Мне показалось, что сейчас самое время отправиться в "Равенсвуд", но моя машина стояла в гараже, поэтому я вызвал такси. Поджидая его, я достал свой кольт 38-го калибра из наплечной кобуры с пружиной и взглянул на оружие. Обычно я оставляю пустой камеру под бойком. Но сейчас достал дополнительный патрон из коробки в письменном столе, загнал шестой заряд в револьвер и почувствовал себя несколько лучше.
* * *
Водитель такси ехал в "Равенсвуд" впервые и был очень доволен. Это сулило ему хорошую оплату и пассажира в два конца по двадцать миль каждый. Водитель без умолку болтал, пока мы добирались по Эвкалиптам до поворота к "Равенсвуду". Эвкалипты - одна из самых тяжелых для проезда улиц, если не считать Фривей, а свернули мы на простую узкую грязную дорогу, ведущую только в "Равенсвуд", и не заметили поблизости ни одной машины.
Проехав по этой заброшенной дороге четыре или пять миль, мы миновали рощу эвкалиптовых деревьев и увидели больницу. Дорога, делая петлю вокруг здания, заканчивалась. Казалось, больница находится на необитаемом острове. В четырех-пяти милях от нас шумела и бурлила жизнь, но здесь возникало ощущение, что цивилизация в тысяче миль отсюда. "Равенсвуд" выглядел вполне мирным. Но смерть тоже довольно мирная с виду.
День выдался мрачноватым, воздух был душный, тяжелый и неподвижный, листья на деревьях поникли, небо - серое и низкое. Именно в такие дни человек чувствует беспокойство, подавленность, тоску.
Увидев людей, которые двигались вокруг большого двухэтажного здания, белого, как кости, обработанные хлорной известью, я почему-то вспомнил о маленьких живых существах, копошащихся возле мертвого тела. Перед больницей зеленела трава, какая-то нездоровая на вид. Местами она пожелтела и пожухла, и эти признаки увядания напоминали оспины на лице больного.
Шофер остановил машину перед входом в больницу:
- Хотите, чтобы я подождал, приятель?
- Было бы неплохо.
Я вышел из такси и поднялся по четырем цементным ступенькам на маленькую площадку перед широкими двойными дверьми. Двери были закрыты, но не заперты, поэтому я вошел внутрь и увидел навощенный до блеска пол. В нескольких ярдах от меня, справа по коридору, располагалась стойка. Сидевший за ней молодой человек что-то писал. Когда я приблизился, он взглянул на меня:
- Да, сэр?
- Я хотел бы повидать мистера Тодхантера. Гордона Тодхантера.
Молодой человек внимательно осмотрел меня:
- Как вас зовут?
- Шелл Скотт.
- Гм... Одну минуту.
Он выбрался из-за стойки, прошел по коридору, исчез в одной из комнат и вскоре вернулся, но уже не один.
С ним пришел мужчина лет пятидесяти, седой, с маленькими пронзительными глазками. Он был на три-четыре дюйма выше меня и гораздо полнее. Голос у него оказался глубоким, низким и успокаивающим.
- Мистер Скотт?
- Да.
- Вы хотели бы видеть мистера Тодхантера?
- Верно.
Он улыбнулся мягко, как человек, который нюхает розу и ощущает полную гармонию с миром. Казалось, ничто не выведет его из равновесия. Вот если только пырнуть ножом...
- Я доктор Бичем, директор, - представился он. - Пожалуйста, пройдемте со мной в мой кабинет, сэр.
Его голос обволакивал меня, будто сироп.
В кабинете Бичем сел за стол, а я опустился в кожаное кресло. Доктор поинтересовался, почему у меня возникло желание повидать мистера Тодхантера.
- Вам следует понимать, что сюда нельзя заходить просто так и встречаться с нашими пациентами.
- Вы хотите сказать, что я не могу его видеть?
- Не сегодня.
- Почему?
- Он очень болен. Страдает шизофренией. Мистер Тодхантер замкнут и необщителен. Сегодня мы готовим его к лечению электрошоком.
- Что это значит, доктор?
