- Моя бабушка, - честно призналась Джин. - Она всегда говорила, врач никогда не должен считать себя умнее природы. По сравнению с ней мы вообще ничего не знаем и порой бессильны понять реальные механизмы природы. Главная задача врача - не заменять собой природу, а как раз наоборот, разрешить ей действовать в полную силу, убрать помехи, и тогда все пойдет на лад. Никакие таблетки, никакие суперновые антибиотики не заменят природного потенциала. Человек вышел из природы, он часть ее, и только она знает, как его лечить, а самые лучше врачи до конца своих дней учатся у природы. Бабушка здесь не была исключением, постоянно напоминая об этом и мне, - закончила молодая женщина.
- Кем работала ваша бабушка? - Абия выглянула с террасы.
- Она занималась хирургией и научила меня многим необходимым навыкам. Впрочем, конечно, не только меня, - ответила Джин.
- Там, в России? - удивленно спросила ее сирийская собеседница.
- Да, в том числе и в России, - вздохнула Джин.
- Вот, морковь готова. Еще мельче? - Абия показала ей тарелку.
- Нет, достаточно. Потолките ее немного ложкой, до образования кашицы. Затем возьмите две столовые ложки этой массы и заверните в салфетку. Только не отжимайте, сок нужен, он и есть наше главное лечение, - кивнула Джин.
Дверь хлопнула, и на террасу вошел Ахмет.
- Принес, давай заваривай, мать, - он вытряхнул из мешка сосновые метелки.
- Сейчас, только повязку приготовлю. Ты змей не встретил?
- Я на них особенно не смотрю. Я о дочке думаю. Они мне что? Я на змей уже насмотрелся, с пеленок, можно сказать, - равнодушно произнес Ахмет, бросая телогрейку на лавку.
- Замечательно, - Джин посмотрела на приготовленный Абией морковный компресс. - Пока так оставьте на тарелке. Сейчас помойте иголки, заварите их и дайте чуть остыть, но тоже не до конца, ведь отвар должен быть теплым. Приготовьте еще несколько чистых салфеток, они нам пригодятся, когда я буду удалять гной, а вы, Ахмет, хорошенько обмотайте рукоятку ножа тряпками и начинайте нагревать его. Пламя очага не очень сильное, и греть надо долго, чтобы металл раскалился добела. Нож должен быть очень горячим, чтобы я смогла быстро вскрыть рану и избежать болевого шока. Мне потребуются несколько секунд, пока боль не захватила все нервные окончания, не более. Я буду стоять рядом с вами и скажу, когда достаточно.
- Аллах всемогущий, помоги нам! - Абия молитвенно сложила руки на груди, а затем принялась разрывать на лоскуты белый хлопчатобумажный платок и складывать их в тампоны.
Ахмет молча зашел за ширму, достал из большой корзины, сплетенной из пальмовых листьев два длинных полосатых полотенца, потом тщательно обмотал ими рукоятку ножа. Он присел перед огнем, осторожно протянул нож, подставляя лезвие под языки пламени и сосредоточенно наблюдая, как они нагревают гладкую металлическую поверхность.
- Переворачивайте время от времени. Жар должен распределяться равномерно, - попросила Ахмета Джин. - Как только клинок побелеет и пойдут переливы, мгновенно скажите мне. Даже если будет очень горячо, ни в коем случае не бросайте нож, можно устроить пожар.
- Да понимаю я. Потерплю. Моя же дочка, кто ей еще поможет, - сосредоточенно кивнул Ахмет.
- Абия, поставьте рядом с постелью девочки ведро с холодной водой. Я брошу в него нож, когда закончу операцию, - Джин повернулась к хозяйке. - Посуду с морковным компрессом поставьте поближе, чтобы я сразу могла взять его. Туда же положите бинты.
- Хорошо, хорошо, как скажете.
Женщина быстро исполнила все просьбы. Нож продолжал нагреваться на огне, и Джин молча смотрела, как он белеет, Абия за спиной молодой женщины тихо читала молитву. Только ее поспешные, спутанные обращения к Аллаху нарушали тишину. Полная луна светила в окно, заменяя своим светом лампы. Где-то в горах протяжно завыл шакал.
- Все, мне кажется, достаточно, я проверю. Поднимите нож.
Джин взяла тонкий металлический прут, которым мешали золу в очаге, слегка ударила им по накаленному лезвию ножа, и от металла посыпались красные искры.
- Да, готово, теперь надо действовать, так как металл быстро остывает, - удовлетворенно констатировала Джин и поставила прут на место, сказав:
- Ахмет, дайте-ка мне нож, только аккуратно.
Джин подошла к сирийцу сбоку, осторожно обхватила пальцами рукоятку, обмотанную полотенцами. Она была горячей, но терпеть можно.
