Начальство его любило, сотрудники уважали - и прежде всего за то, что Сергей Петрович был человеком слова: если он что-то пообещал, то любому в управлении было известно - будет выполнено во что бы то ни стало. Много прошло трудных дел через руки Сергея Петровича, и чаще всего ему доставались те, что назывались "безнадежными". Раскрывая одно из таких безнадежных дел: убийство жены директора "елисеевского" магазина, Сергей Петрович неожиданно наткнулся на хорошо организованную банду, за которой числился не один десяток зверских расправ. За раскрытие этого дела он получил первый свой орден, а по нелепой случайности был тяжело ранен в живот, и начальство, после того как он немного подлечился, выделило ему путевку Кавказско-Крымского курортного треста. Сергей Петрович улыбнулся: какие цены тогда были… Эта путевка стоила девятьсот двадцать рублей! Но для него она была выделена бесплатно. Впервые он поехал отдыхать - и куда! В Крым!.. Господи! Ну, не получается у него оттянуть тяжелые воспоминания! Не получается! Ну, что ж, уважаемый мозг, инквизитор души, возьмите душу, приступите к своей пытке… На чем он остановился? На 1940-м? Прекрасно! После успешного завершения операции, за которую он получил орден Красного Знамени, и последующего лечения и отдыха в Крыму Сергею Петровичу предложили возглавить областной отдел (к тому времени у него уже было три шпалы в петлицах, а свободной для его ранга должности не было). Сергей Петрович раздумывал недолго: посоветовался для проформы с Вероникой Александровной (которая, надо отдать должное, обладала в отношении своего мужа такой же интуицией, что всегда знала, чего ему хочется, и ее желания всегда совпадали с его) и через два дня уже знакомился с делами. Проверяя списки сотрудников, он, Панков, к своей великой радости, наткнулся на знакомую фамилию. Василия он видел несколько лет назад, когда тот с тяжелым ранением был направлен в институт Склифосовского. Ранение было настолько тяжелым, что Василию запретили продолжать работу в органах НКВД. Письма, полные оптимизма и веры в лучшую судьбу, Панков получал регулярно из различных санаториев страны. И только последний год письма вдруг прекратились. Обеспокоенный этим обстоятельством, Панков сделал необходимые запросы и вскоре узнал, что, учитывая прошлые его заслуги (а Василий одним из первых сотрудников ГПУ стал орденоносцем), начальство пошло ему навстречу, направив работать в органы внутренних дел. В списках, которые просматривал Сергей Петрович, Василий значился участковым оперуполномоченным в одном из поселков Подмосковья. "Тихий, забытый Богом и людьми уголок: кроме самогонщиков и разбитых носов, там и дел никаких не случается!" - так охарактеризовал участок Василия заместитель Панкова, проработавший в этом отделе несколько лет. При первой же возможности Сергей Петрович решил навестить своего друга, нагрянув к нему неожиданно. Но дел навалилось столько, что прошло около полугода, когда он наконец навел в своем отделе должный порядок. Закупив для встречи с Василием лучшее, что мог достать, он назначил поездку на пятницу, чтобы провести с Василием пару дней. Но судьба повернула так, что Василия он увидел на два дня раньше.
…Сергей Петрович все-таки не выдержал: поднялся с кушетки, достал сигареты и закурил Глубоко затянувшись, он едва не закашлялся: давно не курил, отвыкать начал. Сделав еще пару затяжек, старый генерал затушил о пепельницу сигарету и задумчиво стал вертеть ее между пальцами…
…В звездную ночь 1940 года в окно невысокого бревенчатого дома негромко, но настойчиво постучали. Вспыхнул свет, и хриплый, видно спросонья, мужской голос спросил:
- Кто там?
Выйди на минутку, Василь… Дело есть, - ответил стучавший.