- Мы подводим к мозгу очень слабый электрический ток. Это вызывает судороги вроде эпилептических. - Бичем говорил очень медленно. - Благодаря этой кажущейся жестокости... иногда... помутившийся рассудок проясняется. Мы надеемся, что после электрошока мистер Тодхантер станет более восприимчив к лечению. В настоящий момент этого не наблюдается.
- Я хотел бы увидеть его.
- Это невозможно.
- А когда будет возможно?
- Не раньше чем через несколько недель. То есть...
- Минуточку, - перебил я, - боюсь, несколько недель для меня слишком долго. Сегодня или, на худой конец, завтра. Возможно, я не сообщил вам, что это официальный визит. Я работаю на комиссию по изысканию фактов лоббирования при сенате штата Калифорния и должен выяснить, способен ли мистер Тодхантер обсудить со мной кое-какие дела.
Бичем покачал головой:
- Мистер Тодхантер не в состоянии...
- Каким бы ни было его состояние, мне необходимо поговорить с ним.
- Весьма сожалею.
- Доктор, я во что бы то ни стало добьюсь своего.
Бичем пристально посмотрел на меня:
- Вы действительно добьетесь своего?
- Да.
Он пожал плечами.
- Что ж, тогда завтра, мистер Скотт. Завтра утром, в десять. Вас это устроит?
- Вполне.
- Возможно, - добавил доктор, - сегодняшняя терапия поможет мистеру Тодхантеру. Искренне надеюсь на это.
Не знаю почему, но Бичем показался мне фальшивее самого изворотливого политика, ведущего предвыборную кампанию.
Дверь открылась, и вошла сестра в белом халате:
- Доктор Бичем, что с мистером Ховардом? Доктор Меллор хотел сделать ему инсулиновый шок. Но доктора сегодня нет.
- Пригласите доктора Ганта. Он свободен сегодня после обеда.
Сестра вышла, и Бичем повернулся ко мне:
- Как видите, я очень занят, мистер Скотт.
- Только один вопрос.
- Да.
Бичем рассматривал бумаги, лежавшие перед ним на столе, поэтому не сразу взглянул на меня. При его медлительности, он пробежал бы дистанцию в сто ярдов лет за восемь.
- Кто оплачивает счета Тодхантера?
- Счета? - переспросил Бичем. - Вряд ли это вас касается.
- Еще как касается, поверьте мне.
- С чего вы взяли, будто кто-то оплачивает его счета?
- Это не государственная больница, а частная. Значит, кто-то платит.
- Я не могу разглашать эту информацию.
- Что ж, я вернусь через час. Полагаю, тогда вы мне расскажете.
Бичем разглядывал меня так, словно мысленно обнюхивал розу.
- Вы вспыльчивый человек, - заметил он. - Ладно... Доктор Парка, Лос-Анджелес.
- Он оплачивает счета?
- Да.
- Встретимся завтра в десять, доктор. Благодарю за информацию.
Бичем скорбно улыбнулся:
- Рад помочь вам.
Я вышел. Таксист отвез меня в город. Там я отыскал в телефонной книге адрес доктора Парки, а затем посетил его кабинет. Проведенные у него десять минут мало чем помогли мне. Доктор Парка сообщил, что лечит Тодхантера более года. Тот для него не только пациент, но и друг вот уже много лет. Но Парка не видел Тодхантера два или три месяца перед тем, как того поместили в лечебницу. Внезапно осознав, что давно не встречался с другом, доктор навестил Тодхантера и нашел его в ужасном состоянии.
- Грязный, голодный, в доме беспорядок. - Парка умолк и скорчил гримасу. - Я, конечно, сразу принял меры, чтобы поместить его в "Равенсвуд".
- А что его дочь, Тодди? Ее поставили в известность?
Доктор пожал плечами:
- Барбара? Признаться, я даже не знаю, где она. Слышал только, что она путешествует по Европе. Понимаете, все случилось так быстро. Ради Тода пришлось поспешить.
- Понятно. Я только что из "Равенсвуда". Не самое веселое место на земле, как вы полагаете?
- Вы правы, оно несколько подавляет меня... своим внешним видом. - Парка помолчал. - Но в "Равенсвуде" исключительно квалифицированный персонал. Что-нибудь еще, мистер Скотт?
