Однажды прокурор, ведущий дело Радевых, его друг, с которым они окончили один факультет, сказал ему:
- Зайди ко мне в кабинет, у меня для тебя кое-что есть.
На следующий день молодой адвокат как был в сандалиях на босу ногу, так и явился в кабинет прокурора. Гот укоризненно посмотрел на него, но от замечания воздержался.
- Посмотри-ка вот это! - сказал он и протянул ему пухлую папку. - Хочу предложить тебе официальную защиту.
Стаменов внимательно прочитал обвинительный акт. На его лице не появилось никаких признаков воодушевления.
- А почему подсудимый не хочет нанять адвоката? - спросил он.
- Просто не хочет, и все.
- Как же так?
- Похоже, он убит горем и его не интересует собственная судьба.
- А его близкие?
- И они не могут убедить его. В камере он все время молчит, ни на кого не смотрит. И даже слушать не желает о защитнике.
- Тогда я стану для него не помощником, а обузой.
- Да, но в благородном смысле слова.
- Я никогда себя никому не навязывал, - недовольно проговорил молодой адвокат. - И не желаю навязывать.
- Ты лучше посмотри дело, а потом уж поговорим.
- Что там смотреть? За что тут бороться? Убил, признался, раскаялся. А мне что делать? Рвать в суде на себе волосы и проливать вместо него горькие слезы?
- А ты невероятно тщеславен, - произнес прокурор, заботливо поправляя свой новый галстук. - Между тем, речь идет об исполнении служебного долга.
При слове "долг" поклонник Шиллера мигом сдался. Потом отправился в ближайшую закусочную и съел две порции заправленного луком острого супа из потрохов, выпил бутылку теплого лимонада и вернулся в суд.
Чем глубже он вчитывался в дело, тем больше недоумевал. Как мог такой тихий и скромный, порядочный человек совершить такое жестокое убийство? Как могла настоящая любовь перейти в такую ненависть? И почему он так упорно отказывается от защитника? Может быть, это просто хорошо обдуманный встречный ход: почему бы после самопризнания и не предстать перед судом без защитника? Ведь даже судьи милосерднее к беззащитным.
На следующий день Стаменов снова явился к прокурору. Ему очень хотелось отказаться от этого дела, но он не находил в себе смелости. Поэтому он лишь недовольно забубнил:
- Послушай, это дело яснее ясного. И обвиняемый, по-моему, и в самом деле не нуждается в защитнике.
- Но по закону он полагается.
- Ну и что? Я просто не понимаю, чем могу быть полезным.
- Конечно, ты не можешь оспаривать его вину. Но прекрасно сможешь подчеркнуть смягчающие вину обстоятельства. И дело не только в соблюдении судебной формальности. Мне, в сущности, жаль этого несчастного человека, и на твоем месте я бы охотно помог ему.
Молодой адвокат недовольно покачал головой.
- Это я понимаю… Этот человек и в самом деле невольно вызывает сочувствие. Но сочувствие - материя весьма деликатная. Может быть, даже самая загадочная и нелогичная. Уверен, что моя речь в суде произведет гораздо меньшее впечатление, чем его таинственное молчание. И его убитый вид…
- Да, ты прав, - согласился прокурор. - И все же ты сделаешь это лучше любого другого. К тому же без защитника все равно не обойтись.
- Ладно, спасибо за доверие, - проговорил Жора И неожиданно улыбнулся. - По правде сказать, этот человек заинтриговал меня. Будет интересно немного встряхнуть его. Возможно, это дело вовсе не такое простое.
- Значит, принимаешь?
- Да, но с одним условием. Я не хочу разговаривать с ним в общей приемной - исключительно один на один.
- Это еще зачем?
- А вот зачем! Я хочу предрасположить его к элементарному доверию. А в общей приемной, за этими окошками, он чувствует себя неприступным. И может просто повернуться ко мне спиной.
- Хорошо, - согласился прокурор.
