За всё надо платить - Маринина Александра Борисовна 21 стр.


- Никто, - уверенно подтвердила она. - Но наши пациенты, знаешь ли, народ капризный, они не любят, когда их беспокоят, поэтому существует расписание, которое никогда не нарушается. В девять утра приходит медсестра, приносит утренние лекарства и завтрак. В три часа - дневные лекарства и обед, в восемь - ужин. Перед ужином, с семи до восьми, по палатам ходит врач и беседует с каждым пациентом. У нас обходы вечерние, а не утренние. Так повелось с самого начала. Вот и все. Больше к тебе в палату никто входить не будет. Три раза придет сестра и один раз - врач. Все остальные визиты - только по твоему вызову. В каждой палате есть кнопка вызова медсестры и отдельная кнопка для врача. Можно, например, позвонить медсестре и попросить чаю или кофе, или что-нибудь перекусить, если голоден и если диетой не запрещено. Одним словом, у нас, конечно, хорошо, но и дорого. Так что не знаю даже, Юра, имеет ли смысл…

- Господи, да, конечно же, имеет! - горячо перебил ее Оборин. - Тут и думать нечего. Деньги я найду, хотя бы недельки на две, ты не сомневайся. Что мне нужно сделать? Направление какое-нибудь взять? Анализы?

- Ничего не нужно, Юра. Я запишу тебя на консультацию к заведующему отделением, ты придешь и скажешь ему, что хотел бы полежать две-три недели в нашем отделении. Тебе нужно заканчивать диссертацию, а у тебя работа не идет. Слабость там, вялость, голова болит, бессонница, сосредоточиться не можешь. В общем, эту часть ты сам придумай, можешь говорить все, что хочешь, диагноз значения не имеет, потому что у нас, как я уже сказала, ни от чего не лечат, у нас скорее в чувство приводят, дают человеку отоспаться, привнести нервы в порядок, набраться сил. Понимаешь? Скажешь Александру Иннокентьевичу, что тебе нужно срочно дописывать диссертацию, время поджимает, а голова не варит. Этого будет достаточно, чтобы он тебя положил к нам. А дальше все просто. Возьмешь свои бумаги, придешь к нам, будешь целыми днями работать над диссертацией, а я буду к тебе приходить каждую свободную минутку.

- Здорово! - обрадовался Оборин. - А пока я буду там у вас лежать, глядишь, что-нибудь и придумаем насчет наших будущих встреч.

- Твоему оптимизму можно позавидовать, - усмехнулась в трубку Ольга. - Так записывать тебя на консультацию или еще подумаешь?

- Чего тут думать, - отмахнулся он. - Записывай, конечно.

- Когда тебе удобно?

- Да хоть сейчас.

- Размечтался… Ладно, по блату сделаю тебе на завтра, на десять тридцать. Записывай адрес.

Она подробно объяснила ему, где находится больница и как найти кабинет, в котором Александр Иннокентьевич Бороданков принимает для консультаций. Все, подумала она, попался. Никуда теперь не денется. В те четыре дня она так выложилась и в постели, и вне ее, что два дня без встреч с Ольгой показались Оборину мучительными и горько-безрадостными. Уж что-что, а превращать жизнь мужчины в сверкающий радостный праздник Ольга Решина умела как никто.

За четыре дня ей не удалось выяснить, знает ли он, где Тамара. Он ни разу не упомянул ее, на какие бы темы Ольга ни затевала разговор - о старых ли друзьях, об ошибках юности, о первой студенческой влюбленности, о легкомыслии, из-за которого можно запросто вляпаться в какой-нибудь криминал. Даже об автомобилях, которые не следует заводить, если не можешь обеспечить их сохранность. Один раз она, уже полностью отчаявшись, очень осторожно завела разговор о переводчиках. Но Юрий молчал, словно никогда и не знал такую переводчицу Тамару Коченову, с которой из-за ее легкомыслия случилась беда и с которой его связывал давний юношеско-студенческий роман. Но он не мог ее не знать. Ведь он забрал ее машину и поставил в свой гараж.

