Проводив Росомаху, дворник отправился домой. Кто-то в квартире Мергелиса захлопнул окно и задернул штору. Совещание началось…
Выслушав последнее сообщение, Дуйтис глубоко вздохнул, посмотрел на Крылова и сказал:
- Ну… Даю команду!
Воинское подразделение стало оцеплять квартал. Перед бойцами была поставлена нелегкая задача: "Ни единого выстрела не должно прозвучать, но чтоб и мышь не проскочила!"
И снова помог Скляревский. Находясь у Мергелиса, он краем уха слышал о дворнике Тампеле, который, как и прежде, должен был охранять собравшихся главарей.
- Начинать надо именно с этого типа! - приказал Крылов. - Обратите внимание, при хищении гранат и взрывчатки тоже был замечен некий дворник. Совпадение вряд ли случайное… Брать без шума. От этого зависит успех операции…
Мы отбыли к дому Мергелиса. Крылов, Дуйтис, Жольдас, Скляревский и я. Следом за нами отправилось несколько автомашин с оперативными работниками.
Ехали молча.
- Что делать с проклятым догом? - неожиданно громко спросил Скляревский.
- А ведь и правда!! Не убивать же животину! - усмехнулся Дуйтис… - Решим на месте.
Вот и бакалейная лавка, где еще вчера я тайком встречался с "курьером". Она уставилась на нас темными глазницами витрин. Я слегка толкнул Скляревского в бок. Он понял и пожал мой локоть.
Машины оставили в разных переулках. Сами пошли ближе к дому. Совершенно неожиданно из темноты вынырнул командир роты оцепления и, вытянувшись по армейски, приглушенным голосом доложил Дуйтису:
- Товарищ майор, в районе тихо и спокойно. Местные жители сидят по домам. Задержан один прохожий…
- Кто он?
- Рабочий спичечной фабрики.
- Доставьте его сюда. Мы вынуждены задержать его до конца операции…
Пока Дуйтис и Крылов беседовали с задержанным, я прошел вдоль переулка. Солдат не видно, хотя я знаю, что они рядом, что они плотным кольцом опоясали квартал. Кругом тишина. Темный небосвод усеян звездами. Где-то в центре города вспыхивают зарницы - это иллюминация. Народ уже встречает праздник…
Ко мне подошел Жольдас.
- Держись, Володя! Смотри в оба! - Он слегка обнял меня за плечи и пошел в сторону притаившегося дома. Рядом с ним шагали еще двое.
- Желаю удачи! - сказал я вдогонку.
Прошло довольно много времени. Неожиданно к Дуйтису кто-то подбежал и взволнованно доложил:
- Появился дворник!
Я насторожился. "К дворнику недавно отправился Жольдас. Неудача?!"
Выглянул из-за угла на "ту" улицу. И в самом деле: дворник сидит на скамейке, и на его массивной фигуре, даже при слабом свете фонаря, отчетливо виден белый фартук. К нему кто-то подошел, постоял рядом и направился в нашу сторону.
Неизвестный приближался быстро. Теперь он почти бежал. Миновал переулок, где укрылась засада. "Почему не взяли? Будем брать мы!" Я уже приготовился действовать, но Дуйтис громко произнес:
- Быстрей докладывайте, Даугуветис!
Я ошибся и был доволен, что темнота ночи скрыла мое смущение. Теперь я тоже его узнал. Это был один из тех, кто вместе с Жольдасом отправился на квартиру к Тампелю.
Тяжело отдуваясь, Даугуветис произнес:
- Товарищ майор, все в порядке. Жольдас на посту! - Его грубоватый голос оборвался, и он глубоко вздохнул. Дуйтис дал ему возможность перевести дух и спросил:
- Как прошло задержание?
- С Тампелем пришлось повозиться. Здоров, как буйвол. Меня двинул кулаком - едва отдышался. Жольдас зажал ему рот, и мы втроем скрутили… В доме только жена. Ей приказали молчать, потом стали ждать…
- Короче, Даугуветис, - остановил его Дуйтис.
