Проснулся лишь во второй половине следующего дня. "Гости" по прежнему были дома. Оставленные для них сигареты лежали на диване нетронутыми. До самого вечера игрался с ними по части тренировки наблюдательности, доказывал что-то. Снова возникли подозрения, что это диверсанты из ФБР. Как могут простые смертные прятаться за спинками кресел, где и котенку негде уместиться. Уверенность крепла с каждой секундой, пришло решение обратиться с информацией в комитет государственной безопасности. Но как это сделать! Они сразу догадаются. Тогда конец. Чтобы не привлекать внимания, я поменял брюки на старые в дырках спортивные штаны. Не закрывая двери, будто отлучаюсь на минуту в магазин, в домашних тапочках бросился к автобусной остановке. Сойдя на перекрестке Ворошиловского с Большой Садовой, рванул к мрачному зданию бывшего КГБ за Буденновским проспектом. Как раз за ним ко мне подрулил милицейский патруль:
- Куда направляемся? - поинтересовался нагловатый мент.
- В КГБ, - решительно ответил я. - У меня в доме американские шпионы.
- Понятно, - ухмыльнулся тот. - Садись, подвезем. Мы как раз в ту сторону.
"Бобик" круто развернулся и помчался в обратном направлении. В предбаннике вытрезвителя раздели до трусов, заставив предварительно вывернуть все карманы наизнанку. Я с раздражением бросил на стол перед дежурным ключи, сорок тысяч денег, носовой платок, рассыпавшиеся таблетки валидола. Патриоты, мать бы их так, всю дорогу объяснял про диверсантов, они ухмылялись. Железные ворота захлопнулись. Побегав по длинному коридору со стоявшими по бокам, почти полностью занятыми деревянными лежаками, вновь попытался объяснить менту за решеткой проблемы государственной важности. Подмигнув кому-то из алкашей внутри помещения, тот отлучился. Меня быстренько подхватили под руки, попытались силой уложить на холодный топчан. Не справились. Откуда только возник прилив бодрости, я сопротивлялся как зверь. Оставив попытки, алкаши разошлись по местам. Двое или трое перешли на мою сторону. Шлепая по бетонному полу голыми пятками, я наезжал на отрезвляющихся, молотя кулаками по плечам, по спинам. Вскоре силу признали. Теперь меня дружно поддерживали человек десять, остальные делали вид, что отрубились. Тогда привязался к костлявому, в длинных, до колен, трусах парню с колючим взглядом.
- Я хуторской атаман, - задрал тот подбородок.
- А я войсковой старшина по печати, - отпарировал я. - Знать тебя не знаю, видеть не видывал.
- Я тоже. Ни на кругу не встречал, ни на казачьих сходках.
Мы сцепились. Длинными пальцами парень пытался выдавить глазные яблоки как паршивый татарин. Я мочил его кулаками наотмашь. Наконец, завалил на топчан, добрался до горла, но тут загремел железный засов. Новая партия отрезвевших подалась на выход.
- А меня? - подбирая сползающую разорванную майку, подбежал я.
- Как фамилия? А, морская пехота. Наколка на правом плече еще с тех времен?. Сейчас узнаю.
Ждать пришлось недолго. Пока мы с атаманом, набирая силы для новой схватки, косились друг на друга, окруженные своими приближенными, снова загремел засов.
- Морпех, на выход. Старый пердун, весь муравейник разворошил.
- Старая закалка, - сказал кто-то за спиной, когда ворота с жутким скрипом затворились.
- Давай, дорогой, забирай вещи и домой, - доброжелательно похлопал по плечу широкоплечий высокий дежурный. - Курить хочешь?
- Вернули одни ключи, ни денег, ни таблеток. Зато угостили еще одной сигаретой. Сунув ее в рот, я вышел на улицу, понимая, что требовать свое в этом заведении бесполезно. Сразу направился в сторону здания комитета госбезопасности. Недалеко от заветного учреждения подкатили снова:
- Куда спешим, отец? - спросил новый мент.
- В Комитет государственной безопасности, - растерялся я. - Объяснял уже.
- Кому?
- Вашим ребятам. У меня дома обосновались американские диверсанты.
- А откуда ты идешь?
- Из вытрезвителя выпустили.