- Нет. Благодарю вас, доктор.
- Не за что.
Уже темнело, когда я расплатился с таксистом возле отеля "Билтмор". Заработанная им сумма неплохо снизила мой подоходный налог. Я позвонил Тодди из вестибюля.
- Что с папой? Вам удалось его увидеть? - спросила она.
- Нет. Но я договорился о встрече завтра утром. Я беседовал с директором и врачом вашего отца.
Тодди попросила меня подняться. Ей не пришлось повторять свою просьбу. Девушка открыла дверь, и я оказался в одном из больших номеров "Билтмора" с высоким потолком. Обычная блузка и юбка смотрелись на ней как роскошный наряд.
Девушка указала на стул:
- Что вы узнали, Шелл? С ним все в порядке? Они не причинили ему вреда?
- Тодди, это запутанное дело.
Я сообщил ей о своей поездке в "Равенсвуд" и добавил:
- Я увижу вашего отца утром. Вы понимаете, о чем я, не так ли?
Она прикусила губу и покачала головой:
- Думаете, он сумасшедший?
- Пока не знаю...
- Уверяю вас, он совершенно нормален. С ним все в порядке. Перечитайте его записку. Папе, должно быть, пришлось писать ее в страшной спешке, но разве она не разумна?
- По-моему, вполне разумна. - Я сделал паузу. - Директор сказал, что они готовят мистера Тодхантера к лечению электрошоком и...
- Электрошоком?
Тодди вскочила. Заметив, что девушка очень взволнована, я взял ее руки в свои и попытался успокоить. Наконец она с возмущением проговорила:
- Разве вы не понимаете? Он совершенно нормальный. Неужели вы не представляете, как ужасно для здорового человека находиться в клинике для душевнобольных? В сумасшедшем доме? - Тодди запнулась. - А что сделает электрошок с нормальным человеком?
Не только ее слова, но и настойчивый тон поразил меня.
- Тодди, - начал я, - успокойтесь немного. Есть еще одна проблема. Я говорил с доктором Паркой. По его словам, он уже давно лечил вашего отца и, когда обнаружил...
- Кто?
- Парка. Доктор Парка, врач вашего отца.
- О чем вы? Да я никогда не слышала о докторе Парке!
Я быстро взглянул на нее:
- Странно. Вы же уезжали, путешествовали почти год. Разве ваш отец не мог посещать Парку в этот период?
Девушка нахмурилась:
- Не знаю. Это не... похоже на правду. И я сказала вам и снова повторяю: он нормален. С ним все в порядке!
Тодди была раздражена. Я понимал ее и обещал навестить завтра же, как только узнаю что-нибудь новое. Она пошла проводить меня.
У двери девушка подняла на меня глаза:
- Простите, если... устроила вам сцену, Шелл, но это потому, что очень беспокоюсь.
Судя по всему, Тодди готова была расплакаться. Мы стояли рядом, глядя друг на друга. Она сделала то, что казалось естественным в этой ситуации: шагнула ко мне, опустила голову и прижалась к моей груди. Я обнял ее и нежно привлек к себе. Вот и все. Ни о чем другом я и не помышлял.
Но потом Тодди подняла голову и посмотрела мне в лицо:
- Я так боюсь за папу. Вы поможете ему, правда, Шелл? Поможете мне?
Я кивнул.
Девушка продолжала смотреть на меня, ее губы приоткрылись и задрожали. Ее груди прижались к моей груди, а руки обхватили меня.
- О, Шелл! - нежно произнесла она и повторила: - О, Шелл!
Мраморная статуя и та поцеловала бы ее, а я не статуя. Я крепко обнял Тодди, ощущая упругость ее бедер, и нашел дрожащие губы девушки. Мне показалось, что в этот момент они перестали дрожать и прильнули к моим губам. Руки Тодди обвили мою шею, и ее восхитительное тело приникло ко мне.
Ее поцелуй растаял на моих губах, словно жидкий бархат, теплый, сладостный, неповторимый. Ни одна женщина не одаривала меня таким поцелуем.
Внезапно Тодди вырвалась и отпрянула, тяжело дыша. Ее огромные темные глаза расширились.
