Некоторые из присутствующих в зале уже слышали эту историю, и на лицах их появились улыбки.
- И каждое Рождество утром я заглядывал под елку, но никакого пони там не было. Я смотрел на кухне… В конце концов, пони тоже должны что-то есть. Пони не было. Тогда я шел в гараж - ведь всем известно, что для пони требуется много места… И там пони не было. Я все искал и искал. Я хотел прискакать на пони в школу, хотел кормить его и ухаживать за ним. Но единственное, что я получил, были роликовые коньки. И хотите знать, что произошло дальше?..
- Ты натер себе мозоли? - ухмыляясь, спросил Видал.
- Ты прав, Видал, я действительно натер себе мозоли, чтоб я сдох. А знаете, почему? Потому что я был так расстроен, что не смог найти пони, что катался на роликах без конца - мне хотелось забыться… Итак, какое же отношение эта детская история имеет к нашей кампании? - спросите вы меня. - Он провел пятерней по всклокоченным волосам. - А вот какое - я до сих пор ищу пони. В моем понятии пони - это нечто достойное, тогда как мозоль - это всяческая мерзость. Мы не должны натирать себе мозолей.
Десять лет назад я провел опрос. В репрезентативных группах по всей стране я задавал одни и те же вопросы. А год назад представителям аналогичных демографических и социальных срезов я задал те же самые вопросы. Десять лет назад, когда я спрашивал у людей, заботятся ли, по их мнению, политики об их благе, девяносто процентов ответили "да". Даже если они не всегда были согласны с конечными результатами, они верили, что избранные на руководящие посты чиновники действуют в интересах нации. Удивительно, но десять лет спустя результат оказался прямо противоположным - восемьдесят пять процентов опрошенных сказали "нет". Восемьдесят пять процентов жителей этой страны больше не верят политическому истеблишменту. Теперь люди искренне полагают, что политики в гробу их видали вместе с их кровными интересами. Люди не видят решительно никакой разницы между программами обеих партий. Люди сыты по горло пустопорожними обещаниями и - слушайте внимательно - люди раздражены и озлоблены… Они злы, как черти, и при всем этом, перед лицом этого общенационального гнева не слышно ни одного голоса, который бы заявил: "Я знаю, как исправить положение. Я знаю, как заставить систему работать". Пресса ничего не пишет о царящем в обществе раздражении. Здесь нет элемента сенсации, потому что все смирились с таким положением вещей. - Эй-Джей окинул собрание испытующим взглядом. - Этот массовый сдвиг в общественном сознании остался совершенно незамеченным, никто не отреагировал на него. Мы стоим на грани второй Великой Американской революции, и все молчат. Так вот, с этим надо что-то делать. И мы скажем свое слово. В нашем распоряжении самый действенный, самый мощный идеологический лозунг. Мы используем социальный гнев, социальное раздражение. Мы предложим избирателям кандидата, выступающего под лозунгом перемен. Хейз никогда не избирался на высокие федеральные посты, тогда как все остальные кандидаты не один год сосут федеральную соску. Они часть системы, которая сидит в печенках у американского избирателя. Мы собьем всех этих молодчиков в одну кучу и вымажем их дерьмом - они будут олицетворением общественного недовольства. Итак… наш лозунг. Он прост, он должен быть ясен и красив, как восход солнца в Айове. - Он еще раз окинул аудиторию взором, выдержал многозначительную паузу и изрек: - Хейз Ричардс заставит Америку снова работать для вашего блага.
Все сидели уткнувшись носами в блокноты и записывали, записывали…
- Конгрессу больше не позволят протаскивать "под занавес" увеличение депутатского жалованья. В гараже Сената больше не будет роскошных лимузинов. Никаких программ оздоровления бюджета. Никаких ссуд по дутым векселям. Больше не будет миллиардных субсидий на дерьмовые программы развития. Не будет президентской авиации. Нет, нет и нет! Хейз Ричардс, человек из Провиденс, "аутсайдер", который не меньше всех нас ненавидит то, что происходит… Хейз Ричардс вернет Америку американцам. Он заставит американскую систему работать, черт побери! Он заставит ее работать на вас! - Голос его звенел и, ударяясь о стену, рассыпался эхом.
