Управление полиции тем временем продвигалось вперед черепашьим шагом. Некоторые версии были проверены и отброшены, что можно было оценить как определенный прогресс. Вернее, могли бы оценить кто угодно, но только не шеф полиции и его ближайшее окружение. К изумлению Эллери, все анонимные послания списали в архив и решили впредь не обращать на них ни малейшего внимания. Результатом изнурительных допросов конкурентов Нино Импортуны стали только многотомные протоколы и усталость допрашивающих. До сих пор не было найдено и следа таинственного мистера Е. Он как в воду канул. Его пока не сбрасывали со счетов, - как сбросили анонимки, но только так - на всякий случай; для пущей предосторожности.
Как-то в конце октября инспектор Квин возвестил:
- Мальчик мой, время пришло!
- Для чего это, интересно? - сказал Эллери себе под нос. Он вообще очень много говорил себе под нос в последнее время.
- Помнишь, какую затейливую чушь ты навыдумывал про убийство Джулио Импортунато? Кто-то у тебя там стол передвигал, чтобы навести подозрение на левшу Марко. Все это было просто великолепно, но оказалось, к сожалению, пустой игрой ума. Когда Марко сам признался в убийстве Джулио, покончив с собой, все твои фантазии рухнули.
- Спасибо, папа, - ответил Эллери. - Беседы, проведенные с тобой в кабинете, как видно, придали тебе убежденности.
- И прекрати впредь высасывать версии из пальца. На этот раз никому не интересен полет фантазии. Мы все просто отвлеклись от самого очевидного, что лежит у нас перед носом!
- Не знаю, папа, наверное, я стал слепнуть. Убей, не вижу, что это лежит у нас перед носом?
- Ну, во-первых, мотив.
- Мотив?
- Мотив для убийства Импортуны, - терпеливо пояснил испектор. - Что-то ты сегодня не на высоте, Эллери. Туго соображаешь. Бывало, ты ослеплял нас всех знанием латыни. Дескать, cui… не помню дальше.
- Cui bono?
- Вот именно. Кому выгодно? Ну, а это ясно как день! Единственный человек, кому это выгодно, - Вирджиния Уайт-Импортуна. Полмиллиарда долларов - это, черт возьми, не кот начхал. А когда речь идет о таких деньгах, - продолжал философствовать Старик, - люди просто с ума готовы сойти. Она благодаря этому убийству наследует полмиллиарда. К тому же Импортуна был убит сразу же после того, как объявил ее единственной наследницей. Не успели чернила высохнуть на новом завещании. Верно?
- Верно, - ответил Эллери, - но…
- Никаких "но". Итак, мотив для убийства у нас есть. Теперь посмотрим, был ли у нее удобный случай? Ребенку ясно, был. Кто как не жена может пройти ночью в спальню мужа, не вызывая никаких подозрений? Согласен?
- Согласен, - ответил Эллери. - Но это тем не менее еще не доказательство. Я по-прежнему утверждаю…
- Третье - это орудие убийства. Что это? Идиотская фигурка из чугуна, принадлежавшая ей.
- Да, и при этом преступник… прости, преступница сделала большой крюк, чтобы зайти за ней в гостиную. Остается только удивляться, как это она не написала записку с признанием в убийстве и не приколола ее к ночной сорочке Импортуны.
- Может, ты и правильно вначале сказал - "преступник".
- Кого ты имеешь в виду?
- Секретаря.
- Питера Энниса? Не исключено. Но прежде прокурор должен доказать, что между ними были какие-то отношения. С другой стороны, правда, у него железное алиби. После ужина он уехал из дома 99 Ист к себе на квартиру. Вообще, есть какое-то доказательство, что Эннис хотя бы косвенно причастен к этому преступлению?
- Может и есть.
- Что-то ты темнишь!
- Я вообще не должен был что-либо тебе рассказывать. Но, допустим, что есть свидетель, который утверждает, будто Эннис незадолго до девяти вечера ушел из дому, и еще один свидетель, который утверждает, что он вернулся домой только около трех утра.
- А Энниса спрашивали об этом?
- Да.
- Что он говорит?