- Что ж, - проговорила она, - это ничего не значит. Вам лучше уйти, Шелл, - мягко добавила она.
Я предпочел бы остаться, но Тодди ясно дала понять, что не хочет этого. Я удалился, но всю дорогу до дому чувствовал вкус ее губ, тепло и нежность ее тела.
Когда такси приблизилось к отелю "Спартан", я заставил себя думать о Гордоне Тодхантере и записке под клапаном конверта. Черт возьми, если этот человек не сумасшедший, нельзя позволить никому проделывать с ним такое! И я не допустил бы этого, даже если бы не располагал информацией о людях, пытающихся убить меня. Впрочем, для этого были и другие причины. Такси остановилось поблизости от "Спартана", наискосок через улицу, в темном месте. Я заплатил водителю и видел, как он отъехал.
Мой мозг, вероятно, фиксировал мелочи, не замеченные мной, чтобы вовремя подать сигнал тревоги. Проследив, как такси свернуло за угол, я повернулся и сделал шаг к дверям "Спартана".
Вдруг меня словно обдало холодом. Я испытал не реальную тревогу, а лишь неясное предчувствие. Это продолжалось полсекунды, не больше. Между первым и вторым шагом я почувствовал холод, затем в моем мозгу вспыхнули образы и звуки, которые усилились, когда я на самом деле увидел и услышал их.
То были едва различимые гудение мотора приближающегося автомобиля и темный силуэт машины вдали. Машина, окутанная темнотой, двинулась вперед, не включая фар; я ощутил что-то еще, некую неосознанную реальность, возбудившую во мне желание действовать, испуг, напряжение. Я знал: что-то происходит справа от меня.
Фасад "Спартана" смотрел на неосвещенные площадки загородного клуба "Уилшир". Территория не слишком светлая, но и не совсем темная. Я не заметил ничего, что заставило бы меня насторожиться, но внезапно понял: мне нужно двигаться, и побыстрее.
Я перешел улицу, направляясь к "Спартану", и, едва сделал второй шаг и моя нога коснулась тротуара, уперся ею посильнее и качнулся в сторону, бросив весь вес влево. Раздался нарастающий звук. Справа вспыхнул свет. Я ударился об асфальт с такой силой, что перехватило дыхание, и, перекатившись в сторону, сунул руку под пиджак в поисках револьвера. Снова послышался грохот, и что-то ударилось о мой пиджак, обожгло мне запястье и предплечье.
Звук и вспышка возникли справа от меня, от угла "Спартана". Я больше удивился местонахождению, чем самому факту их существования. До последней доли секунды я ожидал грохота или неприятностей от медленно двигавшегося автомобиля. Обхватив рукоятку револьвера, я вытащил его и встал на одно колено.
В тусклом свете был различим человек, бегущий к машине из укрытия возле здания, где он, вероятно, поджидал меня. Машина приближалась с жутким воем. Я вскинул револьвер и выстрелил в бегущего, но промахнулся.
Он выскочил на улицу, огибая меня, и направился к машине. Фары автомобиля вспыхнули в тот момент, когда я снова нацелил на него револьвер, и ослепили меня. Однако при этом они выхватили из тьмы фигуру моего врага, в руке которого был большой пистолет. Свет ударил ему в лицо. Возможно, поэтому я и промахнулся, ибо узнал его.
Это был тот, кто едва не прикончил меня на Фривей, - парень без двух пальцев на левой руке, назвавшийся Робертом Гейтсом.
Глава 7
Я выстрелил дважды, когда автомобиль притормозил и его дверца распахнулась. Однако мой враг прыгнул внутрь, не замешкавшись ни на секунду. Машина чуть дернулась, когда водитель повернул руль, выровнял ее и направил на меня подобно двухтонному тарану.
Мне, почти ослепленному фарами, автомобиль казался четырехэтажным домом, летящим на меня. Повинуясь инстинкту самосохранения, я вскочил, рванулся в сторону и бросился вдоль по улице. Но тут же велел себе собраться. Чего я испугался? У меня за спиной всего лишь автомобильные покрышки. Я расставил ноги, обернулся и поднял револьвер.
