17
Две молоденкие "ваши", кругленькая блондинка Лиза и крепенькая шатенка Катя, сидят на берегу озера. Пасмурно и прохладно, купаться не хочется. Лола и Генрих куда-то уехали, Дуду стоит с мольбертом наподалеку и рисует, кусая губы и поглядывая на своих подружек. Бешено крутя хвостом, прибежала знакомая лохматая собачонка, поздоровалась с Дуду, выпросила немножко ласки у девушек и, всё также крутя хвостом, убежала по своим делам.
- Я беременная, - буднично сказала Лиза.
- Ты уверена? - спокойно спрашивает Катя, не меняя ни взгляда, ни позы.
- Конечно… С первого дня… С первой ночи…
Катя лениво облокотилась на локоть и повернулась к блондинке.
- Я тоже.
Небольшое удивление на лице Лизы. Катя смеется:
- Тоже с первого раза.
- Что будем делать?
Катя спокойно пожимает плечами: - Рожать.
- А он? - весело спрашивает Лиза. Катя смеется:
- Увидит - сам решит.
- А мы, как мы жить будем?
- Не знаю, еще долго, не хочется думать… Хорошо, правда?
Лиза подумала и закивала головой:
- Хорошо будем жить, к маме моей поедем.
- Вдвоем? - улыбается Катя.
- Конечно. Но если он захочет - и его с собой возьмём.
Помолчали, посмотрели на молочно-серое небо, вздохнули. Катя сказала:
- Мне его очень жалко. Он был такой неловкий, как будто я у него первая.
- Я думаю, так оно и есть. Мы у него первые, - лениво согласилась пухленькая Лиза.
- А где мама живет? - спросила Катя и не поверила ответу Лизы. - Где, где? Так это же…
- Ну да, - сказала Лиза. - Там у нее небольшой замок.
- Что значит "небольшой"?
- Значит, что большой, папин - рядом.
Катя перестала улыбаться. Она ничего не понимала:
- А почему рядом?
- А там папа живет с другой мамой, 5 дней в неделю, когда он работает. А на субботу и воскресенье приходит в малый замок. Только не спрашивай, что он делает. Саму скажу, что знаю: он делает деньги.
- Фальшивомонетчик? - смеется шатенка.
- Нет, что ты. Он - джентлемен. Он "делает деньги из денег и на деньгах" - это он сам так говорит.
- А про двух мам можно?
- Конечно. Я их люблю.
- Ты что, приемная?
- Нет, просто они никому не говорят правду. Даже папа не знает.
- Что папа не знает, ты говоришь загадками, я ничего не понимаю.
- Так я и сама знаю только, что они обе спали с папой, одновременно забеременели от него и одновременно, в один день родили двух девочек. Только одна родилась мертвой, а другая - это я. Правду знала только акушерка, но папа купил ей домик около нас в подарок за молчание. А я похожа на папу. Поняла?
- Две мамы - это замечательно. Больше детей у них не было?
- Кажется, не было. Папа считается холостым, а я записана в документы обеих мам.
- А в шпионы то зачем пошла?
- А ты? - обе хохочут. Потом Лиза тихо говорит:
- Можно сделать анализ на ДНК и узнать, кто из них… Только я не хочу, они не хотят и папа не разрешает. Две мамы - это хорошо. Знаешь, у них кроме папы не было других мужчин. И они не лесбиянки.
- Странно. Я ведь тоже люблю Лизу - подругу Дуду, моего Дуду, нашего Дуду. А не Лизу - женщину.
А Дуду поглядывал на своих девочек и никак не мог понять, кто он: их общий ребенок, друг, брат. Бойфрендом или мужем не мог себя представить. Скорее всего избалованный и любимый младший брат. Он сам никогда не ходил к ним ночью, всегда приходила одна из них и ни разу - обе вместе. Днем Дуду прекрасно различал их, и не только по внешности. Ночью они сливались в единый образ, так что Дуду в минуту близости никогда не называл их по имени. Только любимая, дорогая, моя хорошая. И не потому, что боялся ошибиться, он даже не думал об этом - он так чувствовал. И всем было очень хорошо.
