- Машина была разбита?
- Да, вдребезги. Я не знаю, как он умудрился перевернуться, но это так. К счастью, он отделался только испугом.
- Куда он ехал?
- Он был на пути к дому. Все произошло буквально у наших дверей. Я покажу вам это место.
- А где он был тогда?
- Его не было всю ночь, но он не пожелал рассказать об этом!
- Когда это было?
- Субботней ночью, неделю назад. Полицейский доставил его домой около шести утра и сказал, что хорошо бы попросить нашего врача им заняться, что я и сделал. Физических повреждений у него не было, но рассудок, казалось, помутился. Он пришел в ярость, когда я спросил, где он провел ночь. Я никогда не видел его таким. Он всегда был очень приятным парнем. Он заявил, что я не имею права ничего о нем знать, что я в действительности не его отец и так далее... После этих слов я не выдержал и дал ему пощечину, а он вообще перестал разговаривать...
- Он не был пьян?
- Нет. Я бы почувствовал запах.
- А как насчет наркотиков?
Он повернулся ко мне.
- Это исключено.
- Надеюсь, что так. Доктор Спонти говорил мне, что у вашего сына была необычная реакция на транквилизаторы. Это иногда бывает у тех, кто привык к наркотикам.
- Мой сын не наркоман!
- В наши дни молодежь часто употребляет наркотики, а родители - последние, кто узнает об этом.
- Этого не может быть, - упорствовал он. - То был просто шок от происшедшего! Доктор Шанли - ортопед. Он не разбирается в психических потрясениях, - продолжал Хиллман. - Во всяком случае, когда я шел к судье, чтобы договориться о залоге, он - врач - ничего не знал о случившемся. Я никому об этом не говорил.
Я молча слушал, как работают стеклоочистители. Зеленые и белые знаки по сторонам дороги сообщали: "Эль-Ранчо".
- Поворот через четверть мили, - сказал Хиллман, довольный тем, что можно изменить тему разговора.
Я притормозил.
- Вы собирались мне рассказать, что произошло в воскресенье утром?
- Нет, не собирался. Это не имеет особого значения.
- Как знать...
Он задумчиво молчал.
- Вы говорили, что Карлсоны имели зуб на Тома?
- Да, это действительно так.
- Вы знаете почему?
- У них есть дочь Стелла. Том и Стелла были очень дружны. Джей и Рея не одобряли этой дружбы, по крайней мере Рея. Так думает моя жена.
Дорога огибала площадку для гольфа. Хиллман указал вперед, на глубокую вмятину в ограждении дороги, возле которой земля не успела еще зарасти травой. Над этим местом возвышалась сосна с поврежденным стволом, кое-где обернутым во что-то коричневое.
- Вот место, где он перевернулся.
Я остановил машину.
- Он объяснил, как это случилось?
Хиллман сделал вид, будто не слышит, и вышел из машины.
- Никаких следов резкого торможения, - заметил я. - У вашего сына большой опыт вождения?
- Да. Я сам учил его водить машину. Мы тренировались достаточно долго. Несколько лет назад специально для того, чтобы сделать из сына настоящего водителя, я умышленно сократил объем своей работы в фирме.
Фраза прозвучала странно. Будто воспитание сына было для его родителей чем-то вроде обязанности. Это удивило меня. Если Хиллман был действительно близок Тому, то почему упрятал его в школу в "Проклятой лагуне" за первый же проступок? Или он что-то скрывает?
- Буду откровенен с вами, - сказал я, когда мы тронулись, - и хочу, чтобы вы тоже были откровенны со мной. Школа в "Проклятой лагуне" - заведение для подростков с нарушенной психикой или для правонарушителей. Мне неясно, чем заслужил или чем вынудил вас Том поместить его туда?
- Я сделал это по его собственной просьбе. Карлсон угрожал ему судебным преследованием за кражу автомобиля.
- Но в этом нет ничего ужасного! Его осудили бы условно, если это был первый случай. Так?
- Конечно.
- Тогда что же испугало вас?
- Я не... но... - Либо он был слишком честен, либо сильно напуган. Фразу он не закончил.