Машина находилась ярдах в десяти от меня и быстро приближалась. Казалось, она вот-вот расплющит мое тело, но я заставил себя выстоять неподвижно еще секунду, тянувшуюся невероятно долго.
Когда водитель надавил на акселератор, рев мотора перешел в визг, который едва выдержали мои барабанные перепонки. Я вытянул правую руку перед собой, словно собираясь коснуться капота автомобиля, и дважды нажал на спусковой крючок. На ветровом стекле в трех-четырех дюймах друг от друга образовались отверстия - именно там, где сидел водитель, пытавшийся покончить со мной.
Машина приблизилась ко мне настолько, что мы стали почти единым целым. Лучи фар били мне в глаза, как нечто материальное. Но, сделав второй выстрел, я оторвался от асфальта и бросился вправо. Мне бы это не удалось, если бы автомобиль вдруг не накренился и не дернулся. Я услышал лязг и скрежет - это он ударился обо что-то, невидимое мне. Боль пронзила мое правое плечо, когда я снова ударился об асфальт. Правая нога горела огнем, брюки порвались, и я проехался голой ногой по асфальту.
Я встал, опираясь на левую руку, и тут же вскинул правую, все еще сжимавшую револьвер. Машина скользила вдоль обочины. Выровнявшись и притормозив, она снова набирала скорость. Я прицелился и выстрелил, но боек щелкнул по пустой камере. Я судорожно нажимал на спусковой крючок, чувствуя, как лязгают мои зубы, и лишь через несколько секунд понял, что исторгаю проклятия вслед исчезающему автомобилю.
- Что случилось? Что?.. Я могу помочь?
- Убирайтесь к чертовой матери! - рявкнул я.
Дрожащей рукой я сжимал рукоятку револьвера. Незнакомец отступил и направился в другую сторону.
- Постойте! - крикнул я.
Извинившись за резкость, я заверил его, что все в порядке.
Когда он удалился, я тряхнул головой, пытаясь избавиться от красной пелены боли и ярости, застилавшей мои глаза. Потом выпрямился, почувствовав при этом боль в правой ноге. Казалось, ее облили горящим бензином от бедра до лодыжки. И тут послышались сирены.
За пятнадцать минут я рассказал свою историю три или четыре раза, и один из полицейских передал информацию по радио. Прежде чем все закончилось, прибыли три машины с рациями и появились зеваки.
Посреди всей этой суеты я вдруг вспомнил о Гордоне Тодхантере. И в ту же секунду понял, что он так же нормален, как и я, а может, и более. Так или иначе, теперь мне было точно известно: не прочти я его предупреждения под клапаном конверта сегодня утром, лежать бы мне сейчас посреди Норт-Россмор, прошитому пулями. Ведь именно он заставил меня задуматься о том, что кто-то хочет разделаться со мной.
Поэтому не так уж важно, нормален Тодхантер или спятил. Я слишком многим ему обязан. Возможно, должен ему больше, чем смогу заплатить.
Один из сержантов работал в отделе по расследованию убийств. Его звали Киннинз.
- Вы ничего не упустили? - спросил он.
- Нет, сержант. Это все.
- Вы узнали этого человека?
- Да.
Он просто сменил грузовик с трубами на пистолет, оставаясь все тем же потенциальным убийцей, молодым, крепким, стопроцентно подлым сукиным сыном. "Дайте мне только время пристрелить этого подонка", - подумал я.
- Извините, сержант, - сказал я, - но мне нечего больше сообщить вам о модели автомобиля. Признаться, было некогда изучать ее внимательно.
Киннинз ухмыльнулся и оглядел меня. Я являл собой ужасающее зрелище: нога торчит из разодранной брючины, пиджак порван, в нем два отверстия от пуль, глубокая царапина на руке.
Мне обработали ушибы и порезы, так что всерьез меня беспокоила только жгучая боль в руке и ноге. В душе тоже пылал костер.
Сержант повернул голову, прислушался и направился к своей машине, стоявшей неподалеку. Спокойный женский голос повторил его позывные. Киннинз наклонился, взял микрофон и, проговорив несколько секунд, поманил меня рукой: