По прикидкам Хаскинс, примерно недели через три на заправку подъехали три фэбээровца из Санта-Барбары. Сид вышел к ним, и они потребовали от него призывную повестку, которая была давно порвана. Владелец заправки обвинил Сида в уклонении от воинской повинности, и через три недели он уже оказался в рядах армии, а еще через четыре или пять месяцев - в Сайгоне в составе корпуса военной полиции.
Хаскинс рассказала, что, расставшись с Форком, она явилась к владельцу аптеки и заявила ему, что, если он хочет регулярно посещать ее постель, это обойдется ему в двести долларов в месяц сверх того, что он ей уже платит. Фармацевт сказал, что ему нужно обдумать это предложение. Через три дня он попросил ее остаться после работы.
Фармацевт предложил ей одно соглашение. У него есть два приятеля, оба отличные мужики, один из них юрист, а второй служит в ООП, обществе охраны интересов потребителей, и оба они, как и он сам, члены городского совета Дюранго. И они все втроем, как он дал ей понять, хотели бы скооперироваться.
И вот что они предлагают - каждый из них будет платить ей 150 долларов в месяц. Фармацевту достались вечера понедельника и среды; юристу - вторник и пятница, а ООП - четверг и суббота. Хаскинс сообщила, что по совместному решению воскресенье целиком принадлежало ей.
Но она сделала фармацевту контрпредложение. Она сказала, что готова принять их предложение, если Дикси получит возможность в сентябре пойти в школу, не ломая себе головы, как бы получить свидетельство ее прежних школьных успехов. Второе ее условие заключалось в том, что, поскольку она не видит для себя будущего, продавая аспирин или "Котекс", она хотела бы получить работу или в юридической конторе или в ООП, где сможет обрести какие-то практические знания.
Потребовалось не меньше недели переговоров, прежде чем они согласились. Она стала заниматься в ООП подборкой досье и регистратурой, а Дикси зачислили в седьмой класс. Позже, сказала она, когда деятель ООП заметил, что у новой регистраторши, кроме фигуры, есть еще и голова, он стал учить ее основам бухгалтерского учета и дал ей возможность посещать курсы стенографии и машинописи на вечерних занятиях в Дюрангском колледже, которым, в соответствии с постановлением номер 13, девять лет назад был положен конец.
Проработав в ООП около трех лет, рассказала Хаскинс, она стала управляющей этим офисом. И как раз к этому времени Сид Форк вернулся из Вьетнама.
- Когда это произошло? - спросил Эдер. - В семьдесят первом?
- В конце семьдесят первого.
- И вам было тогда девятнадцать или двадцать лет?
- Только что исполнилось двадцать.
- И как складывались дела после его возвращения?
- Мы поговорили, и все стало о‘кей.
Когда Форк отслужил в военной полиции в Сайгоне три годичных срока, по ее словам, на рукаве у него были нашивки специалиста 6-го класса, а на талии - пояс с 15 тысячами долларов, вырученных на черном рынке. Эдер прикинул, что звание специалиста шестого класса равнозначно чину штабного сержанта в армии, в которой он служил давным-давно. Три полоски и угловой шеврон, припомнил он.
- Почему шеф подписался еще на два дополнительных срока? - спросил Эдер.
- Ему нравилось быть Эм-Пи. Кроме того, нравилось качать деньги с черного рынка.
Хаскинс сказала, что Форк изъявил желание вернуться в те места, откуда они сюда прибыли. Он даже захотел перебраться в Лос-Анжелес, где, по его мнению, он сможет поступить в полицию. Она спросила его, кем, как ему кажется, он будет через десять лет - сержантом Лос-Анжелесского департамента полиции?
Форк стал убеждать ее, что не видит в этом ничего плохого, пока она не объявила ему, что через шесть или семь лет он может быть шефом полиции Дюранго, если будет следовать ее плану.
Б.Д. Хаскинс прервала свое повествование, чтобы еще раз осведомиться у Эдера, не хочет ли он бренди или что-нибудь еще. Эдер заверил ее, что хочет не столько бренди, сколько услышать продолжение ее рассказа, как она справилась со своими проблемами.
Хаскинс объяснила, что к тому времени она стала незаменимым элементом существования всех трех членов сексуального кооператива. Все они по-прежнему были членами городского совета, так что, освоив стенографию, она предложила свои услуги по ведению протоколов еженедельных собраний совета. До сих пор эта обязанность ложилась по очереди на каждого из пяти членов совета. Все они терпеть ее не могли, сказала она, ибо протоколисту оставалось только слушать, что говорят остальные.