- Отрицает, что выходил из дома. Говорит, посмотрел немного телевизор и лег спать. Все, кто присутствовал на допросе, клянутся, что он лжет. Он просто не умеет врать.
- А насколько надежны ваши свидетели?
- Прокурор так уверен в них, что решил передать дело в суд присяжных. Убийство первой степени, без смягчающих обстоятельств.
Эллери молчал.
Потом сказал:
- Выходит, игра закончена?
- Выходит.
- Достаточно простое дело, оказывается.
- А что, разве во многих делах об убийстве можно надеяться, что были очевидцы? Ведь нет! Очень многие требовали как можно быстрее покончить с этим делом, даже очень большие "шишки". Но, может, будет легче, чем кажется. Если они вместе выбирали время для убийства Импортуны, их, должно быть, мучает совесть. Прокурор надеется, что хотя бы одного из них расколет.
- А что с этим множеством девяток?
- Ничего. Это просто порождение больного ума. Или просто какая-то уловка. Так или иначе, а они не имеют никакого значения.
- Как-как ты только что выразился?
- А как?
- Ты сказал - "уловка"?
- Да. Но что с тобой?
- Уловка! - Эллери взволнованно повторил это слово.
Отец удивленно уставился на него.
- Знаешь, папа, а ведь ты, наверное, попал в точку! Так и есть, наверное. Просто уловка.
- Об этом я только что и сказал.
- Да. Но все ли они были только уловкой? - пробормотал Эллери. - Все-все эти девятки? И каждая в отдельности?
Он вскочил с огромного черного кожаного кресла, на котором сидел во время подобных совещаний уже многие годы, и начал размахивать своими длинными руками.
- Папа, мне кажется, я понял!
- Я тебе скажу, что ты понял, - усмехнулся отец. - Опять какую-то ерунду.
- Нет, ты послушай!
Но в этот момент в дверях возник сержант Томас Велье, размахивающий конвертом.
- Что вы на это скажете? - воскликнул он. - Снова письмецо от нашего дружка. На этот раз прислано с курьером.
- Невозможно! - воскликнул Эллери. - НЕВОЗМОЖНО!
Тем не менее это была правда. Послание гласило:
С КЕМ ВИРДЖИНИЯ БЫЛА В РЕСТОРАНЕ 9 ДЕКАБРЯ 1966-го?
- Письмо действительно от нашего сумасшедшего, - сказал инспектор с отвращением, - те же самые большие буквы, написанные от руки, тот же цвет пасты в авторучке, такой же конверт…
- И снова девять слов, - взволнованно добавил Эллери, - Знаешь, отец, а это, может быть, очень интересный поворот. Если у того, кто пишет тебе письма и не все дома, он все же чертовски хорошо информированный сумасшедший. Я спрашиваю себя, с кем Вирджиния была в ресторане 9-го декабря 1966-го? Мне действительно хочется это знать. Можно узнать об этом?
- Я не могу тебе сказать, где я сам был 9 декабря 1966 года, - раздраженно ответил отец. - Откуда, интересно, мне знать, где она была в этот день?
- Вот я и предлагаю, чтобы ты узнал.
- Узнавай сам. Ты сущий разбойник, и без того уже пустил по ветру уйму денег налогоплательщиков.
- Значит, ты разрешаешь, чтобы я поговорил с Вирджинией наедине? А ты, может, в это время поедешь к прокурору и потянешь время, чтобы отложить обсуждение его потрясающей теории? Ладно? Спасибо, папа!
Эллери опрометью выбежал вон.
- Что у вас на этот раз на душе, мистер Квин? - Вирджиния встретила его слабой улыбкой. - То есть я хотела сказать, что знаю - на душе у вас одно и то же. Но, наверное, появилось что-то новое.
- Миссис Импортуна, вас должно беспокоить не то, чем я сейчас занимаюсь, - туманно заявил Эллери, как дельфийский оракул, - а то, чем заняты прокурор и полиция.
Ее очаровательные глаза расширились.
- Что вы имеете в виду?