Если бы Ольге удалось точно установить, что Оборин не знает ровным счетом ничего, что Тамара прожила у него три-четыре дня, ничего не объясняя или сославшись на ссору с любовником, и уехала в неизвестном направлении, она бы оставила его в покое. Просто перестала бы звонить и исчезла бы из его жизни. Или сослалась бы на грозного мужа. Или спровоцировала бы ссору. Да не проблема это, не в том суть. Но беда в том, что точно ничего выяснить не удалось. Оборин молчал о Тамаре, и, было совершенно непонятно, рассказала она ему о событиях в Австрии и о том, куда уезжает, или нет. Поэтому с Обориным вопрос нужно было решать кардинально.

Во-первых, необходимо было все-таки выяснить, что именно ему рассказала Тамара, и если она все-таки что-то рассказала, то узнать, не пересказывал ли это Оборин кому-нибудь еще. Одним словом, следовало установить, как далеко разошлась информация о тройном убийстве на шоссе, ведущем в Визельбург. Во-вторых, Оборину следовало помочь замолчать навсегда.

Положил в папку целую пачку миллиметровой бумаги, на которой так удобно чертить графики и диаграммы и составлять таблицы. Достал из книжного шкафа толстенный темно-зеленый "Справочник по математике для научных работников и инженеров". Оглядел внушительную стопку, которая возвышалась на столе. Кажется, с бумагами все.

Он достал из шкафа легкую, но очень вместительную дорожную сумку и принялся паковать свой багаж - книги, бумаги, блокноты, папки, белье, туалетные принадлежности, множество мелочей, к которым он привык и без которых не желал обходиться, вплоть до крошечного стеклянного мышонка с длинным завитым спиралью хвостиком. Юра привык, что-то обдумывая, крутить в пальцах его округлую фигурку или посасывать кончик тоненького хвостика. Несколько лет назад он купил этого мышонка на вернисаже в Измайлове. Вообще-то он приехал туда за подарками к 8 Марта для всех своих знакомых женщин, увидел лоток со стеклянными фигурками и просто не мог не купить очаровательного мышонка. Влюбился в него с первого взгляда.

Следом за мышонком в сумку была отправлена маленькая серебряная ложечка, которую Оборин привез с Кипра. Ручка у нее была сделана в форме острова. К ложечке будущее светило юриспруденции тоже питало нежные чувства, ибо она напоминала ему о неделе безоблачного отдыха в компании с девушкой, в которую он тогда был сильно влюблен и которая оставила в его душе самые приятные воспоминания. Ложечку он брал с собой во все поездки, как в отпуск, так и в командировки.

Наконец в последнюю очередь Оборин подумал о том, что надо бы взять с собой что-нибудь почитать. Он быстро оглядел комнату в поисках купленных, но непрочитанных книг и, несколько секунд поколебавшись, положил в сумку "Камеру" Джона Гришэма и его же "Клиента". "Клиента" он, правда, уже читал раза три, но с удовольствием перечитает. Правовые перипетии, описанные в романе, довольно успешно будили в Оборине научную правовую мысль, он это замечал неоднократно.

Что ж, теперь он полностью готов к тому, чтобы провести две недели в отделении, которым командует Александр Иннокентьевич и в котором работает такая желанная Оля. Оборин ожидал от предстоящих двух недель сплошного удовольствия. Сосредоточенная спокойная работа над диссертацией без суеты и без хлопот, ежедневные встречи с Ольгой, отсутствие необходимости готовить еду и мыть посуду - о чем еще может мечтать обыкновенный не очень удачливый аспирант? Беседа с Александром Иннокентьевичем прошла в точности так, как предсказывала Ольга. Оборин жаловался на непонятное недомогание, которое мешает закончить диссертацию, наотрез отказывался ложиться на обследование, ссылался на переутомление и необходимость дописать диссертацию в кратчайшие сроки. Александр Иннокентьевич честно предупреждал, что причину недомогания в его отделении установить не смогут и тем более не смогут ее вылечить, но, если речь идет о необходимости закончить творческую работу, невзирая на плохое самочувствие и в достаточно сжатые сроки, то, пожалуйста, он готов положить Юрия к себе в отделение и создать ему максимально благоприятные условия для интеллектуального труда. У него, у Александра Иннокентьевича, разработана собственная оригинальная методика психотерапевтического стимулирования творчества и интеллектуального труда, которая дает очень хорошие результаты. Положить Юрия Анатольевича Оборина в клинику можно в любой момент.

