Налив молоко в кружку, она заметила бумажку с телефоном "горячей линии". В газете было сказано, что по этому номеру можно звонить двадцать четыре часа в сутки. А что, если поднять трубку и позвонить? Но что она может сообщить? У нее нет настоящих доказательств. Сказать что-нибудь вроде этого: "Я нашла в нашей ванной окровавленный скальпель... Я думаю, что мой муж - убийца. Но сейчас мы в разводе, и я не знаю, где он находится..." Она могла бы в отместку за причиненную ей боль дать номер телефона мотеля, но Джо там уже нет. И вообще - постаралась она убедить себя - это ни к чему хорошему не приведет. Дневники? Нет, сказать о дневниках она просто не в состоянии.
Ник, думала она, о Ник, найди его поскорее!
Металлический голос зуммера в гостиной заставил ее вздрогнуть. Кружка с горячим молоком полетела на кафельный пол и разбилась вдребезги. Энн с удивлением заметила, что молоко обожгло ей ногу.
Зуммер зазвенел снова.
Энн, приходя в себя, побежала к дверям. Ник говорил ей, что на заводе у него много работы, и он задержится там на всю ночь. Но может быть, Нику повезло, обстоятельства изменились, и он приехал сюда к ней.
Она ускорила шаги, и в это время звонок настойчиво прозвенел два раза.
- Ник? - спросила она, нажимая кнопку домофона.
В микрофон прозвучал поющий голос:
- Я должен видеть тебя.
Сейчас это пение и смех заполнят всю квартиру! Прерывая их, Энн вновь задала вопрос:
- Кто там?
Смех.
- Я должен увидеть тебя, - снова пропел голос.
Энн вскрикнула и инстинктивно прижалась к стене, как бы ища у нее защиты. Джо! Она задыхалась, сердце бешено колотилось.
Когда она снова нажала кнопку домофона, ей никто не ответил. Она поспешила к окну и вгляделась в круглую площадку перед домом. Пусто.
О Боже, думала она, что же мне делать?
Она бросилась в кухню, подняла телефонную трубку и машинально набрала номер "горячей линии", семь-четыре-четыре. Склонившись над диском, Энн прислушалась к гулким ударам своего сердца.
Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):
"Нанести визит Энн. Не знаю, готова она для меня или нет. Она должна быть готова. Это только часть плана. Когда мы снова будем вместе, я уверен, все будет как в добрые старые времена. Но только тогда, когда я возьму ее, я ее сохраню ".
Яркие фонари автобусной остановки ослепили его. Как здесь жарко, подумал Джо, опускаясь на одно из сидений. Ему сейчас нужны были две вещи: тепло и сон.
Но заснуть не удалось. Несмотря на то, что прошел всего лишь день с тех пор, как он пил кровь, он не мог думать ни о чем другом. Эта мысль билась в мозгу, настойчиво требуя удовлетворения. Стоило ему закрыть глаза, как во тьме начинали мелькать какие-то круглые красные тени. Его воображение рисовало потоки льющейся крови, и возбуждение не отпускало его.
Он встал и прошел в мужской туалет. Может быть, если он займется мастурбацией, его возбуждение пройдет и он сможет уснуть.
Он опустился на сиденье и закрыл глаза. В соседней кабинке кто-то был. Нога в кожаном ботинке приблизилась к ноге Джо. Надо выяснить, есть ли кто-нибудь в кабинке, находящейся с другой стороны. Он наклонился и заглянул под перегородку - эта кабинка была пуста. Нога неизвестного мужчины продвинулась еще на несколько дюймов, подтолкнула Джо, и он опять почувствовал возбуждение.
Мужчина внезапно встал на колени, нагнулся и из-под перегородки взглянул на Джо. Потом, оставаясь на коленях, распрямился. Перегородка теперь закрывала верхнюю часть его туловища. В лицо Джо ткнулся напряженный член.
У Джо в мозгу словно что-то щелкнуло, и он внезапно понял, что надо сделать. Неуловимым движением он вытащил из кармана скальпель и рассек член от корня до пурпурной головки. Джо, услышав, как мужчина стал судорожно хватать воздух ртом, вцепился в его ноги и удерживал его, пока тот не перестал сопротивляться. Тогда Джо наклонил голову и начал жадно сосать кровь из рассеченного члена, стараясь не упустить ни капли.