- Я скажу вам кое о чем таком, что поставит меня в очень сложное положение, если об этом узнают в городе, миссис Импортуна. В настоящий момент прокурор готовится выставить вас перед судом присяжных, потому что надеется осудить вас за соучастие в убийстве.
- За соучастие?..
- Видите ли, стало известно, что происходило между вами и Питером Эннисом за спиной у вашего мужа.
Она сидела с таким спокойствием, что ему показалось, что она вдруг оглохла и ничего не слышит. Только бледность оказалась реакцией на нанесенный им удар.
- Миссис Импортуна…
Щеки ее порозовели.
- Извините, просто я подумала о своей ужасной жизни. Я не могу осудить вас за ваши предположения относительно моих злодеяний. Я не убивала Нино, мистер Квин. Это сущая правда. Но с моей стороны было бы наивно предполагать, что вы мне поверите.
- О, даже не знаю. Я от рождения такой доверчивый, мои недоброжелатели говорят, что у меня душа нараспашку. - Эллери улыбнулся ей. - Но я, в отличие от штатного полицейского, не обязан достигать каких-то результатов. Так что не судите чересчур строго этих бедняг. Вы должны по крайней мере согласиться, что хотя бы по видимости теория правдоподобна.
- Почему вы мне об этом рассказываете, мистер Квин?
- Ну, скажем, потому что я не согласен с официальной версией. Она меня не удовлетворяет ни на йоту, миссис Импортуна. О, я совершенно не сомневаюсь, что у вас с Питером была связь, но я вовсе не убежден, что вы можете кого-нибудь хладнокровно убить. Это было очень хладнокровное убийство. Разумеется, я могу ошибаться в вас, и очень сильно. Такое со мной случалось раньше, и не раз. Но на этот раз я бы предпочел, признаюсь, оказаться правым.
- Благодарю вас, - в голосе Вирджинии сквозило удивление.
- Теперь перейдем к тому, ради чего я пришел сюда. Ответите вы на мой вопрос или нет, зависит от того, насколько вы мне доверяете. Надеюсь, вы решитесь доверять мне. С кем вы обедали в ресторане 9 декабря прошлого года, миссис Импортуна?
Она прыснула.
- Что за странный вопрос, да еще после такого долгого вступления. Вы действительно ждете от меня, что я несколько месяцев спустя вспомню о чем-либо настолько тривиальном, как обед?
- Пожалуйста, попытайтесь тем не менее. Это может оказаться жизненно важным для вас.
Торжественность его тона, казалось, произвела на нее впечатление.
- Может быть, это глупо, но я вам верю и не думаю, что вы пытаетесь меня обмануть.
Эллери счел, что лучше промолчать.
- По чистой случайности я могу ответить на ваш вопрос, мистер Квин. Уже много лет я веду дневник и не пропустила ни дня с четырнадцати лет.
Когда-то я была твердо уверена, что стану современной Эмилией Дикенсон. Но вас, вероятно, совершенно не интересуют мои девичьи мечтания. Как бы то ни было, а все, что происходило со мной, я записывала изо дня в день.
- Да, - проговорил Эллери, - да. Этого наверняка будет достаточно.
Он встал, так же, как она, у него перехватило дух.
- Я сейчас, - сказала Вирджиния.
Казалось, ее не было целую вечность.
Наконец она вернулась с очень толстой тетрадкой в переплете из черной марокканской кожи с золотым обрезом. Тетрадка запиралась на замок. Эллери стоило труда удержаться и не схватить ее тотчас же.
- Это мой дневник 1966 года.
- И в самом деле.
- Садитесь же, мистер Квин.
Она села на диван, а он - напротив нее в кресло, пытаясь ничем не выдать, насколько ему интересно, что написано в этом дневнике. Она достала золотой ключик на золотой цепочке и открыла замок.
- Ну, посмотрим. Какого декабря, мистер Квин?
- 9.
- Так, 9… Вот здесь. О! Это был тот самый день.
- Вот как? - спросил Эллери как бы невзначай. - В тот день случилось что-то особенное, миссис Импортуна?