- Сейчас есть свободные места, знаете, начало осени, люди только-только отгуляли отпуска, полны сил и бодрости, устать еще не успели. Вот в разгар весны в отделение будет огромная очередь, зимний витаминный голод очень сказывается на творческих способностях. Да-да, не смейтесь, я и сам не верил, пока не занялся проблемой вплотную, - говорил врач, добродушно улыбаясь Оборину.

Договорились, что Юрий приведет в порядок неотложные дела и прямо завтра же придет в клинику.

- Вы нас не найдете, - предупредил Александр Иннокентьевич. - Вы же понимаете, наше отделение создавалось как элитное, туда нельзя попасть случайно, по ошибке или по злому умыслу. Поэтому вы приходите сюда же, в основной корпус, и от вахтера звоните мне, я пришлю кого-нибудь вас встретить.

- Какой номер? - спросил Оборин, приготовившись записывать.

- Вахтер знает, - махнул рукой врач. - У него под стеклом список внутренних телефонов лежит. Не забивайте себе голову, он все равно не даст вам самому номер набирать. Спросит, к кому вы, и позвонит, узнает, ждут ли такого. Он еще с тех времен работает, когда здесь простые смертные не лечились, даже порог не переступали. Только государственная элита. А дед наш, вахтер-то, естественно, в те времена в КГБ служил, прапорщиком был, а может, даже и сержантом. Так что выучка у него - будь здоров. Мышь не проскочит.

И вот теперь, собравшись и упругим шагом двигаясь в сторону метро, Юрий Оборин думал о том, что понял наконец, что такое "чувство глубокого удовлетворения". Это был один из тех нечастых моментов, когда ему казалось, что все в его жизни хорошо. Ну просто лучше некуда.

* * *

Прорисовка образа Ольги Решиной шла медленнее, чем Насте хотелось бы. У нее была удивительно спокойная, даже какая-то бесцветная биография. Школьница, студентка мединститута, врач-интерн, врач-ординатор, кандидат наук, доцент кафедры психиатрии. Замужем не очень давно, муж тоже врач и тоже психиатр, детей нет. В настоящее время работает в коммерческом отделении одной из престижных клиник. Такие отделения называют санаторными или кризисными. Ни в чем криминальном не замечена.

Как строить беседу с такой женщиной, Настя понимала плохо. Конечно, если она ничего не знает о Тамаре, то стратегия значения не имеет. Но, если Решина что-то знает и хочет это скрыть, нужно иметь в руках хоть какое-нибудь оружие, чтобы не сдаваться без боя. Где взять такое оружие, было совершенно непонятно, в этой Решиной уцепиться, казалось, было не за что.

Настя набралась терпения и решила выждать еще денек-другой. Она вообще не была сторонницей поспешных действий, может быть, оттого, что сама соображала медленно. Пороть горячку, говорила она, имеет смысл в первые сутки после совершения преступления, пока преступник сам еще находится во взвинченном состоянии и может сделать явную глупость, на которой его и выловят. По прошествии суток торопливость можно отставить, ибо преступник уже успокоился, понял, что его не поймали и ничего страшного не произошло. И он сам, и милиционеры, как говорится, переспали ночь с бедой, а утром все видится совсем в другом свете.

За эти два Дня, которые Настя Каменская отвела себе для окончательного составления представления об Ольге Решиной, поступила только одна новая информация: Ольга встречалась с неким Михаилом Владимировичем Шориновым. Гордеев немедленно дал команду установить, кто это такой и какое отношение имеет к Решиной. К вечеру он позвонил Насте домой.