- Что он делал утром в воскресенье, когда вы отправились к судье?
- Ничего особенного.
- Но это "ничего" повлияло на вас так, что вы не можете об этом говорить?!
- Да, верно. Я не хочу обсуждать это ни с вами, ни с кем-нибудь еще. Что бы ни случилось в прошлое воскресенье, это не имеет ни малейшего значения по сравнению с последними событиями. Моего сына похитили. Неужели вы не понимаете, что он только жертва?
Я вновь удивился. Двадцать пять тысяч долларов много для меня, но, по-видимому, отнюдь не для Хиллмана. Если Том действительно находится в руках гангстеров, они потребовали бы намного больше, судя по состоянию Хиллмана.
- Сколько денег вы могли бы собрать, если бы это было необходимо, мистер Хиллман?
Он быстро взглянул на меня.
- Я не думал об этом.
- Похитители детей обычно придерживаются максимальных ставок. И если они в действительности существуют, я постараюсь их найти. Убежден, что вы могли бы собрать гораздо больше двадцати пяти тысяч.
- Да, с помощью жены.
- Будем надеяться, что этой необходимости не возникнет.
Глава 4
Уютная, обсаженная дубами извилистая аллея, поднимаясь вверх, огибала лужайку перед домом Хиллманов. Это была большая старая испанская усадьба с белыми оштукатуренными стенами, орнаментами на окнах из стальных металлических полос и красной черепичной крышей, сейчас тусклой от дождя. Около дома стоял большой черный "кадиллак".
- Я намеревался сегодня ехать на своей машине, - сказал Хиллман, - но не решился. Благодарю вас, что подвезли меня.
Это прозвучало так, словно от меня хотел избавиться. Он прошел вперед. Раздосадованный, я последовал за ним и вошел в дверь прежде, чем он ее закрыл.
Конечно, он был поглощен мыслями о жене. Она ждала его в холле, сидя, подавшись вперед, в испанском кресле. Высокая спинка кресла делала ее на вид более хрупкой, чем она была на самом деле. В гладкой поверхности кафельного пола отражались туфли крокодиловой кожи. В свои сорок лет она была очень красива и изящна.
Весь вид ее выражал полное отчаяние и беспомощность. Она напоминала брошенную, всеми забытую куклу. Зеленое платье подчеркивало бледность лица.
- Эллен?
Она сидела совершенно неподвижно, сцепив пальцы под коленями. Взглянув на мужа, она перевела взгляд на огромную испанскую люстру, опускавшуюся с потолка четырехметровой высоты прямо над его головой.
- Не стой под ней. Я всегда боюсь, что она упадет. Я хочу, чтобы ты убрал ее, Ралф.
- Но это твоя идея - принести ее обратно и повесить здесь!
- Это было так давно. Я полагала, что это пространство надо чем-то заполнить.
- Мы все предусмотрели, она хорошо укреплена. - Он подошел к жене и потрогал ее лоб. - Ты вся мокрая. Тебе нельзя выходить.
- Я только вышла на аллею посмотреть, не возвращаешься ли ты. Тебя долго не было!
- Это не от меня зависело.
- Ты узнал что-нибудь?
- Нам пока нечего ждать. Я отдал распоряжение насчет денег. Дик Леандро принесет их во второй половине дня. Мы тем временем будем ждать телефонного звонка.
- Это ожидание ужасно, ужасно...
- Я знаю. Постарайся думать о чем-нибудь другом.
- О чем же еще?
- О многом... - Он, видимо, хотел что-то добавить, но замолчал. - Тебе, во всяком случае, не следовало бы сидеть здесь, в холодном холле. Ты снова получишь пневмонию...
- Ты преувеличиваешь, Ралф.
- Ну, не будем спорить. Пойдем в гостиную, я приготовлю тебе выпить.
Вспомнив обо мне, он пригласил и меня, но жене так и не представил. Возможно, он считал меня недостойным или, может быть, не хотел, чтобы мы общались.