- Я держу, отпускайте, Ахмет. Сейчас садитесь рядом с головой девочки и держите ее за плечи, чтобы она не слишком сильно рванулась. Можно задеть здоровые ткани, а это будет ожог. Лишние осложнения нам не нужны. Вы, Абия, придерживайте девочку за ступни, - попросила Джин.
Держа раскаленный нож на весу, она медленно приблизилась к кровати девочки. Та по-прежнему лежала с закрытыми глазами, но лицо ее посветлело. Отец сел в изголовье кровати, взял Исму за плечи, а Абия наклонилась в ногах, придерживая ступни.
- Аллах всемогущий, только на тебя надежда, - встревоженно прошептала сирийка.
Джин мгновение смотрела на пораженное гноем место на ноге, четко примериваясь, потом резко опустила раскаленный нож, прижав его к ноге, и тут же опустила. Девочка пронзительно вскрикнула, выгнулась, по всему ее телу прошла судорога.
- Тихо, тихо, милая моя. Сейчас все пройдет, - Ахмет, сам в испарине, бледный до синевы от волнения, с нежностью прижимал голову дочки к себе, целуя в лоб.
- Да, сейчас все пройдет, - уверенно сказала Джин и, наклонившись над раной, сообщила: - Гной пошел, значит, все получилось удачно.
Она бросила нож в приготовленное ведро с водой. Он стукнулся о дно, вода зашипела, выбрасывая пар и брызги. Взяв тампоны, Джин старательно вытирала гной. Девочке уже было не больно, она расслабилась.
- Вы можете отпустить ее, Абия, и вы, Ахмет, тоже, - разрешила Джин. - Все уже позади. Подайте мне, пожалуйста, кувшин с сосновым настоем, - обратилась она к Абии.
Та быстро поднесла сосуд, присев на корточки рядом. Джин приложила ладонь ко лбу Исмы.
- Температура спадает, - заметила она с улыбкой, - воспаление снижается, интоксикация тоже. Скоро она спокойно заснет. Нож можно убрать, он остыл, наверное, - Джин повернулась к Ахмету. - Больше он нам не понадобится.
- Да, удивительное дело. В жизни бы не подумал о таком, - Ахмет полез рукой в ведро за ножом.
- Я и не знала, что можно настолько хорошо лечить раны. Будем знать на будущее, - Абия смахнула с лицо слезы, которые от напряжения против ее воли катились градом.
- Нет, самим так делать нельзя, - Джин покачала головой, - это опасно. Во-первых, можно передержать раскаленный нож, и тогда болевой шок может убить человека. Сердце банально не выдержит. Во-вторых, если нож недостаточно нагреть, то можно занести еще большую инфекцию. Подобную процедуру должен осуществлять человек, у которого есть опыт. Вообще мы ведем речь об исключительных мерах, - она взяла морковный компресс и, аккуратно наложив на ногу девочки, начала делать повязку.
- Вот, вы видите, как я действую, - она обернулась к Абии. - Все последовательно. Сначала промываю рану сосновым настоем, использующимся как антисептик. Потом накладываю компресс и забинтовываю, но бинтовать надо не очень сильно. Надо, чтобы воздух попадал внутрь, и рана не мокла. Потом, когда гной выйдет, появится грануляционная пленка. Ее вообще лучше держать открытой, быстрее заживет. Впрочем, необходимо следить, чтобы не было новых повреждений и не попала грязь. Иначе снова начнется нагноение.
- Вас точно послал нам Аллах, - Абия в восторге наклонилась и поцеловала руку Джин.
- Не надо. Так сделал бы любой знающий человек на моем месте, - смутилась молодая женщина.
- Да вот любой не сделал, - мрачно заметил Ахмет. - Никто ничего ей в больнице не сделал. Приезжайте в другой раз, сказали, а кого волнуют страдания и возможная смерть ребенка? - он ожесточенно махнул рукой. - Такая страна. Я хоть на демонстрации не хожу, некогда мне, работать надо, но если б вон этих прогнали, - он показал на портреты Асадов, - то я бы не возражал. Мы могли вступить в какую-то другую жизнь, не такую лживую. Послушаешь их по приемнику, все-то у них хорошо и справедливо, а как сунешься куда со своей бедой, так нигде тебя не ждут.
Девочка пошевелилась на постели и вдруг открыла глаза. Джин наклонилась над ней.
- Я доктор, - сказала она негромко, - здравствуй. Глаза у тебя хорошие, - улыбнулась молодая женщина, - красивые, как две вишенки, и совсем здоровые.
- Где мама? - произнесла девочка чуть слышно.
- Я тут, тут, радость моя. Как ты чувствуешь себя, птичка моя? Ножка болит? - Абия бросилась к ней, присела на край постели, взяла тонкую детскую ручку в свою.
