- Вроде нет, Мэтт, - ответил доктор. - А что это может означать?
- У Мотли исключительно сильные руки, и он часто пальцем надавливал на различные болевые точки у своих жертв.
Вольмут еще раз сказал, что не заметил ничего в этом роде, однако синяки, полученные перед самой смертью, зачастую не проявляются на трупе - уже через день изменение окраски заметить бывает просто невозможно.
- Да вы и сами можете взглянуть на нее, - предложил доктор. - Хотите?
Мне этого хотелось меньше всего, но чувство долга заставило меня последовать за ним в коридор. Мы вошли в комнату, в которой было холодно, как в холодильнике. Необычных запахов почти не ощущалось. Доктор подвел меня к столу, на котором под прозрачной пластиковой простыней лежало тело, и сдернул покрывало.
Это действительно была Конни. Не думал, что смог бы узнать ее после стольких лет даже живой - не то что мертвой, однако теперь сразу понял, что передо мной девушка, которую и видел всего несколько раз больше десятка лет назад. Внутри разрасталось неприятное чувство - не столько тошнота, сколько глубокое, едкое горе.
Мне хотелось посмотреть, есть ли на теле синяки, но я с трудом удерживался, чтобы не отвести глаза от обнаженного трупа; прикоснуться к нему казалось мне просто невозможным. Вольмут, однако, никаких комплексов не имел, да и какие могут быть комплексы при такой работе? Не церемонясь, он начал пальпировать край грудной клетки и неожиданно наткнулся на что-то.
- Вот здесь, - сказал он. - Видите?
Я ничего не увидел, и тогда он взял мою руку и приложил палец к ничем не приметному участку кожи. Тело было холодным и безжизненным. Теперь я понял, что именно привлекло его внимание - в этом месте плоть была более мягкой и податливой, однако цвет кожи ничем не отличался от соседних участков.
- Так вы говорите, и на бедрах тоже? Давайте посмотрим... Х-м-м-м... Да, и здесь что-то подобное. Даже не знаю, есть ли здесь какая-то болевая точка, я в этой области не силен. Но тем не менее травма есть и здесь. Хотите взглянуть?
Я отрицательно мотнул головой - это было явно выше моих сил. Оставаться в этой комнате я не мог более ни минуты. Гавличек, по всей видимости, чувствовал то же самое, и Вольмут повел нас обратно в кабинет.
- Я проверил на сперму и тела детей, - сказал он, когда мы вошли в кабинет.
- О Боже! - только и смог выдохнуть Гавличек.
- Нет-нет, я ничего не обнаружил!.. - поспешил добавить доктор. - Просто так, на всякий случай.
- Это не повредит.
- А вы видели колотые раны, а?
- Их было трудно не заметить.
- Да, - вздохнул он. - Все они были нанесены спереди - три удара между ребрами прямо в сердце. Причиной смерти могла стать любая.
- И что?
- Так что же он сделал? Изнасиловал, а затем перевернул лицом вверх и убил?
- Вполне возможно.
- Как вы нашли ее? Она лежала на спине?
Гавличек нахмурился, напряженно роясь в памяти.
- На спине, - сказал он. - Она соскользнула примерно на шаг от кровати. Удары были нанесены сквозь ночную рубашку, которая закрывала ее до колен. Возможно, эта сперма попала в организм за некоторое время до убийства.
- Сейчас это невозможно доказать.
- А возможно, и после убийства, - сказал я, и они молча повернулись ко мне. - Сами посудите. Она лежит на спине в кровати, убийца бросается и закалывает ее, затем переворачивает на живот, поднимает рубашку, чуть оттягивает жертву от кровати, чтобы удобнее было насиловать. Затем переворачивает вновь лицом вверх и опускает рубашку. При этом тело соскальзывает с кровати на го место, где вы его и обнаружили. Убийца отправляется в ванную, где моет руки и нож. Вот вам и объяснение того, почему отсутствуют признаки борьбы, - трудно сопротивляться, когда вы уже мертвы.
- Трудно, - согласился Вольмут. - Но такое поведение согласуется с тем, что вам известно об этом человеке? Вещественным доказательствам, судя по всему, оно не противоречит.
Я вспомнил, как Мотли говорил Элейн о том, что мертвые девочки ничуть не хуже живых, пока не остынут.