Напоследок мужчина издал ужасающий вопль, отразившийся от стен туалета. От этого вопля у Джо заложило уши, он не заметил, как ослабил захват и отпустил голые ноги мужчины. Тот дернулся и поднялся.
Джо тоже встал и подтянул брюки. Дверь соседней кабинки хлопнула, послышались поспешные шаги и громкий стон:
- Боже, помогите же мне кто-нибудь!
Выглянув наружу, Джо мог наблюдать почти комическую сцену. Мужчина, необыкновенно тучный, бежал к выходу, путаясь в штанах, обмотавшихся вокруг лодыжек. Кровь стекала по его белым, лишенным растительности ногам.
Джо подумал, что сейчас очень удобно подойти к нему сзади и ударить ножом в шею, а потом вырезать язык. Если кто-нибудь появится, можно сказать, что этот человек первым набросился на Джо, пытаясь его задушить.
В это время мужчина упал на пол. Джо подскочил к нему, ударил его ножом в шею и начал пить кровь.
Открылась дверь.
- Что за черт?! - В этом вопросе послышался страх, и Джо взглянул в лицо вошедшему. Это был старый негр. Джо угрожающе помахал перед ним окровавленным скальпелем.
- Тихо, - прошипел он и толкнул старика на пол.
Пробегая через зал автобусной станции, Джо слышал, как старик звал на помощь, но помочь было некому. Слава Богу, подумал Джо, что есть на свете такие города... Он распахнул двойные стеклянные двери и выскочил наружу.
Ночной воздух был холодным. Джо стер с лица кровь рукавом пальто. Небо на востоке начинало едва заметно розоветь.
Глава 23
Ник и Энн сидели по разные стороны старого, потрескавшегося деревянного стола и пристально смотрели друг на друга. Из автопроигрывателя, стоявшего в углу зала, неслась песня ансамбля "Прекрасные молодые людоеды". Песня называлась "Я от нее без ума". Шипение жарящегося на гриле мяса, соперничавшее с голосами ансамбля, волны табачного дыма и запах гамбургеров заполнили пространство небольшого бара.
Энн пришла сюда по настоянию Ника. По соседству с этим маленьким баром, который назывался "Бриджпорт", находился другой бар - "Пльзень". С тех пор как Энн получила работу модельера, она почти не покидала квартиру. Ее глаза были обведены темными кругами, на лице лежала печать усталости. Это ее старило. Ник не мог видеть ее такой. Он хотел увести ее из дома куда-нибудь туда, где шум и суматоха взбодрили бы ее и заставили забыть обо всех свалившихся на нее заботах.
Ни он, ни она не хотели вспоминать о Джо. Но сейчас для них обоих не существовало другой, более важной темы. Телевизионные новости и первые полосы обеих городских газет заставили их отбросить все другие мысли, кроме мыслей о Джо. Было нечто странное в том, что лишь они двое во всем городе знают разгадку тайны Чикагского Резака и держат ее при себе.
Ник почти не сомневался в виновности Джо, но когда он заводил об этом разговор, Энн хотелось заткнуть уши. Глядя на него, она думала лишь о том, как она устала. Сейчас она мечтает лишь об одном: прийти домой, лечь в постель и спать до тех пор, пока весь этот кошмар не кончится.
Она не хотела никого видеть. Она просто была не в силах выносить все это. Почему она должна все это терпеть?
Энн отгородилась от потока его слов молчанием. Ник пытался объяснить ей, почему они должны пойти в полицию и рассказать все, что им известно. Но Энн хранила ледяное молчание, стараясь держаться достойно под чужими взглядами.
Ник сомкнул губы, и теперь оба молча смотрели друг на друга. Каждый выжидал. Она ждала, когда он сменит тему разговора, или уведет ее домой, или просто закажет еще по кружке пива. Он ждал, когда она скажет что-нибудь вроде: "Извини, что перебила, скажи мне, пожалуйста, то, что я должна услышать".