18
Сол недоумевал: он сделал всё возможно и невозможное, чтобы провалить операцию, а его поздравили с успешным выполнением задания. Как же так? Заказчик умер, его друг в "той" стране проиграл выборы. Правда молодой политик по имени Роберт тоже не выиграл. Но премьер-министром стал он, а не старый друг "нашего" старика. Бракоразводный процесс очень спокойно подходит к концу, "наша" Тамар скоро станет официальной женой премьер-министра. Может быть господа политики надеются, что Тамар не забудет про свой долг? Интересно, она призналась Роберту? И как он прореагировал? Или что он скажет, когда узнает? Нельзя всю жизнь прятаться, бояться, скрывать своё шпионское прошлое. Случайно или не случайно всплывет и будет это тяжелым испытанием для обоих.
Ах, Сол! Оплошала твоя лучшая… ну ладно, одна из лучших разведок в мире. В окружении Роберта работали спокойные, деловитые и не хвастливые сотрудники скромной разведки скромной, спокойной страны. Они с первого дня знали, откуда и зачем появилась Тамар, но не находили в этом угрозы безопасности и порядку в стране и не вмешивались в личную жизнь Роберта. А когда увидели, что это любовь, поступили мудро. Тамар позвали и попросили самой решить, что для нее лучше: тихо уехать, самой объясниться с Робертом или… "Не надо или ," - сказала Тамар и заплакала, - "Я сама ему расскажу". Но когда погрустневшая, даже подурневшая Тамар начала: "Роберт, я хочу признаться… Я - …" молодой премьер-министр сказал: - "Тш-ш-ш, не продолжай, я попробую угадать. В измену не поверю. Если ты беременная - можно только радоваться. Остается одно единственное: ты та самая шпионка. которую "наши" послали для того, чтобы… Почему ты плачешь? Если бы тебя не послали, как бы я тебя нашёл? Ну хочешь. я направлю им официальную благодарность, за то что вырастили такую замечательную женщину и направили ее прямо ко мне? Ну же, перестань плакать, родная моя." И Тамар засмеялась сквозь слёзы и сказала, положив его ладонь себе на живот: "У нас будет ребенок!". Роберт обнял её: "Ах, какой же я дурак!" Тамар отстранила его от себя и посмотрела прямо в смеющиеся глаза: "Нет, дорогой. Ты лучший премьер-министр в мире; не только умный, но и добрый. Я люблю тебя."
19
Сценарий официально остался прежним и только несколько человек знало: Сару почти непрерывно снимают скрытой камерой и эти документальные по сути кадры предполагается использовать при монтаже фильма. Режиссер был уверен в положительном эффекте. Юрист, консультирующий продюсера, сказал, что рано или поздно придется договариваться с Сарой, потому что речь шла нескольких минутах экранного времени, а не о нескольких кадрах. Но сейчас говорить с Сарой нельзя, она поневоле станет позировать. Показали несколько эпизодов дону Педро, которого поразила неожиданная игра эмоций на лице Сары. Он посоветовал переговорить с Дани. Подумав, режиссер отказался, опасаясь вольной или невольной утечки информации. Юрист сказал, что видит всего три варианта: Сара не возражает и ничего не просит; не возражает, но требует признать её авторские права и оплатить; третий и самый неприятный вариант - категорическое возражение и тогда все кадры, куда попало лицо Сары, придется вырезать.