- Вполне согласуется, - сказал я.
- Значит, мы имеем дело с монстром.
- Конечно, - сказал Том Гавличек. - Не святой же Франциск Ассизский прикончил этих малышей.
Глава 6
- Итак, Джеймс Лео Мотли, - сказал Гавличек. - Расскажи-ка мне о нем.
- Ты же знаешь о его пристрастиях. Что еще тебя интересует?
- Сколько ему лет?
- Сорок или сорок один. Когда я арестовал его, ему было двадцать восемь.
- Есть фотография?
Я отрицательно покачал головой.
- Вероятно, я мог бы ее разыскать, но ведь это было двенадцать лет назад! - Я описал Гавличеку Мотли таким, каким его запомнил - примерный вес, сложение, черты лица, стрижку. - Но не могу поручиться, что он по-прежнему выглядит так же. Лицо вряд ли сильно изменилось, особенно если учесть его приметные черты, однако в тюрьме он мог потерять или, напротив, набрать вес, да к тому же наверняка сменил прическу. Может, вообще облысел. Немало времени прошло.
- В некоторых тюрьмах делают фотографии заключенных перед их освобождением.
- Не знаю, относится ли к ним "Денмор". Обязательно выясню.
- Где, говоришь, он содержался? В "Денморе"?
- Оттуда он вышел на свободу; начал он сидеть в "Аттике", но через пару лет его перевели.
- По-моему, это в "Аттике" бунтовали, верно? Хотя нет, это было еще до него. Годы летят все быстрее и быстрее, ты не находишь?
Мы обедали в итальянском ресторанчике, который Том порекомендовал мне прошлым вечером. Пища в нем была неплохая, однако обстановка напоминала декорации из фильма "Крестный отец". От предложенных официанткой вина и коктейлей Том отказался.
- Я не очень большой любитель выпивки, - признался он. - А ты давай, вперед.
Я ответил, что для меня еще слишком рано. Том извинился, что ему пришлось оставить меня, после того как мы вышли от доктора Вольмута.
- Похоже, теперь у тебя забот прибавится, - сказал он; я ответил, что у меня есть еще время почитать газеты и немного побродить по городу.
- Вот что я скажу тебе, - сказал Том. - Мы попали в Галерею Славы профессионального футбола в Кантоне сразу же, в семьдесят седьмом. Если ты хоть немного болельщик, такое просто нельзя пропустить.
Разговор переключился на футбол, и появление кофе и сдобных ватрушек не помешало плавному течению беседы. Массилон, объяснил мне Том, чем-то напоминал Канзас времен Гражданской войны - здесь все поделились на непримиримых поклонников "Браунов" и "Бенгалов". В этом году обе команды были в отличной форме, и если "Козары" сохранят хорошую форму, они наверняка смогут сделать "плейофф", и это вызовет в городе настоящие волнения. В суперкубке им еще не доводилось встречаться - команды выступали в разных подгруппах, но на этот раз у них был реальный шанс выбраться наверх, и что тогда?
- Мы у себя обсуждали сабвэй-серии этого года, - сказал я. - "Метсов" и "Янки", но "Метсы" вышли еще в повторной встрече; "Янки" превосходили их по всем статьям.
- Хотел бы я выкроить время, чтобы посмотреть бейсбол, - сказал он, - но просто не могу. Футбол и так отнимает у меня половину воскресенья, да еще по понедельникам удается иногда посмотреть ночные игры.
Кофе закончился, и мы вернулись к главной теме.
- Я вот почему заговорил о фото, - объяснил Том. - Ты не представил мне достаточно оснований для возобновления дела. Посмотрим еще, что мы получим из Кливленда. Если они смогут подтвердить, что сперма принадлежит кому-то иному, тогда все в порядке. Кроме этого, у нас есть только письма без обратного адреса, отправленные и полученные в Нью-Йорке, а это вряд ли подействует на моего начальника в Массилоне.
- Понимаю.
- Предположим, ты прав и все это - дело рук твоего парня. Убийство произошло уже больше недели назад. Он наверняка прибыл в город заблаговременно, за несколько дней - возможно, за неделю. Теоретически можно предположить, что преступление совершено в первый же день, но гораздо более вероятно, что некоторое время он изучал обстановку.
