- По мнению судмедэксперта, вчера вечером около десяти часов.
- Кто-нибудь слышал шум борьбы?
- Комнаты прислуги находятся далеко. А стены такие, что в комнатах хоть сотня детей скачи разом - ничего не слышно. В те времена, когда был построен "99-Ист", еще делали настоящие стены. Нет, никто не слышал никакого шума.
Эллери положил фотографию на стол. Сержант Вой-тершейк хотел было прибрать ее, но Эллери вдруг взял ее снова и стал рассматривать.
- А доктор Праути не мог бы более точно определить время?
- Какой ты нетерпеливый, мальчик мой, - сказал Старик. - Правда, это дело не того уровня, к какому ты привык. Нет, доктор Праути не сможет этого сделать - по крайней мере, сегодня. А может, и вообще.
- Ты, кажется, не особенно веришь в успех расследования.
- А ты, кажется, не особенно веришь в нашу версию о левше.
Эллери нахмурил лоб и стал пристально вглядываться в снимок. Стол на нем стоял параллельно стене, которая находилась за спиной у убитого, и боком примыкал к другой.
- Тут, конечно, определить левшу не ахти какая задача, - ответил Эллери. - Достаточно одной этой фотографии. Если убийца стоял вот здесь и бил под таким углом - конечно, при условии, что Джулио сидел действительно в этом кресле, - то удар явно нанесен левшой.
Инспектор и сержант без особого воодушевления кивнули.
- Это все, что ты можешь сказать? - осведомился инспектор Квин.
- Нет, для меня вопрос далеко не исчерпан, - возразил Эллери, - во всяком случае, пока. Проблема вот в чем. Если кто-то пытается навести подозрение на Марко, и если пуговица и отпечаток ботинка - ложные улики - что нам мешает предположить в таком случае, что у пас специально стараются создать представление, будто убийца - левша. Может, все это тоже подстроено? Я хотел бы получше осмотреть место преступления, отец. И еще - ты не мог бы устроить, чтобы нас ждал там личный секретарь братьев - как его - Питер Эннис?
Было девять тридцать пять вечера, когда оба Квина на специальном лифте поднялись на верхний этаж "99-Ист" и вошли в довольно просто обставленный холл, куда выходили восточные и западные апартаменты девятого этажа. На первом этаже им пришлось продираться сквозь осиный рой репортеров и фотографов, поэтому оба были несколько потрепаны.
- Открывайте, - скомандовал инспектор полицейскому, который охранял вход в восточные апартаменты. Тот стукнул в дверь три раза, и другой полицейский открыл ее изнутри.
- Там внизу, небось, жарко, инспектор? - поинтересовался он.
- Сущее побоище. Все в порядке, дальше мы найдем дорогу сами.
Эллери последовал за отцом, рассматривая на ходу высокие потолки и отделку комнат в стиле рококо. Мебель была массивной и происходила, по всей видимости, из Италии, тем не менее в апартаментах дышалось удивительно легко и свободно. Обстановка не была выдержана в каком-то определенном стиле, она скорее отражала каприз архитектора, которого звали, несомненно, Джу-лио Импортунато. Видимо, убитый был человеком легким, добросердечным, любил красиво пожить, размышлял Эллери. Портрет хозяина во весь рост, выполненный маслом, еще более утвердил его в этом мнении. На нем был изображен высокий, рыхловатый мужчина с болыни-ми усами и глазами, выдающими тайную страсть. Художник, видимо, рисовал с таким же чистосердечием, каким отличался и портретируемый.
Наконец, они добрались до места преступления. Библиотека пребывала в том же состоянии, в каком ее застал Питер Эннис, обнаруживший убитого: стулья перевернуты, разбитые лампы - на полу, подставка для каминных принадлежностей опрокинута, и даже обломки древнего табурета по-прежнему лежали там, где он был разломан. Не было только тела Джулио Импортунато - на залитом кровью столе мелом были обведены контуры его головы и верхней части туловища.
- След, надо думать, был там?