Чувствуя себя совсем одиноким, я проследовал за ним на расстоянии нескольких шагов в меньшую по размерам комнату, где горел камин. Эллен Хиллман повернулась к нему спиной. Ее муж прошел к бару, находящемуся в углублении, украшенном извещавшими о бое быков испанскими афишами.
Она протянула мне холодную, как лед, руку.
- Вы полицейский? Вот не предполагала, что придется иметь с вами дело.
- Я - частный детектив. Мое имя Лью Арчер.
- Что будешь пить, дорогая? - спросил ее муж.
- Абсент.
- Абсент?
- В нем горечь полыни, это очень соответствует моему настроению. Я добавлю в него немного шотландского виски.
- А вы, мистер Арчер?
Я ответил, что то же самое. Это было очень кстати. Я достаточно насмотрелся на обоих Хиллманов, и они начали действовать мне на нервы. Их старомодная манера общения была почти профессиональна, словно они были актерами и разыгрывали комедию перед своим единственным зрителем. Я не считаю, что старые обычаи лишены искренности, но в данном случае это было так.
Хиллман возвратился в комнату, неся на подносе три невысоких бокала. Он сел за длинный стол, стоящий перед камином, и протянул их нам. Затем пошевелил поленья кочергой. Пламя поднялось. Отсветы огня на миг превратили лицо Хиллмана в жесткую красную маску.
А лицо его жены напоминало безжизненную луну.
- Наш сын очень дорог нам, мистер Арчер. Сможете ли вы помочь вернуть его?
- Попытаюсь. Но я не уверен, благоразумно ли держать в стороне полицию? Я один, и я не у себя дома.
- А в чем разница?
- Здесь мне не от кого получать информацию.
- Слышишь, Ралф? - обратилась она к мужу. - Мистер Арчер думает, что нам следует обратиться в полицию.
- Да, слышу. Но это невозможно. - Он выпрямился и вздохнул так, словно взвалил на свои плечи всю тяжесть этого дела. - Я не буду предпринимать ничего, что могло бы подвергнуть жизнь Тома опасности.
- Я тоже так считаю, - сказала она. - Я решила заплатить, чтобы без шума возвратить его. Какая польза в деньгах, если сын не может их тратить?
Последняя фраза прозвучала немного странно, и у меня возникло впечатление, что Том был центром этих владений, но, безусловно, центром тайным, что он был подобен божеству, которому они приносили жертвы в ожидании явления и, может быть, возмездия тоже. Я начал симпатизировать Тому.
- Расскажите мне о нем, миссис Хиллман.
На ее мертвом лице появились проблески жизни. Но прежде, чем она открыла рот, заговорил ее муж:
- Нет, сейчас не следует вынуждать Эллен говорить об этом!
- Но Том для меня маленькая фигурка в тумане. Я пытаюсь понять, куда он мог вчера пойти и как попал в эту запутанную историю с вымогателями.
- Я не знаю, куда он пошел, - сказала Эллен.
- Так же, как и я, - сказал Хиллман. - Если бы знал, то еще вчера поехал бы к нему.
- Что ж, в таком случае я вынужден вас покинуть. Надеюсь, вы сможете дать мне его фотографию?
Хиллман вышел в соседнюю комнату, скрытую за портьерой. В темной глубине я разглядел фортепиано, крышка которого была открыта. Он вернулся обратно с фотографией в серебряной рамке. Черты лица мальчика повторяли его собственные. Темные глаза выдавали беспокойный характер, если только я не перенес своего впечатления с хозяина дома на его сына. В них просвечивали богатое воображение и интеллект, но рот выдавал избалованность.
- Можно мне вынуть ее из рамки? Или у вас есть фотография поменьше? Ее было бы удобнее предъявлять.
- Предъявлять?
- Да, именно это я и сказал, мистер Хиллман. Я ее беру не для семейного альбома.
- У меня наверху есть фотография поменьше, - сказала Эллен Хиллман. - Я принесу ее.
- Нельзя ли мне подняться с вами? Если бы я осмотрел комнату Тома, это могло бы помочь мне.
- Вы можете взглянуть на его комнату, - сказал Хиллман, - но я не хочу, чтобы вы ее обыскивали.
