- Надежнее всего, - еле слышно произнес старик, вытащил откуда-то сбоку пластиковую бутылочку с минеральной водой и сделал глоток прямо из горлышка. - Буквально за минуту до того, как позвонил Генри и сообщил о вашем приезде, я раздумывал, что мне делать с информацией из Парижа. То есть, ничего особенно интересного в этом деле нет. Кстати, я вижу в нем больше перспектив для серьезной головной боли, нежели возможность извлечения конкретных дивидендов. Но с другой стороны, что-то в этой информации меня насторожило и даже встревожило…
Гордон сделал паузу на очередной глоток воды.
- В телепатию я не верю, мисс Паулина. Я верю в опыт и знания. И если Генри Уолш, которого я очень уважаю, испытывает предчувствия, в чем-то схожие с моими, значит, в этом деле действительно что-то такое есть. Просто я этого пока не вижу… Вы ошиблись, мисс Паулина: у меня нет желания торговаться с вами. Скажу вам больше: у меня уже практически не осталось желаний. Есть только внутреннее ощущение от тиканья часов вот тут, - Гордон прижал руку к животу. - И еще чувство долга. Но тоже какое-то странное: как у старой собаки, которая и лапой пошевелить не в силах, но по-прежнему рычит, скаля стертые зубы, когда замахиваются на ее хозяина…
- Мистер Гордон, вы позволите спросить вас кое о чем, не относящемся к теме нашей встречи?
- Возьмите глаза в руки, Паулина! - улыбка старика была одновременно жалкой, грустной и мудрой. - Что я в моем нынешнем состоянии вообще могу не позволить?
- Моим основным направлением работы, сэр, всегда была Россия…
- Вы ведь русская, верно? - перебил Гордон.
- Наполовину, - уточнила Паулина. - Русской была моя мать. Сама же я родилась в Штатах. Так вот, занимаясь Россией, я внимательнейшим образом наблюдала за работой вашей службы. Мне это было и интересно, и познавательно. Не сочтите за лесть, сэр, но я всегда восхищалась вами…
- Моссадом?
- Нет, - Паулина покачала головой. - Вами лично, мистер Гордон.
- Что вы можете знать обо мне? - старик недоуменно пожал плечами.
- Больше, чем вы себе представляете, сэр.
- Сомнительный комплимент, - глухо проворчал глава Моссада. - В самом Израиле мое имя известно максимум десяти людям.
- Но я ведь тоже не кассиршей в супермаркете работала! - с вызовом произнесла Паулина.
- Простите, мисс…
- Скажите, мистер Гордон: после того, как вы… уйдете… Мне трудно представить себе человека, который вас заменит…
- А почему это вас беспокоит?
В ту же секунду Паулина физически ощутила колоссальное напряжение, исходящее от дряхлого старика, еще мгновение назад буквально засыпавшего в своем кресле.
- Потому что многое, очень многое в работе ЦРУ было бы невозможно без контакта с вами, мистер Гордон, - она старалась отвечать спокойно, чувствуя, как передается ей это внезапно возникшее напряжение. - Потому, что есть вещи, в которых большие боссы не любят признаваться даже самим себе. Но я не большой босс, а потому могу сказать вам, мистер Гордон: мне искренне жаль, что "Пурпурное сердце" - высший орден Америки, присуждаемый истинным патриотам страны, будет вручен вам посмертно. Но самое обидное, что знать об этом будут все те же десять человек в вашей стране и примерно столько же - в моей. В великом множестве жизненных несправедливостей, эта, на мой взгляд, одна из самых жестоких…
Гордон молчал и немигающими слезящимися глазами смотрел на женщину. Его вытянутое сморщенное лицо абсолютно ничего не выражало - ни радости, ни разочарования, ни удовлетворения, ни даже работы мысли. Он походило на гипсовую маску. Жили на этом лице только губы - тонкие, синеватые, с запекшимися в уголках нагноениями. И они медленно шевелились, словно пытаясь что-то сказать…
- Будем надеяться, что Генри Уолш не ошибся в своих предчувствиях, - произнес наконец Гордон и тыльной стороной ладони вытер губы. - С вашей воспитанницей работаем МЫ. Это первое. Когда вас введут в курс дела, вам станет понятна причина этого условия. У вас будут функции посредника-координатора между двумя службами. С правом СОВЕЩАТЕЛЬНОГО голоса. Все решения принимаем мы. Но вас держим в курсе дела…
- Если я поняла правильно, вы принимаете мое предложение, мистер Гордон? - негромко спросила Паулина.
