- Заметьте, что слово "бред" произнесли вы, а не я. Я сказал: "игра воображения". Проявил деликатность. Но вы очень точно меня поправили. Итак, давайте посмотрим на рассказ Бороевича здраво. Был ли Стеван Бороевич в Хорватской Костайнице первого сентября девяносто первого года? Думаю, что был. В этой части рассказа сообщать заведомую ложь вообще бессмысленно, так как это поддается проверке. Видел ли он своими глазами расстрел Ножкина и Курнева? Не знаю, не уверен. Уже в этом эпизоде появляется некая литературщина, некий загадочный молчаливый мужчина со шрамом и полусамодельным "Калашниковым". Этакая, знаете ли, беллетристика а-ля Джеймс Бонд. Но допустим, что и это соответствует действительности. Допустим. Что происходит дальше? А дальше согласно рассказу самого Бороевича происходит вот что. Бороевич получает удар по голове. Удар настолько сильный, что Бороевич на неопределенное, но, очевидно, довольно длительное время, теряет сознание. Это следует иметь в виду… Кстати, вы обратили внимание, что свидетель, который умудрился забыть дату событий, помнит такие мелкие детали, как катающиеся по полу "форда" пустые бутылки? Странно, не правда ли? Идем, однако, дальше. Вслед за полученной сильнейшей травмой физической Бороевич получает глубокую психическую травму. Я имею в виду "расстрел". Он сам говорит, что имитация расстрела оказала на него сильнейшее влияние. Настолько сильное, что он, извините, обмочился. Это тоже следует запомнить. Дальше поехали, коллеги. Со слов Бороевича, он был помещен в тюрьму. Без предъявления обвинения, без следствия и без суда. То есть абсолютно незаконно. Этот факт вызывает у меня сильное сомнение… Я работник прокуратуры и авторитетно вам заявляю, что незаконное лишение человека свободы - серьезнейшее преступление. Совершенно не понимаю, как это можно сделать. Даже во времена приснопамятного Вышинского Андрея Януарьевича, когда репрессивная система совершенно не считалась с правами человека… даже тогда лишение свободы худо-бедно, но как-то оформлялось. Но допустим, что и эта часть рассказа Бороевича соответствует действительности, и Стеван Бороевич отсидел в тюрьме целых шестнадцать месяцев. Как вы думаете: улучшило ли это психическое состояние свидетеля Бороевича? Ответ, я думаю, ясен: шестнадцать месяцев в тюрьме, в условиях полной неопределенности относительно своей будущей судьбы, на скудном рационе, среди уголовников, которые его систематически избивали, психическое состояние Бороевича улучшиться не могло. Итак, резюмирую: Стеван Бороевич - человек, получивший последовательно сильную травму головного мозга, затем сильнейшую психологическую травму, затем шестнадцатимесячный мощный стресс. Озлобленный на власти и, видимо, сильно пьющий, с выраженными истерическими чертами личности. Вопрос: можно ли всерьез доверять такому человеку? Ответ, по-моему, очевиден.
Зимин откинулся на спинку стула, снял очки и стал внимательно разглядывать их на свет. Илья Дмитриевич Зимин отработал в прокуратуре без малого тридцать лет, опыт следственной работы имел огромный. Он мастерски умел как "сшить" любое дело, так и похоронить. Поэтому он и оказался здесь.
- Но вы же не будете отрицать, - сказал Мукусеев, - что Бороевича убили?
- Нет, не буду.
- Убили его после того, как он решился рассказать правду о гибели Ножкина и Курнева.
- О, это несерьезное заявление, Виктор Викторович. Во-первых, между убийством Бороевича и его обращением в посольство временной разрыв почти три недели. Во-вторых, в юриспруденции есть основополагающий принцип "после этого не значит вследствие этого". И, наконец, в-третьих. То, что вы, не подумавши, сказали, означает, что на Бороевича кто-то навел убийц. Учитывая, что информацию об этом держали в тайне и о ней знал весьма узкий круг людей… давайте, кстати, их перечислим: сам Бороевич и его супруга Милене Гороне, товарищ Медведев, оператор с Центрального телевидения, посол и уважаемый Сергей Сергеевич. Это здесь, в Югославии. В России круг осведомленных лиц тоже весьма узок. В генеральной прокуратуре всего три человека, включая меня. В ведомстве, которое представляет Игорь Георгиевич (кивок в сторону Широкова), тоже… Я прав, Игорь Георгиевич?