Стаменов тщательно подготовился к первой встрече. Он надел новый костюм - тот самый, который отец купил к выпускному вечеру. Даже обул приличные ботинки. Особенно заботливо он пригладил непокорные огненные вихры. Директор тюрьмы лично проводил его в одну из пустующих в это время канцелярий и оставил в ней. Это была скучная комната со старой обстановкой - пузатый графин с застоявшейся теплой водой, чернильница с высохшими чернилами, ручки с перьями-уточками, пресс-папье, перфоратор… И, конечно, решетки на окнах, которые разрезали на неравные части серую тюремную стену. Вскоре милиционер привел Стефана Радева.
- Вы, должно быть, догадываетесь, - свободно и дружески начал адвокат, - что я ваш защитник…
- Догадался… И не раз уже объяснял, что он мне не нужен.
- Я ваш официальный защитник. Так полагается по закону. Я или другой - все равно… Но давайте сделаем свое дело как можно лучше.
Непосредственность адвоката и его энергичный тон, казалось, произвели на Радева впечатление. Только теперь он поднял голову и внимательно посмотрел на него. Наверное, внешний вид молодого человека подействовал на Радева успокоительно. Или он действительно смирился: с этим защитником или с другим - какая разница… Так по крайней мере показалось Стаменову. Но в данную минуту это совершенно не волновало его.
- Что вы от меня хотите? - мрачно поинтересовался Радев.
- Чтобы вы облегчили мою задачу. Я внимательно изучил дело… И сам понял некоторые вещи. Во всяком случае, я хорошо представил себе ваше состояние. Жена изменяла вам долгие годы. Это угнетало и унижало. Есть люди с открытым и буйным нравом. Они моментально взрываются, дают пощечины, угрожают или избивают соблазнителя. Но вы не из таких, вы слишком тихи, покорны и сдержанны. И слишком чувствительны. Вы все держите в себе, ничему не давая выхода. Вы - не Отелло, но… до известного предела.
Молодой адвокат удовлетворенно посмотрел на своего молчаливого подзащитного, который словно не слушал его.
- Так?
Радев ответил не сразу. Он вздохнул и после минутного размышления тихо произнес:
- Нет, не так.
- Как не так? - несколько озадаченно, даже с нотками раздражения спросил защитник.
- Совсем не так.
- А тогда как же? - с иронией произнес Стаменов.
- Вы слишком молоды, вряд ли поймете меня. И я искренне сожалею о судьбе вашей красивой речи. Впрочем, можете ее произносить. Но мне совсем ке хочется обманывать вас.
- В чем дело? - спросил несколько сбитый с толку адвокат.
- Все дело в том, что я смирился… Моя душа уже стоит на коленях.
- Что-то я не совсем вас понимаю. С чем вы смирились?
- Со своей судьбой. У нас не могло быть и речи об измене. Потому что она просто меня не любила. Никогда не любила, ни одной секунды. Она вышла замуж за меня из страха.
- Как из страха?
- И этого вам не понять. В наше время женщины нередко выходили замуж из страха остаться старыми девами.
- Как же она могла этого бояться? Извините, но, насколько я знаю, ваша жена была очень красивой женщиной. И образованной к тому же.
- Она и в самом деле была красавицей! - грустно произнес Радев. - Это было и ее несчастьем, и моим. Я прекрасно понимал, что я вовсе не тот, кого она ждала. И все же женился на ней. Возможно, вы назовете это подлостью. Один воспользовался затруднениями другого. Но дело в том, что я любил ее. Хотя для вас это слово не наполнено слишком глубоким содержанием.
- Напрасно вы так думаете, - возразил молодой адвокат.
- Ну, тогда вы меня поймете. Сначала мне и в самом деле не на что было жаловаться. Она была добродетельной супругой и прекрасной матерью. Пока не появился тот…
- Генов?
- Да, - ответил Радев, и впервые в его голосе Прозвучали ненависть и отвращение. - Наверное, это рано или поздно должно было случиться. Я знал, что не стою ее. Для меня каждый день был подарком… И я заранее смирился с неизбежным. И жил, получая милостыню, жил для сына.