- Вы правильно меня поняли, - кивнул старик. - Хотя это решение противоречит моим принципам…
- Почему же вы соглашаетесь, сэр?
- Только по одной причине: в данный момент ВАШЕ рычание - возможно, впервые за последние годы - может принести куда больше пользы, чем мое…
15
Москва.
Первое главное управление КГБ СССР.
Февраль 1986 года
Полковник Виктор Силантьев, возглавлявший в ПГУ научно-технический отдел и курировавший всю работу Управления по связи и электронной разведке, встречался с генералом Воронцовым ежедневно в девять утра. Обычно он находился в кабинете шефа Первого главного управления КГБ не больше двадцати минут. Офицеры в приемной генерала Воронцова знали, что на время совещания с Силантьевым отключались все внешние телефоны шефа ПГУ. В особо экстренных случаях разрешалось войти в кабинет, предварительно уведомив генерала о случившемся по селекторной связи.
Полковник Виктор Иванович Силантьев являлся в кабинет шефа с неизменной малиновой папкой, в которой лежали стенограммы прослушивания советских партийных и государственных руководителей. "Прослушка", которая велась беспрерывно как в стране, так и за рубежом, если объект находился в заграничной командировке, не отключалась даже на время сна советских руководителей. Вероятность того, что какой-то монолог или беседа конкретного человека могли состояться без вмонтированной где-нибудь рядом высокочувствительной звукозаписывающей аппаратуры, рассматривалась в КГБ как чисто теоретическая. Основной "прорыв" в высочайшем техническом уровне обеспечения служб прослушивания был осуществлен еще в конце шестидесятых годов по личному распоряжению Брежнева, требовавшего, чтобы каждое утро на его рабочем столе лежали стенограммы прослушивания наиболее интересных разговоров и бесед членов и кандидатов в члены Политбюро. Тогда же тайным распоряжением, проведенным через Центробанк СССР, была значительно расширена валютная часть годового бюджета комитета госбезопасности. На приобретение самых последних новинок электроники, в основном, японской, американской и голландской, тратились колоссальные средства. В дальнейшем эта статья расходов ни разу не пересматривалась, вследствие чего все "прослушивающее" хозяйство, руководители которого зорко следили за мировым рынком открытий в этой щепетильной области, поддерживалось в надлежащем виде и своевременно обновлялось.
В середине семидесятых годов между двумя крупнейшими управлениями КГБ - Первым и Третьим (разведка и контрразведка) разгорелась нешуточная драчка за полный контроль над "прослушкой". Контрразведчики, естественно, доказывали, что хозяйство, ориентированное, преимущественно, на собственную страну, должно находится только в их ведении. Разведка же резонно полагала, что, не имея регулярного доступа к материалам прослушивания советских руководителей, особенно, их бесед с крупными представителями Запада, очень трудно делать аналитические выводы о событиях, происходящих за рубежом. И тогда руководство комитета приняло "соломоново" решение: оставив службу "прослушки" в Третьем главном управлении, оно разрешило Управлению внешней разведки создать при себе нечто вроде подотдела прослушивания. Дальнейшее уже было делом техники: к середине восьмидесятых годов "прослушка" ПГУ ни в чем не уступала, а во многом даже превосходила аналогичную службу в контрразведке…
На ежедневный доклад Юлию Воронцову полковник Силантьев приносил, естественно, не весь объем суточной работы, а ВЫЖИМКУ в пять-шесть машинописных страниц. Отдел, в котором работали около сорока опытных аналитиков, вычленял из тысяч километров звукозаписей наиболее существенные, СТОЯЩИЕ фрагменты. Затем, напечатанные в единственном экземпляре, они стекались на рабочий стол полковника Силантьева. Именно он сводил все отобранные материалы воедино, отсеивал лишнее, корректировал последовательность и составлял в итоге лаконичный отчет, который и ложился каждое утро на рабочий стол начальника Первого главного управления КГБ СССР.