Эллери концом туфли указал на дыру диаметром сантиметров в шестьдесят, вырезанную в голубом индийском паласе перед письменным столом.
Инспектор Квин кивнул.
- Да. След зафиксировали.
- Эннис здесь?
Инспектор сделал знак дежурному полицейскому. Тот открыл дверь в дальнем конце библиотеки. Вошли двое. Человек, который шествовал первым, ни в коем случае не мог быть Эннисом. Он выступал величественно, словно капитан корабля. За ним быстрыми мелкими шажками поспешал, как и подобает секретарю, Питер Эннис. Мелкие шажки позволяли ему скрыть заметное преимущество в росте перед своим патроном.
- Мистер Нино Импортуна, - удивительно высоким тенором, которого трудно было ожидать от мужчины его размеров, торжественно провозгласил Питер Эннис. Никто не обратил внимания на этот фанфарный глас. Эннис стушевался и отступил на шаг.
Импортуна остановился около стола убитого брата и с бесстрастным лицом стал смотреть на высохшую кровь.
- Впервые вижу это, - сказал он, описав правой четырехпалой рукой нечто вроде овала, - меня сюда не впускали.
- Вам и сейчас не следовало бы приходить сюда, мистер Импортуна, - сказал инспектор. - Мне бы очень хотелось избавить вас от этого зрелища.
- Очень мило с вашей стороны. Но в этом не было никакой необходимости, - сказано это было сухим тоном, хотя в нем все же был слышен отдаленный отзвук угрызений совести. - Итальянские контрадини привыкли к виду крови… Вот, значит, как выглядело убийство брата. Omicidio a sangue freddo.
- Почему вы сказали - "хладнокровное", мистер Импортуна? - спросил Эллери.
Нино поднял взгляд.
- Кто вы такой? Вы не полицейский?
- Мой сын Эллери, - поспешил представить инспектор. - У него профессиональный интерес к преступлениям, мистер Импортуна, хотя он и не полицейский. Он пишет о работе полиции.
- Ах, вот как! Стало быть, убийство моего брата Джулио послужит вам материалом…
- Я здесь вовсе не за этим, - ответил Эллери. - Просто мы считаем это дело чрезвычайно сложным, мистер Импортуна. И я пришел, чтобы помочь в расследованиях. Однако вы так и не ответили на мой вопрос.
- Вы понимаете по-итальянски?
- Немного. Так почему вы сказали "хладнокровное"?
- Потому что брат был убит одним ударом, нанесенным со страшной силой и большой точностью. Если бы убийца напал на него в приступе гнева, он ударил бы несколько раз.
- В вас умер великий детектив, мистер Импортуна, - сказал Эллери. - Вы сделали чрезвычайно важное замечание.
Нино Импортуна пожал плечами.
- Пользуясь случаем, господа, прошу извинить мою жену за то, что она не может к вам выйти. Миссис Импортуна очень любила Джулио. Его смерть так потрясла ее, что мне пришлось категорически запретить ей входить в эту комнату.
- Нам, разумеется, надо будет поговорить с ней, - сказал инспектор. - Но это не к спеху. Поговорим, когда будет удобно вашей жене, мистер Импортуна.
- Благодарю вас. Я узнал, что вы хотите еще раз допросить моего секретаря мистера Энниса.
- Мой сын хотел бы задать ему несколько вопросов.
- Питер, расскажите мистеру Квину все, что он захочет узнать.
Нино Импортуна прислонился к ближайшей стене. Рядом было кресло, но он предпочел стену. Его чувственные, почти девичьи, губы были сейчас плотно сжаты, суровый взгляд направлен на Энниса,
- Видимо, мне следует повторить всю историю - как я обнаружил его… - сказал Питер Эннис Эллери.
- Нет, - ответил Эллери.
- Нет?
- Я хотел бы, чтобы вы описали мне свои первые впечатления - те, которые возникли сразу после шока.
- Сожалею… - пролепетал белокурый секретарь. - Сожалею, но не совсем понимаю, что вы имеете…
Эллери улыбнулся.
