиться о нем. Что бы он ни сделал…
Андрей молчал. Его лицо в это мгновение стало совсем темным.
- Я тебя не понимаю, - тихо произнес он. - Но мешать тебе не стану. Поступай как хочешь.
На этом их разговор закончился. И с этого вечера Роза словно воскресла, ее жизнь обрела новый смысл. Теперь в каждом ее движении чувствовалась энергия и решительность. Она переступила через самый страшный порог, она простила отца. Она понимала, что простила его искренне, как это ни было невероятно. Не так уж важно, насколько велика окажется ее помощь. И насколько действенна. Важно, что она нашла правильный путь - путь человечности. Так она думала или, по крайней мере, так чувствовала…
И вот однажды в душный послеобеденный час она, как во сне, вошла в тюрьму. Едва Роза вступила в один из ее тихих коридоров, как почувствовала, что попала совсем в другой мир. И люди здесь были другие. Их отделяла от настоящей жизни некая глухая стена, и стена эта была толще, плотнее и непроницаемее тюремных. Роза затаила дыхание. На первый взгляд все здесь выглядело обычным и будничным, но и непостижимым, странным и невероятным. У нее было такое чувство, будто она перенеслась в какой-то выдуманный мир. Воздух в комнате был неподвижным и мертвым, время словно остановилось. Легкая перегородка и небольшие стеклянные окошечки делали помещение похожим на почтовый зал. Она села на скамейку перед одним из окошек и услышала, как громко бьется у нее сердце.
И вот привели ее отца. Он выглядел исхудавшим, лицо приобрело землистый оттенок. Но, может быть, это лишь показалось ей. Отец держался замкнуто, непроницаемо, почти враждебно. Он сел по другую сторону перегородки, перед окошком. Милиционер остался стоять у него за спиной.
Несколько секунд отец и дочь смотрели друг на друга. Сердце дочери разрывалось от любви и боли. А во взгляде отца не было ничего - совсем ничего, кроме непроницаемой и мертвой преграды.
- Папа! - сдавленно произнесла Роза.
Радев открыл рот, чтобы ответить, но слова застряли у него в горле. Сделал еще одну попытку, и она услышала:
- Тебе не стоило приходить…
- Папа, я ни о чем не стану тебя расспрашивать… Ни о чем не стану говорить с тобой… Хочу только взять с тебя обещание…
- Какое? - ровно и без всякого интереса спросил Радев.
- Обещай, что ты возьмешь защитника.
Радев молчал, его взгляд оставался все таким же чужим.
- Зачем мне защитник?
- Как зачем?
- Ты хочешь, чтобы я защищался? - в его тоне чувствовалась горечь. - По-твоему, я имею право защищаться?
- Не в этом дело, папа. Важно, чтобы тебя поняли. Им нужно объяснить.
- Нет, Роза!
- Я очень тебя прошу… Я много думала, папа. Раз ты смог так поступить, значит, любой способен на это. Но не так уж важно, сделал ты это или нет. Можно судить одного человека, но нельзя осуждать всех людей. Порой люди сами себя не знают и не понимают.
Отец молчал. И все же впервые в его взгляде появилось едва заметное волнение.
- Ты права, - сказал он наконец. - Мы сами себя не знаем. Живем, как тени, в каком-то мутном мире. И начинаем по-настоящему понимать себя, лишь когда видим свои дела.
Роза беспомощно замолчала. Она совсем не так представляла себе встречу с отцом. Она ожидала увидеть слабого, разбитого, беспомощного человека, который нуждается в поддержке, но натолкнулась на непреодолимую преграду. Что она могла еще сделать? Ничего. Но сил встать и уйти у нее не было.
- Филипп догадался?
Роза вздрогнула, услышав в голосе отца что-то новое.
- Не знаю. Возможно… Нет, не думаю. Он ничего не говорит и ведет себя так, будто ничего не случилось.
- Значит, понял, - сказал Радев.
И машинально, как во сне, встал, не говоря ей больше ни слова, ничем не предупредив ее. Он поднимался так, как расходится по телу боль - медленно, неотвратимо.
- Папа…
Но отец повернулся к ней спиной и, так и не оглянувшись, пошел прочь.
Роза вышла из тюрьмы сама не своя. Улица обезлюдела, нестерпимая жара как бы придавила крыши низких зданий. И все же Роза чувствовала облегчение. Наверное, потому, что сделала благородный жест. Да, жест! Сейчас она смутно и со страхом догадывалась, что в ее поведении и в самом деле было некоторое позерство: невольная суета вокруг собственной моральной силы. Ей вдруг ужасно захотелось выпить родниковой воды из чистого стакана. И ничего другого.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Официальным защитником Стефана Радева назначили молодого, начинающего адвоката Георгия Стаменова. Друзья называли его Жоркой, что являлось сомнительной аттестацией для профессионального адвоката, в работе которого солидность и внушительность играют едва ли не главную роль.
Случилось так, что Роза впервые увидела защитника своего отца перед самым процессом. Иначе бы она непременно настояла на том, чтобы его заменили кем-нибудь другим, поскольку, в довершение ко всему, и внешность Георгия доверия не внушала. Ослепительно рыжий, с лиловыми веснушками, в черных неглаженых брюках и сандалиях на босу ногу. Он никогда не носил галстуков. Близкие знали его пристрастие к луку, шоколадным конфетам, бездомным собакам и… розовому ликеру.
С такой внешностью и привычками Жорка был уместнее в каком-нибудь питейном заведении, но не в адвокатской конторе. Однако он с отличием окончил юридический факультет, ему предложили остаться в университете для научной работы, но Жорка решил испытать себя на практике. Его душа пламенела, как и его волосы. Мальчиком он плакал на торжественных линейках и почти рыдал во время фильмов, где герои умирали за свободу, честь и достоинство. Его любимым спектаклем был "Дон Карлос", а "Сердце Данко" - путеводной звездой.