- Шоринов - ее бывший любовник, - сообщил Виктор Алексеевич. - Ударился в коммерцию, купил конверсионный завод, выпускает всякий хозяйственный ширпотреб, но очень качественный, а цены - раза в три ниже, чем у импортных аналогов. В основном бытовая химия, товары из пластмассы и пластика, но качество, как мне сказали, чрезвычайно высокое. Видно, когда завод еще принадлежал оборонке, там была мощная химическая лаборатория.

- А почему вы уверены, что любовник бывший, а не действующий? - спросила она.

- А потому, моя дорогая, что они встречались на квартире у нынешней любовницы Шоринова и в ее присутствии. Или как у вас сейчас принято? Чай вдвоем, а секс втроем?

- Ну что ж, - вздохнула Настя, - лучше что-то, чем совсем ничего. Подумаю, что можно из этой информации выкроить, и завтра с утра поеду встречаться с Решиной. Ребята сказали, что сегодня она работает в ночную смену, значит, в десять утра сменится, вот по дороге из клиники домой я ее и перехвачу.

Рабочий день полковник Гордеев начал в половине восьмого утра, и к девяти часам переделал массу нужных, хотя и бесполезных дел, изо дня в день откладываемых и почему-то имеющих обыкновение не рассасываться, а, наоборот, накапливаться. Дела были бумажными и неинтересными, но делать их, как это ни прискорбно, все равно нужно было.

Ровно в две минуты десятого на его столе зазвонил телефон.

- Я могу говорить? - услышал он в трубке знакомый голос.

- Можешь. Что у тебя?

- Дополнительная информация по Шоринову.

- Говори, я слушаю.

Виктор Алексеевич слушал несколько секунд, потом вмиг побагровел, швырнул трубку на рычаг и тут же сорвал другую, с аппарата внутренней связи.

- Коротков? Немедленно найди Анастасию, немедленно! Ты понял? Она хотела сегодня с утра встречаться с Решиной, собиралась перехватить ее по дороге из клиники домой. Она не должна даже близко к ней подходить! - кричал Гордеев. - Даже на километр! Перехвати ее. Любой ценой перехвати.

Коротков кубарем скатился по лестнице, выскочил на улицу и подбежал к своей старенькой, постоянно глохнущей машине. Клиника, где работала Ольга Решина, находилась очень далеко от Петровки, на краю Москвы, и если до семи утра на исправной машине этот маршрут можно было бы проделать минут за двадцать, то в десятом часу утра при капризничающем движке можно было смело "закладываться" на час. Но час Короткова никак устроить не мог, ему нужно было успеть к клинике до того, как оттуда выйдет Ольга. И не просто успеть, а найти поблизости Аську и увезти ее оттуда. Он ехал, нахально объезжая заторы и пробки то по тротуару, то по полосе встречного движения, обливаясь потом от ужаса, каждую секунду ожидая лобового столкновения и слыша доносящиеся из других машин выразительные пожелания долгой счастливой жизни, а также крайне лестные оценки его умственных способностей и знания правил дорожного движения. Это был, наверное, один из самых кошмарных часов в его жизни, но он успел. Когда он выехал на улицу, на которой находилась клиника, было без десяти десять. Теперь нужно было быстренько найти Анастасию. Где же ее искать?

Коротков вышел из машины и углубился в парк, окружающий клинику. Территория оказалась на удивление большой и ухоженной, с прямыми аллеями, обсаженными деревьями. Аллеи были не очень-то многолюдны, но Анастасию он не увидел. Он боялся отходить слишком далеко, старался, чтобы выход из ворот был ему постоянно виден.

Стараясь не, слишком суетиться, чтобы не бросаться в глаза, он обошел аллеи вблизи выхода, досадуя на то, что не очень хорошо представляет себе внешность Решиной. Видел ее фотографии, но иногда этого бывает недостаточно. Разглядеть лицо издалека не всегда удается, а в чем Ольга должна быть одета, Коротков не знал. Лучше было бы найти Аську. Ну куда она запропастилась?

Решину он увидел внезапно всего в каких-нибудь трех-четырех метрах от себя. Коротков почему-то ожидал, что она выйдет из стеклянных дверей центрального корпуса, а она появилась откуда-то из глубины парка и подошла к выходу по аллее, перпендикулярной той, по которой разгуливал Юра. Где же Анастасия?