- Ну, в общем, у них, по-видимому, был сигнал, которого мы не знали. "Тук-тук", "тук-тук"… Я открыл, не зажигая света. Неизвестный вошел смело, мы сразу поняли, что здесь он не первый раз. Его взяли без труда. Мы привыкли к темноте, а он - нет. Пикнуть не успел. Это Долговязый. Усадили его рядом с Тампелем.
- Понятно, молодцы… Теперь приготовились! Сейчас пойдут остальные.
Я посмотрел на улицу Франко, в сторону дома Мергелиса. Уличными фонарями она делилась на несколько зон света и тени. Там, куда не доставал свет, скрывались заборы, сады, невысокие дома. Все это теперь только угадывалось.
Почти на самом углу ближайшего к нам переулка яркий фонарь осветил мощеный тротуар, невысокий деревянный забор, выкрашенный голубой краской, и свисающие с него ветви фруктовых деревьев. В глубине улицы, у следующего фонаря, на скамейке сидел мужчина в белом фартуке. Теперь я знал, что это Жольдас.
Гораздо лучше его можно было видеть из окон Мергелиса…
Вот "дворник" поднял руку, как бы поправляя фартук, и опустил ее в сторону. Сигнал был принят, и спустя 2–3 минуты от Мергелиса вышел участник совещания, не обращая внимания на "дворника", пошел направо, в сторону от нас. Это был Иноходец, его можно было узнать даже на таком расстоянии. На том перекрестке его ждут…
Все было тихо. Немного выждав, "дворник" снова поднял руку. Следующий участник шел к нам. Он быстро переходил освещенные участки улицы и неторопливо передвигался в тени. Он был насторожен. Держал руки в карманах пальто и глубоко надвинул на лоб шляпу. Время от времени посматривал по сторонам. Ничего подозрительного, видно, не улавливал.
Это был Барсук. Его я узнал только тогда, когда он показался на освещенном "пятачке" у ближайшего к нам фонаря. И сразу прикинул: "Уходят в том же порядке, как и пришли"…
Барсук проскочил освещенный "пятачок" и остановился у забора, под тенью дерева, почти возле самого угла переулка, где притаилась засада. Его не видно и не слышно…
"Что он делает? Прислушивается? Кого-то ждет? Достает оружие, почуяв недоброе?"
Барсук выжидал. Выжидали и мы. Наконец Барсук медленно двинулся вперед, показался в полосе света, все ближе к нам… Схватили. Мгновенно. Беззвучно… Руки как были в карманах, так и остались… Улица опять пустынна. Только вдали, под фонарем маячит "дворник"…
Последним показался Росомаха. Он шагал размашисто, словно он - хозяин города. Чувствовал свою силу, был уверен в себе. Росомаха шел тоже в нашу сторону.
Он был уже почти на самом углу, неожиданно, одним прыжком, махнул через забор и скрылся… В переулке вспыхнули "светлячки" - чекисты и солдаты засветили фонарями и стали шарить по забору, по кронам деревьев. Засуетились, забегали. Послышались приглушенные крики… Кто-то помчался к центру города… Росомаха бежал. Но Дуйтис был спокоен. Он вызвал командира роты.
- Взять живым или мертвым! Предупредить оцепление… Пошлите подкрепление.
Сделав нужные распоряжения, Дуйтис сказал Крылову:
- Никуда он не уйдет. Все дороги перекрыты. Пошли к фюреру!
Мы отправились туда, где на скамейке все еще сидел Жольдас…
Проводив гостей, Мергелис, вероятно, лег спать. Во всяком случае света в доме не было. Как же его лучше вытащить из берлоги? Вдруг откроет стрельбу? Крылов решил и на этот случай использовать дворника Тампеля. только теперь уже настоящего. Жольдас снял с себя передник, теплое пальто. Роль дворника он сыграл отлично. Правда, для массивности под пальто пришлось надеть телогрейку и, пока Жольдас распределял участников совещания налево и направо, он здорово взмок. Тампеля развязали, велели одеться.
- Все члены совещания видели вас на скамейке, - переводил слова Крылова Жольдас. - Они будут считать вас предателем.