- Тогда почему вы убили ее? - удивленно спросил Стаменов.
Радев молчал. В это мгновенье его лицо было совершенно бесстрастным и замкнутым. Он молчал долго, словно борясь с собой. А потом коротко и просто сказал:
- Я не убивал ее.
- Что, что? - опешил защитник.
- Я сказал, что не убивал свою жену.
- Вот тебе и на! Кто же тогда убил ее?
- Не знаю, - все так же просто ответил Радев.
- Вы что, разыгрываете меня? - почти сердито спросил Стаменов. - Вы же сами признались в том, что совершили это убийство. Почему? Вас вынудили?
- Нет, нет, - искренне воскликнул Радев. - Выбросьте это из головы.
- Тогда как же понимать вас?
- Меня трудно понять, - вздохнул Радев. - Лучше попытайтесь представить такую ситуацию. Представьте себе человека, потрясенного до глубины души. Человека, для которого жизнь утратила всякий смысл… Возможно, для вас это лишь слова… Но это не так. И сегодня многие люди умирают физически или морально, когда уходит из жизни самый близкий для них человек. Если вы представите себе это, то не станете задавать мне ненужных вопросов.
- Могу представить! В самом деле могу, - сказал Стаменов. - Но вы так неожиданно вылезли из своей могилы… В которую, к тому же, сами себя уложили.
- Опять ошибаетесь!
Его голос теперь был очень спокойным.
- Почему же?
- Потому что я не оправдываюсь. Мне и сейчас все равно, осудят меня или нет. Если бы я собирался оправдываться, я нанял бы десять опытных адвокатов. Я мало рассчитываю на ваши сомнительные и наивные услуги…
Молодой человек опешил - такой стремительной и внезапной была атака. И в то же время он понимал, что его подзащитный прав. В его возражениях была железная логика - Стаменов не мог не согласиться с этим.
- Тогда я жду объяснений, - сказал он.
- В сущности, все очень просто. У меня есть сын. И я не хочу, чтобы он вырос с мыслью, что его отец - обыкновенный убийца.
Некоторое время молодой адвокат чувствовал странную опустошенность. Не было ни одной мысли. Потом он пододвинул свой стул так близко к Радеву, что едва не уперся в колени своего подзащитного. Но ничего не изменилось. Радев оставался непроницаемым.
- Допустим, что все, сказанное вами, - истинная правда. Допустим, что мне и удастся каким-нибудь образом оспорить в суде ваше самопризнание. Но как быть с другими фактами? Они просто неопровержимы.
- Да, знаю…
- Если мы не оспорим их, то ничего не сможем изменить.
- Я ничего не смог бы оспорить, - чуть слышно произнес Радев.
- Это, конечно, не так! - возбужденно воскликнул Стаменов. - Раз вы не совершали убийства, значит, были в то время где-то в другом месте. И, возможно, не один. Не могли же вы повиснуть в пространстве. Вспомните, где вы были в тот день.
Радев медленно покачал головой.
- Ничего не могу вспомнить… Да и не хочу. Эта страница моей жизни перевернута навсегда.
- И вы ничем не хотите мне помочь?
- Не хочу.
- Хотя это в ваших интересах?
- У меня нет в этой жизни никаких интересов. Меня ничто не прельщает в пустынной череде дней.
- Вы неискренни, - хмуро заметил адвокат. - Да и не правда это. У вас, как и у всех людей, были радости.
- Возможно… Да, наверное, вы правы. Но я забыл о них. Знаю только, что мне не повезло в жизни.
Стаменов снова поднялся. Стоит ли и дальше биться головой об эту непроницаемую стену? Наверное, нет. И не разумнее ли послать все к черту - и этого упрямца, и его жалкие измышления? И он нервно прошелся по комнате. Посмотрев на подзащитного, Стаменов устыдился: каким бы ни был этот человек, его нельзя оставлять. В конце концов, он - человек.