Они с удовольствием приняли ее предложение, припомнила Хаскинс, заверив ее, что будут очень ей обязаны, особенно учитывая, что городу ее услуги не стоили ни цента. Она же сказала, что с удовольствием пойдет им навстречу, а если они пользуются влиянием у старого шефа полиции, то должны объяснить ему, насколько выгодно взять в свои ряды закаленного ветерана Эм-Пи и Вьетнама, который будет служить не за страх, а за совесть. Вот таким образом, уточнила она, Сид Форк и влился в ряды полицейских сил Дюранго.
Джек Эдер решился задать еще несколько вопросов.
- Кто служил городским казначеем? Тот тип из ООП, на которого вы работали?
- Да. Он уделял этим обязанностям лишь часть времени. Теперь пришлось работать полный рабочий день.
- И часть рутинной работы он поручил вам?
- Все, от чего он мог отделаться.
- То есть, вы вели протоколы заседаний городского совета и, в сущности, держали в руках всю городскую документацию.
Она кивнула.
- И плюс еще обязанности в сексуальном кооперативе?
- Они по-прежнему платили и заходили ко мне раз-другой в неделю. Но я им, скорее, оказывала терапевтические услуги, чем сексуальные. Они любили болтать со мной обо всем, что приходило в голову.
- Обо всем и обо всех.
- И обо всех, - согласилась она.
- Предполагаю, вы прекрасно помните все, что вам говорилось.
- Я все записывала.
- Общество охраны прав потребителей, юрист и фармацевт, - сказал Эдер, словно размышляя вслух. - Должны быть, они обо всех в городе знали, у кого какой скелет в шкафу.
- Если даже что-то от них и ускользнуло, Сид был начеку.
- Между вами по-прежнему сохранялась близость?
- Он приходил вечером по воскресеньям.
Эдер кивнул в знак понимания, если не одобрения, такого расписания, хитро взглянул на нее и спросил:
- И кто же из них в конце концов скончался на вас?
- Фармацевт.
Она сказала, что он умер от аневризмы аорты в 1973 году, вскоре после того, как ей исполнился двадцать один год. Поскольку выборов в том году не предполагалось, городской совет потребовал от мэра назначить преемника выбывшему члену до окончания срока полномочий совета, и выбор мэра должен получить одобрение большинства совета.
- Поскольку в его составе осталось только четыре человека, голосование могло оказаться довольно сложным, - заметил Эдер.
- Голос мэра мог оказаться решающим.
- За вас, должно быть, были отданы два весомых голоса в совете - от ООП и юриста.
- И кроме того и мэра. Остальные два члена совета предполагали, что он изберет какого-нибудь молодого, решительного и амбициозного юриста. Но два моих приятеля убедили его, что он проявит незаурядную мудрость, если предложит кандидатуру молодой женщины, которая будет, как всегда, вести протоколы и обеспечивать документацию.
- И сколько вам потребовалось времени, чтобы утопить мэра?
Хаскинс сказала, что у нее ушло на это пять лет. Она отслужила до конца срока полномочий совета и была переизбрана в него в 1972 году и в 1976-м году. В 1978 году она возглавила список кандидатов и выступила против засидевшегося на своем посту мэра, обвинив его в пренебрежении своими обязанностями, некомпетентности и намекнув, что его давно уже пора сдать в архив, хотя Сид Форк советовал ей не разжигать этих страстей, напоминающих детские жалобы.
Но она еще усилила давление, откровенно назвав Дикки Хэндшоу старым, дряхлым и ленивым. В завершении кампании она выиграла у него выборы, получив 52,3 процента голосов; через три дня после переселения в кабинет мэра переименовала городской парк в его честь и, уволив старого шефа полиции, назначила на его место Сида Форка.
Восхищенный и пораженный, Эдер только покачал головой.
- Господи, подумать только, - назвать парк его именем.
- Борьба носила довольно ожесточенный характер, и я решила, что это несколько успокоит общественное мнение.
- И в то же время, возможно, будет служить постоянным напоминанием о судьбе бедного старого Дикки.
В первый раз за последние полчаса Б.Д. Хаскинс позволила себе улыбнуться.
- Да, пожалуй, что так, но я никогда об этом не думала.
- Конечно, нет, - заверил ее Джек Эдер.
Глава четырнадцатая
Незадолго до полуночи этой же последней пятницы июня Келли Винс и Сид Форк предстали перед фасадом залитого светом трехэтажного броского здания в викторианском стиле, которое могло гордиться тремя ребристыми куполами, восемью колоннами (насколько успел быстро подсчитать Винс) и верандой, которая опоясывала две стороны дома и часть третьей.
- Освещение оставалось включенным, пока он не возвращался домой, - объяснил причину иллюминации Сид Форк. - Свет служит чем-то вроде страховки от взлома. Кроме того, это здание числится среди достопримечательностей города.
- У вас есть тут достопримечательности?
- Ага, но осмотр их занимает всего десять минут.
В лучах света было видно, что фасад недавно покрасили в темно-кремовый цвет, который, по мнению Винса, резко контрастировал с темно-зеленым цветом филенок двери. Новая черепичная кладка крыши могла противостоять любым капризам погоды. Сам дом основательно, не меньше, чем футов на двести, отстоял от дорожного полотна и был окружен посадками ухоженных старых сосен. В глубине за ними Винс увидел еще одно освещенное строение, которое, по всей видимости, когда-то было конюшней, переоборудованное под гараж.
Пока они двигались по извилистой, выложенной кирпичом, дорожке до веранды, Сид Форк объяснил, что Норм Трис унаследовал этот дом от своего отца, а тот, в свою очередь, от своего, который и возвел его в 1903 году.
Форк нажал кнопку звонка. Женщина, открывшая им дверь, оказалась моложе, чем Винс предполагал. Увидев, что ее поздними посетителями оказались шеф полиции и какой-то незнакомец, она предположила самое худшее и, не желая принимать его, замотала головой, словно говоря "Что бы ни было, я ничего не хочу слышать", пока наконец Сид Форк не решился:
- Мне очень жаль, Вирджиния, но я принес плохие новости. В Норма стреляли, и он… ну, словом, он мертв.
При слове "мертв" Вирджиния Трис перестала мотать головой и быстро замигала, словно стараясь удержать готовые брызнуть слезы. У нее были большие темно-карие глаза, которые теперь наполнились влагой, далеко отстоящие друг от друга на узком смуглом лице, увенчанном шапкой густых коротких волос соломенного цвета. У нее был маленький, с легким нахальством вздернутый нос и твердый, скорее всего, упрямый подбородок. Между носом и подбородком располагался рот безупречного рисунка, полная нижняя губа которого была закушена. Вирджиния Трис, освободив губы из прикуса, приоткрыла рот, с трудом вдохнула, перестала моргать и, задержав в груди воздух, издала печальный выдох. Обмякнув, она пригласила в дом.
Они проследовали за ней через большой холл, из которого шла наверх лестница резного дуба, миновав пару скользящих дверей из того же дерева. Большая часть блестящего паркета дубового набора была покрыта ковром красной и пурпурной расцветки - пурпур был таким темным, что казался почти черным. Красные узоры ковра были расцвечены розовыми вкраплениями - они представляли собой сплетения вьющихся роз, узоры которых повторяли обои на стенах.
Там же висели картины, в которых Винс предположил морские пейзажи Калифорнии, работы маслом, принадлежавшие руке любителя, которому техника была присуща больше, чем одаренность. В двух углах комнаты стояли массивные столы с круглыми мраморными столешницами, ножки которых завершались когтистыми лапами. На обоих столах высились лампы из толстого фарфора, с оранжевыми шелковыми абажурами, которые уже успели основательно выцвести.
Вирджиния Трис оказалась высокой, почти пяти футов и десяти дюймов, женщиной, в плотных синих джинсах, отчего ее ноги казались еще длиннее, чем были на самом деле. На ней была также белая мужская рубашка на пуговичках навыпуск и с закатанными до локтей рукавами. На босых ногах стоптанные шлепанцы.
Она медленно опустилась в кресло с истертым плюшем без подлокотников. Поджав колени и обхватив их руками, она внимательно выслушала, как Сид Форк представил Келли Винса, "моего старого друга", и, пока Форк и Винс, державший тросточку между колен, рассаживались на диване, приветствовала его почти неслышным голосом.
Последовавшее короткое молчание прервала, откашлявшись, сама Вирджиния Трис:
- Кто застрелил его?
- Пока мы не знаем, - ответил Форк.
- Это был налет… или грабеж?
- Не думаю, но вполне возможно.
- В него стреляли один раз, дважды, несколько раз… сколько?
- Два раза. В голову.
- Значит, все произошло быстро. То есть, Норму не пришлось лежать, истекая кровью и взывая о помощи.
- Все было очень быстро, Вирджиния.
Она снова вздохнула.
- Ну и дерьмовая же история.
Форк с печальной торжественностью кивнул в знак согласия и спросил:
- Хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил? Может, вы хотите, чтобы кто-нибудь пришел и посидел с вами.
Вместо того, чтобы ответить Форку, она взглянула на Келли Винса.
- Вы с Сидом старые друзья?
- Не совсем.
- Я живу тут всего четыре года и практически никого не знаю, чтобы кто-то пришел и побыл со мной. Мы были женаты всего три года. Я его вторая жена. "Скво номер два", как он называл меня. Я работала официанткой в "Орле", и, как мне кажется, именно поэтому люди не одобряли наш брак.
- Кому он мог не нравиться? - попытался возразить Форк.