Работа в Мюнхене подходила к концу. Оставались последние павильонные съемки в Голливуде, монтаж и тогда… Дани запаниковал. По контракту он обязан лететь в штаты. Центр не возражает, но Сара… Дани никак не мог решиться, каждый раз откладывал разговор на завтра. Он начал уставать: кроме одного дня, когда была сильная гроза, работали с утра до ночи. Вот и сегодня съемки закончились около 8 часов, потом пришлось обсуждать с режиссером следующий эпизод, объяснять дону Педро некоторые тонкости тогдашней жизни в Советском Союзе. Сара всё время была рядом. В 10 часов они поехали в гостиницу. По дороге поужинали. И теперь, ближе к полуночи, Дани дремал в кресле, закутавшись в банный халат. Сара вышла из ванной, потрепала его по голове:
- Хочешь выпить? Или сразу спать?
Дани грустно улыбнулся: - Не думал, что будет так трудно. Устал. Пойдем спать. Сегодня просто спать.
Но посреди ночи Дани проснулся, разбудил Сару и сказал просто и коротко:
- Я тебя люблю. Давай поженимся. Я хочу ребенка… - Уронил голову на подушку и засмеялся, совершенно счастливый: - Только не сейчас. - И мгновенно заснул.
А Сара спросонка ничего не поняла и решила, что это был сон. Утром она открыла глаза одновременно с Дани, непонимающе на него посмотрела и сказала:
- Если это мне не приснилось и я всё правильно поняла, то мой ответ: да, я больше не предохраняюсь.
* * *
Наконец-то съёмки в Мюнхене кончились и страшно довольный режиссер громогласно объявил: "Все свободны. Через неделю - в Голливуде. Спасибо, вы хорошо поработали." Потом нашел глазами Дани и попросил уделить ему несколько минут, а когда они остались вдвоем, сказал, стараясь выглядеть заботливым администратором:
- Если хотите подольше побыть с Сарой в Мюнхене, я могу дать вам еще пару дней, но не больше.
Видя некоторое замешательство Дани, режиссер пошел чуть дальше:
- Мы недавно знакомы и мне неловко вмешиваться в вашу личную жизнь. Остановите, если я не прав. Вы ведь с Сарой не женаты?
- Нет… Пока нет.
- Может быть, вы хотите пригласить ее с нами в Америку?
- Да, очень…
- Ну так в чем же дело, до сих пор она вам не мешала. Приглашайте, все расходы я беру на себя.
- Спасибо, только я и сам могу…
Режиссер рассмеялся:
- Вы новичок в кинобизнесе, не знаете, что такое Голливуд. Считайте, что я лично вашу даму приглашаю. Иначе я должен буду прогнать её со съемочной площадки, а ей ведь хочется быть поближе к вам. И жениться вы можете там, и свадьбу сыграть - если захотите, конечно. Мне показалось, что наш "Петр Никодимыч" тоже что-то замышляет. Да вы не торопитесь. Посоветуйтесь с Сарой, подумайте и позвоните. Только быстро, потому что завтра я улетаю.
- Не торопитесь… только быстро… - тихо повторил Дани. - Хорошо. Я позвоню сегодня не позже…
- … полуночи, - сказал режиссер и попрощался.
Дани задумался и пришла ему в голову шальная мысль: "Я все приказы выполнил, к актеру прилепился, сам стал актером, теперь осталось только жениться у все на виду. По долгу службы - новой, актерской, - я должен лететь в Голливуд. И Сара со мной, как жена. Мы теперь на виду. Может случиться, предложат новую роль, родится ребенок - что мне тогда делать? Просить отставку для всей семьи, мы ведь с Сарой из одной конторы? А если не дадут, что тогда делать? А ничего не делать. Сколько ни наблюдаю за Пико, он ни с кем, кроме коллег и Мирки не общается; прослушка ничего интересного не дает. Может быть и я буду только числиться в резерве генерального штаба ?"
20
Уже очень давно "наши" получали очень странные указания Центра, которые и приказами то назвать нельзя: ждать, расслабиться, оставаться в полной готовности, засветиться, отдыхать, радоваться жизни, опять ждать (а чего ждать-то?). И последний приказ: "вести себя свободно". А про "ваших" после смерти заказчика операции, старого "нашего" политика, просто забыли, потому что перестали приходить хоть какие-то просьбы от "наших".