Эй-Джей замолчал, и девять пар глаз, оторвавшись от блокнотов, уставились на него.
- Это-то, друзья, и есть пони, которого ищет каждый американец, - заключил он.
Все дружно принялись кивать и улыбаться.
- Мы работаем над схваткой, - сказал Малкольм, и голос его после страстной речи Тигардена показался тоненьким, тщедушным. - Мы не говорим о том, призывать или не призывать "голубых" в армию, не говорим о реформе системы здравоохранения, не говорим об иммиграции и абортах, правах женщин или проблемах меньшинств. Мы говорим о том, что американцы теряют контроль над системой. Мы хотим возрождения Америки, и Хейз Ричардс - это тот человек, при котором она возродится.
- Хейз Ричард заставит Америку работать для американцев, - снова подал голос Эй-Джей Тигарден. - Таков наш лозунг, наш посыл. Малкольм расскажет вам о тактике. - С этими словами он занял свое место.
Все устремили взоры на поджарого чернокожего яппи.
- С большинством из присутствующих здесь я уже обсуждал вопросы тактики, - сказал Малкольм. - Все предельно просто. Если мы хотим, чтобы наша кампания освещалась общенациональной прессой, то должны выступить как можно лучше на дебатах в Де-Мойне во вторник. В настоящий момент Лео Скатини - явный фаворит в Айове - за него готовы отдать голоса более пятидесяти процентов избирателей. Но это только благодаря его известности. Его знают в лицо. Но мы можем вмешаться. Остальные трое скромно делят остатки пирога. Около двадцати процентов голосов зависли. Наша задача - победить на дебатах в Де-Мойне и заставить прессу говорить о себе.
- В этом смысле не все в порядке, - подал голос Видал. - Большинство телестанций из-за проблемы с финансированием вынуждены сократить объем прямого вещания из Айовы. Единственные, кто посылает туда специальную съемочную группу, это Ю-би-си. Коппел, Дженнингс, Брокау и остальные из "большой тройки" собираются отказаться от прямого эфира. Будет, как обычно, Си-эн-эн, но даже они будут предварительно монтировать материал.
- Все, чего нам надо добиться в Айове, это получить свои двадцать процентов и занять твердое второе место после Скатини. Если мы это сделаем, это будет прекрасным стартом, нас уже ничто не остановит. Мы должны бросить все наши силы на Айову.
- А как насчет Нью-Гэмпшира? - спросила Сьюзан Уинтер.
- Без Айовы не будет никакого Нью-Гэмпшира, - отрезал Малкольм. - Сейчас судьба кампании решается в Айове.
Когда совещание закончилось, к Райану подошел Видал.
- Вы кого-нибудь знаете на Ю-би-си? - спросил он.
- Коул Харрис был женат на моей знакомой.
- Коула Харриса растерли в порошок. Его вышибли оттуда два месяца назад. Он делал серию передач о преступном мире, которую зарубили на совете по информационным программам. Он обвинил Стива Израела в сговоре с мафией, и на следующий день его уволили.
- В самом деле? - Райан не мог скрыть своего изумления, он прекрасно помнил напористого брюнета - тот некоторое время околачивался в Лос-Анджелесе. - Еще я знаком с нью-йоркским редактором политических программ - он работает на Стива Израела… в "Ободе".
"Ободом" называлось помещение на двадцать третьем этаже стоявшей на Бродвее черной башни, в которой размещалась Ю-би-си. Здесь снимались вечерние новости с Брентоном Спенсером.
- Хорошо. Вы свяжитесь по своим каналам, - сказал Видал. - А я позвоню Брентону Спенсеру.
Брентон Спенсер был известнейший телеведущий и исполнительный продюсер программы вечерних новостей Ю-би-си. Последние полгода его рейтинг неуклонно падал. Брентон и не догадывался, что ему предстояло стать первым пони в избирательной кампании Хейза Ричардса.