- Тоже трое, - сказал Широков. - Директор, его заместитель и я. Впрочем, еще шифровальщик.
- Итого, вместе с вами, Владимир Викторович, четырнадцать человек, - подытожил Зимин. - Согласен, что это довольно много, согласен. Однако мне трудно представить, что посол России, Генеральный прокурор, Директор Службы внешней разведки, их заместители, Игорь Георгиевич, офицер Министерства безопасности РФ, Сергей Сергеевич, вы, уважаемый Владимир Викторович, да и я сам… В общем, мне трудно даже предположить, что кто-нибудь из нас вступил в контакт с преступниками и сообщил им о поступке Бороевича. В то же время я ничего не знаю о вашем коллеге-телевизионщике. Я, разумеется, не хочу бросить на него тень.
- Это проверенный человек, - сказал секретарь посольства.
- Вот видите. Значит, остается только сам Бороевич и его супруга. Но странно было бы думать, что Бороевич или его супруга навели убийц на себя. Впрочем, не зная достаточно хорошо, что они за люди, какой образ жизни ведут, с кем контактируют, я ничего не берусь утверждать.
Некоторое время все молчали. Затем Широков спросил с интересом:
- Какие же выводы следует сделать из сказанного вами, Илья Дмитриевич?
- Неужели не понятно? Всю собранную нами информацию следует официально передать югославской прокуратуре.
Широков посмотрел на Мукусеева. Мукусеев - на Широкова. Зимин посмотрел на них обоих. Посмотрел, слегка усмехнулся и сказал:
- Не собираетесь же вы ехать в Костайницу и искать место захоронения там?
- Именно, - ответил Мукусеев. - Именно это я и собираюсь сделать.
***
Его пытались отговорить, но он был "упертый, к танк". Так не дипломатично определил поведение Мукусеева первый секретарь посольства Одиноков. Сам посол был в командировке, и Одиноков его замещал.
- Вы, очевидно, не понимаете, Владимир Викторович, - говорил Одиноков, - что там все еще продолжается партизанская война. Там, конечно, сейчас стоят миротворческие силы ООН, но полностью ситуацию они не контролируют. Поля засеяны минами. В таких условиях мы не можем гарантировать вашу безопасность.
- Василий Андреевич, - отвечал Мукусеев, - мы сюда прибыли для проведения расследования. У меня мандат Верховного Совета. Я должен поехать в Костайницу и попытаться найти эти чертовы окопы с телами ребят.
- Вы, Владимир Викторович, упертый, извините, как танк.
- Благодарю вас за комплимент, Василий Андреевич.
- Не за что… Ну, хорошо, давайте думать, чем я могу вам помочь.
***
Илья Дмитриевич Зимин вышел прогуляться по Белграду. Он отказался от гида, любезно предложенного Сергеем Сергеевичем:
- Я, Сергей Сергеевич, хочу ощутить атмосферу города, его дух. А для этого не нужен гид. Для этого нужно просто бродить по улицам, пить кофе, смотреть на людей… Согласны?
- Согласен, - улыбнулся секретарь посольства. - Но предупреждаю: здесь полно карманников.
Зимин беспечно махнул рукой и ушел. Больше часа он бродил по улицам древнего Белграда, выпил три рюмки ракии в кафе на берегу Савы и поймал такси:
- На почтамт.
Старенький, но ухоженный "мерс" через пять минут доставил его на почтамт. Отсюда Зимин позвонил в Москву.
- Петрович, - сказал он, когда абонент в Москве отозвался, - это я… Слушай внимательно, а то у них здесь такие тарифы на международку, что охренеешь. В общем, так: дядюшка Стеван уехал… Навсегда уехал. Ты понял, Петрович?… Молодец. Мы его не застали, разминулись на пол-дня. Так вот, в связи с его неожиданным отъездом, ключик мы не получили. Нет у нас ключа, понял? Есть только видеопривет от дядюшки Стевана. Нехороший, СКАНДАЛЬНЫЙ. Я, конечно, попытался объяснить, что дядюшка был последнее время болен, да и пил сильно. В общем, скорбный стал на головушку и наговорил в своем видеопривете ерунды. Но друзья мои, особенно друг популярный, меня не услышали… Понял, Петрович?… Во, во. Поедем мы, короче, ключик искать там, где его потеряли. А уж как оттуда с тобой связь держать - не знаю. Но Степану передай: что смогу - сделаю. Вот и все, пожалуй… Погода? Отличная, Петрович, погода. Будь здоров, заканчиваю. И так уж на хрен знает сколько миллиардов наговорил, братушка…
Зимин вышел из почтамта и пешком вернулся в посольство.
