- Но его никогда не интересовали деньги. Во всяком случае, деньги, которые можно получить по наследству. Он мог бы жениться на мне. Он не женился на мне как раз из-за денег моего отца. По крайней мере, он так сказал. Но настоящей причиной было, конечно, то, что он не любил меня. А ее он любит?
- Дочь моего клиента? Не могу сказать. Возможно, он никого не любит.
- Вы очень честный человек, мистер Арчер. Я задала вам вопрос, который вы могли бы использовать в своих личных целях, но не сделали этого. Вы могли бы сказать, что он от нее без ума, и возбудить во мне ревность, - сказала она, как бы насмехаясь над собой.
- Я стараюсь быть честным с честными людьми.
- Вы сказали это, чтобы заставить меня говорить?
- Совершенно верно.
Она посмотрела на озеро и дальше. Казалось, она пыталась увидеть Калифорнию. Последние парусники приближались к берегу, убегая от темноты, которая наступала со стороны горизонта. Свет покидал небо, и его последние отблески поблескивали на воде.
- А что ему будет, если удастся доказать, что он самозванец?
- Посадят в тюрьму.
- На какой срок?
- Трудно сказать. Было бы лучше для него, если бы это дело раскрылось как можно раньше. Он еще ничего не требовал и не получал никаких денег.
- Вы действительно считаете, что я помогла бы ему, если бы разоблачила? Честно?
- Да, я такого мнения. Если все это ложь, рано или поздно мы разоблачим его. Лучше для него, чтобы это было раньше.
Она заколебалась. Ее профиль обострился. На шее вздулась вена.
- Вы говорите, он рассказывал, что вырос в приюте в Огайо?
- Кристал-Спрингс, Огайо. Он когда-нибудь говорил вам об этом месте?
Она отрицательно покачала головой. Я сказал:
- Есть некоторые признаки, указывающие на то, что он вырос здесь, в Канаде.
- Какие признаки?
- Произношение. Правописание.
Она вдруг встала, прошла в конец сада, сорвала львиный зев и бросила его далеко за загородку. Потом вернулась ко мне. Не глядя на меня, отвернув лицо в сторону, она сказала:
- Только не говорите ему, что узнали это от меня. Я не хочу, чтобы он меня ненавидел, даже если никогда его больше не увижу. Этот глупый дурачок родился и вырос здесь, в Онтарио. Его настоящее имя - Теодор Фредерикс, а его мать - управляющая пансионатом в Питте, в шестидесяти милях отсюда.
Я встал и попытался заставить ее посмотреть мне в глаза:
- Откуда вы это знаете, мисс Рейчлер?
- Я разговаривала с миссис Фредерикс. Это была не очень приятная беседа. Она ничего не дала ни мне, ни ей. Я не должна была туда ездить.
- Он возил вас туда, чтобы познакомить со своей матерью?
- Нет, я сама туда поехала две недели назад. Когда он пропал, я решила, что он поехал домой в Питт.
- А откуда вы узнали о его доме в Питте? Он вам рассказал?
- Да. Но мне кажется, это получилось случайно. Он рассказал об этом, когда был у нас здесь в выходные дни. Он был у нас здесь в Кингсвиле всего один раз. Для меня это было ужасно. Мне не хочется вспоминать об этом.
- Почему?
- Если это так обязательно, я скажу. Он сказал, что не любит меня. В воскресенье утром мы с ним поехали покататься на машине. Машину вела я. Он не дотрагивался до руля моей машины. Так он себя вел со мной. Держал себя очень гордо, а я должна была поступиться своей гордостью. Вся эта природа, цветы, бабочки настроили меня сентиментально, и я предложила ему жениться на мне. Он отказался.
Возможно, он увидел, как я расстроилась, и попросил меня отвезти его в Питт. Мы были недалеко от Питта, и он решил мне показать что-то. Когда приехали в город, он сказал, чтобы я поехала по дороге, которая шла рядом с негритянским районом вдоль реки. Это было ужасное место: грязные дети всех цветов возились в мусоре, неопрятные женщины кричали на них. Мы остановились напротив старого кирпичного дома. На ступеньках дома сидели мужчины в майках и распивали вино.