- Нет, не болит, теперь не болит. Только щиплет немного, - покачала Исма головой.
- Сожженная кожа по краям скоро сойдет, и нога очистится. Уже утром ты и этого чувствовать не будешь, - успокаивающе погладила Джин ее по голове.
- Головка не болит? Не тошнит тебя? - продолжала тревожно спрашивать мать.
- Нет, не болит. Я есть хочу, мама, - ответила Исма.
- Есть? - Абия растерянно взглянула на Джин.
- Много есть нельзя. Сейчас надо попить ежевичного отвара, как и перед операцией. Съесть можно несколько кусочков вареного мяса, не больше. Сейчас нужен белок, для заживления раны, - ответила та.
- У нас нет мяса. Последний раз ели три дня назад, а сейчас и купить не на что. Я же сказала, только бобы и еще морковь с огорода, - Абия грустно развела руками.
- Тогда натрите моркови и дайте с маслом, а еще желательно кусочек хлеба. Пока хватит, но мясо надо бы купить. Оно очень полезно при заживлении, - разрешила Джин.
- Утром пойду к Омару и возьму деньги в долг. Ничего, отгорбачусь на его поле, отработаю ему. Раз надо, значит, надо, - решил Ахмет.
- Подожди, - остановила его Абия, - может, еще Снежана что-то завтра привезет, так поменяем у него. Вот тот халат из тафты, который она мне в прошлый раз привозила, попробуем его поменять? Сейчас я морковки потру! - воскликнула Абия и бросилась на террасу.
Держа Джин за руку, девочка повернула голову на подушке, взглянула на луну за окном. Глаза ее слипались.
- Мне кажется, не надо ничего. Она сейчас заснет. Исме надо набираться сил, ведь боль ее измотала. Как проснется, так и покушает, - негромко сказала Джин, наблюдая за Исмой.
Действительно, через несколько минут Исма спокойно заснула.
- Постарайтесь не будить ее. Сколько будет спать, столько и надо. Сама проснется. Как проснется, надо ей дать морковь и немного мяса, - Джин осторожно отошла от постели больной.
- Как рассветет, сходи к Омару, отец. Поменяй мой халат на кусок мяса. Только жирный не бери, попостнее, - прошептала Абия.
- Ладно, разберусь, - тот лишь махнул рукой.
- Вы бы тоже прилегли, - Абия постелила Джин тюфяк на полу напротив очага. - Тут и потеплее. Вы же тоже, наверное, устали - и путь преодолели немалый, по горам, да с девочкой моей намаялись. Я не знаю, как выразить вам свою благодарность. Я сама уж не усну ни за что. Сердце так колотится, будто сейчас выскочит, - призналась она.
- Спасибо, - ответила Джин.
Молодая женщина улеглась на тюфяк. Голубоватый свет луны струился прямо на нее из окна. Абия присела на постель спящей дочки и погладила ее по волосам.
- Вы здесь давно живете? Я поняла, вы родились в Даре? - спросила Джин.
- Да, я родом из Дары, - кивнула Абия. - Отец у меня был ремесленником. Обувь шил на рынке, чинил упряжь для скота. Ахмет к нему часто ездил, хотел то одно поправить, то другое. Сам-то он вдовец. У него жена в родах умерла, совсем молодой, практически девчонкой. Сыночек-то выжил, а она умерла, получив заражение крови. Врачи поздно спохватились, - Абия грустно вздохнула. - Сыночек тот уже взрослый. Мы с ним ничего, ладим. Он теперь в Дамаске живет, к нам совсем редко ездит. Там вроде как в полиции служит, школу их закончил. Я же в девках засиделась, старшая была из дочерей отца. Младшие замуж повыскакивали, а я все никак. Вот и сосватал меня отец за Ахмета, чтобы люди пальцем не показывали. Я ему не слишком понравилась, как и он мне, но надо же кому-то хозяйство вести. Поэтому он взял меня в жены. Ничего, живем, привыкли друг к другу, - начала объяснять сирийка, но вдруг замолчала. - Как дети родились, тут уж и вовсе не до собственных чувств стало, - продолжила она через мгновение. - Только и крутись. Стерпится - слюбится, как говорится. Так на самом деле и вышло. Теперь и представить себе не могу, как бы я без Ахмета жила, хоть и непросто живем, сами видите, - виновато улыбнулась Абия. - У вас настолько с мужем не сложилось, что терпеть уже не смогли?
Джин вздрогнула, даже как-то не ожидая такого вопроса. Впрочем - почему же? Теперь ей придется здесь не один раз рассказывать об этом.
- Бить стал, боюсь его, - сказала она.