- Энни, прошу тебя, выслушай меня до конца. Я хочу сказать о том, что нам поможет... - Он остановился, заметив, что она смотрит не на него, а... на проигрыватель. Он тоже взглянул в ту сторону, а затем опять обратился к ней.
Она помахала рукой, разгоняя висевший в воздухе сигаретный дым.
- Знаешь, - сказала она, - я думала, что это Фил Коллинз со своим "Генезисом".
- Что?
- Вообще-то, он талантливый музыкант, но мне он больше не нравится... Он... - Энн замолчала, подбирая нужное слово. - Он какой-то неискренний. Понимаешь, в средней школе у нас был такой термин - "музыка-жвачка". Это такая музыка, как у Барри Манилова. Только Фил Коллинз совсем не такой, как Барри Манилов. Он холоднее. - Энн засмеялась и огляделась.
- Энни, о чем ты говоришь? Я пытаюсь обсудить с тобой нечто очень важное. Я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, что это вопрос жизни и смерти.
Энн повела глазами.
- Пойми же, я не хочу говорить о... нем. И вообще он не способен причинить мне боль... ни мне, ни кому-либо еще.
Она говорила с несвойственной ей злостью: почему Ник не хочет ее понять? Энн помассировала пальцами виски, - ей вспомнился ночной голос, пропевший в домофон: "Я должен увидеть тебя".
Ник накрыл ее руки своими.
- О'кей. Ты хочешь уйти отсюда? Мы можем поймать машину и через несколько минут будем в Эванстоне. Но ты же не захочешь пойти ко мне домой... Там нет ничего интересного...
- Я хочу остаться здесь. Мне нравится этот бар. Он напоминает мне те бары, где я бывала, когда училась в колледже. - Энн изобразила ослепительную улыбку.
- Хорошо, - сказал Ник, откидываясь на спинку стула и закуривая сигарету, - о чем же мы будем говорить?
- Например, об этом баре. Что ты о нем знаешь?
Ник окинул взглядом тесноватый зальчик: деревянные столики на длинных ножках, разношерстная публика, низко свисавшие с потолка люстры, высокие табуреты перед покосившейся стойкой и за ней - зеркало, в котором отражались выстроившиеся в ряд зеленоватые бутылки.
- Я давно знаю этот бар. Я вырос недалеко отсюда, а мой отец был знаком с его владельцем. - Вспомнив отца, Ник с минуту помолчал. Он почувствовал, что Энн смотрит на него, удивляясь, почему его лицо вдруг стало таким хмурым. Он вздохнул и заставил себя улыбнуться.
- Так что же?
- Да... во времена моего детства это было особое место. Сюда приходили семьями и даже приезжали из соседних городков. Понимаешь, здесь отдыхали и обедали. Ничего особенного - обычный воскресный обед. Но мне казалось, что это были самые изысканные польские блюда, которые я когда-либо пробовал. По пятницам, когда отец работал ночью, мама посылала меня в этот бар за рыбными сандвичами к ужину. Я до сих пор помню коричневые бумажные пакеты, пахнущие рыбой.
- А где твои родители сейчас?
- Отца убили во время дежурства... он был полицейским. Мама живет на его пенсию во Флориде.
- Где именно?
- Недалеко от Тампы.
- Так вот почему ты стал сыщиком...
- Почему же?
- Потому что твой отец был полицейским.
- Да, думаю, поэтому. - Ник провел рукой по волосам и окинул зал пристальным, чуть ли не подозрительным взглядом, словно в нем вдруг проснулись отцовские гены.
- В чем дело? - спросила Энн.
Ник улыбнулся, довольно нервно, и закурил еще одну сигарету.
- Да нет, ничего. Просто нервы.
- Расскажи что-нибудь о своем отце. У твоих родителей были еще дети или ты один?
- О нет, я - один, совсем один. - Он стряхнул пепел с кончика сигареты и улыбнулся Энн. - Послушай, а не поменяться ли нам ролями?
- Нет, Ник, я тебе все уже давно рассказала. Я хочу услышать побольше о твоей семье. Например, где находился полицейский участок твоего отца...
- И дался же тебе мой отец...