Ты, что ли, Григорий? - Василий узнал стучавшего: это был мужик, к которому он уже давно приглядывается. Почти о каждом, кто проживал на его участке - довольно большом: три села, да и территория немалая, - Василий знал, кто чем дышит, у кого что на уме, а с этим Григорием, кроме "здравствуй и прощай", ничего… Пробовал Василий разговаривать с ним, но Григорий отделывался односложными и ничем не обязывающими ответами, а потом и вовсе стал избегать дотошного участкового. Более года работает Василий на этом участке, и все было спокойно, а в последние две-три недели обстановка круто изменилась: то сено кто-то подпалит, то амбар с семенным зерном… А дня три назад прирезали трех колхозных коров, и это уже было серьезное преступление. Именно в последнем случае Григорий и попал под подозрение: его целый вечер не было дома (об этом проговорилась жена), но никаких доказательств не было, и Василий решил плотнее заняться этим Григорием…
Взглянув на ходики, показывающие четверть третьего ночи, Василий нахмурился: "Чего это Григорий ночью ко мне заявился? Может, хочет о чем-то рассказать?" И, посчитав, что не следует упускать предоставившуюся возможность узнать что-либо важное, Василий решил не показывать свою заинтересованность.
- Что это тебе не спится?
- Выйди, дело есть! - тихо ответил Григорий.
Василий накинул на нижнее белье полушубок, влез в огромные валенки, еще не успевшие просохнуть как следует, и, зябко поеживаясь, вышел на крыльцо. К нему тут же подошел невысокий мужичонка.
- Пойдем пройдемся, а то услышит кто… - проговорил он, нервно озираясь по сторонам.
- Почему не здесь? - насторожился Василий.
- Да… - замялся Григорий и, пряча свои глаза, добавил: - Показать кое-что тебе хочу.
- Что-нибудь важное?
- То-то и оно, что важное! - заявил Григорий и, снова посмотрев по сторонам, двинулся вперед.
- Это далеко? - спросил Василий, раздумывая, вернуться за оружием в дом или нет. - Я в том смысле, что одеться бы потеплее…
- Да рядом тут, не успеешь замерзнуть! - суетливо заверил его Григорий и снова пошел вперед, давая понять, что торопится.
Василий потоптался в нерешительности на месте, но желание получить какие-нибудь факты о диверсиях притупило осторожность, и он быстро устремился за Григорием…
Едва они вышли на окраину села, Василий заметил три фигуры, двинувшиеся им навстречу. Почувствовав неладное, Василий остановился.
- Кто это? - спросил он Григория.
Не останавливаясь, тот пожал плечами и продолжал идти вперед. Василий обернулся в сторону села и увидел еще двух незнакомых мужчин, вышедших, вероятно, из-за домов. Ругнув себя за такую неосмотрительность, Василий быстро догнал Григория.
- Видно, не напрасно я подозревать тебя начал!
- За что и пострадаешь: знал бы меньше - жил бы дольше! - усмехнулся Григорий, и столько было в его голосе злорадства, что Василий, не выдержав, пнул его между ног. Громко взвизгнув от боли, Григорий сломался пополам, повалился на бок и начал кататься по снегу, ухватившись руками за низ живота.
Когда трое подошли ближе, Василий увидел среди них красивую стройную женщину в белом полушубке. Черные волосы, выбивающиеся из-под белоснежного полушалка, ладно подогнанные сапожки, облегающие плотные икры, затянутая пояском талия делали ее похожей на рекламные проспекты, демонстрирующие русскую моду. Но удивительно: одежда существовала как бы сама по себе, а женщина - отдельно.
- Так это ты?! - воскликнул вдруг Василий и бросился на женщину, но страшный удар в челюсть, который нанес ему один из приблизившихся сзади мужчин, свалил его с ног. Лежащего, его стали пинать ногами в живот, в голову…
- Хватит! - резко бросила женщина, и они тут же прекратили избиение. Подчиняясь жесту женщины, Василия подняли на ноги.
- Ты! - ткнула женщина пальцем в сторону Григория, продолжавшего корчиться на снегу. - Можешь идти, но… смотри у меня. Понял?
- Как уж тут не понять! - пробормотал Григорий, забыв мгновенно про боль. Быстро вскочив на ноги, он пошел прочь, прихрамывая.
- Ну, вот мы и встретились наконец! - недобро улыбнулась женщина. - Ты же давно добиваешься этой встречи, не правда ли? А, Вася-Василек?