- Снежану тоже бил. Работать не работал, а только ее посылал спину гнуть на богатых. Мой Ахмет так никогда не поступал. Он все на себя брал, да и сейчас берет, вы не смотрите, что он внешне совсем неласковый, но за счет жены жить себе никогда не позволит. Наизнанку вывернется, чтобы кусок хлеба в дом принести, - поделилась сирийка.
- Ты там совсем захвалила меня, мать. Уж поскромнее говори-то, а то уши горят, - из-за ширмы послышался сонный голос хозяина дома. Он улегся на тюфяке рядом с сыновьями.
- Не любит, когда его хвалят. Очень стесняется, но человек хороший. Повезло мне, так я считаю. Не бросил меня Аллах без поддержки, - Абия улыбнулась.
- В Даре у вас остались родственники? - поинтересовалась Джин.
- Как не остаться, остались. Отец-то умер два года назад. Мать еще до замужества моего померла. Сначала немного простудилась. Все кашляла, кашляла, ее лечили, но бестолково. Довели до воспаления легких. Организм не справился. Так-то у меня три сестры в Даре и старший брат. Брату досталось отцовское дело, ведь он с отцом с малолетства работал и все от него перенял. Мужья у сестер разные - один в ресторане поваром работает, второй - в гостинице портье, а третий как самый грамотный работал учителем. У меня сестра младшая хорошенькая, умненькая, - Абия даже языком прищелкнула. - В шестнадцать лет - просто прелесть. Он влюбился в нее, когда она еще у него училась. Парень только институт закончил и к ним преподавать пришел. Так мы радовались, дескать, повезло Марди, образованный у нее будет муж. Оказалось… - она вздохнула.
- Что-то случилось? - настороженно спросила Джин.
- Арестовали его два месяца назад. Что-то он на уроке не то про Израиль, что ли, сказал, не то про Америку. Пришли домой, забрали, и теперь ни слуху ни духу. Расстреляли, наверное. Девочка одна с тремя детишками осталась. Все помогаем ей сейчас, чем можем, - грустно ответила Абия.
"Высказал мнение - получи полю в лоб", - подумала Джин с печальной иронией. - "Это они называют народной властью, арабским социализмом, когда все для народа. Все, но только народ обязан думать так, как мы тебе указали, и никогда не отступать от генеральной линии. Тогда мы, народ, тебя покормим более или менее сносно, а если повезет, у нас даже хирург найдется, вылечить твоего ребенка. Не хочешь - вот тебе пуля. Без суда и следствия. Никто за тебя не заступится, народ, ведь Америка - враг, и Израиль - тоже враг, да и вся Европа вместе с ними враждебны. Друг тебе лишь иранские муллы, но у них не забалуешь. Никуда ты, народ, не денешься из наших кровавых объятий".
- В Даре будете, я напишу, сестры мои вас примут. Со Снежаной они общаются, она с Марди даже дружит, - пообещала Абия.
- Спасибо. Неизвестно, где я буду, что со мной случится, но если, правда, найдется хоть кто-то, кто сможет помочь в трудной ситуации, буду очень рада, - кивнула Джин и грустно улыбнулась.
- На нас с Ахметом вы всегда можете положиться, - Абия наклонилась и сжала ее руку. - Мы все сделаем, только говорите. Ради жизни моей девочки я все для вас сделаю, - горячо прошептала она. - Отец? Поворчит, поворчит, но тоже в долгу не останется. Я же говорю, он человек хороший, честный. Мы тут, вы знаете, где. Мы всегда тут и никуда отсюда не денемся.
- Спасибо! Обещаю, без особой нужды я не стану вас беспокоить, - растроганная Джин прижалась щекой к морщинистой, заскорузлой руке сирийской крестьянки.
Луна постепенно стала меркнуть, ночное небо - светлеть. Приближалось утро. Джин задремала, подложив руку под голову. Сказались волнения перехода, но даже она сама, не зная почему, вдруг почувствовала себя в этом тесном, еще недавно совершенно чужом и неизвестном ей доме, в чужой и неизвестной стране, спокойно. Спало напряжение, утихла тревога, появилось позитивное ощущение.
В полусне к молодой женщине снова явились и недавнее прощание с Алексом, и их последние объятия один на один в ее гостиничном номере, перед тем как отправиться в горы на встречу со Светланой и попрощаться если не навсегда, то наверняка надолго. В полусонном сумбуре мыслей промелькнули лица тети Джилл и ее супруга, дяди Пауля, уже два года прикованного к инвалидной коляске из-за тяжелой болезни позвоночника.
Мама протягивала к Джин руку, чтобы коснуться ее волос и лица. Почему-то она вдруг вспомнила один из их бесчисленных разговоров о России - стране, которая всегда особенно интересовала Джин, а для ее матери была непреходящей, сверлящей душу болью почти полвека.