…Как и все люди, ведущие напряженный образ жизни и отправляющиеся спать, как правило, далеко за полночь, Воронцов по утрам пребывал в неизменно скверном расположении духа. На работоспособности начальника Первого главного управления КГБ СССР это практически никак не отражалось, однако знаменитое обаяние Воронцова в первой половине дня было будто выключено. Однако в то хмурое февральское утро Воронцов показался полковнику Виктору Силантьеву особенно угрюмым и даже агрессивным. Поздоровавшись с полковником едва заметным кивком, Воронцов сразу же углубился в содержимое малиновой папки. И только минуту спустя, оторвавшись от бумаг, с не свойственной ему мужицкой грубоватостью, бросил: "Ну, чего ты стоишь?! Сядь, полковник, не маячь перед глазами…"
Воронцов не просто просматривал протоколы прослушивания, он РАБОТАЛ с ними, делая толстым желтым маркером пометки на полях, а порой ВЫСВЕЧИВАЯ целые фразы. А потом Силантьев увидел, как рука Воронцова с зажатым фломастером неожиданно застыла над страничкой плотного машинописного текста.
- Что это такое? - Воронцов провел по бумаге жирную линию и протянул лист через стол Силантьеву. - Что это еще за многоточия?..
- Помехи, - спокойно ответил полковник.
- Какие помехи? - нахмурился шеф ПГУ.
- Внешние помехи, Юлий Александрович.
- Ты хочешь сказать, что…
- Что во время разговора Громыко с Трейси кто-то на минуту пятьдесят секунд включил скрэмблер, - кивнул Силантьев.
- А он у Громыко есть?
- В точности ответить не могу, но вполне возможно, товарищ генерал-полковник… - Силантьев сдержанно улыбнулся. - С его-то опытом международных переговоров…
- Сколько они вообще разговаривали с Трейси?
- Там внизу указано, Юлий Александрович… - негромко произнес Силантьев. - Двадцать две минуты.
- А скрэмблер был включен только на две… - Воронцов, словно начисто позабыв о существовании Силантьева, вслух разговаривал сам с собой.
- На минуту пятьдесят, - уточнил полковник.
- Да, конечно, - механически кивнул Воронцов. - На минуту пятьдесят…
- Пока ребята сориентировались, машинку отключили…
- Кто-то из тех, кто находился рядом, мог воспользоваться скрэмблером?
- А рядом никого и не было, Юлий Александрович
- Как не было? - Воронцов подался вперед. - Вообще никого?
- Они беседовали в кабинете Громыко с глазу на глаз, Юлий Александрович, - пояснил полковник. - Естественно, на английском. Сидели за журнальным столиком в углу кабинета и пили чай с сухариками. До приемной, где находились помощники Громыко и переводчик Грега Трейси, - порядка семи метров. Даже чуть больше. На таком расстоянии глушилка не действует… Скрэмблер включил кто-то из них, Юлий Александрович, это без вопросов…
- Сбой был к концу беседы, так?
- Так точно.
- После того, как скрэмблер был отключен, сколько еще продолжалась беседа?
- Около трех минут. Посмотрите по стенограмме, Юлий Александрович: ничего существенного, они по сути дела уже прощались…
- А случайности исключены?
- Что вы имеете в виду, Юлий Александрович?
- Ну, какие-нибудь технические помехи с аппаратурой…
- Исключены на сто процентов.
- Ничего в этот момент не закоротило, не выбило? - продолжал допытываться Воронцов.
- Да нет же, товарищ генерал-полковник! - в голосе полковника Силантьева сквозила откровенная обида. - Это абсолютно невозможно…
- Когда вылетает Грег Трейси?