Василий сплюнул кровавой слюной и ничего не ответил, с удивлением рассматривая черное пятно на снегу.
- И как это ты смог выкарабкаться, не понимаю? - с искренним удивлением сказала она. - Отец говорил, что он едва ли не всю обойму выпустил в тебя…
- Не мог я отправиться на тот свет и не проститься с тобой! - ответил он, радушно улыбаясь, что и заставило несколько расслабиться окружавших его мужчин. Воспользовавшись этим, Василий ударил ближайшего ногой в живот и, бросившись на женщину, вцепился ей в горло.
Испуганно вскрикнув, женщина пыталась что-то выговорить, но руки Василия так сильно сдавили ее горло, что, кроме сдавленного хрипа, у нее ничего не выходило. Опомнившись, кто-то опустил Василию на голову тяжелую рукоять маузера. Коротко охнув, Василий ткнулся женщине в грудь и потерял сознание. С большими усилиями освободившись от цепких узловатых пальцев Василия, женщина отвалила от себя беспомощное тело, но осталась сидеть на снегу, судорожно хватая раскрытым ртом морозный воздух, словно огромная рыбина, выброшенная на берег сильной волной. Потом она стала натужно кашлять. Четверо мужчин растерянно стояли вокруг, не зная, чем помочь женщине. Даже тот, кого пнул Василий, забыв про боль, с опаской поглядывал на нее, еле заметно отодвигаясь в сторону. Когда кашель чуть отпустил и перестал вызывать горловую судорогу, женщина вскочила на ноги, подхватила лежащий на снегу корявый сук и со злостью стала охаживать своих телохранителей.
- Мужичье проклятое! Твари позорные! Он же меня задушить мог! Стоят, разинув рты! Все кости вам поломаю!
Увертываясь от увесистой коряги, те пытались что-то бормотать в оправдание, но все было тщетно: пока женщина не устала, она продолжала гоняться за ними. Вспышка ярости в ней прошла так же быстро, как и началась; откинув корягу в сторону, она приказала:
- Приведите его в себя…
С опаской поглядывая на женщину, они склонились и стали натирать снегом Василию уши, тормошить его, пока он, наконец, не издал тихий стон. И снова его поставили на ноги. С трудом открыв глаза, залитые кровью, Василий осмотрелся вокруг, не понимая, где он находится и что с ним произошло. Разглядев лицо женщины, он все постепенно вспомнил и снова горько пожалел, что оставил свое оружие в хате.
- Ну как, пришел в себя? - спросила женщина.
Василий, не ответив, отвернулся.
- И как это ты снова на нас вышел? - она вздохнула. - Хороший ты парень, жаль мне тебя! И Сергею ты нравился… Как дружок-то поживает? Небось в больших начальниках ходит?
Василий, с трудом державшийся на ногах, облизнул кровоточащие губы, поморщился от боли и медленно поднял глаза на женщину. Странное дело: избитый, израненный, покачивающийся от слабости, осознавший, что жить ему осталось совсем самую малость, а жалость и огорчение Василий испытывал не к себе - а к стоящей напротив него женщине. Женщине, которую он знал большую часть своей жизни. Женщине, которая была первой, заставившей неровно биться сердце, когда он был еще совсем молодым. Нет, было бы неправдой сказать, что Василий не жалел себя, что ему было все равно: останется он в живых или нет. Но это была не жалость человека, цепляющегося всеми силами за еле заметные шероховатости на отвесной скале, чтобы хотя бы немного продлить свою жизнь. Нет и еще раз нет! Он пытался удержаться для того, чтобы успеть мысленно пробежать свою прожитую короткую жизнь и вспомнить, много ли осталось незавершенных дел, остались ли за ним долги, и решить перед своей совестью, правильно ли он прожил. Перед Богом и людьми, как говорится в народе, совесть его чиста. Горевать о нем некому: родных нет. Были у него и семья и сын. Любил он беззаветно и жену и сына, но судьба и здесь наказала Василия: жена провалилась под лед и утонула (ее труп так и не нашли), а сын погиб в Испании. И тут Василий подумал о Сергее. Ему стало ужасно стыдно, что в последнюю минуту своей жизни он едва не забыл о нем. Как жаль, что они не встретились. Василий обрадовался, когда узнал о назначении друга. Хотел сразу же поехать к нему, но захворал, а когда поправился, навалились неотложные дела. Сейчас накопилось много различных фактов и подозрений, которыми ему хотелось поделиться с Сергеем, и Василий решил поехать к нему на выходные. Так друзья стремились навстречу друг другу, но судьба распорядилась по-своему…
И все-таки было одно дело, о котором Василий сильно жалел. Жалел о том, что не успел довести его до конца. Лановские! Вот что будет мучить его до последнего вздоха. Он, конечно, не сомневается, что рано или поздно их обезвредят, но сколько они еще могут навредить?! Сколько еще людей погибнут, прежде чем прекратят свое существование эти оборотни?! Василий еле заметно покачал головой.