Джон сказал, чтобы я внимательно посмотрела на все это, потому что он вырос здесь, в этом районе и в этом красном кирпичном доме. На крыльцо вышла женщина и позвала мужчин обедать. У нее был голос как труба, и она была толстой и неопрятной. Джон сказал, что это его мать.
Я не поверила ему, решила, что он меня обманывает, проверяет меня. Он действительно проверял меня. Но не так, как я думала. Он хотел, чтобы я поняла его. Он хотел, чтобы я приняла его таким, каков он есть. Но к тому времени, когда я это поняла, было уже поздно. Он ушел в себя. - Она дотронулась тонкими пальцами до своего скорбного рта.
- Когда это было?
- Этой весной. По-моему, в марте.
- А после этого вы встречались с Джоном?
- Всего несколько раз. Но хорошего ничего не было. Думаю, он пожалел, что рассказал мне о себе. Я даже знаю это. В то воскресенье в Питте наши отношения прекратились. Сначала мы стали избегать разговоров об этом и о многом другом. А потом вообще не могли ни о чем разговаривать. Наша последняя встреча была унизительной и для него, и для меня. Он просил меня никому не рассказывать о его происхождении, если кто-либо меня когда-нибудь спросит об этом.
- А кто должен был вас спрашивать? Кого он имел в виду? Полицию?
- Иммиграционные власти. Он, кажется, приехал в США незаконно. И это совпадает с тем, что рассказала мне потом его мать. Он убежал с одним из ее постояльцев, когда ему было шестнадцать лет, и, по всей вероятности, пересек границу США.
- А она назвала вам имя постояльца?
- Нет. Я вообще была поражена, что она мне так много о нем рассказала. Вы ведь знаете, как ведут себя бедные люди. Они очень подозрительны. Но я дала ей немного денег, и она разговорилась. - Тон ее голоса был презрительным. Возможно, она сама поняла это. - Знаю... я как раз тот человек, каким меня считает Джон. Я сноб и люблю деньги. Ладно. Я все поняла. Я бродила по трущобам Питта в это жаркое лето, как сучка, у которой течка. И все напрасно. Я могла бы оставаться дома. Его мать не видела его уже пять лет. Она и не надеялась его увидеть когда-либо. И я поняла, что окончательно его потеряла.
- Потерять его было нетрудно, - сказал я. - Да он и небольшая потеря.
Она посмотрела на меня, как на врага.
- Вы его не знаете. Джон в глубине души прекрасный человек, тонкий и глубокий. Это я виновата, что мы расстались. Если бы я могла понять его в то воскресенье, сказать ему те слова, которых он ждал, обнять его, он не встал бы на преступный путь. Это я одна во всем виновата, это я никуда не гожусь.
Она скорчила рожицу, как обезьянка, растрепала волосы, стараясь выглядеть как можно страшнее.
- Я ведьма.
- Успокойтесь.
Она смотрела на меня недоверчиво, держась одной рукой за висок.
- Как вы думаете, с кем вы разговариваете?
- С Адой Рейчлер. Вы стоите пятерых таких, как он.
- Нет, я никуда не гожусь. Я его предала. Никто не может меня полюбить. Никто.
- Сказал вам, успокойтесь! - Я очень разозлился.
- Не смейте со мной так разговаривать! Не смейте!
Ее глаза блестели мрачным блеском, как ртуть. Она побежала в конец сада, опустилась на колени у клумбы и спрятала лицо в цветах.
Спина девушки была изящной и прекрасной. Я подождал, пока она успокоится, и поднял ее. Она повернулась ко мне лицом.
Последние лучи света погасли на цветах и на озере. Наступила теплая и влажная ночь. Трава тоже стала влажной.
Глава 26
Город Питт был погружен в темноту. Исключение составляли редкие фонари на улицах, а также слабый свет, излучаемый звездами, которых было на небе очень много. Проезжая по улице, которую назвала мне Ада Рейчлер, я мог видеть реку, текущую между домами. Когда вышел из машины, я почувствовал ее запах. Громко пел хор лягушек, нарушая тишину летней ночи.