Глава 14
Роковая встреча
Брентон Спенсер был до смерти напуган. Пронизывающий январский ветер проникал под полы кашемирового пальто и щипал за ягодицы. Брентон стоял у своего дома на Пятой авеню и ждал, когда за ним подъедет лимузин с Ю-би-си.
Человек, к которому вызвали Брентона, был скор на расправу, и ему было плевать на телевизионные новости. Владелец Ю-би-си Уоллис Литман любил, чтобы ему подавали приятные новости. А буквально накануне они получили фрагмент про двух детенышей кита - Шама и Хейди, - которые родились в калифорнийском "Маринленде". Материал перегнали с Западного побережья через спутник - минута аренды спутникового канала стоила пять тысяч долларов, - и они две с половиной минуты показывали в эфире счастливых китов и инструктора. Стив Израел так невесело пошутил, что Брентон повернулся к своей второй ведущей Шеннон Уилкинсон и, чтобы успокоить ее, сказал: "Это сногсшибательная история, Шеннон". На что она ответила: "Ах, Брентон… все это очень сомнительно…".
Все это происходило в тот момент, когда в Центральном парке замерзали бездомные, а весь Средний восток балансировал на грани коллапса. Когда Брентон попробовал возражать, ему показали ноябрьские рейтинговые сводки, из которых явствовало, что программа вечерних новостей потеряла 10 процентов аудитории. Брентон сглотнул - ему оставалось лишь молиться, чтобы его не списали в запас.
Приближался срок, когда ему предстояло заключать очередной контракт, а из аппарата Ю-би-си еще не поступало никаких предложений. Это было плохим признаком и не могло не настораживать.
Брентон чертовски боялся встречи с Уоллисом Литманом. Он понимал, что, если по результатам последнего рейтингового отчета он лишится места ведущего, ему придется лететь обратно в Кливленд и возвращаться на старое место на WUBY-TV - если его там еще ждали.
Наконец подкатил лимузин, и его доставили к Литман-тауэр. Миллиардер занимал весь верхний этаж здания.
Поднимаясь в личном лифте Литмана, Брентон посмотрел на свое отражение в антикварном зеркале. У него был волевой, чуть выдававшийся вперед подбородок, ровные белые зубы, черные, с проседью на висках, волосы. В шестьдесят лет он имел представительный, благообразный вид - зритель, видя на экране этого человека, сразу проникался к нему доверием. Однако почему же теперь этот зритель ему изменил?
Вот тебе и сногсшибательная история, - подумал он. Его вдруг охватила паника. Двери лифта открылись, и Брентон шагнул в отделанный мрамором холл, на стенах которого висели шедевры признанных мастеров.
Дворецкий принял у Брентона пальто; в эту самую минуту в холле появился сам Литман.
Уоллис Литман всегда одевался подчеркнуто строго - даже вечером или в выходной он неизменно был в костюме-тройке и при галстуке. У него была выправка отставного солдафона.
- Рад, что вы смогли прийти, - бросил он на ходу - как будто у Брентона был выбор.
- Мне всегда приятно видеть вас, Уоллис, - ответил Брентон, понимая, что начинает разговор с лживой лести.
- Хотите посмотреть новые картины? Мы с Салли вышли на одного антиквара в Мидтауне. - Литман подошел к стене, на которой под плафонами подсветки висели забранные в роскошные рамы картины. - Это Ремингтон… Вон там Ренуар.
С уст Литмана слетали известнейшие имена, но на сами картины он даже не взглянул. Брентон понял, что живопись служила для него не источником наслаждения, а средством произвести нужное впечатление.
Они прошли в кабинет, и Уоллис сел. Брентон заметил, что, когда он небрежно откинулся на спинку обтянутого красной кожей кресла, на его дорогом костюме не образовалось ни единой складки, а плечи не уехали вверх. Наконец он поднял взгляд на перепуганного телеведущего.