- А что это ты на меня так смотришь? - воскликнула Ванда. - Словно не ты, а я у тебя в руках? Ишь ты!..
- Жалко мне тебя, - тихо проговорил Василий. - Убогая ты, Ванда… Красивая, а убогая… и слабая… Ведь ты от слабости своей зверствуешь, а жизнь-то твоя давно уже в тупике.
- Ну-ну, говори, даже интересно стало! - она попыталась усмехнуться, но усмешка получилась кривой гримасой: задели слова Василия, словно хлестнули по больному.
- А чего говорить-то? Ты и сама все это знаешь, признаться только боишься, даже себе! Недаром тебе прозвище дали: Вандалка! У тебя же руки в крови! - вдруг выкрикнул Василий, и она машинально взглянула на свои руки. Воспользовавшись, он снова бросился на нее, но в этот раз Ванда была наготове: вырвала из кармана руку, и в сухой морозной ночи грянул короткий, но гулкий выстрел. Эхом отозвалось в лесу. Василий, словно наткнувшись на невидимую стенку, упал навзничь, затем повернулся с большим трудом на бок, ощупал рукой грудь и удивленно посмотрел на кровь. Силы постепенно оставляли его, но оставалась еще ненависть, которой было столько, что она смогла заменить Василию недостающие силы. Он медленно поднялся на ноги, в уголках губ появились тоненькие струйки крови. С трудом удерживая равновесие, Василий снова двинулся на Ванду. С тяжелым хрипом в груди, видно пуля попала в легкое, он торопился бросить в лицо Ванде слова, словно от них, именно от этих слов могла зависеть вся его жизнь.
- Ты не нам…ного про…жи…вешь доль…ше меня… - В груди его все клокотало, но он упрямо выплевывал вместе с кровью: - На…род вы…ведет те…бя…
Ванда испуганно попятилась от него. Ее лицо перекосилось от страха, рот судорожно открывался и закрывался. Наконец, она выкрикнула:
- Стреляйте! Скорее! - Она так испугалась, что совсем забыла про свой пистолет.
Несколько выстрелов оборвали трудную и последнюю речь Василия. Не смог он договорить всего, что ему хотелось сказать этой женщине. Рухнул Василий лицом в снег, тихо стало вокруг… Раскинул он широко руки, как бы обнимая в последний раз землю, сжал пальцы в кулак, пытаясь подчинить непослушное тело и снова приподняться, но остановилось пробитое сердце! Затих Василий, словно прислушиваясь к матушке-земле… И последняя мысль, которая навестила его, обожгла: зря не взял с собой оружие…
Ванда осторожно, все еще побаиваясь Василия, подошла к его телу и, смахнув со лба выступивший от страха пот, разрядила в уже мертвое тело всю обойму, бросив со злостью:
- Так вернее!
Эхом ответил ей лес и вздрогнула от него Ванда: голос живого Василия почудился ей. Зябко поежившись, она кивнула на труп Василия. Мужик, которого Василий пнул в живот, вытащил из-за пояса финку и склонился над трупом…
…Сергей Петрович в ту ночь спал плохо, словно предчувствуя беду. И только под самое утро усталость взяла свое, и он уснул. Спать долго не пришлось: раздался телефонный звонок, и Сергей Петрович, моментально проснувшись, сначала взял в руки одежду и только потом потянулся к телефонной трубке.