- Я был здесь…
- Нет, вы были на скамейке…
Дворник сердито сопел.
- Мы давно вами интересуемся. Нам хорошо известно ваше участие в ограблении склада и убийстве солдата…
- Я не убивал!
- Где находится взрывчатка?
- У Рейтера.
- Где именно?
- Этого я не знаю.
- Ладно. А сейчас одевайтесь. Пойдете к Мергелису. Уведете пса!
Подталкивая Тампеля, подошли к дверям. Тампель позвонил. Было тихо. Мергелис действительно спал. Позвонил еще.
- Вильмар, ты? - послышался вдруг голос.
- Я, - ответил дворник.
Дверь приоткрылась. Ее распахнули, схватили Мергелиса за руки. Это был пожилой человек, почти старик, с виду немощный, дунь - рассыплется. А в глазах такая злоба!
Рядом с ним скалил пасть огромный дог, настоящая "баскервильская собака"…
- Держи его, Тампель! - скомандовал Жольдас.
Итак, с гнездом покончено. Но оставались еще Рейтер с Крюгером, не найдено было оружие. Все пойманные утверждали, что взрывчатка находится у Рейтера, но где - никто не говорил.
- Жольдас! - позвал Дуйтис. - Возьмите с собой группу оперативных работников и отправляйтесь к Рейтеру. Постарайтесь взять живьем. И обязательно найдите оружие!
- Есть!
Жольдас действовал сегодня особенно отважно и находчиво. Взять Крюгера он считал своим долгом. Увидев меня, он предложил:
- Хочешь посмотреть "свой" дом изнутри?
Я подошел к Крылову:
- Николай Федорович, разрешите мне вместе с Жольдасом?
- Отправляйся. Будь осторожен!
Вот и дом Рейтера. Позади поле, перелесок. Надо расположить бойцов так, чтобы не ускользнул никто.
Начинало светать. Легкие облака бежали по небу.
Рейтер оказался сговорчивее, чем предполагали. Увидев вооруженных людей, он не сопротивлялся.
- Где Крюгер? - спросил сурово Жольдас.
Хозяин удивленно округлил глаза.
- Никакого Крюгера я не знаю. Не верите - ищите сами.
- Поищем! - Жольдас прошел в дом, отстранив хозяина. - Сядьте на лавку!
Обшарили чердак, погреб, пристройки - Крюгера нигде нет. Жольдас возвратился на кухню, посветил фонариком. Отодвинул кухонный стол.
- Говоришь, нет? - он в упор посмотрел на Рейтера. - А это что такое? - Поперек половиц виднелась едва заметная черточка. - Крышка подполья! Он здесь! Я его по запаху чую…
Бойцы откинули крышку и отскочили в стороны. В тот же миг грянул выстрел. Пуля врезалась в печь, брызнув глиняной крошкой, ударила в крышу.
- А-а, собака, ты так!
Жольдас прыгнул в подполье. Навстречу ему хлопнул второй выстрел. Послышался чей-то сдавленный крик. Глухой удар. Еще удар… Я ринулся в подполье, но помощь моя была уже не нужна. Жольдас справился сам. Дюжий мужчина, едва ли не вдвое здоровее Жольдаса, лежал вниз лицом;
А на дворе и в перелеске пограничники с собаками, натренированными на поисках тайников, уже исследовали метр за метром.
Всходило солнце, когда один из пограничников, сдерживая рвущуюся овчарку, вернулся из перелеска и сообщил:
- Аракс знает свое дело! В лесу погребок. Там и есть оружие. Так ведь, дед? - обратился он с улыбкой к Рейтеру.
Рейтер встал. Дверь комнаты, где находились жена и внуки, была приоткрыта. Он мог с ними проститься, но не захотел. Ненависть к чекистам и недовольство собой подавили все остальные чувства. Молча шагнул через порог…
Я возвращался в управление, когда на улицах там и сям наводили чистоту дворники, когда начинали открываться двери продовольственных лавок. Вскоре прибыли Дуйтис и Крылов.