- Брентон, у нас возникли проблемы.
- Большинство проблем можно решить.
- Как знать, как знать…
Внутри у Брентона все оборвалось, но ни единый мускул не дрогнул на его лице - давали себя знать годы, проведенные перед камерой в живом эфире.
- Я не буду делать вид, будто понимаю, что заставляет людей смотреть телевидение, - продолжал Уоллис. - Когда я купил "Юнайтед Бродкастинг", то был поражен - какую дрянь требует от нас публика. Однако мы работаем в масс-медиа, которое живет за счет рекламодателей, и если мы не будем рекламировать аспирин, то нам придется его жрать, потому что тогда нам обеспечена головная боль.
- Уоллис, не стоит принимать всерьез ноябрьские рейтинговые сводки. Поймите, на Западном побережье по выходным и понедельникам Эй-би-си транслировала футбольные матчи, выходившие за программную сетку, а нашу передачу в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе предваряла чудовищная синдицированная программа "Мир животных". Она нацелена прежде всего на молодого зрителя, поэтому новости не успевают собрать аудиторию… Эти два сегмента рынка охватывают десять процентов населения. В этом вся беда. - Брентона попросил аналитический отдел аргументировать снижение рейтинга. Он уже полез в карман, чтобы достать демографический отчет, но Уоллис остановил его.
- Брентон, я не желаю видеть демографические выкладки - мне нужен рейтинг. Факт остается фактом - вы теряете зрителя. Могу ли я с чистой совестью возобновить контракт на два миллиона долларов с человеком, рейтинг которого за полгода упал на десять процентов? В этом и состоит моя проблема. - Литман потер подбородок, давая понять, что Брентон задал ему нелегкую задачу.
- Уоллис, какой же напрашивается вывод? - спросил наконец Брентон, ожидая услышать собственный приговор. У него заныло в висках.
- Мы теряем на новостях деньги. А ведь новости должны приносить прибыль. Я занимаюсь бизнесом, чтобы получать прибыль.
- Тогда откажитесь от идеи освещения сборища в Айове. Ведь мы собираемся направить две передвижные спутниковые телестанции плюс видеорежиссерскую аппаратную. Мы - единственная сеть, которая устраивает прямую трансляцию. Это безумие. От кого бы ни исходило это решение, этого человека следует проверить на наличие мозгов. - Брентон подозревал, что инициатива исходила от Стива Израела.
- Я считаю, что Айова это важно, - сказал Уоллис. - Это было мое решение… И на мозги я пока не жалуюсь.
Приехали, - подумал Брентон, - дальше уже некуда, меня попрут. Неожиданно великий финансовый гений встал, подошел к Брентону и отечески положил ему руку на плечо.
- Вы бы хотели, чтобы я продлил ваш контракт?
- Э-э? - Брентон смешался; от его элегантной манеры держаться не осталось и следа.
- Что вы скажете, если мы подпишем контракт еще на два года с тем же жалованием плюс десять процентов, начиная со следующего года? То есть в девяносто восьмом вы выйдете на уровень два миллиона двести тысяч долларов. Скажем, вы остаетесь исполнительным продюсером и главным ведущим, а мы специально под вас запускаем новый тележурнал. Я уже попросил Стива Израела начать работать над этим проектом. Я хочу назвать его "За разворотом" - это старый журналистский термин, означающий важный материал, который занимает больше разворота.
Брентон проработал журналистом половину жизни, и учить его газетному жаргону было, мягко говоря, издевательством. Однако он предпочел пропустить последнее замечание Литмана мимо ушей. Сейчас голова у него была занята другим: похоже, ему бросали спасательный круг.
- Думаю, в передаче должны быть вы и, возможно, еще человек пять молодых ведущих, которые как бы обращаются к вам за советом по поводу того, под каким соусом следует давать тот или иной материал. Нечто среднее между "Шестьдесят минут" и "Запад, пятьдесят седьмая".