- Хорошо, - сказал Стаменов, - сегодня мы ни о чем больше говорить не будем. Только попытайтесь вспомнить, что вы делали в тот проклятый день. Я приду к вам послезавтра.
Радев ничего не ответил. Он уже словно отсутствовал и в этой комнате, и в этом мире. Молодой человек стиснул зубы и выбежал.
Оказавшись на улице, Стаменов долго не мог прийти в себя. Наверное, надо было с кем-нибудь поговорить, поспорить. Возможно, посторонний спокойный взгляд пролил бы некоторый свет на эту запутанную историю. Именно о таком случае он мечтал еще студентом. И вот она - счастливая возможность звездного часа. Почему же теперь ему панически хочется бежать, бежать от всего?
Стаменов несколько пришел в себя, лишь когда подъехал автобус. Он терпеливо выждал, пока села какая-то старушка, потом и сам втиснулся в металлическую коробку, неприятно пропахшую потом. Это был автобус как автобус: он неожиданно останавливался, внезапно трогался, пассажиры равнодушно раскачивались из стороны в сторону, не протестуя и не сердясь. Жизнь как жизнь. И, как ни странно, выйдя из этого автобуса, Стаменов почувствовал себя ободренным. В конце концов, нет на свете такого положения, из которого нельзя было бы найти выход.
Нужно немедленно поговорить с Илиевым. Некоторые молодые юристы с присущей юным беспощадностью считали Илиева безнадежно дряхлым стариком. Их удивляла привязанность Стаменова к этому невероятному цинику. Возможно, он и впрямь был таким, но Стаменов любил его. Он с удовольствием слушал его вечные рассказы о судебных делах прошлого. И страницы книги человеческих судеб раскрывались перед молодым адвокатом. Нет, Илиев, конечно, не циник. У него было изболевшееся доброе сердце, все еще полное любви, а этого достаточно, чтобы человек загрустил и вслух опровергал прописные истины.
Стаменов еще на грязной лестнице Дома торговли почувствовал запах кофе. Адвокат Илиев пил его так много, что все свободное время только то и делал, что крутил старую металлическую мельницу.
У адвоката сидела клиентка. Она была такой откормленной и смиренно-печальной, что Стаменов сразу понял - речь идет о разводе. Скорее всего ее муж попал в тюрьму за злоупотребления. Илиев бегло взглянул на него, но состояние коллеги понял сразу.
- Я тебе нужен?
- Если…
- Подожди меня внизу, - прервал Старик. - Я буду через десять минут.
"Внизу" - означало в небольшой пивной. Да, они не чурались ни лестницы вверх, ни подвала. Всегда садились за столик возле четырехугольной колонны, рассчитанный на двух человек. К Стаменову сейчас же подошел официант - такая яркая шевелюра пылает и в полумраке. Молодой человек решил, что стоит сразу же заказать что-нибудь и для Илиева.
- Рюмку ракии, - сказал он. - С солеными огурчиками. А для меня - розовый…
- Ликера нет.
- Совсем нет?
- Совсем. Вчера какой-то забулдыга купил последнюю бутылку.
Увы, в этом городе он был не единственным человеком, обладающим изысканным вкусом.
- Тогда и мне рюмку ракии, - неуверенно произнес он.
Когда Старик пришел, ракия была уже подана.
- Из тебя получится человек, - одобрительно сказал он. - Давай, рассказывай.
Стаменов добросовестно рассказал ему обо всем, что пережил в эти душные послеобеденные часы. И вдруг ему показалось, что Старик слушает его рассеянно. Он обиделся и замолчал. Илиев подцепил последний кусок огурца, потом уверенно заявил:
- Не верю я ни в безвинных ангелов, ни в раскаявшихся грешников. Самоубийство через признание… Как бы не так!
Стаменову показалось, что Старик рассуждает слишком примитивно.
- Я могу себе представить человека в подобном душевном состоянии, - произнес он наконец.
- А я вот не могу. И не знаю такого случая в судебной практике. Я бы понял, если бы в этом был какой-то смысл. Скажем, искупить таким образом свою вину… А в данном случае он сам является потерпевшим.
