- Это произошло в Атертоне?
- Да. В тот вечер я отвез Фебу из Сан-Франциско в Атер-тон. Сама она сесть за руль не решилась - ужасно нервничала.
- В котором это было часу?
- Около восьми вечера. В тот день она встретилась на пароходе с матерью и обещала вечером к ней приехать. Они давно не виделись. Феба сказала, что до нашей свадьбы она обязательно хочет с матерью помириться. Но ничего не вышло. Ничего не получилось...
Он умолк. Я ждал.
- В доме она пробыла минут двадцать, и я решил, что все идет хорошо. Потом она вышла с... в руках у нее была испачканная кровью кочерга. Она попросила меня эту кочергу уничтожить. Я спросил ее, что произошло. Тогда она повела меня в дом. Перед камином с окровавленной головой лежала ее мать. Феба сказала, что мы с ней должны во что бы то ни стало избавиться от трупа и скрыть всю историю. - В глазах у него стоял ужас. Он закрыл их и продолжал говорить, как слепой, с закрытыми глазами: - Я хотел спасти ее от наказания. Вы не должны ее наказывать. Она сама не знает, что делает.
- Я не наказываю, Бобби. Наказывают другие. Но я сделаю для нее все, что смогу. Обещаю тебе.
- Если я скажу вам, где она, вы не пойдете в полицию?
- Нет, но ее отцу мне об этом рассказать придется. И полиции рано или поздно - тоже.
- Почему?
- Потому что совершено преступление.
- Ее посадят?
- Это будет зависеть от ее состояния, а также от разряда преступления. Ведь убийство убийству рознь. Бывает непреднамеренное убийство, убийство с отягчающими обстоятельствами, убийство при самозащите. Кроме того, Фебу могут признать невменяемой.
- Так оно и есть. Этой ночью я сам убедился, в каком она плохом виде. Несла что-то невразумительное, смеялась, плакала.
- А что говорит доктор, Бобби?
- Мне он ничего толком не сказал, ведь он думал, что это я подбил ее убежать из клиники. А было все наоборот: уйдя из больницы, Феба сама позвонила мне из автомата и попросила приехать в этот мотель. - И он оглядел комнату с таким отвращением, словно в этих стенах ему предстояло провести всю оставшуюся жизнь. - Увидев эту дыру, я решил немедленно увезти ее отсюда, но она боялась, что ее выследят. Целую ночь я уговаривал ее вернуться, а сегодня доктор сам ее разыскал, и мы с ним увезли ее обратно.
- Ты еще не сказал мне, где эта больница находится.
- И не скажу.
И Бобби в который уже раз подозрительно посмотрел на меня. Как и многие подростки, даже самые примерные, в обществе взрослых он чувствовал себя очень неуютно.
- Не упрямься, Бобби. Мы теряем драгоценное время.
- Ерунда. Я бы, например, с удовольствием сейчас принял снотворное, чтобы проснуться через десять лет.
- А я бы с удовольствием принял такое снотворное, чтобы проснуться десять лет назад. Впрочем, может, и к лучшему, что это нереально, ведь тогда бы я по второму разу совершил все те же ошибки. Или почти все.
Как видно, я попал в точку.
- Я тоже совершал непоправимые ошибки, - признался Бобби.
- В твоем возрасте это простительно. Но сейчас самое время, по-моему, остановиться.
- А что с нами будет?
- Не будем загадывать. Сейчас многое зависит от тебя. Отвези меня к ней, Бобби.
- Ладно, - согласился наконец он, в последний раз оглядевшись по сторонам. - Давайте поскорей уедем отсюда.
Я запер свою машину и пересел в "форд". Перекрикивая шум мотора, Бобби сообщил мне, что больница отсюда недалеко и что возглавляет ее психиатр Шерилл из Пало-Альто, тот самый, у кого консультировалась Феба, когда еще училась в Стэнфордском колледже.
- Она легла в больницу по собственной инициативе?
- Наверно. С ней ведь никого не было.
- А как она попала сюда из Сакраменто?