- Я отнюдь не упрекаю вас. Вы, разумеется, сбиты с толку и растеряны. Я и сам еще точно не знаю, что пытаюсь у вас- узнать, потому что двигаюсь ощупью. Но давайте-ка попытаемся вспомнить вот о чем. Скажите, не бросилось ли вам в глаза тогда в этой комнате что-то необычное? Мне известно, что вам хорошо знакомы здесь все апартаменты. Знаете, порою бывает какое-то смутное ощущение - будто что-то не так, хотя все вокруг хорошо знакомо. Может, чего-то нет, или наоборот что-то добавилось лишнее, или что-то передвинуто на другое место.
- Ну, конечно, многое перевернуто, сломано, разбито…
- А кроме этого, мистер Эннис?
- Ну…
- Минуточку.
Инспектор Квин заметил: Эллери что-то обнаружил и сразу стал похож на ищейку, как это с ним часто бывало. Он чуть ли нс дрожал от возбуждения, замерев на месте. Взгляд его был прикован к ковру и стене за ним.
Внезапно он бросился туда, куда смотрел, опустился на колени и стал что-то пристально рассматривать. Затем метнулся к другому месту, уже за письменным столом, и стал изучать что-то там. Потом вскочил, подбежал к столу спереди и стал заглядывать под него почти посередине, немного ближе к боковой стене.
Поднявшись на этот раз, он подозвал дежурного полицейского.
- Не смогли бы вы мне помочь?
Он поручил полицейскому приподнять письменный стол спереди, за тот угол, который был у боковой стены.
- Всего на два сантиметра, не больше. Еще чуть-чуть повыше. Вот так, хорошо. Подержите минутку.
Он склонился и стал рассматривать палас там, где только что стояла ножка стола.
- Прекрасно. А теперь то же самое проделаем здесь.
Дежурный полицейский повторил всю процедуру с другим углом стола.
Исследования, производимые Эллери у этого дальнего угла, примыкавшего к боковой стене, затянулись чуть дольше. Наконец он кивнул полицейскому и поднялся.
- Ну что?
Голос инспектора по-прежнему был бесстрастным.
Эллери указал глазами на Энниса и Импортуну. Отец ответил ему легким кивком. Эллери тотчас же вернулся к тому месту на паласе, которое осматривал сначала.
- Если вы приподнимете здесь стол, то увидите на паласе углубление от ножки, однако не на том месте, где она сейчас стоит, а чуть в стороне. Если же вы поднимете другую ножку стола и поглядите на палас под ней, то обнаружите нечто странное. Углубление есть, но оно неизмеримо меньше, чем на том меоте, где ножки сейчас нет.
- Вот здесь, - Эллери перешел к месту своих исследований позади письменного стола, почти у самой стены, - точно то же: очень глубокий отпечаток там, где сейчас нет ножки, но где она явно стояла долгое время. А там, куда упирается ножка сейчас, отпечаток на паласе гораздо менее глубокий.
- Если мы теперь подойдем к столу спереди и заглянем под него ближе к боковой стене, мы опять-таки увидим глубокий отпечаток, тогда как палас под ножкой продавлен лишь слегка. Если же мы теперь внимательно рассмотрим палас под задней ножкой, которая ближе всего к боковой стене, то нам придется сделать интересную констатацию: там вовсе нет более слабого отпечатка, как под тремя другими ножками. Отпечаток там еще глубже, чем отпечатки в других местах - старые, глубокие. Как будто стол поворачивали вокруг этой ножки. Единственно возможный вывод, который вытекает из этого, - стол был повернут. Причем недавно.
- И что же дальше? - осведомился инспектор с прежней невозмутимостью.
- Давайте будем исходить из прежних глубоких отпечатков на паласе - вахмистр, будьте добры, возьмитесь за этот угол стола и чуть-чуть поверните его относительно задней ножки, к боковой стене, чтобы поставить в прежнее положение… Нет, еще чуть подальше. Вот так. Итак, стол сейчас стоит так, как стоял обычно, - как видите, немного наискосок. И кресло оказывается практически зажатым в маленьком треугольном пространстве за ним. Пройти и сесть в кресло достаточно трудно. Полагаю, что мистеру Импортунато при его внушительных размерах доставила бы немало мучений попытка протиснуться к креслу за столом и сесть в него, если бы он того захотел. Правда, мистер Эннис?