- Почему?
- Мне это не нравится. Том даже сейчас имеет право на свои тайны.
Мы втроем, следя друг за другом, поднялись наверх. Странно. Хиллман испугался, что я могу что-то найти. Что? Однако заговорить с ним об этом я не рискнул. Он в любой момент мог вспылить и попросить меня убраться из дома.
Пока я очень поверхностно осматривал комнату, он стоял в дверях. Это была спальня, очень большая. Обстановка состояла из простого комода, кресел, стола и кровати, но вся мебель была ручной работы и, видимо, очень дорогая. На столике у кровати стоял телефонный аппарат ярко-красного цвета. На стенах в геометрически точном порядке висели гравюры парусных судов и рисунки Одюбона. На полу - ковры навахо, а на кровати - одеяло, подобранное в тон к одному из ковров.
- Он интересовался судами и мореплавателями?
- Нет, не особенно. Но нередко составлял мне компанию в походах на яхте, когда у меня не было попутчиков. Это существенно?
- Нет, я просто удивляюсь, почему он повесил столько морских гравюр?
- Нет, это не он.
- Значит, он интересовался птицами?
- Нет, не думаю.
- Кто выбирал картины?
- Я, - сказала Эллен Хиллман из коридора. - Я украшала для Тома комнату. И ему понравилось, да, Ралф?
Хиллман что-то пробубнил. Я подошел к окнам; они выходили на полукруглую аллею. Были видны заросли, площадка для гольфа, шоссе, по которому бегали взад и вперед маленькие машинки. И я вообразил, как Том сидит в этой комнате по вечерам и наблюдает за огоньками на шоссе.
Толстая книга с нотами лежала открытой на кожаном сиденье стула.
- Том играл на фортепиано, мистер Хиллман?
- Очень хорошо. Он брал уроки лет десять, но потом не захотел...
- Но к чему теперь все это?! - испуганно вскрикнула жена.
- Что все? - спросил я. - Пытаться получить от вас сведения - все равно что выжимать кровь из камня.
- Я сейчас сама себе напоминаю окровавленный камень, - сказала она с легкой гримасой. - Едва ли сейчас время растравлять старые семейные ссоры!
- Мы не ссорились, - ответил муж. - Это одна из тайн Тома. Я был против этого, и он меня послушался. Закончим разговор на эту тему.
- Хорошо. Где он проводил время вне дома?
Хиллманы посмотрели друг на друга так, словно секрет местонахождения сына был написан у одного из них на лице. Красный телефон прервал немую сцену. Эллен Хиллман была потрясена. Фотография выпала у нее из рук. Она прислонилась к плечу мужа. Он поддержал ее.
- Это не нас. Это личный телефон Тома.
- Вы позволите мне послушать? - спросил я после второго звонка.
- Пожалуйста.
Я сел на кровать и взял трубку.
- Алло?
- Том? - спросил высокий девичий голос. - Это ты?
- Кто спрашивает? - Я попытался сказать это мальчишеским голосом.
Девушка сказала что-то похожее на "ох" и повесила трубку.
Я сделал то же.
- Это была девочка или девушка. Она просила Тома.
- В этом нет ничего необычного. Я уверена, что это Стелла Карлсон. Она звонила всю неделю. - Женщина сказала это с такой злостью, что было очевидно: силы ее успели восстановиться полностью.
- Она всегда так бросает трубку?
- Нет. Я говорила с ней вчера. У нее масса вопросов, на которые я, конечно, отказалась отвечать. Я хотела убедиться, что она не видела Тома. Это так.
- Она знает что-нибудь о происшедшем?
- Надеюсь, нет, - сказал Хиллман.
- Мы стараемся держать это в кругу семьи. Чем больше людей знают, тем хуже... - Незаконченная фраза повисла в воздухе.
Я отошел от телефона и поднял фотографию. Неуверенными шагами Эллен Хиллман подошла к кровати и расправила покрывало на том месте, где я сидел. "Все в комнате должно оставаться на своем месте, - подумал я, - а то божество не снизойдет и не вернется к ним". Поправив покрывало, она вдруг уронила на него голову и стала рядом на колени.