- Товарищ майор, - доложил дежурный, - Росомаха, выпустив всю обойму из пистолета, одну пулю оставил для себя…
К середине дня 30 апреля операция была закончена. Сотрудники валились с ног. Но что такое усталость рядом с победой над врагом? Банда перестала существовать. И это накануне такого дня. Завтра - Первое мая! Выходите люди смело на улицу. Пойте, веселитесь. Ничто вам отныне не угрожает!
Вечером 1 Мая, укладывая чемодан, я подошел к окну. В открытую форточку доносились песни, нестройный шум веселой уличной толпы.
И вдруг оттуда, где высились готические шпили соборов, взлетела ракета, другая - целый сноп разноцветных огней.
- Смотрите! - невольно воскликнул я.
Крылов подошел к окну.
- Вот он, фейерверк-то. Красиво, черт побери. А!
Когда погасли цветастые фонтаны, я подумал: "Вот и все. Завтра домой. Прощайте, Жольдас и Грета! Я был рад познакомиться с вами. Живите счастливо"…
Чем больше я думал, вспоминал события последних дней, тем сильнее проникался уважением к Крылову. "Ну, а какова же моя роль? Зачем он взял меня с собой? А-а. Понятно! Научить. Приобщить к большому делу!"
Теперь для меня неважен был вопрос о собственной роли: что бы я ни сделал, все в интересах Родины!
А романтика? Была и романтика. Был упорный, кропотливый труд на благо народа. В этом главное!
ВЕНСКИЙ КРОССВОРД
I
ЛЕТУЧИЕ МЫШИ
Ромашко устал сидеть прямо и, откинувшись назад, навалился на парашютный ранец. Широкоплечий и неуклюжий, он выглядел высеченным из камня. Крупный нос, тупой подбородок, глаза прикрыты, и кажется, ничто его не тревожит: ни то, что вот вторые сутки самолет пробирается на восток, ни ночной полет над разбушевавшимся морем, ни стремительный бросок вниз, чтобы уйти от радаров, и даже родная земля где-то далеко внизу.
Еще семь рослых парней, одетых так же, как и Ромашко - в ватники и стеганые брюки, - расположились в узком чреве самолета. Они измотались и лишь изредка перебрасываются словами:
- …На дерево ничего… Чтобы невысокое… Даже лучше, ветки спружинят. Обрежешь стропы и спустишься вниз. Хуже топь…
- Ты прыгал?
- Сколько раз…
Ромашко молчит в полудреме, он весь - олицетворение спокойствия.
В салоне сильно накурено. По временам корпус самолета вздрагивает, словно это живое существо и ему передается напряжение пассажиров.
- Дик! - неожиданно позвал, вероятно, что-то вспомнив, сидящий рядом с ним светловолосый парень. Он только что докурил сигарету и полез в пачку за второй.
Ромашко не изменил позы. Может быть, он не слышал, а может, не хотел отвечать.
- Послушай, Дик! - крикнул парень и тронул его за рукав.
Ромашко нехотя повернул голову.
- Чего тебе?
- Скоро прыгать… - парень посмотрел на часы.
- Дрожишь?
- Ты меня подожди там… Слышишь? Один не уходи…
- Ладно. Ничего не случится.
Ромашко хотел было вернуться в прежнее положение, но пронзительный голос заставил его резко выпрямиться.
- Первий пар бистро прыгай!
Вся команда встрепенулась. Стали подтягивать ремни, надевать капюшоны.
- Интервал фюнфцен минутен!
Голос так же внезапно оборвался, как и возник.
Два человека поспешно поднялись и, взяв в руки по большому рюкзаку, подошли к центру салона. Створки огромного люка провалились куда-то вниз.
- Ну, братцы! - громко воскликнул один из парней. - До встречи в Мюн… - На секунду он задержался на краю, затем шагнул в темноту.
- С богом! - закричали ему вслед, но этот крик потонул в гуле, ворвавшемся вместе с холодным воздухом в тесное помещение воздушного корабля.