- Понятно. Продолжай путь, батя.
Машина отвалила. Пройдя еще немного вниз по Большой Садовой, я торкнулся в стеклянные двери. Никого, Постучал громко и требовательно. Из глубины огромной, тускло освещенной, прихожей появился автоматчик с АКСом на животе.
- Тебе чего, батя?
- К руководителю внешней разведки, - четко доложил я. - Важное сообщение.
- Сегодня выходной, отец. День города, - хмыкнул в усы автоматчик. - Приходи завтра. А сейчас домой, иначе в вытрезвитель загремишь.
Нетерпеливо подергав щекой, я со злостью стукнул кулаком по массивной ручке.
- Иди, батя, не нарывайся на неприятности, - миролюбиво посоветовали за дверью.
На вечернем проспекте народу было мало. Круто развернувшись, подался в областное управление милиции. Кто-то из прохожих подсказал, что его перевели в новое здание на Буденновском. Долго не мог отыскать. В конце концов в одном из зданий за железными дверями вновь увидел вооруженных АКСами со шляпками искрогасителей на тупых дулах автоматчиков.
- Батя, тебе ясно сказали, чтобы дергал домой, - зарычали за стеклянными дверями. - Хочешь на свою шею приключений?
- Но у меня дома обосновались диверсанты, - опешил я. - Где ваша патриотическая сознательность? Или и ее успели продать?
- Ну, падла, он меня уже вывел… Отваливай, говорю, сейчас прикладом получишь.
Сопя паровозом, я подался на остановку трамваев, взведенный до предела. Тапки то и дело соскакивали с босых ступней, сквозь дыры в спортивных штанах проникал прохладный ветер. Трамвай не показывался долго. За это время я успел стрельнуть пару сигарет и с сожалением оценить историю перестройки. Вывод напрашивался неутешительный. Редкие прохожие в сигаретах не отказывали. Узнав, что я из вытрезвителя, кучка пьяных парней попыталась угостить дешевым вином. Я отклонил предложение. Зазвенел ярко освещенный вагон, в салоне было полно свободных мест. На повороте с Буденновского на улицу Текучева вспомнил о Людмиле. Решил, что не пустит. На пощади Ленина подумал о "друге" Андрее. Можно, конечно, зайти к нему во флигель, да живет далеко, в глухом тупике. К тому же ненадежен, сколько раз бросал во время пьяных конфликтов. Значит, отбиваться придется самому. "Гости" с недюжинными способностями наверняка в курсе моих похождений. Действительно, они по прежнему прятались по углам. Ближе к полуночи заскочил Сэм. "Гости" притихли, лишь изредка мелькнет то нога, то край одежды. Я выложил волновавшие проблемы. Кого стесняться, когда все известно.
- Никому дела нет. Пусть хоть все шпионы со всего света приезжают. Напротив "Горизонт", вертолетный завод, "Электроаппарат". Все военные объекты. По фигу.
- Похмелись еще, - участливо посоветовал Сэм. - Дочка не звонила?
- Нет.
- Деньги есть?
- В вытрезвителе выгребли.
- Пойду посмотрю сухого. Стаканчик вмажешь и спать. Должно пройти. Юрка Царь предупредил поселковых, если кто каплю нальет - шею свернет набок.
- Разве он за всеми уследит?
- Все равно.
После его ухода, "гости" долго не показывались. Я давно понял, что они боялись посторонних, на улице, в других местах, не заметил ни одного. Сэм задерживался. Я уже уверовал в чудодейственную силу поддержки, Если бы кто находился рядом, убрались бы как миленькие. Наконец зазвенел звонок.
- В коммерческих ни бутылки, - пояснил Сэм. - Отобрал у пацанов в общежитии. Но стакан, остальное отнесу. Сами трясутся.
Сорвав пробку, он наполнил посудину доверху, я послушно проглотил кисловатое болгарское пойло. Эффект слабый, видимо, нервы напряжены до предела. Сэм о чем-то спрашивал, я отвечал, настороженно косясь по сторонам. Налив еще раз, он заткнул пробку и ушел, пообещав зайти утром. Полегчало. В доме никого, лишь тревога от возможной опасности. Уткнувшись в подушку, попытался заснуть. Сон не шел. Муть голубая, хотя на душе более - менее спокойно. Снова звякнул звонок. На пороге стоял "друг" Андрей.