- Я даже не знал, что Феба в Сакраменто. Она так мне и не рассказала, чем занималась последние два месяца.
- Когда она вернулась на Полуостров?
- Вчера утром. По словам доктора Шерилла, в больнице она была в восемь утра.
- А когда сбежала из больницы?
- Вчера же, во второй половине дня. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения - она в безопасности.
Бобби остановился на светофоре, свернул направо в сторону Бейшора, и я вспомнил, что недалеко отсюда еще совсем недавно Стэнли Квиллан, зажмурившись от удовольствия и застыв в кресле, слушал у себя в магазине эстрадную музыку.
- У Фебы был с собой пистолет?
- Господь с вами! У нее нет оружия.
- Ты в этом уверен?
- У нее вообще ничего с собой не было. Только то, что на себе. Да и это чужое.
- Откуда ты знаешь?
- Платье висело на ней, как на вешалке. За последнее время она очень потолстела, но платье все равно было ей велико.
Оно Фебе не шло, старило ее очень. В нем она была похожа на свою мать, когда...
Машина дернулась. В это время мы ехали по тихой тенистой улочке, названной в честь поэта Каупера. Бобби съехал на обочину и так резко затормозил, что я вынужден был оставить на ветровом стекле отпечатки пальцев.
- Ее мать лежала перед камином совершенно голая, - проговорил он срывающимся шепотом. - Толстая, белая... Мы завернули ее в одеяло и положили на заднее сиденье "фольксвагена". Мне пришлось согнуть ей ноги... - Он уронил голову на руль и стиснул его обеими руками с такой силой, что побелели суставы. - Вспомнить страшно...
- Зачем ты это сделал?
- Они сказали... Феба сказала, что иначе тело в машину не влезет. Нам ведь нужно было увезти труп. Не могла же она все это делать одна.
- А разве она была одна?
Он повернул склоненную на грудь голову в мою сторону:
- Нет, с ней был я.
- А еще кто?
- Больше никого. В доме мы были одни.
- Ты же сам сказал "они". Не могла же убитая посоветовать тебе согнуть ей ноги.
- Я просто оговорился.
- Так я тебе и поверил. Скажи лучше, кого еще ты пытаешься выгородить?
- Только не его.
- Значит, это был мужчина. Назови его.
На лице Бобби опять застыло упрямое выражение.
- Хочешь, я сам тебе его назову, - предложил я. - Уж не забрел ли в атертонский дом Бен Мерримен?
- Он не сказал, как его зовут.
Я порылся в кармане и достал изрядно помятую фотографию Бена Мерримена на блокноте.
- Этот?
- Да.
- Почему же ты раньше его не назвал?
- Вчера вечером Феба предупредила меня, чтобы я этого не делал.
- И даже не объяснила почему?
- Нет.
- И ты послушался невменяемую, даже не спросив ее, чем она руководствуется?
- Если честно, то мне и без всяких вопросов все было ясно, мистер Арчер. Я ведь во вчерашней газете видел фотографию этого человека. Его избили до смерти в том же самом доме. А теперь получится, что во всем виновата Феба.
Глава 25
Больница, вытянутое одноэтажное здание, похожее на большое ранчо, была окружена старыми массивными деревянными особняками и современными многоэтажными домами и находилась в глубине квартала за колючей проволокой, протянутой за живой изгородью. Дорожка вилась вокруг большой изумрудной лужайки с расставленными на ней шезлонгами и пестрыми зонтами от солнца. В одном из шезлонгов посреди лужайки одиноко сидела седая женщина и смотрела на небо с таким видом, словно видит его впервые в жизни.
С аллеи к входной двери плавно подымался пандус для инвалидных колясок. В дверях было проделано окошечко, а рядом, на стене, - кнопка звонка. Я вылез из машины, а Бобби остался сидеть за рулем.
- Тебе нехорошо?
- Нет, все в порядке, но лучше я здесь вас подожду. Не хочу показываться на глаза доктору Шериллу - я ему не нравлюсь.
- Нет, ты мне понадобишься.