- Сейчас я тебе завтрак сооружу! - спокойно проговорила Вероника Александровна, привыкшая к подобным звонкам.
- Так… так… - По мере продолжения разговора лицо Сергея Петровича становилось все мрачнее и мрачнее. - Когда это случилось? - Услышав ответ, он тяжело опустился на кровать, но тут же встрепенулся. - Машину с врачом ко мне: сам поеду!..
- Что случилось, Сереженька? На тебе лица нет!
- На Василия совершено нападение, - коротко пояснил он, продолжая собираться.
- На Василия? - Вероника Александровна только дважды видела друга мужа, но знала о нем еще тоща, когда они с Сергеем не были мужем и женой. - Он жив? - тихо спросила она.
- Пока неизвестно… Дом его подожгли, но его там не было…
- Может… - начала жена, но он перебил ее:
- Все может быть! - Желая смягчить нечаянную грубость, добавил: - Не сердись, будем надеяться…
- Я положу тебе что-нибудь в дорогу?! - полувопросительно сказала она, зная, что завтракать он не будет: в расстроенном состоянии Сергей Петрович мог сутками не питаться.
- Спасибо, не надо… Где-нибудь перекушу по дороге. Когда вернусь, не знаю! Извини, - Сергей Петрович чмокнул ее в щеку и быстро вышел.
Когда они подъехали к дому Василия, дом уже даже не дымился. Двое сотрудников в синих шинелях охраняли место происшествия. Но ни единого человека видно не было. Сергей Петрович распахнул дверцу старенькой эмки, и в нос тут же ударило гарью.
- Товарищ капитан, - обратился к нему пожилой мужчина с двумя кубиками в петлице, - докладывать сейчас или после того, как вы посмотрите на труп?
- Какой труп? - невольно воскликнул Сергей Петрович.
- На окраине села районным почтальоном Баулином обнаружен труп неизвестного мужчины… Опознать пока не удалось: изуродован до неузнаваемости… Ни документов, ни одежды какой, кроме исподних, не обнаружено… - Доложив коротко, по уставу, он тяжело вздохнул и добавил: - Это надо же так изуродовать! Зверье, чистое слово, зверье!
- У трупа кто-нибудь оставлен, сержант?
- Так точно, товарищ капитан!
- Проводите нас туда!
- Слушаюсь! Семенов! - крикнул он второму сотруднику. - Ничего не трогать и никого не допускать!
- Так точно! - ответил тот, переминаясь с ноги на ногу.
- Лучше на машине подскочить! - предложил сержант, и Сергей Петрович согласно кивнул ему…
У самого леса они заметили большую толпу людей: едва ли не все село собралось.
- Вот здесь его и обнаружили, - кивнул сержант головой в сторону толпы.
Многие женщины вытирали слезы. Мужчины не плакали, сжимая со злобой кулаки…
Сергей Петрович с доктором вышли из машины. Увидев их, люди расступились, пропуская к лежащему на снегу телу. К Сергею Петровичу подошел сотрудник, находившийся около трупа.
- Товарищ капитан, - рассмотрев шпалы Сергея Петровича, обратился он к нему, - это труп Василия Зарубина, участкового оперуполномо…
- Знаю! - глухо оборвал Сергей Петрович, затем склонился над Василием. - Василь?! - со стоном произнес Панков. Несмотря на то что лицо было зверски исполосовано ножом, как и грудь, живот, да почти все тело, Сергей Петрович сразу же узнал Василия. Немного помолчав, Сергей Петрович медленно поднялся с колен и кивнул приехавшему с ним судебному медику - приступить к осмотру.
- Двенадцать огнестрельных ран, - произнес после тщательного осмотра врач, потом тяжело вздохнул. - По крайней мере, шесть из них - смертельные… Труп изуродовали уже после смерти…
- Для чего? - недоуменно воскликнул сержант.
- Возможно, для устрашения населения, - врач пожал плечами. - Смерть наступила примерно между двумя и пятью часами ночи, точнее смогу сказать после вскрытия… Вы что, знали его, товарищ капитан?