- Со свадьбы, - ввалился он в комнату. - Отыграли как положено. Завтра еще день и бабки на лапу. Выпить ничего нет?
- Самого Сэм угощал.
Войдя в комнату, я остановился посередине. Андрей было развалился на стуле. Я немедленно согнал его. Из-под сидения доносилось тихое дыхание, видимо, там спрятался один из диверсантов.
- Ты чего? - вскочил тот, пьяный, с растрепанными мокрыми губами, но соображающий.
- Ничего, - тронув шевельнувшуюся под рукой обивку, буркнул я. - Раздавишь, пересядь лучше на диван.
Недоуменно пожав плечами, вскочивший Андрей плюхнулся на диван. Чувство опасности понемногу улетучивалось. Значит, вино все-таки, помогает. Недаром знающие люди говорят, что завязывать надо постепенно, иначе можно и дуба дать. Покосившись на книжный шкаф, я заметил недавно выкупленные у алкашей свои же книги. Три детективных бестселлера. Алкаши, когда наехал, поклялись, что сами взяли у какой-то старухи, но за бутылку вина согласны уступить. Отодвинув стекло, я вытащил тома, кивнул Андрею, чтобы следовал за мной. Тот быстренько встряхнулся, мыча под нос, мол, негоже писателю распродавать собственную библиотеку. На улице, мимоходом заметив, что библиотеки уже нет, я направился к коммерческому ларьку. Протянул продавцу товар.
- За десять тысяч.
- Весь ларек завалили, - отказался тот. - Может, из твоих шкафов тоже, так что, даром не надо. Предложи кому другому.
Выручил прилично одетый мужчина. Узнав, что я писатель, вздохнул, купил бутылку водки:
- Все вы, братцы, алкоголики, - забирая книги, сказал он. - Есенин, Шолохов, Хемингуэй. Даже Фитцджеральд спился.
У Андрея оказался хлеб. Проглотив по полстакана, занюхали горбушкой. Посидели, поговорили ни о чем. Потом я рассказал о "диверсантах", о вытрезвителе. Добавил, что сейчас они, вроде, сдернули. И вдруг краем глаза за спиной заметил пушистое существо. Это был маленький котенок. Взяв его на руки, погладил. Зашевелилась занавеска, возле зеркала в прихожей вертелась девушка. И растворилась, когда прочувствовала на себе мой взгляд. Я усмехнулся, все-таки не грубые мужики. Протянул котенка Андрею:
- На, подержи. Тепленький, пушистенький.
Сонно моргнув глазами, тот настороженно отстранился. На лице обозначилось выражение недоумения. Котенок перепрыгнул на колени к нему, исчез. Вместо него под руку подлезла собачка, затем барсук, белочка. Я передавал их собутыльнику, но они не хотели с ним заниматься, испарялись, убегали прочь. Наконец, за спиной мяукнул маленький полосатый тигренок. Побаловавшись немного, отпустил на пол. Подумал, что звери постепенно увеличиваются в размерах. Отмахнувшись, сосредоточил внимание на бутылке, краем зрачка замечая, как зашмыгали из туалета в прихожую, и дальше в комнату, молодые красивые девушки в прекрасно сшитых одеждах. Стройные, в широких платьях, с поясочками по тонким талиям, веселые, лупоглазые, розовощекие. Молодость, здоровье, гибкие телодвижения.
- Я оставлял вам колбасу, - с напускной сердитостью пробурчал я. - Почему не кушали? А-а, у вас питание получше.
Андрей оглянулся, затем тупо уставился на меня. После некоторой паузы наклонил бутылку над стаканом. Пить больше не хотелось, я лишь пригубил. Со стороны занавески на окне послышались тихие, интимные, нежные вздохи, словно за ней пряталась девушка. Медленно, короткими скачками, занавеска начала подниматься вверх, будто задирался подол. Но ноги не заголялись. Видимо, соблазнительница ужималась вместе с капроновой тканью, как манекенщицы за диваном. Так это было прекрасно, такие женственные интимные придыхания сопровождали неторопливыми толчками подъем, что я встал и зааплодировал. На ресницах повисли слезы благодарности. Никогда не видывал ничего подобного. Неземное искусство, божественная благость. Занавеска собралась под самую металлическую гардину. Уже из стены принялись выкручиваться шурупы.
- О-о-о, - томно, интимно, с облегчением, протяжно воскликнула девушка, прячущаяся за ней. И повторила. - М-м-м-м-м…
Всего у нескольких женщин из множества при половом сношении были подобные зовущие возгласы. Но лишь подобные. Тогда желание близости вспыхивало с неимоверной силой, заставляя взорваться тело горячей испариной, отдаться без остатка. Сейчас же возбуждение возникло в ином направлении. Оно воплотилось в чувство красоты, непорочности. Я даже не заметил, когда Андрей удалился в комнату. Оттуда донесся переливчатый храп И тут-же его перебил голос чайника:
- Красиво, да? - спросил он.
- Бесподобно, - признался я. - Никогда не видел ничего прекраснее.
- Они у нас все такие, - старчески задребезжал чайник. - Многие не замужем.
- А у некоторых есть дети, - басовито включился в разговор холодильник. - Семьи создали, живут неплохо. Хотя всякое бывает.
Дотянувшись до занавески, я сорвал капроновую ткань. Под ней никого не оказалось. Зато на полу покорно легла у ног другая девушка, прикрытая грубой холстиной. Или она же. Таким беззащитным был вид распростертого худенького тела, что невольно отступил назад, боясь сделать лишнее движение.
- Если хочешь, можешь взять в жены. Одна уже пошла с твоим другом.
Действительно, храп прекратился, слышалась лишь тихая возня с громким сопением Андрея. Сев на стул, умиленно посмотрел на покорную подругу. Нет, это не рабыня, девушка просто показывала, что хозяин именно я. Разве в нормальной жизни такое встретишь! Вечно глупые капризы, да длинные языки. А здесь полное согласие с сохранением собственного достоинства.
- Не против, - наконец решился я. - Но как жить, я такой грубый, а она вся нежная. Боишься притронуться.
- Ничего, - заверил чайник. - Стерпится - слюбится. Лишь бы любили друг друга, остальное наладится.
Девушка сбросила накидку, поправила длинные волосы, улыбнувшись, с гордо поднятой головой пошла в комнату. Я слышал, как она занялась уборкой. Стол раздвинули, загремели тарелки с закусками. Свадьба. Появились гости. Они расселись по кухне кто на чем: на подоконнике, на раковине, даже на газовой плите. Молодые и старые, неряшливые и чистые. В квартиру то и дело заходили другие, с продуктами, с цветами, с бутылками.
- Только шампанское, - предупредил я. - Пить больше не хочу.
Крепкое спиртное исчезло. Я вошел в комнату. На столе скромная закуска, посреди бутылка шампанского. Народу мало. На креслах пара - тройка незнакомцев, Игорь - морпех, Андрей. Невеста улыбчивая, ласковая, одновременно озабоченная. Недотрога. В голове промелькнуло, как с ней спать, с такой тонкой, воздушной. Гости буквально на глазах растворялись, но я уже знал, что они умеют уходить в другое измерение. Они из иного мира, входят и выходят из него, когда вздумается. Научат и меня. Уже показывали, как это делается. Легко, непринужденно. Еще одно усилие и пойму тоже.
Из кухни позвали. Чайник, холодильник, стол табуретки громко разговаривали. Даже ложки с вилками не оставались в стороне от обсуждаемых проблем.
- Зайди в туалет, - сказал кто-то. - Там чеченец, он крадет чужих жен.
Я быстро вошел в туалет. Вместо водопроводного крана из стены высунулась голова чеченского хана с короной на макушке. Лицо сухое, жесткое, нос горбатый, под беспощадными зрачками бледно-синие мешки.
- Он появляется в квартирах, где красивые жены, - объяснили из плотно обступившей сзади толпы. - И втягивает в себя, когда они входят в туалет. Надо отрубить ему голову.