Бобби нехотя вылез из машины и вслед за мной поднялся по пандусу. Я нажал на кнопку звонка, и вскоре из окошечка в дверях выглянула медицинская сестра в белой шапочке:
- Что вы хотите?
- Поговорить с доктором Шериллом.
- По поводу пациента?
- Да, Фебы Уичерли. Я представитель ее отца, меня зовут Арчер. А это, - добавил я, сам удивляясь собственным словам, - ее жених, мистер Донкастер.
Сестра приоткрыла дверь, и мы оказались в длинном темном коридоре с зелеными стенами, куда выходило больше десятка дверей. Из дальнего конца коридора по направлению к нам, еле подымая ноги, словно водолаз по морскому дну, шел молодой человек в халате. У входа мы простояли несколько минут, а он так к нам и не приблизился.
- Входите, джентльмены, - позвал нас, распахнув одну из дверей, мужчина в белом халате.
Он вежливо пропустил нас вперед и закрыл за нами дверь. На первый взгляд доктор Шерилл мне "не показался": длинные холеные усы, в темных карих глазах под толстыми стеклами - что-то женственное.
Маленький кабинет психиатра также оставлял желать лучшего: дубовый, совершенно пустой письменный стол с вращающимся стулом, кожаное кресло, кожаный диван - вот и вся мебель. Вся стена была завешена полками с книгами. Чего там только не было - от "Анатомии" Грея до подборки журналов "Психические болезни".
Бобби опустился было на диван, но боязливо вскочил и пристроился на ручке кресла; на диван же сел я, хотя, честно говоря, больше хотелось лечь.
Шерилл молча наблюдал из-под очков за нашими перемещениями.
- Слушаю вас, джентльмены.
Бобби обхватил руками колено и, подавшись вперед, спросил:
- Как Феба?
- Вы же расстались с ней всего два часа назад, молодой человек. Я уже говорил вам и могу повторить еще раз: девушке необходим полный покой на протяжении по крайней мере двух дней. Сегодня, мистер Донкастер, я вас к ней не пущу. - Говорил Шерилл спокойно, не повышая голоса, но очень твердо.
- Он приехал сюда со мной, - вступился за Бобби я. - Дело в том, что парень рассказал мне историю, которая может иметь самые серьезные последствия. Возможно, кое-что знаете уже и вы.
- Вы адвокат? - спросил меня Шерилл.
- Нет, частный сыщик. Гомер Уичерли, отец девушки, несколько дней назад нанял меня ее разыскать. До сегодняшнего разговора с Бобби я считал, что Фебы нет в живых, что ее убили, а теперь выясняется, что девушку следует отдать под суд.
- Отдать под суд, - эхом отозвался доктор. - А вы, стало быть, вершите правосудие, мистер Арчер?
- Нет, - ответил я, хотя в каком-то смысле я действительно вершил правосудие. - Я просто хочу, чтобы вы вникли в ситуацию.
- Спасибо, что объяснили.
- Я ничего еще вам не объяснил. На это потребовалось бы слишком много времени.
- Да, с временем у меня плоховато. Сейчас, например, я должен смотреть больного. Мы не могли бы поговорить попозже, если, разумеется, вы считаете, что это необходимо?
- Ждать мы не можем, - стоял на своем я. - Вы уже беседовали с Фебой?
- Толком нет. Собираюсь после обеда. Поймите, время у меня расписано по минутам. Я наметил наш с ней разговор на вчерашний вечер, но она сбежала. По счастью, сегодня она вернулась, причем по собственной воле.
- А в первый раз она обратилась к вам по своему желанию?
- Да, в прошлом году я смотрел Фебу дважды, а когда ей опять стало хуже, она явилась ко мне сама, поступив очень благоразумно. В этот раз, мне кажется, девушка в гораздо худшем состоянии, чем была год назад, однако то, что она пришла по собственной инициативе, - очень хороший знак. Сама, значит, понимает, что нуждается в помощи.
- А как она здесь оказалась?
- Вчера рано утром прилетела из Сакраменто, а из аэропорта в клинику доехала на такси.
- Почему же тогда во второй половине дня она сбежала?
- Трудно сказать. По всей видимости, Феба находилась в более тяжелой депрессии, чем я предполагал, и нуждалась поэтому в более тщательном надзоре. Я разрешил ей "свободный выход", и ее охватила паника. Надо было ее изолировать.
- В котором часу она сбежала?
- Примерно в это же время. Кстати о времени, мой пациент убьет меня, если я не приду вовремя. - Доктор Шерилл встал и взглянул на часы. - Сейчас десять минут шестого. Приходите в восемь, к этому времени я посмотрю Фебу, и мы сможем все обсудить.
- А где она сейчас?
- У себя в комнате, с дежурной сестрой. После вчерашней истории я рисковать боюсь. - И, метнув на Бобби испепеляющий взгляд, доктор добавил: - Я всю ночь ее разыскивал. Она ведь неординарная девушка.
Точно так же отзывался о своей племяннице и Тревор.
- Она серьезно больна? - спросил я.
Доктор развел руками:
- Вы от меня слишком многого хотите. На этот вопрос я пока ответить не могу. Думаю, впрочем, у нее просто депрессия. Она ведь на четвертом месяце беременности, к тому же не замужем, - отсюда и растерянность. Вдобавок в ее поведении много демонстративного.
- Что это значит?
- Это значит, что она не столько переживает свои страхи и фантазии, сколько их демонстрирует. - Терпение Шерилла оказалось не безграничным. - Впрочем, едва ли имеет смысл читать вам сейчас лекцию по психиатрии.
Я же терпением никогда не отличался.
- Когда будете беседовать с Фебой, стоило бы задать ей ряд конкретных...
- Боюсь, вы неправильно понимаете мои функции. Я не задаю вопросов, я жду ответов. А теперь прошу меня извинить.
Шерилл взялся за ручку двери.
- Спросите ее, она ли убила вчера Стэнли Квиллана, - крикнул я ему вслед. - Спросите ее, она ли позавчера вечером избила до смерти Бена Мерримена.
Шерилл повернулся. Лицо его потемнело.
- Вы это серьезно?
- Абсолютно серьезно. В ноябре Феба убила кочергой свою мать. Донкастер - свидетель.
Шерилл перевел взгляд на Бобби, и тот молча кивнул.
- А кто те люди, которых вы назвали?
- Пара проходимцев.
- Вы утверждаете, что она их убила?
- Я ничего не утверждаю, я прошу вас спросить об этом ее. Если не хотите спрашивать сами, давайте спрошу я. От ответов Фебы зависит слишком многое. Ситуация - серьезней некуда.
- Понимаю, - кивнул Шерилл. - Я сейчас же с ней поговорю. Подождите меня здесь.
И доктор, запахнув халат, быстрым шагом вышел из кабинета. Бобби сел в кресло и окинул меня таким взглядом, будто ему все надоело, а я - больше всех. Что ж, на этого двадцатилетнего парня действительно свалилось слишком много всего одновременно. В наше время к несчастьям надо начинать готовиться сызмальства.
- Ты скрыл от меня, что она беременна.
- Поэтому мы и собирались пожениться.
- Отец ребенка - ты?
- Я. Это произошло прошлым летом в Медсин-Стоуне.
- И это тоже? Ты, я вижу, сделал все, чтобы этот городок вошел в историю.
Бобби опустил голову, а я встал с дивана, подошел к окну и через щель в опущенных жалюзи выглянул на улицу. Из окна открывалась окруженная высоким забором с десятифутовым проволочным заграждением территория клиники. В одном углу с раскрытым над головой красным зонтиком застыла, словно манекен, женщина в пестром платье. Лицо у нее было так сильно напудрено, что казалось, ее только что окунули в бочонок с мукой. По лужайке из конца в конец, шаркая ногами и уронив на грудь голову, вышагивал мужчина средних лет.
- Вы правда думаете, что она убила Мерримена? - едва слышно проговорил Бобби.
- Ты сам же так решил.
- Просто я боялся... - Он осекся.
- Мальчики, которые боятся, не ведут себя так, как ты.
- Я не мальчик. - Бобби положил сжатые в кулак руки на подлокотники кресла и приосанился.
- Кем бы ты ни был, мальчиком или мужчиной, тебе здорово досталось.
- Плевать. Если Феба... пропадет, мне безразлично, что со мной будет. От жизни я вообще никогда ничего не ждал.
Я снова опустился на диван.
- И все-таки жизнь продолжается.
- Моя - нет.
- Ты не прав, что бы ни было, нельзя на себе ставить крест. У тебя же есть хорошие качества: смелость, преданность.
- "Смелость, преданность" - все это пустые, ничего не значащие слова.
- Ошибаешься. На собственном жизненном опыте я убедился, что это далеко не так. Вообще жизнь - хорошая школа. Правда, сколько в такой школе ни учись, кончить ее нельзя. Один экзамен следует за другим.
- А вот мои экзамены позади. Теперь меня посадят за решетку и до конца жизни не выпустят.
- Очень в этом сомневаюсь. Какие у тебя отношения с полицией?
- С полицией?! Никаких.
- Расскажи, как ты увлекся Фебой Уичерли.
- Я не увлекся, а влюбился.
- Прямо вот так, взял и влюбился?
- Да. С первого взгляда. Увидел ее на пляже и сказал себе: "Это она".
- А раньше влюблялся?
- Нет, Феба - моя первая и последняя любовь. Будь она хоть трижды убийца.
Кажется, он попал в точку. Да, в смелости ему не откажешь. Или в упрямстве - что, впрочем, почти одно и то же.
- Раз уж зашла речь об убийствах, расскажи мне про Мерримена. Откуда он взялся?
- Откуда взялся? - Бобби облизнул усы. - Вошел в дом, и все. Дверь-то осталась открытой, а у него как раз в тот день была назначена встреча с миссис Уичерли. Войдя, он, наверно, услышал, что в доме кто-то есть: Феба плакала, а я, как мог, ее утешал. Мерримен вошел в гостиную и поймал нас на месте преступления. Он пригрозил, что вызовет полицию, но Феба упросила его этого не делать, и он уступил. Сказал, что выручит нас, но лишь в том случае, если мы тоже пойдем ему навстречу.
- Что имелось в виду?
- Дело в том, что Мерримен занимался продажей дома миссис Уичерли - для этого он, собственно, и приходил. А теперь, с ее смертью, продажа дома делалась нереальной, и Мерримен ужасно разозлился.
- Это он предложил спрятать тело?
- Да, мы ведь сначала хотели похоронить ее в саду, за домом. Но Мерримен нас отговорил, сказав, что рано или поздно труп найдут. Тогда мне пришла в голову мысль сбросить тело в море, и Мерримен помог мне отнести его в машину.
- Говоришь, убитая была раздета?
- Да, мы завернули ее в одеяло. - По лицу его пробежала судорога.
- А куда же девалась ее одежда?
- Лежала на диване.
- Ее Феба раздела?
- Нет. Вряд ли. Сам не понимаю, как это получилось, мистер Арчер. Я ведь тут же уехал.
- Оставив Фебу наедине с Меррименом?
- Да, пришлось. - У парня на лбу выступил пот, он вытер его тыльной стороной ладони и подпер голову рукой. - Мерримен выгнал меня и сказал, чтобы я не вздумал возвращаться. И я подчинился - выхода ведь у меня не было. Больше всего я тогда боялся, как бы он не засадил Фебу за решетку, хотя теперь знаю: есть вещи похуже тюрьмы.
Бобби тяжело вздохнул. Как видно, он только-только начинал приходить в себя после всего, что с ним произошло за последние два месяца. На него было страшно смотреть. Я встал и опять подошел к окну. Женщина с зонтиком стояла как вкопанная абсолютно в том же положении. Вид у нее был такой, словно последний раз она пошевелила рукой в 1928 году. В желто-зеленое небо взвилась стайка дроздов. Гулявший по лужайке мужчина вскинул голову и погрозил птицам кулаком.