В окне на втором этаже красного кирпичного дома горел слабый свет. Пол на веранде заскрипел под моей тяжестью. Я постучал. Рядом с дверью в окне была выставлена табличка "Сдаются комнаты".
Над моей головой зажегся свет, и бабочки сразу же потянулись к нему, кружась, как снежинки. Из двери выглянул старик, склонив седую голову.
- Что вам угодно? - спросил он хриплым голосом.
- Я хотел бы поговорить с миссис Фредерикс, хозяйкой.
- Я мистер Фредерикс. Если вы хотите снять комнату, могу вам ее сдать.
- А вы сдаете на одну ночь?
- Конечно. Могу сдать прекрасную комнату, выходящую на улицу. Это будет вам стоить... Сейчас скажу. - Он погладил свой подбородок и засопел. Его голубые хитрые глаза изучали меня. - Два доллара?
- Сначала я хотел бы посмотреть комнату.
- Пожалуйста. Но постарайтесь не шуметь. Старушка, миссис Фредерикс, спит.
Сам он тоже, видимо, собирался спать. Рубаха его была расстегнута, и я мог пересчитать все ребра. Его широкие яркие подтяжки были спущены. Я пошел за ним по лестнице. Он старался подниматься очень тихо. На площадке приложил палец к губам. Из-за света, горящего в холле внизу, тень от его сгорбленной фигуры на стене напоминала орла.
Из глубины дома послышался женский голос:
- Куда это ты крадешься?
- Я не хотел беспокоить жильцов, - ответил он своим хриплым шепотом.
- Жильцы еще не вернулись домой, и ты это знаешь. Ты не один?
- Только я и моя тень.
Он улыбнулся мне, показав свои желтые зубы, надеясь, что я разделю с ним его шутку.
- Тогда иди спать, - позвала она.
- Сейчас приду.
Он на цыпочках пошел по коридору и позвал меня за собой. Мы вошли в дверь, и он тихонько закрыл ее. Какое-то время мы находились одни в темноте, как заговорщики, я даже слышал его взволнованное дыхание.
Старик зажег свет, потянув за веревочку у лампы, висевшей на потолке. Лампа закачалась на шнуре, отбрасывая тень до самого потолка и то освещая, то оставляя в темноте содержимое комнаты. В ней стоял письменный стол, столик с чашкой и кувшином для умывания и кровать с продавленным матрасом. Мебель напомнила мне мебель в комнате Джона Брауна в Луна-Бэй.
Джон Браун? Джон Никто.
Я посмотрел на лицо старика. Трудно было себе представить, что гены этого человека могли произвести на свет Джона. Если Фредерикс и был когда-то красивым мужчиной, то время унесло всю красоту. Его лицо стало пятнистой кожей, натянутой на кости и держащейся на них благодаря черным шляпкам гвоздей - его глазам.
- Ну как комната, годится? - спросил он смущенно.
Я посмотрел на обои в цветочек. Выцветшие вьюнки ползли по стенам вверх к потолку с пятнами от бесконечных протеков. Я подумал, что не смогу спать в комнате с вьюнками, которые всю ночь будут ползти к потолку.
- Если вы боитесь клопов, - сказал он, - не беспокойтесь. Этой весной мы делали дезинфекцию.
- О! Прекрасно!
- Сейчас я немного проветрю помещение. - Он открыл окно и вернулся ко мне. - Заплатите мне заранее, и я возьму с вас всего полтора доллара.
Я не собирался проводить здесь ночь, но решил заплатить ему. Достал бумажник и вытащил две долларовых бумажки. Когда он их брал, руки его дрожали:
- У меня нет сдачи.
- Сдачи не нужно. Мистер Фредерикс, у вас есть сын?
Он подозрительно посмотрел на меня.
- Ну и что из этого?
- Мальчик по имени Теодор.
- Он никакой не мальчик. Сейчас уже взрослый мужчина.
- Как давно вы его не видели?
- Не знаю. Года четыре или пять. А может быть, и дольше. Он убежал от нас, когда ему было шестнадцать. Нехорошо так говорить о своем родном сыне, но я скажу - скатертью дорога.
- Почему вы так говорите?
- Потому что это правда. Вы знакомы с Тео?