Силантьев сделал круглые глаза и несколько раз моргнул.
- Ах, да, прости! - Воронцов махнул рукой, словно отгоняя навязчивое видение. - Свободен, Виктор Иванович. Спасибо за оперативную работу. Ступай по своим делам…
Полковник Силантьев еще находился в тамбуре между двумя дверьми воронцовского кабинета, а начальник Первого главного управления КГБ СССР уже держал, не отрывая, палец на кнопке селектора.
- Слушаю, товарищ генерал-полковник!
- Горюнова ко мне. Немедленно!..
Тридцативосьмилетний Эдуард Николаевич Горюнов - самый молодой в центральном аппарате КГБ генерал-майор, занимал пост одного из трех заместителей Воронцова и непосредственно курировал азиатско-тихоокеанское направление работы Первого главного управления. Кроме того, Горюнов был вторым после Карпени генералом, участвовавшим в подготовке покушения на Горбачева.
Плотно прикрыв за собой дверь, невысокого роста, смуглолицый Горюнов, чью типично кавказскую внешность так и не смог облагородить прекрасно сшитый двубортный костюм в темную-серую полоску и дымчатые стекла в модной металлической оправе, в несколько шагов преодолел расстояние до рабочего стола Воронцова и, не спрашивая разрешения, сел напротив. Было заметно, что в этом кабинете генерал-майор Горюнов чувствует себя вполне уверенно.
- Вызывали, Юлий Александрович?
- Прочти вот это, - Воронцов без комментариев протянул заму машинописную страницу и невидящим взглядом уставился в окно.
- Ну и что? - Горюнов вернул бумагу и внимательно посмотрел на Воронцова. - Что вас так встревожило, Юлий Александрович?
- Пауза в беседе меня встревожила, Эдуард Николаевич, - негромко ответил Воронцов. - А тебя нет?
- Кто-то из них воспользовался глушилкой?
- Очевидно.
- Кто?
- Думаю, не Грег Трейси.
- А почему вы думаете, что не он?
- Давай, я тебе кое-что объясню, генерал-майор Горюнов… Грег Трейси - шеф протокольного отдела госдепартамента США, находящийся в Москве для подготовки визита президента Рейгана. Он занимает свой пост ровно тридцать лет. То есть, с февраля пятьдесят шестого года. И примерно столько же этот господин лично знаком с нашим Андреем Андреевичем Громыко. Они старые друзья, Эдуард Николаевич, если только подобное определение вообще уместно в насквозь лживом и закамуфлированном мире профессиональных дипломатов. Понятно, что президенту США - в том случае, естественно, если его визит в Москву состоится, - абсолютно не о чем разговаривать с нашим полуразваливающимся Председателем Президиума Верховного Совета, который ничего не решает, ничего не может, и ни к чему не стремится. Следовательно, встреча Громыко с Трейси - это в самом деле посиделки двух закадычных друзей-старперов. И я не думаю, что Грег Трейси стал бы брать на такую встречу скрэмблер…
- Ну, мало ли, - попытался возразить Горюнов.
- Зачем опытному Трейси глушить эту беседу? Объясни мне, Горюнов? Все, что он может доверительно поведать Громыко, уже напечатано в сегодняшних "Известиях". На третьей полосе…
- Вы полагаете, Юлий Александрович, что Громыко… мог рассказать Трейси о вашей с ним… встрече?
Смуглое лицо молодого генерала сохраняло выражение абсолютного спокойствия, лишь черные, чуть навыкате, глаза, таили в себе сдержанную угрозу.
- По-твоему, я не должен так полагать?