Мы с Хиллманом вышли и направились вниз ждать звонка. Телефон стоял в гостиной, в нише, где был бар, а второй - на буфете, в комнате прислуги. Его я и мог использовать, чтобы параллельно слушать разговор. По пути в комнату прислуги нам пришлось пройти через музыкальную комнату и комнату для приема гостей, превращенную в музей.
Прошлое чувствовалось здесь во всем. Некий трудноуловимый аромат старого времени, казалось, жил в самой постройке с ее темными тяжелыми балками перекрытий, толстыми стенами и глубокими окнами. И все это усиливало сходство хозяина дома со средневековым феодалом. Но в том, как Хиллман исполнял роль идальго, чувствовалась некоторая натянутость, словно средневековый наряд был взят лишь на время костюмированного бала. Он и его жена, видимо, очень неспокойно чувствовали себя в этом доме даже тогда, когда мальчик был здесь.
В гостиной, сидя перед колеблющимся пламенем камина, я задал Хиллману еще несколько вопросов. У них было двое слуг - испанская пара по фамилии Перес, которые ухаживали за Томом с самого раннего детства. Миссис Перес была на кухне, а ее муж уехал в Мехико повидать своих родственников.
- Вы точно знаете, что он в Мехико?
- Да, - ответил Хиллман. - Его жена получила открытку из Синалоа. Как бы там ни было, они оба очень привязаны к нам и к Тому. Они живут у нас с тех пор, как мы приехали сюда и приобрели этот дом.
- Как давно это было?
- Около шестнадцати лет назад. Мы приехали втроем, после того как я вышел в отставку. Я и еще один инженер основали здесь собственную фирму - "Технологическое предприятие". Мы достигли значительных успехов, поставляя военное оборудование, а впоследствии сотрудничая с НАСА. Не так давно я смог выйти в полуотставку.
- Не молоды ли вы для отставки, мистер Хиллман?
- Возможно. - Он отвел взгляд в сторону, дав понять, что разговор о нем самом неуместен. - Я бываю в офисе каждый понедельник, много играю в гольф, хожу на охоту, плаваю. - Выглядел он уставшим от жизни. - Этим летом я обучал Тома высшей математике. Этого не проходят в его высшей школе, а ему понадобилось бы, если бы он поступил в Калифорнийский технологический. Я сам там учился. Мы состоятельные, образованные люди, граждане первого класса...
Этим он, возможно, хотел сказать: как же мог мир впутать нас в такое грязное дело? Наклонившись вперед, Хиллман закрыл лицо руками.
В нише зазвонил телефон. Обегая стол, я услышал уже второй звонок и в дверях чуть не сбил с ног маленькую женщину, вытиравшую руки о передник.
- Я послушаю, - сказала она.
- Нет, я сам, миссис Перес.
Она удалилась в кухню, а я закрыл за ней дверь и осторожно снял трубку.
- ... Что это? - спросил мужской голос. - У вас на линии ФБР или кто-то еще?
Голос был с западным акцентом, немного подвывал и растягивал слова.
- Конечно, нет. Я соблюдаю условия, изложенные в письме.
- Надеюсь, я вам могу доверять, мистер Хиллман? Если я почувствую, что наш разговор подслушивают, я положу трубку, и - прощай, Том!
Угроза эта прозвучала как-то легковесно, со своеобразным привкусом удовольствия, с которым человек вел дело.
- Не вешайте трубку! - Голос Хиллмана был и умоляющим, и недоброжелательным одновременно. - Я достал для вас деньги. Они будут у меня в ближайшее время, и я их передам вам, когда скажете...
- Двадцать пять тысяч мелкими деньгами?
- Нет ни одной купюры крупнее двадцати долларов.
- Не помеченные?
- Я сказал уже, что подчинился вашим условиям. Безопасность моего сына - единственное, что заботит меня сейчас.
- Рад, что вы ясно представляете себе ситуацию, мистер Хиллман. Мне, собственно, не очень приятно проделывать это с вами, и особенно не хочется доставлять неприятности вашему милому мальчику.