- Немного.
- У него опять неприятности? Поэтому вы и явились сюда?
Я не успел ему ответить. Дверь в комнату распахнулась. Невысокая полная женщина в байковой ночной рубашке проскользнула мимо меня и направилась к Фредериксу:
- Что ты здесь делаешь? Тайком от меня сдаешь комнату?
- Нет.
Но деньги старик все еще держал в руке. Он пытался сжать руку в кулак, чтобы спрятать деньги, но она потянулась за ними.
- Отдай мне деньги.
Он прижал свой драгоценный кулак к напоминающей стиральную доску груди.
- Это такие же мои деньги, как и твои.
- О, нет! Я целый день вкалываю в этом доме, стараясь удержаться на поверхности, не утонуть. А что ты делаешь? Пьешь и пропиваешь все, что я могу заработать.
- Я уже неделю ничего не брал в рот.
- Не ври! - Она топнула босой ногой, вся задрожала. Ее седые косы раскачивались за спиной, как электрические провода. - Вчера ночью ты пил вино с ребятами с первого этажа.
- Но я за него не платил. Они меня угостили, - сказал он возмущенно. - И не разговаривай со мной в таком тоне. Мы не одни. Здесь посторонние.
Она как бы впервые меня увидела:
- Извините, мистер, вы ни в чем не виноваты, но он не умеет обращаться с деньгами. - И добавила: - Он пьет.
Пока она от него отвернулась, Фредерикс направился к двери. Но она задержала его. Старик слабо сопротивлялся в ее объятиях. Ее руки были толстые, как свиные окорока. Она разжала его кулак и положила измятые доллары куда-то на грудь. Он смотрел, как от него уходят деньги, такими глазами, как будто от него уходила надежда попасть в рай.
- Дай мне хоть пятьдесят центов. Пятьдесят центов. Ты от этого не обеднеешь.
- Ни одного цента, - ответила она решительно. - Если ты думаешь, что я помогу тебе снова заработать белую горячку, то ошибаешься.
- Я хочу выпить всего одну рюмочку.
- Конечно. А потом другую. А потом еще одну и так далее, пока тебе не покажется, что по тебе бегают крысы, и я должна буду за тобой ухаживать, лечить тебя.
- Крысы бывают разные. Женщина, которая не дает своему законному мужу выпить, чтобы подлечить желудок, самая страшная крыса из всех крыс.
- Извинись. - Она пошла на него, сжав кулаки. Он отступил в коридор.
- Хорошо. Извиняюсь. Но я выпью, не беспокойся. У меня есть друзья в этом городе. Они знают, чего я стою.
- Да, они знают. Они дают тебе выпить какую-то дрянь, а потом приходят ко мне за деньгами. Не смей выходить сегодня из дома!
- Нечего мне приказывать! Я не виноват, что не могу работать с дыркой в животе. Я не виноват, что не могу спать от боли, если не выпью.
- Замолчи, старик. Иди спать.
Он ушел, шаркая, его подтяжки тянулись за ним.
Толстая женщина повернулась ко мне:
- Извините моего мужа. Он стал таким после несчастного случая.
- А что с ним произошло?
- Он сильно пострадал. - Ответ ее был уклончивым. Под складками жира в ее лице проглядывали черты упрямого ума ее сына. Она сменила тему: - Я заметила, что вы заплатили американскими деньгами. Вы из Соединенных Штатов?
- Я только что приехал из Детройта.
- Вы живете в Детройте? Я никогда там не была, но слышала, что это интересный город.
- Возможно, да. Я просто проезжал через него. А еду из Калифорнии.
- Зачем вы приехали сюда из Калифорнии? Ведь это так далеко.
- Человек по имени Пит Каллиган был убит там несколько недель назад. Его зарезали.
- Зарезали?
Я кивнул и заметил, что собеседница почти незаметно тоже кивнула головой. Не сводя глаз с моего лица, она обошла меня и села на край кровати.
- Вы знаете его, миссис Фредерикс, ведь так?
- Он снимал у меня комнату. Это было давно. Жил как раз в этой комнате.
- А что он делал в Канаде?