- Простите, Юлий Александрович, но мне как-то трудно представить, что Громыко мог позволить себе что-то подобное…
- Согласен, - кивнул Воронцов. - Я себе этого вообще представить не могу. Но, тем не менее, давай предположим на секунду, Эдуард Николаевич, что произошло то, во что мы оба не верим или, правильнее сказать, не хотим верить. Что за эти самые злосчастные минуту пятьдесят секунд поверенный во многих делах Андрей Андреевич Громыко рассказывает своему старому американскому приятелю, что один высокопоставленный генерал с Лубянки намерен с помощью таких же, как он, коммунистических фанатиков-твердолобов, убрать с дороги… одного нашего общего и невероятно популярного на Западе друга. И что ему лично, - человеку, отдавшему всю свою сознательную жизнь беззаветному служению идеалам Отчизны, - трудно примириться с мыслью о физической расправе над личностью, которой рукоплещет сегодня весь цивилизованный мир… Сам он уже стар, да и от былого влияния остались лишь жалкие воспоминания… Однако надеется, что предупреждение, своевременно переданное из компетентных кругов США нашему э-э-э… общему другу, помешает планам злоумышленников и позволит довести до конца демократические преобразования в Советском Союзе… Ну, как тебе текст?
- Довольно четко, - пробормотал Горюнов.
- Уложился я в минуту пятьдесят секунд?..
- Зачем ему это говорить? - глухо спросил молодой генерал.
- А затем, дорогой ты мой Эдуард Николаевич, что Громыко НИКОГДА не участвовал ни в одной внутрикремлевской интриге, не говоря уже о вооруженном заговоре с целью физического уничтожения первого лица в партии и государстве! Потому, собственно, и выжил, умничка…
- Но он же согласился…
- И струхнул! - с ненавистью отрезал Воронцов. - Испугался, понимаешь? А вдруг заговор раскроют раньше, чем его посадят в кресло генерального секретаря ЦК КПСС? Что он теряет сейчас, отодвинутый от реальной власти, но, тем не менее, пользующийся всеми ее привилегиями - от личного проктолога до оригиналов русских передвижников на стенах? Да ничего наш уважаемый идеалист Андрей Андреевич Громыко не теряет! Как это сказал черный Абдулла?.. "Хороший дом, красивая жена, - что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость?".. Старость он уже давно встретил, теперь ему нужно без потрясений дожить до урны в кремлевской стене. А оказавшись ввязанным в государственный заговор, он запросто может лишиться башки. Причем не фигурально, а в самом что ни на есть прямом смысле, понимаешь?!.. И платить за похороны Громыко будет не государство, а его сын…
- И все же мне кажется, что вы перестраховываетесь, Юлий Александрович, - тихо возразил Горюнов.
- Я просто ДУМАЮ, Эдуард Николаевич! - Воронцов налег грудью на крышку стола и приблизил свое лицо к смуглому лицу Горюнова. - Анализирую… Предполагаю… Поскольку убежден, что не имею права на ошибку. Потом, когда ЭТО, дай Бог, произойдет - пожалуйста! Можешь какое-то время не перестраховываться, генерал. Можешь даже с радости напиться в сауне в компании с тремя женщинами - заслужил! Но только не сейчас! Я хорошо знаком с въедливостью и любознательностью американцев, уж поверь мне, Горюнов! И потому могу также предположить, что наш престарелый председатель Президиума, под неназойливым давлением аргумента о том, что, дескать, неплохо бы подтвердить как-нибудь свои подозрения парой-тройкой конкретных фактиков, запросто под треск скрэмблера мог шепнуть на ушко Трейси имя отчаянного генерала, предложившего ему, Громыко, занять самое влиятельное кресло в огромной стране, которое вот-вот осиротеет…
Генерал-майор Горюнов угрюмо молчал, обдумывая страстный монолог начальника ПГУ.
- Ну что, Эдуард Николаевич? Убедил я тебя в чем-то, или нет?
- Не столько убедили, Юлий Александрович, сколько озадачили… То, что вы сказали, это… - Горюнов запнулся, подыскивая нужно слово. - Это страшно.
- Страшно, когда ЭТО сваливается на тебя, как ведро с помоями, - сухо уточнил Воронцов. - Если же суметь вовремя подумать об ЭТОМ, то всегда найдется защита…
- О чем вы? - тихо спросил Горюнов.