Питер Эннис казался необычайно смущенным.
- Я и в самом деле не знаю, что мне сказать, мистер Квин. Разумеется, стол всегда стоял именно так. Я даже представить не могу, как это я не заметил, что его переставили. Если бы не шок…
- Может быть, может быть, - дружелюбно ответил Эллери. - А вы, мистер Импортуна? Вы что же, тоже не заметили этой перестановки?
- Мистер Импортуна редко заходит сюда… - поспешил сказать Эннис.
- Я могу и сам ответить, Питер, - сказал Нино Импортуна, и молодой человек покраснел снова. - Я сразу, как только вошел, заметил, что стол переставлен, мистер Квин. Но я думал, что это полиция сдвинула его во время первого осмотра места происшествия.
Взгляд Нино был совершенно непроницаем.
- Разве это что-то меняет? Вы что, видите в этом какой-то особый смысл?
- Любое несоответствие что-то меняет, - ответил Эллери. - Да, я вижу во всем этом особый смысл, мистер Импортуна. Точно так же, как в пуговице и в отпечатке ботинка…
- В пуговице? В отпечатке ботинка? - мультимиллионер уставился на Эллери. - Какой еще пуговице? Каком ботинке? Мне никто ничего не рассказывал.
Инспектор с готовностью принялся объяснять.
- Пуговица и отпечаток ботинка были ложными уликами. Их сфабриковали с целью бросить тень на вашего брата Марко, - подвел он итог.
- Видимо, перестановка стола преследовала ту же цель, - продолжил Эллери. - Марко - левша. Если стол стоит так, как стоял, когда мы пришли - параллельно стене - то просто напрашивается вывод: удар по голове Джулио был нанесен левшой. Это должно было бы стать в наших глазах еще одним доказательством виновности Марко. Или, по крайней мере, не приходило бы в противоречие с той версией, которую нам пытаются навязать, подбрасывая пуговицу и фабрикуя след.
Однако теперь мы знаем, что стол передвинули нарочно. Ведь что получится, если поставить его в обычное положение, в каком он был к моменту удара? Получается, что левша просто не сможет ударить Джулио по той стороне головы, на которой находится смертельная рана. У него просто-напросто не получится размахнуться здесь кочергой. И убийца понимал это. Чтобы навязать нам версию, что удар был нанесен левшой, ему пришлось переставить стол. Значит, теперь нам следует распрощаться не только с пуговицей и отпечатком ноги, но и с ударом, который нанес левша. Короче, абсолютно все улики против Марко сфабрикованы. Марко, разумеется, это сильно облегчит жизнь, а вот нам теперь абсолютно не за что зацепиться.
Эллери поглядел на отца.
- Ты знал про письменный стол?
Инспектор Квин кивнул.
- Потому я и хотел, чтобы ты побывал здесь сам. Эти ловкие трюки больше в твоем духе. В жизни они встречаются реже, чем в романах.
- Мне кажется, я не совсем понимаю вас, - прохрипел Импортуна.
- Кому-то надо было свести счеты не только с Джулио, мистер Импортуна, но, видимо, также и с вашим братом Марко, - пояснил Эллери. - Во всяком случае, он специально постарался и сфабриковал ложные улики против Марко. Скажите нам - кто так ненавидел Джулио и, по-видимому, Марко, что одного убил, а другого попытался выставить убийцей?
- На этот вопрос я уже отвечал и объяснил все про Марко инспектору Квину и другим полицейским чинам. Что до Джулио, то я даже представить себе не могу, кто мог его ненавидеть. Знаете, он был похож на этакого толстого и веселого щенка сенбернара. Легко запутывал все дела, но сердиться на него было невозможно - он просто обезоруживал своим добродушием. Никогда не был подлым и никому не стремился навредить. Наоборот, всегда веселился, шутил, любил людей, был щедрым и всегда готовым прийти на помощь. Он был очень кротким человеком…
- Вы нарисовали портрет святого, мистер Импортуна, - проговорил Эллери. - Но портрет, который висит у него в апартаментах, выдает, что у этого святого были кое-какие грешки. Быть может, азартные игры.