Энн удивленно взглянула на него.
- Извини. - Ник уставился на поверхность стола, поковырял пальцем царапины на ней. Потом поднял глаза на Энн. - Я уже рассказал тебе кое-что, но есть такие вещи, о которых я никогда никому не говорил. Сейчас я расскажу тебе все, и больше не будем к этому возвращаться.
Энн пристально посмотрела на него, словно пыталась по выражению его лица разгадать тайну.
- Хорошо.
- Когда мой отец умер, я просмотрел его бумаги и нашел несколько писем.
Энн вздохнула с облегчением.
- У него был роман, да?
- Может быть, ты не будешь меня перебивать и позволишь мне рассказать до конца? - Ник остановился. - Да, в самом деле, у него был роман. Но этот роман был... - Ник-низко наклонил голову и долго смотрел на стол. Когда он снова взглянул на Энн, его лицо было красным, по щекам текли слезы. Он сердито смахнул их тыльной стороной ладони и почти выплюнул следующие слова: - Но этот роман был с одним малым. С мужчиной, понимаешь? Мой отец был педерастом. - Нику хотелось бы во время этого признания смотреть Энн в глаза, но он не мог и вновь опустил взгляд. - Я думаю, это продолжалось не один год. По профессии тот был фельдшером. Его звали Дэн Мак-Кинни. Господи, он приходил к нам домой по выходным.
Энн накрыла его ладони своими.
- Ну, все это не так уж страшно.
Ник продолжал:
- И знаешь, что самое забавное? Никто на свете никогда бы об этом не догадался. Они оба были здоровенными, сильными мужиками, эти геи. Они вместе охотились, ходили на рыбалку, на футбольные матчи.
- Я уверена, что твой отец был замечательным человеком.
- Что ты можешь о нем знать? - усмехнулся Ник. - Он и в самом деле был хорошим, добропорядочным... гомосексуалистом. Когда я это обнаружил, у меня было такое чувство, словно меня предали. Я понял, что никогда не знал его по-настоящему. Когда он умер, мне было шестнадцать лет, и я очень не хотел быть похожим на него. Суди, что получилось.
Некоторое время они молчали, слушая музыку.
- Мне кажется, что я стал сыщиком действительно из-за него. Но не по тем причинам, о которых ты думаешь. Отец научил меня внимательно присматриваться к людям. Он говорил, что каждый человек - тайна и что на поверхности может плавать не только дерьмо. - Ник наконец отважился взглянуть ей в глаза. - А у тебя какие секреты, Энни?
Энн судорожно вздохнула.
- У меня нет секретов, - сказала она и подумала, как ей хотелось бы, чтобы Ник нашел Джо и заставил ее забыть о нем. Или, по крайней мере, был с ней до тех пор, пока ей не станет лучше и она сама сможет позаботиться о себе.
Ник даже не подозревал, что она напугана. Временами Энн вставала и прохаживалась из угла в угол, окидывая зал напряженным взглядом - она боялась увидеть того, кого не хотела видеть... Она боялась даже звука собственного голоса. А дома на полную мощность включала проигрыватель, потому что ее пугала тишина. Ник взял ее руки в свои и сжал их. Она подняла на него глаза.
- Энни, - мягко сказал он, - нам необходимо поговорить о Джо.
- Но почему?
- Потому что мы должны что-то предпринять, пока он не причинил зла кому-нибудь еще.
- О, но у нас ведь нет полной уверенности, что он кого-то убил. - Энн улыбнулась, но улыбка была какой-то жалкой.
- Такая уверенность есть, во всяком случае, у меня. Да и ты знаешь тоже, что это так и есть. Я знаю, как трудно взглянуть в лицо фактам, но мы должны, как это ни печально, признать: Джо вполне может быть тем самым убийцей.
- Джо не мог бы никого убить. Он слишком чувствителен для этого.
- Энн, вслушайся в то, что ты говоришь! Ты же сама не веришь этому.
- Нет, верю. - Энн смотрела в стол. Когда она снова подняла на него глаза, они казались стеклянными от переполнявших их слез... - Можно мне еще пива? - спросила она. Ник с шумом выдохнул воздух.