Коротков пристроился "в хвост" Ольге и дошел следом за ней до самого метро, когда впереди мелькнула Аськина ярко-голубая куртка. Он метнулся вперед, расталкивая прохожих и бормоча извинения.

- Разворачивайся - и в метро, - тихо сказал он, обнимая Настю и изображая молодого человека, который опоздал на встречу со своей дамой.

Настя послушно повернулась, взяла его под руку, и они быстро пошли по подземному переходу. Однако вместо того, чтобы пройти турникеты и встать на эскалатор, Коротков вывел ее через переход на противоположную сторону улицы.

- Постой здесь, можешь покурить пока. Я сейчас подгоню машину.

Не дав ей возможности ответить, он почти побежал в сторону клиники. Настя огляделась, заметила поблизости киоск "Роспечать", купила какие-то газеты. Покупала она их без разбора, просто попросила у киоскера все, что есть за вчера и за сегодня. Она всегда так поступала, когда сильно сердилась или нервничала. Чтение газетных текстов, набранных мелкими буквами, требовало зрительного напряжения, и это помогало отвлечься и успокоиться.

Через несколько минут возле нее остановилась Юркина старенькая машина. Настя уселась впереди и яростно хлопнула дверцей.

- В чем дело? - сердито спросила она.

- Не знаю, - пожал плечами Коротков.

- Юра!

- Ну я, правда, не знаю. Колобок в десятом часу начал орать, чтобы я тебя срочно нашел, что тебе нельзя и близко подходить к Решиной.

- И ничего не объяснил?

- Ничего. Времени не было. Сейчас приедем - все узнаешь.

Весь путь до Петровки они молчали, Настя - сердито, уткнувшись в газеты, Коротков - устало.

Приехав на работу, они вместе поднялись по лестнице, прошли по длинному унылому казенному коридору и вошли в кабинет полковника Гордеева как раз в тот момент, когда он заканчивал утреннюю оперативку. Настино постоянное место было занято, на ее любимом стуле в углу сидел капитан из отдела по борьбе с кражами, и она поняла, что по недавнему убийству старого коллекционера подключили специалистов по сбыту ценностей. Она собралась было примоститься на единственном свободном стуле рядом с дверью, когда Виктор Алексеевич произнес:

- Все свободны. Каменская, останься. Лесников и Коротков, далеко не уходите, через полчаса будете нужны.

Оставшись в кабинете вдвоем с Настей, Колобок-Гордеев вышел из-за стола и пересел за длинный стол для совещаний, сделав ей знак рукой подойти поближе. Она села по другую сторону стола, напротив начальника.

- Ты не контактировала с Решиной? - спросил он.

- Не успела. Меня Коротков перехватил.

- Это хорошо. Видишь ли, деточка, я сегодня утром узнал одну неприятную вещь. У Михаила Владимировича Шоринова, приятеля и бывшего любовника Ольги Решиной, есть родная тетка, сестра его матери. И зовут эту тетку Вера Александровна. Фамилию назвать или сама догадаешься?

- Назовите, - спокойно попросила Настя, не ожидая ничего плохого.

- Фамилия этой Веры Александровны - Денисова.

- Нет!

Слово вырвалось раньше, чем она успела осознать смысл сказанного полковником.

- Да, деточка. А мужа Веры Александровны зовут Эдуардом Петровичем. Я понимаю, что тебе неприятно это слышать, но закрывать глаза на этот прискорбный факт мы не можем. И получается у нас не очень-то красиво. С одной стороны, Денисов посылает в Москву своего человека с каким-то заданием и просит тебя помочь ему. С другой стороны, он связан с той компанией, которая имеет отношение к пропавшей Тамаре Коченовой. Как ты можешь это объяснить?

Настя угрюмо молчала, уткнувшись глазами в полированную поверхность стола.

- У нас нет твердых доказательств, что Решина имеет отношение к бегству Коченовой, - сказала она глухо. - Решина - просто одна из московских знакомых Тамары, не более того.

Назад Дальше