- Пожалуй, можно сказать и так. Это было первый раз, когда мы с Питером решились на столь бесстыдный поступок, как свидание, да к тому же еще на людях. Припоминаю, что у Нино вроде были дела в Европе или где-то там еще. Мы легкомысленно решились подвергнуть себя опасности. Однако это был маленький, совершенно неприметный ресторанчик, куда не ходил никто из моих знакомых…
Эллери чуть было не попросил заглянуть в дневник, но вовремя удержался. Он подумал, как задела бы ее такая бестактная просьба. Он вообще удивлялся, что она призналась ему в существовании дневника и даже принесла его. Попади он не в те руки, несдобровать… А попади он в его руки?
Тут она, к его изумлению, сказала:
- Впрочем, зачем я вам все это рассказываю, мистер Квин, лучше прочтите сами.
И вот наконец он был в руках у Эллери. Этот дневник.
- Миссис Импортуна, - сказал Эллери, - сознаете ли вы, что предлагаете мне? Вы предоставляете мне информацию, которую я вынужден буду довести до своего отца, если окажется, что она поможет расследованию дела. Мой отец инспектор полиции, он ведет расследование. Только благодаря его указанию портье пускает меня к вам в дом. Пока я не в силах прекратить всякие разговоры о вас и едва ли смогу уберечь вас от суда. Да и вообще, я, по всей видимости, не смогу повлиять на развитие событий. Понимаете?
- Да.
- И тем не менее вы разрешаете мне прочитать записи в этом дневнике?
Под глазами у нее от тревоги и напряжения легли тени. Но сами глаза оставались ясными.
- Я не убивала своего мужа, мистер Квин. Я также не была ничьей сообщницей. И Питера Энниса я полюбила не только потому, что он красив, но и потому, что у него доброе сердце. Раз уж вы знаете, что мы любим друг друга, мой дневник уже не может ничем повредить нам.
Он осторожно открыл тетрадь.
И начал читать.
"9 декабря 1966 года.
Я спрашиваю себя, почему до сих пор не брошу эту писанину. Все это бессвязное описание сумбура моих чувств - надежд, разочарований, страха, радости… Неужели afo доставляет мне удовольствие? Видимо, у меня в жизни их слишком мало - удовольствий…"
Он продолжал читать, погружаясь в мир ее мыслей и чувств и анализируя информацию о событиях того дня: свидание Вирджинии с Эннисом в маленьком ресторане, непрерывные уговоры Энниса развестись и так вплоть до самых последних слов: "Лучше уж я закончу и поползу к себе в постельку".
Он захлопнул тетрадь в кожаном переплете и протянул ей. Вирджиния вставила ключик в замок, повернула его, а цепочку надела на шею и спрятала ключик за вырезом платья.
Запертый на ключ дневник остался у нее на коленях.
- Вы не будете против, если мы теперь минутку помолчим?
Не дожидаясь ответа, Эллери поднялся и стал расхаживать по комнате из угла в угол. Тянул себя за нос, хватал за мочки ушей и наконец подошел к высокой ка-мийной решетке и прижался к ней лбом. Вирджиния глазами следила за ним. Казалось, она полностью покорилась судьбе и теперь терпеливо ждала, испытывая к Квину полное доверие.
Спустя некоторое время эта аура спокойствия распространилась вокруг нее, достигла Эллери и прервала его напряженные размышления. Он отвернулся от камина и взглянул на нее.
- Где вы храните свои дневники, миссис Импортуиа?
- В одном очень надежном месте. Не спрашивайте где - все равно не скажу.
- Кто-нибудь знает, где ваш тайник?
- Ни одна живая душа в этом мире, - сказала она и добавила: - И в том, который нас ждет.
- Даже Питер Эннис?
- Никто, мистер Квин.
- А не было ли у кого-нибудь случая прочесть эту тетрадь? Вдруг она кому-нибудь попала в руки?
- Ни у кого такой возможности не было. Клянусь всей своей жизнью. - Она улыбнулась. - Собственно, я сейчас ставлю на карту всю свою жизнь, мистер Квин. Нет. Есть один-единственный ключ от дневника, и я ношу его на цепочке у себя на шее, даже когда иду в ванную. И, разумеется, не снимаю на ночь.