- Да, я тоже так думаю. Он тщательно планирует свои преступления, к тому же у него было двенадцать лет на подготовку.
- Город он покинул с напечатанной в четверг в вечерней газете статьей, так что оставался здесь как минимум до тех пор, пока в четверг после обеда эти газеты не появились в продаже. В нижнем городе есть киоск, куда они поступают уже в четыре часа, однако во всех других местах вечерние газеты начинают продаваться не раньше пяти-шести; значит, он еще долго был здесь - возможно, всю ночь. Какая дата на штемпеле?
- Суббота.
- Значит, он сделал вырезку из вышедшей в четверг вечером в Массилоне газеты и отправил письмо с ней из Нью-Йорка в субботу. А когда его доставили, в понедельник?
- Во вторник.
- Ну что же, неплохо. Иногда они идут неделю, не так ли? Я почему про штемпель спросил: если он отправил письма в пятницу, это почти наверняка означает, что в Нью-Йорк он летел самолетом. Хотя и не со стопроцентной вероятностью: возможно, он гнал машину десять часов кряду. Ты случайно не знаешь, есть ли у него машина?
- Не знаю даже, где он живет, - покачал головой я, - и что успел натворить с тех пор, как его освободили.
- Думаю, нам стоит поискать его имя в списках пассажиров. Как считаешь, он летел под своим именем?
- Вряд ли; скорее он купил билет за наличные и назвался вымышленным именем.
- Или заплатил украденной кредитной карточкой, и тогда нам тоже не удастся его отыскать. Вероятно, здесь он останавливался в каком-нибудь мотеле или отеле, но и там мы не найдем регистрационной книги, где был бы записан Джеймс Лео Мотли. Если бы у нас была фотография, кто-нибудь смог бы, возможно, его опознать.
- Посмотрю, что мне удастся сделать.
- Если он полетел самолетом, здесь для передвижения ему требовался автомобиль. Правда, из Кливленда он мог добраться на автобусе, но уже в самом Массилоне без автомобиля не обойтись; а чтобы арендовать его, нужно предъявить кредитную карточку и права.
- У него могли быть украденные.
- Верно; столько проверок, и нет никакой уверенности в том, что хоть одна принесет результат. Работы уйма!.. Если из института придет положительный ответ, тогда мы еще сможем сделать что-нибудь - в противном случае сразу предупреждаю, что наша помощь будет минимальной.
- Я это понимаю.
- Когда речь идет о деле, казавшемся совершенно ясным, да еще при вечной нехватке времени и сотрудников, не очень-то хочется спешить с его повторным открытием.
После этого Том точно объяснил мне, как пройти в Галерею Славы в Кантоне. Я выслушал его, но без особого внимания. Готов согласиться, что это незабываемое зрелище, но сейчас меня как-то не тянуло пялиться через стекло на старый свитер Бронко Нагурского и кожаный шлем Сида Лукмана. Кроме того, мне нужно было срочно возвратить "форд-темпо" в Кливленд, иначе клерки "Герца" могли засчитать мне еще один день.
Когда я рассчитался за машину, у меня еще оставалось в запасе немного времени. Рейс оказался переполненным, и перед посадкой у нас поинтересовались, кто из пассажиров согласился бы добровольно уступить свое место и полететь следующим рейсом, получив за это право на один бесплатный полет над континентальной частью Соединенных Штатов. Я хотел как можно скорее попасть домой; не все остальные пассажиры разделяли мое желание, так как добровольца долго искать не пришлось.
Пристегнув ремень, я раскрыл Марка Аврелия, но почти сразу же провалился в сон, зажав раскрытую книгу в руках, и проснулся уже в Ла Гардии.
Сидевшая на соседнем кресле женщина в толстых роговых очках указала на книгу и поинтересовалась, не пособие ли это по трансцендентальной медитации.
- Что-то в этом роде, - ответил я.
- Значит, оно и в самом деле помогает, - с завистью произнесла ока. - Вы явно путешествовали в пространстве.
* * *
До Манхэттена я добрался на автобусе и метро; час "пик" был в самом разгаре, так что это было быстрее такси, да еще и долларов на двадцать дешевле. Добравшись до отеля, я первым делом просмотрел почту и записки, но ничего интересного среди них не оказалось. Затем я поднялся наверх и принял душ, после чего позвонил Элейн и сообщил ей то, что мне удалось узнать. Немного поболтав с ней, я спустился вниз, слегка перекусил и направился в Собор Святого Павла на собрание.