- Ах ты, скотина, - взорвался я, зверея. - И эта старая противная пакость переманивает молоденьких жен…
Сжав кулаки, изо всей силы врезал по короне. Чеченец моргнул, глаза налились кровью. Тогда набросился на него как волк на собаку. Ребром ладони бил и бил по шее, стараясь отрубить башку. Никакой боли не ощущалось, рука закаменела. У чеченца затряслись бледные мешки. Вскоре свалилась корона, обнажив голый череп. Изо рта потекла вода, язык вывалился. А я бил и бил, рубил наотмашь, со всей дури. Веки чеченца начали опускаться, он закрехтел. Вместо воды плотной струей брызнула кровь, голова чуть наклонилась, но держалась еще крепко. Я продолжал рубить, чувствуя, что силы иссякают, сознавая, если не справлюсь, беспощадный хан набросится на меня. Рубашка взмокла, грудь распирало воспаленное дыхание. Стоящие вокруг притихли. Молча следили за происходящим. Башка чеченца накренилась еще, он уже хрипел, вместо глаз остались одни злые щели. Сзади хлопнула дверь. Через некоторое время в квартиру вошла пожилая соседка:
- Господи, что ты делаешь! - просунувшись в туалет, воскликнула она. - Опомнись, ты с ума сошел.
- Чеченца срубаю, - не оборачиваясь, ответил я.
Я выдыхался, пол под ногами заходил ходуном. Еще немного и остановлюсь. Если голова зависнет хоть на ниточке, то это конец. Чеченец возродится вновь и тогда силы его удесятерятся. И я рубил и рубил, до тех пор, пока он не издал последний хрипящий вздох, пока в горле не забулькало. В последний раз яростью, предсмертной тоской сверкнули расширившиеся зрачки. Потом веки сомкнулись, голова чеченца упала в раковину. Побледнела, посинела, замерла, похожая на отрубленную голову ощипанного бройлерного куренка. Конец. Я вышел из туалета, бурно переводя дыхание. На кухне осталась пара молчаливых, притихших, медленно растворяющихся "гостей". Неожиданно в поле зрения попалась газета с фотографией чеченки с ребенком. Я понял, что это жена хана. Нашарив спички, поджег край. Газета вспыхнула, женщина яростно посмотрела на меня, она даже отстранила ребенка, готовая броситься и вцепиться зубами. В квартиру влетел высокий молодой мужчина в форме лейтенанта милиции. Вырвав пылающую бумагу из рук, бросил на пол, принялся затаптывать тяжелыми сапогами.
- Совсем спятил? - крикнул он. - Квартиру спалишь…
Я оттолкнул его в сторону, не подпускал до тех пор, пока газета полностью не сгорела, превратившись в кучу пепла. Мент испуганно топтался рядом. Затем вышел за дверь.
- Писатель с ума сошел, - донесся с улицы голос собутыльника Андрея. - Занавески срывать начал, громить все подряд. Я было вмешался, он кинулся на меня. Пришлось убежать. А потом пожар устроил.
Выйдя на лестничную площадку, я едва не столкнулся с Сэмом. Тот отодвинулся в сторону.
- Срубил чеченца, - гордый за победу, сообщил я. - Отвалилась голова. Еле справился со зверем…
Сэм сочувственно поцокал языком, невольно косясь на мои кулаки. В подъезд влетел длинный лейтенант, не решаясь подойти, кивнул в сторону выхода:
- Вперед, писатель, машина подана.
Снисходительно усмехнувшись, я вышел на улицу. Возле лавочек испуганно обернулись несколько пожилых соседок. На углу дома притормозил "Запорожец". Шофер открыл багажник, принялся возиться с мотором. Лейтенант закурил, не спуская с меня настороженных глаз. Когда водитель снова уселся за руль, распахнул заднюю дверь, помог взобраться на сидение. "Запорожец" затарахтел, собираясь тронуться с места. В этот момент из подъезда выскочил Сэм, сделал отмашку:
- Я позвонил твоей дочери, сообщил, что тебя, вроде, в Ковалевку забирают, - подойдя к ветровому стеклу, отдал он домашние тапочки. Только сейчас я заметил, что сижу в машине разутый. - Да? - сказала она. Помолчала и положила трубку.
Равнодушно пожав плечами, я влез в тапочки.
- Ключи у тебя? Посмотри, - снова с участием в голосе заговорил Сэм. - Дверь замкнуть надо. Воду, газ перекрыл.