Точно выдерживая интервал, подходили к люку парни. И где-то внизу раскрывались перепончатые парашюты. А невидимый в темном небе самолет, словно почувствовал облегчение, взвился вверх, развернулся и взял курс на северо-запад…
Сквозь сон Забродин услышал настойчивый телефонный звонок. Еще не проснувшись как следует, он спустил ноги на пол.
Светало. Звонок повторился.
Забродин ощупью взял со стола очки, накинул халат и подошел к аппарату.
- Слушаю, - сказал он осипшим от сна голосом.
- Товарищ полковник, докладывает дежурный. Только что звонил начальник Калининского управления. Просит немедленно позвонить ему. Срочное дело. Нужны вы лично.
- Высылайте машину!
Одеваясь, Забродин ломал себе голову: что за срочное дело, касающееся лично его, может быть у полковника из Калининского областного управления…
- Володя, опять что-нибудь? - с тревогой спросила жена.
- Не знаю. Если задержусь, то позвоню.
Машина быстро мчалась по пустым улицам Москвы.
Забродин поднялся к себе в кабинет и попросил дежурного заказать Калинин. Через несколько минут он уже разговаривал с начальником управления.
- Товарищ Забродин, вам знакома фамилия - Красков?
- Нет. А в чем дело?
- К нам явился молодой парень, назвался Красковым и заявил, что час назад выпрыгнул с американского самолета. По его словам сброшено еще семь парашютистов. Больше ничего рассказывать не хочет, настаивает на том, чтобы его немедленно связали с Постниковым, Михайловым или с вами. Говорит, что вы в курсе дела.
- Гм… Красков?!
Эта фамилия ничего ему не говорила и, обменявшись еще несколькими репликами с полковником, Забродин пришел к выводу, что ему нужно сейчас же выехать в Калинин.
"Если этот Красков сказал правду, и действительно сброшено восемь парашютистов, то нельзя терять ни минуты, - размышлял Забродин. - Постников погиб на войне, Михайлов сильно болен, а говорить он соглашается только со мной. Значит, надо немедленно с ним встретиться. С другой стороны, какой ему смысл на себя наговаривать? Зачем ему понадобилось называть себя американским агентом? Может, он просто сумасшедший? Предположим. Но тогда откуда он знает мою фамилию? Да и не только мою. Ведь и Постников и Михайлов на самом деле работали когда-то вместе со мной. Правда, очень давно. Неужели выплыла какая-то еще довоенная связь? Даже поверить трудно!" Забродину казалось, что едет он очень медленно. Но когда он вошел в кабинет начальника Калининского областного управления, тот не удержался от одобрительного возгласа:
- Быстро же вы добрались!
В просторном кабинете еще горела настольная лампа, хотя на улице был день. Полковник невысокий, худощавый, с землисто-серым от бессонной ночи лицом говорил быстро, слегка заикаясь.
- Идемте. Капитан Капустин записывает его показания. - Он решительно вышел из кабинета, увлекая за собой Забродина.
Они направились вдоль длинного коридора, дошли до нужной комнаты, полковник открыл дверь и жестом пригласил Забродина войти.
Увидев начальника, сидевший за письменным столом капитан встал. Вслед за ним вскочил со стула молодой парень. Забродин внимательно вгляделся в него.
Светлые непричесанные волосы, круглое курносое лицо, серые глаза.
"Типичный русский деревенский парень. Но, к сожалению, незнакомый. Вне всякого сомнения, я вижу его в первый раз, - подумал Забродин. - Кто же он такой?"
Подойдя поближе, сказал:
- Я - Забродин. Что вы хотели мне сообщить?
Комкая в руках старенькую кепку, Красков неуверенно проговорил:
- Вам привет от Пронского…
Забродину показалось, что он ослышался. Это было просто невероятно!
- Как? Повторите, пожалуйста, - вырвалось у него.
- Вам привет от Николая Александровича Пронского! - повторил Красков, и голос его звучал теперь бодро и уверенно.
Забродин отчетливо, точно это было вчера, вспомнил прошлое, конец 1939 года, когда он был только зачислен сотрудником НКВД.
Осень в том году наступила рано. Капли дождя, смешанные с рыхлым снегом, монотонно стучали о подоконник. Снег тут же таял.