Сегодняшним рассказчиком был постоянный член нашей группы, воздерживавшийся от алкоголя уже многие годы; вместо подробного рассказа о своем тяжелом прошлом он посвятил нас в то, как сложилась его жизнь потом. У него были конфликты на работе, а у одного из детей - серьезные неприятности из-за приема наркотиков и алкоголя. Он зациклился на этой теме, и в результате это стало неофициальной темой собрания. Я вспомнил о мудрых словах Марка Аврелия: все происходит так, как должно произойти; во время дискуссии я уже подумывал о том, чтобы рассказать присутствующим о столь поразившей меня фразе, а в связи с ней - о том, что произошло в живописном, словно игрушечном, предместье Массилона, штат Огайо. Однако собрание наше закончилось до того, как я решился поднять руку.
Утром я позвонил в свое агентство и сказал, что сегодня выйти на работу не смогу. В предыдущий день я сказал то же самое, и мой собеседник попросил подождать минутку, а вскоре вновь взял трубку.
- Для вас сегодня есть кое-какая работа и вчера тоже была, - сказал он. - Могу я надеяться, что вы появитесь завтра?
- Не уверен. Вероятно, нет.
- Вероятно, нет, - повторил он. - А что, собственно, случилось? Собственное расследование ведете?
- Нет, это связано с личными проблемами.
- Значит, с личными. А как насчет понедельника? - Я заколебался с ответом, но он опередил меня. - Вы знаете, что есть немало желающих попасть на такую работу?
- Да, я знаю.
- Вы не являетесь нашим постоянным сотрудником и в штате не состоите, но тем не менее мне нужны люди, в отношении которых я могу быть уверен, что они появятся здесь, когда в них возникнет необходимость.
- Прекрасно понимаю это, - ответил я. - Думаю, что спустя короткий промежуток времени вы сможете быть вновь абсолютно уверены во мне.
- Короткий промежуток времени... И сколько же он продлится?
- Не знаю. Все зависит от того, как пойдут дела.
Последовала долгая пауза, а за ней - неожиданный взрыв смеха.
- Вы запили вновь, да? - сказал он. - О Господи, с этого и надо было начать! Когда выйдете из запоя, позвоните мне, и я посмотрю, смогу ли еще что-нибудь сделать для вас.
Меня мгновенно переполнил неудержимый гнев. С трудом сдерживаясь, я дождался, пока в трубке не послышались короткие гудки, а затем хлопнул телефонной трубкой по аппарату. Кровь во мне вскипела от несправедливого обвинения, и в уме всплыли десятки фраз, которые следовало бы сказать ему, - но прежде всего неплохо было бы заявиться в агентство и повышвыривать в окно все столы и стулья, а уж потом сказать им, что я думаю об их вшивом агентстве, а потом...
Но вместо этого я позвонил на работу Джимми Фаберу. Тот выслушал меня, а потом рассмеялся.
- Не был бы алкоголиком в свое время, - резонно заметил он, - не вляпался бы сейчас в дерьмо.
- Он не имеет права думать, что я пьяница!..
- Какое тебе дело до того, что именно он думает?
- Ты хочешь сказать, что у меня нет оснований злиться?
- Я говорю, что ты не можешь позволить себе это. Ты что, собрался напиться с горя?
- И в мыслях не было!
- После разговора с этим сукиным сыном ты теперь ближе к запою, чем раньше. Ты ведь именно этим собирался заняться? Прежде чем позвонил мне?
- Возможно, - немного поразмыслив над его словами, признался я.
- Однако ты все-таки взялся за телефон и теперь понемногу остываешь.
Мы поболтали с ним несколько минут, и когда я повесил трубку, гнев мой уже начал остывать. Да и на кого мне злиться? На парня, пообещавшего вновь взять меня на работу, после того как кончится запой? Нет, конечно.
Мотли - вот кто всему виной. Мотли!..
А может быть, и я сам. Из-за своего бессилия.
Ну и черт с ним! Я вновь придвинул телефон и сделал несколько звонков, а затем отправился в Северный Центральный участок, чтобы поговорить с Джо Деркином.