Лиза и Катя очень быстро поняли, что вся эта романтика шпионской жизни им нафиг не нужна. Бежать при первой возможности! А возможность, она же необходимость, приближалась с каждым днем. Обеих подташнивало, у Лизы пошли веснушки и пропал аппетит, Катя наоборот - стала неожиданно много есть и быстро поправляться. Даже Дуду, мальчик мальчиком, а что-то заподозрил и сказал одно и то же сначала Лизе, потом Кате:
- Дорогая! Я тебя не узнаю. Побереги талию, не надо так много есть.
- Любимый! - ответила Лиза. - Я бы рада побольше есть, да аппетита нет.
- Ах, Дуду! - сказала Катя. - Ты прав, не могу остановиться. Ем за двоих.
В начале осени, сидя голышом на берегу озера после купания, Дуду посмотрел на своих девочек и вдруг прозрел и притих. А по дороге домой спросил оторопело:
- Девочки! А вы не…
- Да! - хором ответили девочки и стали плясать вокруг Дуду.
- Девочки! Но ведь надо…
- Нет, дорогой! Ничего не надо! Только ждать!
- А как же я… а как же мы… Кто же будет… Что, обе в один день?
- Понял, наконец-то, умница! - сказала Катя и поцеловала Дуду очень нежно.
- Спасибо, любимый наш! - обняла его Лиза.
- А как дальше жить? Мюнхенские каникулы скоро кончатся, и что тогда? Меня ведь не отпустят…
- Конечно, - сказала сияющая Катя. - Тебя прогонят…
- …как отца двоих незаконнорожденных детей, который отказывается жениться на их мамах, - состроила печальную гримасу Лиза.
- А когда тебя прогонят, мы тебя пожалеем, приютим и будем жить втроем, нет - впятером в маленьком замке в страшной тесноте, - продолжила Катя.
- Да! Я приглашаю, - закончила Лиза и обе проказницы, хохоча и пугая случайного прохожего, повисли на Дуду, который ничего не понял и ждал, пока ему объяснят. Но его любимые не торопились и наслаждались жизнью.
* * *
В один прекрасный проснувшись на рассвете, Лола растормошила Генриха и сказала: "Что делать будем? Начался отсчет времени".
- Как, уже, так быстро? Не может быть… - Генрих, как многие хорошие шпионы, просыпался мгновенно, еще не открыв глаза.
- Очень даже может быть.
- Как хорошо! Что будем делать, моя хорошая?
И всё. Больше ничего о лидерах "наших" и "ваших", Лоле Шук и Генрихе, не известно. Они испарились, ушли налегке, даже телефоны не взяли. Уехали на общественном транспорте с двумя маленькими рюкзаками и огромным желанием начать новую, спокойную, мирную жизнь и растить детей там, где никто ничего не знает об их шпионской жизни.
Через несколько дней Дуду заподозрил неладное. Влюбленная троица присмотрелась и обнаружила, что почти все вещи и, главное, телефоны на месте, но исчезли все документы. И никаких следов. Они всё поняли правильно и подумали, а потом сказали вслух: "Нам тоже пора". Дуду блаженно улыбнулся: "Девочки! Здесь так хорошо! Еще недельку, а?" Девочки переглянулись и кивнули: "Хорошо, любимый наш".
21
Рони разделил последние фотографии на 2 части: Мерилин с прочими и Мерилин с её Пико. Первые надо показать "прочим", получить их согласие и послать в журнал. Обычные фотографии, обычная работа хорошего специалиста. А вот фотографии мулатки и актера в журнал не пойдут. Неудачные - просто удалить, хорошие - отдать им, пусть любуются на себя. Есть ещё три, четыре, пять… Нет-нет, только эти три. Их спрятать. Это будет мой свадебный подарок. Мягкие, очень личные, не "художественные" фотографии - скорее признание, объяснение в любви. И не только и не столько мужчины и женщины, сколько его, Рони, к ним обоим.