- Конечно, я тоже выпью кружку. Но когда я принесу пиво, мы поговорим о Джо. Так сказать, откровенность за откровенность.
- О'кей.
Ник прошел через зал, который постепенно заполнялся людьми. В углу, на небольшой сцене, расположился джаз-оркестр, и Ник слышал, как музыканты настраивали гитары и проверяли микрофоны. Погромыхивал барабан. У стойки Ник заказал две кружки пива.
Когда он вернулся к столу, Энн там не было - она ушла. Проклятье, я должен бы знать, что этим и кончится, подумал он, оглядывая переполненный зал и со стуком ставя обе кружки на стол. Парочка, сидевшая за соседним столом, покосилась на него. Мужчина улыбнулся и что-то прошептал своей спутнице.
Ник тяжело опустился на стул и сделал большой глоток пива. Он уже собирался надеть пальто, как вдруг увидел Энн, пробиравшуюся к нему сквозь толпу. Он с облегчением вздохнул. Глядя на нее, Ник подумал, какое невероятное счастье свалилось на него, что такая прекрасная женщина с ним. А еще он подумал о том, что, если бы не определенные обстоятельства, они бы никогда не встретились.
- В чем дело? - спросила она с улыбкой. - Ты думал, что я ушла и оставила тебя одного?
Ник не ответил, только пододвинул к ней кружку с пивом. Она сделала глоток и сказала:
- Все в порядке, Ник. Не расстраивайся, пожалуйста. Честное слово, я не могла бы бросить здесь тебя одного! - Она засмеялась. - Ты - мой спаситель. - Оглянувшись на музыкантов, уже настроивших инструменты, она спросила: - Правда, они хороши, ты слушал их?
- Я не знаю, какие они, потому что никогда их не слышал. И пожалуйста, Энни, не начинай снова.
- Не начинать чего? - На лице Энн появилось выражение оскорбленной невинности.
- Ты позвонила мне и сказала, что мы должны поговорить. Мы встретились и... - Голос Ника заглушили звуки оркестра, игравшего "Оранжевый цветок". Музыканты и в самом деле играли хорошо, особенно девушка-скрипачка. И играли они так громко, что Ник представил себе, как они с Энн, перекрикивая музыку, обсуждают вопрос: действительно ли Джо Чикагский Резак. Им же придется орать во весь голос, чтобы расслышать друг друга. Парочке за соседним столиком наверняка будет очень интересно.
- Допивай свое пиво, - закричал он, - и поедем ко мне домой.
- Давай останемся еще ненадолго. Они так забавны. - Энн кивнула в сторону сцены.
- Если ты мне веришь по-настоящему, ты поедешь сейчас же... - Ник залпом допил пиво и поднялся.
- Сейчас. - Он прочитал ее ответ по губам. Она тоже допила пиво и встала. Ник помог ей надеть пальто.
По пути в Эванстон они молчали. Энн смотрела в окно, разговаривать не хотелось, а Ник полностью сосредоточился на дороге.
- Как у тебя хорошо, Ник, - говорила Энн, обходя его большую студию. Она, казалось, была приятно удивлена тем, насколько здесь все чисто и красиво. Грубо отесанная сосна и игра теней - от темно-бирюзовых до голубых - создавали ощущение первозданной свежести и одновременно строгой элегантности.
Ник включил торшер, стоявший в углу комнаты.
- Ну что, ты по-прежнему считаешь, что у меня дурной вкус? - Ник улыбнулся ей. - Садись, - продолжал он, указывая на кушетку. - Давай выпьем. Совсем немного "Молсона".
- Это было великолепно, - сказала Энн. Что угодно, лишь бы отложить разговор о Джо. Она откинулась на обтянутую хлопком кушетку и закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как Ник хозяйничает на кухне: звенит стаканами, вынимая их из буфета, открывает и закрывает дверцу холодильника, наливает пиво.
Энн открыла глаза, когда он сел рядом с ней и протянул ей стакан.
Они сделали по глотку. Ник наклонился и поцеловал Энн, дохнув на нее пивом.
Он поставил стакан на столик перед кушеткой.