***
Одиноков, подводя итоги, сказал:
- Ну что ж, основные вопросы мы обговорили. В местную скупщину в Глине я позвоню завтра. Предупрежу о вашем прибытии и попрошу оказать содействие. Это, конечно, ни к чему их не обязывает. Завтра же получите топографическую карту района. Предупреждаю: карта с грифом ДСП. Попасть в чужие руки не должна. Ее даже видеть посторонние не должны. Получите под расписку, под расписку сдадите. И не дай бог вам ее потерять.
Мукусеев, Широков и Зимин слушали первого секретаря внимательно. Одиноков обвел всех взглядом, закурил.
- И последнее, - сказал он. - Сейчас я познакомлю вас с человеком, который будет обеспечивать вашу безопасность. Человек опытный, неплохо знает тот район, владеет сербским.
- МБ? - спросил Широков.
- Нет, - ответил первый секретарь. - Олег Иванович - сотрудник нашего консульства.
Одиноков нажал кнопку селектора, спросил:
- Ира, Олег Иванович еще не подошел?
- Пришел, Василий Андреич. Ждет.
- Пригласи его, Ира, ко мне.
Через несколько секунд дверь кабинета распахнулась. На пороге остановился мужчина лет сорока. В хорошем костюме, в галстуке. У него были волосы с проседью и азиатчинка в лице.
- Прошу знакомиться, - сказал Одиноков. - Олег Иванович Фролов.
Мукусеев замер. Он не верил своим глазам. Он не верил своим глазам, потому что на пороге стоял Джинн.
***
Утро было свежим, солнце ярким, а небо голубым. Первого сентября девяносто третьего года от посольства России в Белграде отъехали два автомобиля с дипломатическими номерами. Часы показывали 9:55. Ровно два года назад, с расхождением в н5сколько минут, в свою последнюю поездку двинулись Виктор Ножкин и Геннадий Курнев.
- Какая-то во всем этом есть мистика, - говорил Мукусеев Джинну. Они ехали в первой машине. - Мистика, чертовщина. Я ведь не подгадывал так, чтобы именно первого сентября на место выехать, а вот как получилось… А, Джинн?
- Да, - согласился Джинн, - чертовщина. А уж чертей вокруг!…
- А вчера, когда я тебя увидел, подумал, что схожу с ума. Я ведь слышал от доктора, что ты погиб.
- От дока? Спился док… Жалко, хороший был мужик.
- А с тобой, Джинн, что случилось? - спросил Мукусеев.
- Долго рассказывать, Володя.
- А все же?
Джинн посмотрел на него сбоку:
- Потом как-нибудь. Я ведь тоже не ожидал, что когда-нибудь дороги наши пересекутся… Я вам очень благодарен за то, что вы тогда этого генерала уболтали.
- Да брось ты.
- Нет, не брось. Меня бы обязательно в Союз отправили а это было не ко времени, рано.
- Что так? Выслуга или что-то в этом роде?
- Нет, - сказал Джинн. - Должок один нужно было отдать.
Больше он не сказал ничего, но Мукусеев сам догадался, какой "должок" собирался отдать Джинн. Он вспомнил, как в далеком восемьдесят шестом военврач Чернышев сказал про капитана Фролова: "Джинн с напарником своим, Сашкой Сейфуллиным, в банды вдвоем ходили… убили Сашку два дня назад… тоскует Джинн".
- Отдал должок-то? - спросил Мукусеев. Фролов обернулся к нему, посмотрел внимательно и ответил:
- Я - офицер. Долги свои всегда отдаю.
***
В пятидесяти метрах за "фиатом", в котором ехали Мукусеев с Фроловым, двигался "фольксваген-пассат". В нем ехали Широков и Зимин. Шуршали шины, едва слышно, сыто, бормотал двигатель. Летело прямое, как стрела, почти пустое шоссе.
- Как думаете, Илья Дмитриевич, - спросил Широков, - получим мы положительный результат?
- Трудно сказать, Игорь Георгиевич… А вы как считаете?
- Ну, я-то кабинетный червь. