Батя был в армии не первый день, и давно понял, что начальству бесполезно доказывать, что группа измотана двухнедельным рейдом, что вооружение и экипировка не соответствуют задачи боевого охранения, что… Да можно много чего сказать, но выполнять все равно придется. Поэтому лучше помолчать, выслушав приказ, и приберечь аргументы для последующего обсуждения самой животрепещущей проблемы - как из этой задницы потом выбраться живым.
Ляшко кисло усмехнулся.
Трофимов посмотрел на часы, провел в уме все расчеты.
- Значит так, плюс-минус на "ефрейторский зазор", до двадцати двух, я все закончу. Главное, чтобы связисты сопли не жевали, а к нашему прилету уже сидели на чемоданах.
Ляшко неожиданно вскочил на ноги, быстро прошел к двери, распахнул и выглянул в коридор.
Плотно придавив дверь задом, Ляшко обшарил взглядом кабинетик.
Трофимов списал приступ шпиономании на жару. Бывали случаи и похуже.
Ляшко придвинул табурет, сел напротив, понизив голос до шепота, сообщил:
- Слушай вводную, майор. Команду на вылет с "точки" дает Москва.
- Ни ху… себе! - вырвалось у Трофимова.
- Не ссы в компот, майор. Сидеть будешь на "точке" ориентировочно до трех ночи.
- Уже легче.
Лешко встал, прошел к окну, отогнул кромку плотной, до серости пропыленной, занавески.
- А обстановочка тут - еще та, - произнес он уже во весь голос. - Звездец полный, а не обстановка. Видел, "афан" пригнали?
Он оглянулся, чтобы увидеть, как кивнул Трофимов.
- Пригнали его потому, что есть точные данные, что начальник штаба танкового полка снюхался с эритрейцами. Сейчас решается вопрос, либо бригада в полном составе выдвигается затыкать дыру на фронте, либо танковый полк поднимает мятеж. И решиться этот вопрос в течение суток.
- Ага… Либо бригада в полном составе разбегается, - подсказал Трофимов.
- Хороший вариант. Но нам от этого не легче. Эритрейцам до города от фронта - сутки маршем.
- Это если по-нашему считать. Если по-негритянски, то все двое, - поправил Трофимов.
Здесь, где солнце лютовало половину дня, люди отсчитывали время по-особенному, что долго не могло уложиться в головах европейцев. Африканец не приплюсовывал время вынужденной паузы из-за жары, а наоборот, вычитал ее, искренне считая, что "мертвое" время временем считаться не может. Он с чистой совестью ложился в тень отдыхать, будучи твердо уверенным, что время, пока жарит солнце, остановило свой бег. В результате такой "забавной математики" расчетное время марша в пять часов оборачивалось во все шестнадцать, но доказать это африканцу было невозможно.
- Не принципиально, - обреченно обронил Ляшко, уронив край занавески.
Вернулся на свое место. Поболтал остатки чая в чашке. Вид у него был, как у сома, который уже перестал трепыхаться на песке.
Трофимов почувствовал, что сейчас Ляшко разразиться матерным обзором военно-политической обстановки в мире и в Эфиопии в частности, с непременным упоминанием родственниц женского пола членов Политбюро и генералитета.
- Если больше ничего нет, я пойду. Орлов надолго без присмотра оставлять нельзя. Обязательно во что-то вляпаются.
Он встал.
- Как твои мужики? - невпопад и уже слишком поздно поинтересовался Ляшко.
- А как они могут быть? Две недели в пустыне. Уже облизывались "три топора" в полный рост отметить - и домой.
- Что еще за "три топора"?
- Кодовый сигнал "три семерки" - "Возвращайтесь на базу". Символично. Праздник, можно сказать. И портвейн такой был "три семерки", в народе - "три топора".
Ляшко натужно хохотнул.
- М-да, остряки… Ладно, время пошло. Задача ясна?
- Так точно, - без особого энтузиазма ответил Трофимов. - Пойду готовить вылет.
Он шагнул к дверям. На пороге его догнал голос Ляшко.
- Троих человек в мое распоряжение пришли.
Трофимов медленно развернулся. Тяжелым взглядом уперся в блестевшее от испарины лицо Ляшко. У того хватило сил вякнуть команду, но в глазах не было ни капли уверенности, что она будет выполнена.
Батя посмотрел за порог на малохольного связиста.
Молча кивнул.
* * *
Всю дорогу Батя напряженно молчал. Глаз за черными стеклами очков видно не было, и Максимову показалось, что Батя по доброй армейской привычке ненадолго закемарил.
Оказалось, нет.
Стоило "уазику" свернуть за угол пакгауза, Батя издал короткий рык.
Тылом вертолетной площадки служили задние стены пакгаузов танкового полка. Остальные три стороны периметра пунктиром обозначил забор с колючкой. В дальнем конце под чахлым деревом стоял вагончик для летного состава. Рядом с ним растянули брезентовый навес, под которым по приказу Бати должна была отлеживаться группа.
Сейчас минимум половина из нее, точнее в расплавленном воздухе не рассмотреть, шаталась вокруг шатра в голом виде. В трусах, конечно, но такого синего армейского вида, что о принадлежности группы к советской армии сомнений не оставалось даже у местных жителей. В центре мелькал белым на заднице кто-то долговязый.
Над шатром поднимался белесый дым.
- Живоглоты, - без особой злобы выдавил Батя. - И Кульба, само собой за старшего. А ну-ка, Юнкер, дай газу!
Они по крутой дуге обогнули раскаленную тушу "Ми-8" и выехали к шатру.
Рядом с шатром наскоро соорудили шалаш, накинув сверху кусок брезента. Сквозь трещинки сочился пар. Из шалаша доносился сдавленный блаженный стон.
"Шалаш для потения", наверное, был известен еще в каменном веке, до наших дней в неизменном виде сохранился только у американских индейцев. Внутрь шалаша вносятся раскаленные камни, набиваются, сколько сможет влезть, все дружно потеют и поют магические песнопения, а шаман поддает жару, обдавая камни настоем трав. Говорят, лечат так все болезни.
За неимением бани, русские приспособились париться по-индейски. А что делать, если пот на такой жаре высыхает моментально, покрывая кожу налетом соли, которая в смеси с песком и пылью дает такую абразивную смесь, что за пару дней швами одежды до крови растирает кожу.
Батя встал в кабине.
- Ну, что за дела, я не понял?
Голые, как тигре*, и такие же поджарые и жилистые, спецназовцы замерли. Как всегда бывает, все посмотрели на заводилу. Кульбаков решил соответствовать.
----
* один из народ Эфиопии
- Я, что, зоопарк для африканских мандавошек? Бать, мне по уставу раз в неделю банный день полагается, или как?
- По уставу тебя на яйцах давно повесить полагается, - парировал Батя. - Почему демаскируем? Что было сказано? И кому тут чего было не ясно?!
- Так, кто-то плодотворно пообщался с полковником Ляшко, - заключил Кульбаков. Сразу сник.
- С чего взял?
- Ну кто у нас главный уставник? Ляшко и есть.
Из шалаша с диким ревом вырвался Большой, огромных размеров детина с детским лицом. С разбега прыгнул в бочку, обдав всех потоком мутной и теплой воды. Скрылся с головой, выставив наружу руку. Оттопыренный большой палец должен был всем дать знать, на какую вершину блаженства воспарила его душа и тело.
Следом выскочил, красный, как рак, Маленький, таких же габаритов, но прозванный так, чтобы хоть как-то отличать двух богатырского сложения членов группы. Он, прикрываясь ладонями, скачками бросился к бочке. Замер, уставившись на Батю.
В это время вынырнул Большой и объявил:
- Опоздавшему щеню - сиська рядом с задницей!
Все дружно заржали.
Большой, видев Батю, ойкнул и ушел под воду.
Батя выпрыгнул из машины. На своих он долго сердиться не умел. И даже не хотел играть в сурового начальника.
- Где воду надыбал? - уже мирно спросил он.
- Там у них целая цистерна. - Кульбаков кивнул на пакгаузы.
- Вот так и дали?
- Смотря как попросить, - Кульбаков отвел в сторону цыганские глаза.
- И как ты попросил?
- Подошел да открыл. Я же по ихнему не понимаю. Это вон - Юнкер у нас полиглот. Бать, да все путем, мы же по очереди. Шестеро здесь, шестеро по периметру бдят. Муха цэ-цэ не пролетит. Банька, кстати, только раскочегарилась. Настоятельно рекомендую.
Батя показал Кульбакову кулак.
- Кульба, в Союзе я тебя минимум год рядом с собой видеть не желаю.
Кульбаков расплылся в улыбке.
- Бать, только привези в Союз.
- А вот с этим, орлы, у нас заминка.
Батя критически осмотрел стоявших перед ним бойцов. Улыбки разом потухли. Показалось, что только что умытые лица вновь запорошила африканская пыль.
- Все подмылись, или еще есть желающие?
Кульбаков кивнул за всех.
- Тогда мы с Юнкером яйца попарим, а вы в кучу соберитесь у вагончика. Задачу ставить буду.
Кульбаков бросил на Максимова вопросительный взгляд. Тот в ответ лишь пожал плечами.
* * *
Солнце расплавленным огнем сползало к горизонту. Жара еще не спала, но от деревьев уже поползли длинные тени. После бани в тело вернулась упругая сила. Но на душе по-прежнему было тяжко. Как заметил Максимов, не только ему. Никто особо и не таился. В слух, правда, ничего не высказали.
Сидели полукругом на корточках в тени вагончика. Батя в центре, в перекрестье взглядов.
- Такие дела, хлопцы. Такой вот у нас будет "дембельский аккорд", - подвел итог Батя. - Вопросы, жалобы, предложения есть?
Он бросил взгляд на часы.
- Тогда, орлы, чиста оружия и отбой до девятнадцати ровно.
Кульбаков, все время покусывавший соломинку и смотревший куда-то поверх головы Бати, ожил. Сплюнул комок изжеванной травинки.
- Бать, у меня вопрос родился.
Батя склонил голову к плечу, окатил Кульбакова тяжелым взглядом.
- Кульба, сразу предупреждаю, без твоих хохмочек. Или ты думаешь, что мне самому все это так нравиться, что я на пальму лезть готов?
- Ну что ты, Бать! Просто еще не родился тот замполит, который объяснит, что мы тут забыли. А это у меня единственный глупый вопрос. Остальные сугубо по делу.
Батя с трудом подавил улыбку.
Кульбаков относился к неистребимому племени наследников дела и духа поручика Ржевского, на которых стояла и стоять будет русская армия. Без них она превратится в мрачный дурдом. А с ними - балаган цвета хаки. Кульбаков был головной болью и язвой желудка всех командиров, которым выпало с ним служить. И душой кампаний, заводилой загулов и талантливым организатором нарушений дисциплины, без которых сама армейская дисциплина теряет всякий смысл.
- Слушаю внимательно, Виктор. Потому что уже предупредил.
Произнес Батя, как именовал себя Кульбаков, с ударением на последний слог.
- Тут такое дело… Надо бочку камрадам вернуть. Разреши с Юнкером на "уазике" смотаться.
- Куда?
Кульбаков кивнул на пакгаузы.
- Бать, я слово советского офицера, тьфу, блин, геолога дал, что верну.
Батя смотрел на Кульбакова, как крестьянин на пойманного конокрада, не зная, с какого бока лучше врезать.
Кульбаков и выглядел, как цыганский конокрад, весь на пружинках, с лукавой усмешечкой и наглым блеском в глазах.
- Я на этот счет я очень суеверный. Посуди сам, зачем мне лишний грех перед рейдом?
Батя неожиданно сдался.
- Одна нога здесь, другая - там. Рысью!
- Яволь, грандфатер!
Кульбаков рывком вскочил на ноги.
- Юнкер, заводи мотор. Большой, со мной!
- А его зачем?
Кульбаков от удивления замер.
- Бать, ну не потащу же я бочку на себе?
* * *
На территорию танкового полка пробрались через разрыв в "колючке".
Впереди шел с бочкой на плече Большой, Максимов с Кульбаковым чуть сзади.
- Большой, ты тише топай. Негры народ темный, но могли противопехотных тут понатыкать, как в уставе написано, - предупредил Кульбаков. - Бабахнет, полетишь в рай вперед этой бочки.
- А ты не каркай, рожа цыганская! - гулко раздалось из-под бочки.
- Под ноги, говорю, смотри, чудо природы! - оставил за собой последнее слово Кульбаков.
Большой слоном вперся между пакгаузами.
- Погоди, Юнкер, у нас тут с тобой дельце есть на пару миллионов, - воровской скороговоркой прошелестел Кульбаков.
Он придержал Максимова за локоть. Потянул вдоль задней стенки пакгауза.
- Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе, ля-ля… - Безбожно фальшивя, затянул Кульбаков. - А дисциплиной у них тут полный звездец.
Он указал на пустующий "грибок" часового, показавшийся из-за угла крайнего пакгауза.
- Земля ля-ля ля-ля… - Кульбаков стрельнул глазами по сторонам. - Видна-а…
Кивнул на выцветшую маскировочную сетку, густо запорошенную белыми от солнца стебельками.
- Что ты видишь, мой юный друг?
- Ну, окоп по яйца выкопали, что тут такого? Лень ребятам, а нормального старшины нет.
- А в окопе, что, Юнкер?
В окопе стоял, стволом в направлении вертолетов, АГС-17*. И две снаряженные коробки. Судя по пыли на металле, стояли давно и без присмотра.
Кульбаков зыркнул по сторонам.
Здесь, что условно можно было назвать тылом автопарка, не было ни души.
- Пока эти черти мух не ловят от жары, Юнкер, подгони-ка поближе "уазик". Нам этот агрегат может очень пригодиться.
- Кульба, ну ты даешь!
- Юнкер, оружие советское? Мы - советские офицеры? Имеем право подержаться за кусочек родины? Еще вопросы есть? И запомни: в армии не воруют, в армии отдельные ротозеи проебывают воинское имущество.
Кульба достал из кармана сигарету, чиркнул зажигалкой, выпустил через ноздри бесцветный дым. Острым глазом полоснул по лицу Максимова.
- Улыбаться Машке будешь на гражданке. Мы для дела его берем. Слышал, трое здесь Ляшко сторожить остаются, восемь летит на "точку". Восемь стволов и ящик тротила! Как тебе такая огневая мощь? Пока Батя, как Чапай на картошке, нам стратегию рисовал, я все про этот агрегат думал. Очком чую, вляпаемся мы там по самое небалуй. А с этим чудом русских оружейников мне там ни разу страшно не будет. Роту можно повалить в легкую.
- Кульба, Батя нас порвет.
- Не ссы, не до смерти. Зато потом спасибо скажет. Еще возражения будут. Если дурак, то опровергай. Даю три секунды. Раз-два три - все, пошел!
Он удержал за рукав Максимова.
- Так, молодой, контрольный вопрос: чья идея была гранатомет скоммуниздить?
- Ну… Моя, конечено, - быстро сообразил Максимов.
- А со мной ты ею поделился?
- Никак нет, товарищ капитан.
Кульбаков усмехнулся.
- Молодец. Генералом не станешь, но двадцать пять лет прослужишь правильно. Иди! Я на стреме постою.
Он толкнул Максимова в плечо и задорно подмигнул.
Позывной "Юнкер"
Тюремный дневник
"Я, Максимов Максим Владимирович, окончил военный институт в 1985 году, стажировку проходил в должности военного переводчика в группе военных советников в Республике Ангола. По окончании учебы присвоено воинское звание лейтенант. Для дальнейшего прохождения службы направлен в Краснознаменный Одесский военный округ. Переводчик при 2 отделе штаба 14 армии. В 1986 направлен Отдельный учебный центр специального назначения Одесского военного округа, должность - военный переводчик. Прошел курс диверсионно-разведывательной подготовки.
1987 году направлен в распоряжение 10 отдела ГШ ВС СССР. С 1987 по 1989 - командирован в Эфиопию, должность - военный советник. В июне 1988 присвоено воинское звание старший лейтенант. В марте 1989 включен состав группы особого назначения под командованием майора Трофимова Ф.А.
С октября 1989 нахожусь под следствием…"
Вот так. Под следствием. Под следствием… В следствии чего? Не бывает следствия без причины. Действительно, должен же быть первый шаг по тропинке, которая уткнулась в стенку этой камеры.
Когда все началось? Пятнадцать лет. Дед однажды открыл тонкую книжечку. В библиотеке у него была масса таких, неизвестного происхождения, с непривычным иностранным шрифтом, старых, даже как-то по особенному пахнущих. Пальцем указал строчку и приказал: "Переведи!" Итальянский я не знал совершенно, но, использовав весь свой английский и тот минимум латыни, что дала бабушка, врач божьей милостью в третьем поколении, она почему-то считала, что латынь, а не математика, - гимнастика для ум, как-то сумел перетолмачить: "Ученный без военной выправки представляет из себя весьма жалкое зрелице".
"А теперь иди и думай!" - бросил дед, захлопнув книжку.
Я только успел схватить глазом автора: Юлиус Эвола.
Ушел думать в свою комнату, где на столе лежала не разобранная коллекция, которую привез с Кольского полуострова. Дед, когда не мог брать с собой в экспедиции, подбрасывал меня своим друзьям. А было их - все геологи и археологии страны.