Не обращая на него внимания, она продолжала разговаривать с Винсом.
- Им не нравилось, что я была официанткой и из-за разницы наших лет. Мне двадцать три, а Норму сорок три. Двадцать лет разницы. Вам не кажется, что это многовато?
Винс сказал нет, ему не кажется.
Наступило молчание, пока она не глянула на Форка и не сказала:
- Что же мне теперь, черт побери, делать, Сид?
Держа локти на коленях, Сид наклонился вперед с сочувственным выражением длинного лица.
- Первым делом вам надо хорошо выспаться.
- Как я могу спать?
- Я попрошу Джоя Эмори принести вам пилюль.
- Даже с таблетками я не усну.
- Вы должны поспать, чтобы набраться сил к утру.
- Чего ради?
- Я бы не хотел упоминать о деньгах в такие минуты, но все повалят посмотреть на то место, где убили Норма. Вам придется открыть заведение с самого утра, и вы можете наварить за день тысячу или, может, полторы тысячи.
Даже эта заманчивая перспектива не смогла стереть с ее лица выражение печали и сокрушения.
- Так много? - спросила она и тут же ответила на свой же вопрос: - Да, пожалуй, столько и получится. - Она нахмурилась, глядя на Форка: - А вы не думаете, что Норм был бы против?
- Вирджиния, - мягким терпеливым тоном обратился к ней Форк. - Норму так и так плевать.
Глава пятнадцатая
Когда Форк и Винс в 12.46 без стука вошли в дом мэра, они нашли Джека Эдера на кремовом диване с бутылкой пива в руках и мэра в ее кресле коричневой кожи. Она повернулась к вошедшим, но Сид Форк успел предупредить ее вопрос:
- Кто-то час назад пристрелил Норма Триса и оставил тебе послание.
Хаскинс кивнула, словно новость ее не особенно заинтересовала, и, неторопливо поднявшись, отвернулась от трех мужчин. Подойдя к одной из репродукций картины Моне, она, казалось, стала внимательно изучать ее. Все еще не отводя от картины взгляда, она спросила:
- Как это все приняла Вирджиния?
- Тяжело.
- Вы попросили кого-нибудь остаться с ней?
- Она никого не хочет видеть.
Отвлекшись от созерцания рассвета на Сене, Хаскинс повернулась; лицо ее было спокойно, глаза почти сухие, а голос сдержанный.
- Я позвоню ей. Выясним, захочет ли она остаться тут еще на несколько дней.
Подойдя сзади к креслу, мэр оперлась бедрами на его низкую спинку, словно эта поддержка успокаивала ее. Сложив руки на груди, она спросила:
- Что за послание?
Винс вытащил из бокового кармана конверт пять на семь дюймов, пересек комнату и вручил его Хаскинс.
- Оно адресовано вам, но касается всех нас четверых.
- Я вижу, что вы уже вскрыли его, - сказала мэр, ясно давая понять, что ей, как и всем прочим, не нравится, когда вскрывают ее почту. Вынув фотографии, она бегло просмотрела их. Когда она стала рассматривать их более внимательно, Джек Эдер спросил:
- А кто такие Норм и Вирджиния?
- Вирджиния - жена Норма Триса, - пояснила она, засовывая фотографии обратно в конверт. - Ему принадлежал "Синий Орел" и кое-какая собственность в городе. Кроме того, он одним из первых поддержал меня. - Она глянула на Эдера. - В финансовом смысле.
Эдер сочувственно склонил голову, дабы показать, как глубоко к сердцу он принимает потерю мэра. Она оттолкнулась от спинки кресла и, обогнув его, протянула Эдеру конверт.
- Мне будет не хватать Норма.
- Могу себе представить, - кивнул Эдер, извлекая снимки и неторопливо просматривая их. Закончив, он поднял глаза на Винса: - Ты спрятался, а я высунул язык.
- Шеф думает, что это своеобразная метафора.
Форк покачал головой.
- Это вы сказали, а не я.
Эдер посмотрел на Б.Д. Хаскинс, которая стояла у окна, глядя в ночную тьму.
- Когда и где они сфотографировали вас? - спросил он.
- Два дня назад сразу же после шести, на стоянке за Сити-Холлом.
Эдер глянул на Форка, желая услышать подтверждение. Тот потеребил мочку уха, нахмурился и кивнул:
- Господи, совершенно точно.
Б.Д. Хаскинс отвернулась от окна, чтобы взглянуть на Эдера.
- Мы с Сидом говорили - может, даже спорили - стоит ли пойти выпить. И отказались. Пойти выпить, я имею в виду.
- И вы решительно не заметили фотографа? - предположил Винс.
Мэр покачала головой.
- А эти ваши снимки… Где вас щелкнули?