И Старик снова принялся жевать огурец. Стаменов почувствовал себя обескураженным. Возможно, он и в самом деле рассуждал несколько примитивно, но в конце концов в жизни все складывается гораздо проще, чем это кажется человеку с развитым воображением.
- И вообще дело не в самопризнании, - продолжил Илиев, - Для суде этот факт не имеет особого значения. Самопризнание не является доказательством. Но остальные улики и факты - против Радева, они неоспоримы. И я вообще не советую их оспаривать. Ни их, ни его вину. Так ты только лишишься отправных точек своей защиты и объективно навредишь ему.
- Да, это я понимаю! - вздохнул молодой адвокат.
- Ты располагаешь сильными козырями. Налицо смягчающие вину обстоятельства. Во-первых, его самопризнание, во-вторых, его искреннее раскаяние. А если отбросить это, что же останется?
- Ну, кое-что все-таки останется, - ответил Стаменов. - Убийство явно не преднамеренное. Он совершил его в состоянии крайнего возбуждения.
- Откуда ты это знаешь?
Стаменов сразу понял суть вопроса. И несколько смутился.
- Из самопризнания? - продолжал Старик. - Ведь никаких других объективных доказательств у тебя нет.
- У нее был любовник. Это доказано.
- Что из того, что у нее был любовник? Он существовал много лет. Человек или реагирует на такие вещи сразу, или примиряется. Он отреагировал, согласись, поздновато, да еще таким крайним способом.
- Ты не прав! - возразил Стаменов. - Гнев и ярость могут накапливаться постепенно.
- Маловероятная гипотеза. И всего лишь гипотеза. А что собираешься сделать ты? Отбросить самопризнание, когда тебе это не выгодно, и вспомнить о нем, когда выгодно. Если отбросить самопризнание, отпадет все. Как ты докажешь, что убийство совершено в состоянии возбуждения? И притом из ревности? Ты не располагаешь никакими доказательствами.
Стаменова эти аргументы поколебали.
- И вообще, постарайся убедить Радева отказаться от его глупой позиции. Он явно делает все для того, чтобы обелить себя в глазах сына. Но это может обойтись ему слишком дорого.
- Не знаю, - неохотно произнес Стаменов. - Наверное, ты прав. И все же есть в нем что-то искреннее… В этом убийце, я хочу сказать. А если он не убийца? Я уже не уверен, что это так.
- Ну и что? - Старик засмеялся. - Твое дело помочь ему самым действенным способом. Этого он от тебя и хочет. Особенно, если он безвинен.
- А истина?
- Какая истина?
- Самая обыкновенная, которой мы поклялись служить?
- Я клялся слишком давно, - шутливо произнес Старик. - Я признаю лишь полезную истину. А в бесполезные не верю.
Он замолчал. Молодой адвокат совсем расстроился.
- Я не могу так рассуждать, это противоречит моей природе.
Теперь вздохнул Старик.
- Ты еще слишком молод, мой мальчик. Это хорошо, но для адвоката - опасно. Я имею в виду твою чувствительность. Хирургам и адвокатам не положено быть ни чувствительными, ни милосердными. Знаешь, сколько горьких и страшных вещей ждет тебя в этом мире! И если ты станешь принимать так близко к сердцу все, то получишь в конечном счете инфаркт.
- Ты же не получил, - сказал Стаменов. - Или ты так зачерствел? Мне в это что-то не верится.
Глаза Старика погрустнели.
- С тобою невозможно спорить! - все так же шутливо произнес он. - Я сказал тебе то, что считал разумным. Хочешь успокоить свою совесть? Хорошо, побегай немного. И я в свое время бегал. Проверь еще раз факты. Может, и докопаешься до чего.
Мимо прошел официант.
- Давай еще по одной, а? - предложил Старик. - По маленькой…
У молодого человека на вечер было назначено свидание. Но ему не хотелось уходить из пивной, он все еще нуждался в опоре. Ничего, девушка может немного и подождать.
- Ладно, - согласился он.