Брентон и сам уже подумывал о новостийной программе журнального формата, которую он условно называл "Репортажи Спенсера". Он хотел что-то сказать, но Уоллис остановил его.
- Если я сделаю это для вас - особенно принимая во внимание падение вашего рейтинга, - то вправе рассчитывать на вашу помощь. Однако услуга, о которой я хочу вас просить, может повлиять на вашу репутацию как журналиста.
- Репутация - это просто линия поведения, которая подгоняется под обстоятельства, - нарочито небрежно проронил Брентон, в то же время отчаянно старясь понять, что замышляет хозяин.
- Вы слышали, что Хейз Ричардс намерен баллотироваться на пост президента Соединенных Штатов?
- Губернатор… Нью-Гэмпшира? - спросил Брентон - штат он не помнил, поэтому назвал наугад.
- Род-Айленда.
- Но он никому неизвестен. Это безнадежное предприятие.
- Я хочу, чтобы выбрали его. Поэтому на другой день после того, как он официально объявит о своем решении - а это произойдет завтра, - вы появляетесь на экране и начинаете подвергать его нападкам. Сценарий получите у Израела.
- Я подвергаю его нападкам, благодаря чему его выбирают президентом? - Брентон скептически улыбнулся.
- Я хочу, чтобы вы смешали его с грязью. Чтобы два-три дня не оставляли его в покое. Спросите Америку, что нам известно о Хейзе Ричардсе? На каком основании он возомнил себя достойным поста президента США? А мы подбросим вам негативную информацию относительно его деятельности в качестве губернатора. Сомнительные факты, несправедливо порочащие его. Просто валите все в кучу…
- Если вы хотите, чтобы он победил на выборах, зачем мне нападать на него?
- В ходе дебатов в Айове вы будете задавать вопросы Ричардсу из "Пасифик конвеншн-сентер". Мы будем транслировать ход дебатов в прямом эфире; мы снабдим вас перечнем вопросов - абсурдных и крайне несправедливых по отношению к Ричардсу, например: достаточно ли он компетентен для того, чтобы занимать высший пост в государстве? С чего он взял, что у него хватит "мозгов", чтобы управлять страной? А затем он потребует от вас публично извиниться - не только перед ним, но и перед остальными кандидатами. Таким образом вы проиграете и сойдете со сцены - этот никому неизвестный губернатор Род-Айленда утрет вам нос. Это будет сенсацией, темой дня во всех газетах и на телестанциях - это поможет Ричардсу взять старт.
- Но мистер Литман… Уоллис… Вы же не хотите, чтобы я - на глазах миллионной аудитории - ронял собственное достоинство. Если я запятнаю свою репутацию журналиста, то лишусь аудитории. Об этом не может быть и речи.
- В таком случае мне остается сказать лишь, что мне было приятно работать с вами. Жаль, но нам придется отказаться от ваших услуг. - Уоллис пересек кабинет и открыл дверь. - Спокойной ночи, Брентон.
Брентон не двигался с места.
- Я одна из доходных статей компании, - неуверенном произнес он. - Вы же не хотите лишиться доходов.
- Слушайте, Брентон, двух лет вполне достаточно, чтобы оправиться от одного-единственного поражения. Тележурнал, выходящий в прайм-тайм, поможет вам в этом. Люди забывчивы. К следующему Рождеству, уверен, никто и не вспомнит, что именно с вами произошло. Вы же по-прежнему будете ведущим вечерних новостей. Вам надо лишь пережить один неприятный момент, одну профессиональную неудачу. Вспомните Рэзера, что с ним сделал Буш - а он по-прежнему в эфире. Единственное отличие в том, что мы все заранее инсценируем.
- Умоляю, Уоллис, не заставляйте меня делать этого…
- Это не переговоры, Брентон. Либо вы немедленно соглашаетесь, либо я нахожу вам замену. - Он с грустью посмотрел на Спенсера, словно внезапно вспомнил умершего друга. - Я бы предпочел не расставаться с вами.
Они вышли в холл и остановились возле лифта.
- Брентон, я жду ответа.