- А ваш муж? Он не мог?..
- Я никогда не спала в одной постели со своим мужем, - сказала Вирджиния убийственным тоном. - Никогда. Всегда, когда он получал от меня все, что хотел, я уходила к себе в спальню. И запирала за собой эту поганую дверь.
- Миссис Импортуна, должен задать вам один щекотливый вопрос…
- Пожалуйста, не надо.
- Простите, у меня нет иного выхода. Не использовал ли случайно мистер Импортуна плетку?
Она закрыла глаза, словно хотела забыться. Но почти сразу же открыла снова.
- Ответ будет такой: случайно нет. Но если вы хотите знать, что он предпочитал ей по ночам, лучше не трудитесь спрашивать. Я все равно не отвечу. Никто, никто, мистер Квин, никогда не узнает этого от меня. А тот, кто единственный, кроме меня, мог рассказать об этом, мертв.
Эллери сжал ее руку. Она подала ее доверчиво, как ребенок.
- Вы чрезвычайно незаурядная молодая дама, - сказал он. - И мне угрожает необычайная опасность влюбиться в вас.
Затем, однако, он выпустил ее руку и сказал другим тоном:
- Я еще не знаю, что из всего этого выйдет. Но как бы ни повернулись события, мы с вами видимся не в последний раз.
Он представлял собой совершенную посредственность: не был ни большим, ни маленьким, ни толстым, ни тонким, пи блондином, ни брюнетом, ни старым, ни молодым, ии длинноволосым, ни лысым. Лицо мистера Е вполне могло быть сделанным из теста или пластилина. Он обладал способностью к мимикрии - сливался с непосредственным окружением так, что становился совершенно неотличим от него.
Одет он был ни элегантно, ни неряшливо. Костюм нейтрального серого цвета не выглядел поношенным. Под пиджаком была не особенно новая белая рубашка и серый галстук с чуть более темным узором. Черные английские полуботинки матово поблескивали и были немножко стоптаны на каблуках. В одной руке у него была темно-серая шляпа, в другой - видавший виды черный дипломат.
Нет, положительно, главное, что бросалось в нем в глаза, - это его способность совершенно в глаза не бросаться. И в глаза его, глядящие столь честно, вам ничуть не захотелось бы заглянуть еще раз.
Тем не менее явление это было далеко не заурядное, и инспектор Квин оглядел мистера Е с ног до головы с необычайным вниманием. Это доверенное лицо Нино Им-портуны сопровождали к нему в кабинет на Центр-стрит два сотрудника уголовной полиции. Они задержали его у трапа прилетевшего в аэропорт "Кеннеди" самолета компании "Эль-Аль". Он спокойно и равнодушно выносил критические взгляды инспектора, будто хорошо знал себе цену. Инспектор предложил ему сесть. И он сел как-то так, что никто не заметил самого момента, когда он сел: секунду назад еще стоял, а в следующую - уже сидел, сложив руки на дипломате у себя на коленях.
Он ждал.
- В доме 99 Ист вы известны как мистер Е, - начал допрос инспектор Квин. - Во всяком случае, в этом самолете вы путешествовали под фамилией Кемпински. Ваше настоящее имя, как мы только что выяснили, Эдвард Ллойд Меркенталер. Меня интересует, как мне к вам обращаться?
- Как вам будет угодно. - У мистера Е был мягкий вкрадчивый голос. Он как будто боялся кого-нибудь побеспокоить разговором. Если даже он и нервничал из-за того, что два детектива встретили его у трапа и препроводили в полицию, то совершенно не показывал этого.
- В моем положении я всегда находил предпочтительным использовать несколько имен, инспектор. Ни к одному из них я не питаю особенной привязанности.
- Я тоже. Так что будем называть вас настоящим именем. Мистер Меркенталер, у вас есть возражения против допроса?
- Ни малейших.
- Вы знаете свои права?
- О, да.
- Не предпочли бы вы разговаривать в присутствии вашего адвоката?
Губы мистера Е растянулись в улыбке, как будто инспектор необычайно тонко пошутил.
- В этом нет ни малейшей необходимости.