Рони позвонил жене и спросил, когда она может взять отпуск хотя бы на пару месяцев.
- Что случилось, говори сам, не хочу гадать, - сказала Лия и добавила, что у нее грязнущие руки, а в руках каменый идол, которому несколько тысяч лет, и долго она говорить не может, хотя очень ему рада.
Рони засмеялся от счастья: они еще молоды.
- Я подаю прошение об отставке в журнале и перехожу на вольные хлеба.
- Для этого не надо звонить среди дня. Это прекрасно, будешь помогать мне…
- Конечно, дорогая. Только не это главное.
- Не дразни, Рони, а то угадаю громко и вслух, а я - не одна.
- Ты угадала. Мне очень скоро 50, а это значит отставка, пенсия, свобода.
Лия даже рассердилась:
- На день рождения я домой не выберусь, празднуйте с детьми. 50 - это хороший возраст. Пенсия нам не помешает, хотя и без неё хватает. А свободы не будет, пока я еще в силах копаться в земле Израиля.
- Лия!
- Ну что, отставной не знаю кто и фотограф? - засмеялась Лия.
- Я люблю тебя.
- Ну наконец-то! Хоть и не новость, а всё равно приятно. Рони! Плюнь на всё, прилетай ко мне. Я очень скучаю без тебя.
22
Сол пришел домой раньше обычного, сказал, что ужинать будет позднее, попросил дать ему в кабинет крепкого кофе и забыть о нем на полчаса. Но уже через 15 минут дверь открылась:
- Я освободился. Есть хочу.
Жена знала: успокоится и сам расскажет. Поэтому говорили о несущественном. В конце ужина Сол выпил крохотную рюмку коньяка и неожиданно засмеялся; нервно, негромко, с придыханием и грустными глазами. Потом выпил еще рюмку коньяка и сказал:
- "Самог‘о" отправили на пенсию. С треском. Провалил все последние операции, в том числе ничего не понял в затеянной кем-то очень сильным игре с Бондом, нашим Бондом. С завтрашнего дня я на его месте. Я-то думал, что провалил операцию с девочками, а "Они" считают, что это огромный успех.
- Бедный ты мой, бедный. Мы-то думали, что тебя если не отпустят, то прогонят. Так хочется отдохнуть на пенсии, пока силы есть. А теперь… - она налила себе рюмочку, но пить не стала. - Что будешь делать?
- Не знаю. Я ведь пробовал отказаться. Так "Они" все много старше меня, смеются, говорят "загнешься с тоски на пенсии, ты ведь совсем еще молоденький." Я в отпуске давно не был. Завтра попрошу хотя бы 2 месяца… Ничего не понимаю. Пойдем погуляем.
- Так дождик капает.
- Вот и хорошо. Может полегчает. Пойдем.
На другой день Сол первым делом попросил избавить его от поздравлений, потом заперся в новом большом и неуютном кабинете и до обеда думал в полудреме, не зная, с чего начать. После обеда пригласил аналитиков и Майка. Первым делом спросил Майка, можно ли говорить по телефону, не опасаясь, что…
- Нет, - понял Майк. - Разве что мне позволят поколдовать немножко с телефонами и компьютерами.
- Позволят, - сказал Сол. - Надолго хватает?
- На пару недель, но гарантирую только пару дней.
- Прекрасно. Приглашаю тебя работать непосредственно со мной и этими профессорами, которые в технике понимают еще меньше меня.
- Я так понимаю, что отказаться нельзя.
Сол вздохнул и хмыкнул: - Отказаться можно, но не советую. И пойми меня правильно: только с нами троими и больше ни с кем. Будет мало работы, будешь скучать - разрешаю делать всё, что угодно. Только будь рядом.
- Читать, писать, смотреть, играть…
- Разумеется, кроме водки и наркотиков.
Майк поморщился: - Не надо, сэр!