- Не спрашивайте меня. Я не спрашиваю у моих жильцов, откуда у них деньги. Большую часть времени он сидел в комнате и изучал результаты бегов. - Она хитро посмотрела на меня из-под нахмуренных бровей. - А вы, случайно, не полицейский?
- Я работаю вместе с полицией, А вы точно не знаете, почему Каллиган сюда приехал?
- Думаю, что ему все равно было, где жить. Он был одиноким бродягой. У меня таких бывает немало. Он, возможно, побывал во многих местах за свою жизнь. - Она посмотрела на тени на потолке. Лампочка больше не шаталась и отбрасывала теперь концентрические тени, напоминающие круги на воде от брошенного камня. - Послушайте, мистер, а кто его зарезал?
- Молодой бандит.
- Мой сын? Это мой сын его убил? Поэтому вы и пришли сюда?
- Думаю, ваш сын замешан в этом.
- Я так и знала. - Щеки ее задрожали. - Когда он учился в школе, бросился с ножом на своего отца. Чуть не убил его. А теперь стал настоящим убийцей. - Она сжала кулаки и скрестила на груди руки, так сильно прижав их, что ее полное тело выпирало между ними, как тесто. - Мало мне было в жизни неприятностей. Теперь, оказывается, родила на свет убийцу.
- Я не сказал этого, миссис Фредерикс. Пока что он виновен в мошенничестве. Сомневаюсь, что он совершил убийство. - Когда я сказал это, то подумал, а где, интересно, он находился во время убийства Каллигана, будет ли у него алиби на этот день. - У вас есть фотография сына?
- Есть его фотография школьных лет. Он убежал от нас, не окончив школы.
- Можно мне посмотреть на фотографию, миссис Фредерикс? Вполне возможно, что мы говорим о разных людях.
Но надежда на это рассеялась как дым. На фотографии, которую она принесла, был Джон, только на шесть лет моложе. Он стоял на берегу реки спиной к воде, улыбаясь в камеру чарующей улыбкой.
Я вернул миссис Фредерикс фотографию. Она поднесла ее к свету и стала изучать, как бы пытаясь по этой фотокарточке восстановить прошлое.
- Тео был красивым мальчиком, - сказала она мечтательно. - Он прекрасно учился в школе, пока у него не появились эти его идеи.
- Какие идеи?
- Безумные идеи. Например, что он сын английского лорда и что его в детстве выкрали цыгане. Когда был совсем маленьким, называл себя именами рыцарей из книжек, которые читал. Он всегда думал, что слишком хорош для таких родителей, как мы. Я всегда беспокоилась, куда его могут завести эти мечты.
- Он все еще продолжает мечтать, - сказал я. - Сейчас представляется внуком очень богатой женщины из Южной Калифорнии. Вы что-нибудь об этом знаете?
- Ничего о нем не знаю. И как могу знать? Я давно его не видела.
- Вероятно, Каллиган подтолкнул его на это. Как я понимаю, он бежал отсюда вместе с Каллиганом?
- Да, этот грязный мерзавец уговорил его, восстановил против собственного отца.
- Вы говорите, он ударил ножом отца?
- Да, в день своего побега. - Глаза ее расширились и затуманились. - Он ударил его кухонным ножом в живот. Рана была ужасной. Фредерикс несколько недель лежал на спине, не двигаясь. Он так и не оправился окончательно от этой раны. Впрочем, как и я. Мой собственный сын совершил такой поступок.
- А почему это произошло?
- Дикость и упрямство. - Она помолчала. - Он хотел уйти из дома и жить, как ему нравится. Каллиган настроил его. Он делал вид, что благополучие Тео - это все, о чем он заботился. Я знаю, о чем вы сейчас подумали. Вы считаете, что Тео правильно сделал, покинув дом своего отца - подонка и жильцов, которым я сдаю комнаты. Но что потопаешь, то и полопаешь. А что теперь с ним случилось, разве это лучше?
- Я действительно думал об этом, миссис Фредерикс.
- Я знала, что добром это не кончится, - сказала она. - У него не было любви к своим близким. Он ни разу не написал нам с тех пор, как уехал. Где он был все эти годы?
- В колледже.