- Если вы хотите таким образом намекнуть, что он мог оказаться в трудном финансовом положении из-за проигрыша, то это просто смешно, мистер Квин. Я уверяю вас, это не соответствует действительности. А если бы даже и было правдой, то Марко и я всегда выручили бы его.
Теперь губы Нино растянулись в действительно нежной улыбке.
- А может, то была страсть к женщинам, - предположил Эллери.
- Женщины? Да, у Джулио было много подружек. Но когда он их покидал, у них не было оснований его ненавидеть- они только становились от этого богаче и счастливее.
- У женщин иногда бывают мужья, мистер Импорту-иа. Ревнивые мужья.
- Джулио не связывался с замужними женщинами, - отрезал мультимиллионер. - У нас в семье на это было строгое табу. Отношение к браку как к святыне было воспитано в нас с детских лет. Переспать с замужней женщиной для Джулио было все равно что изнасиловать монахиню.
- А как насчет бизнеса, мистер Импортуна? Вряд ли вы трос смогли подняться так высоко, никому не перейдя дорогу и даже не поломав пару-тройку жизней. В делах Джулио тоже оставался святым?
Чувственные губы Нино снова растянулись в улыбке.
- Вы не особенно почтительны к покойному и чересчур любопытны, мистер Квин.
- Только потому, что произошло убийство.
Мультимиллионер кивнул.
- Вы просто одержимы этим делом, как я вижу. Нет, мистер Квин, Джулио никогда особо не интересовался крупными сделками. Он часто говаривал, что был бы гораздо счастливее, если бы мог целыми днями продавать в лавочке помидоры и сыр. Ваше утверждение, конечно, я нс могу безоговорочно опровергнуть. Чтобы делать большие деньги на международном рынке, надо быть человеком бесчувственным. Бесчувственными были Марк о и я, раз уж это так необходимо. Но Джулио я никогда не просил участвовать в подобных делах. Да он и сам отказался бы. Он бы улыбнулся, услышав это, и признал, что я охранял его душевный покой. Как я уже говорил, он был благочестивым и добрым человеком. Каждый, кто его знал, любил его.
- К сожалению, не каждый, - возразил Эллери. - Есть по крайней мере один человек, про которого этого не скажешь. А как насчет Марко, мистер Импортуна? Марко любят все?
Нино покачал мощной головой. Эллери так и не понял, был ли это знак отрицания или признак досады, которую вызвал его вопрос. Он быстро и мягко что-то сказал по-итальянски, и Эллери так и не понял, что. Но, поглядев в необыкновенные глаза Импортуны, он подумал: "Тем лучше".
- Мне кажется, - вдруг сказал инспектор Квин, - мы сейчас двинемся дальше и побеседуем с Марко. Это уже давно пора сделать.
Насколько можно судить о человеке по обстановке в его квартире, думал Эллери на ходу, Марко был эксцентричным интеллектуалом. Его апартаменты отличались от комнат Джулио так же, как эра модернизма от Флоренции времен Микеланджело. Вес украшения позднего викторианского стиля были либо устранены, либо переделаны, либо скрыты. Они прошли через совершенно пустую абсолютно белую комнату, напоминавшую больничную палату. Только пол был покрыт кричаще-яркими красками. Затем в глаза им бросился шедевр - какой-то скрюченный предмет мебели из совершенно невероятного материала. Вслед за ним - отдельное собрание модернистских скульптур. С одной из стен в комнату выдавался насос фирмы "Тексако", грозящий свалиться на голову любителям поп-арта. Другая комната, как видно, была предназначена для того, чтобы осуществлять в ней психоделические светомузыкальные композиции. Эллери увидел здесь дуговую лампу, прожектор, колесо для фейерверков и софиты, которые можно было включать с пульта, играя, как на органе.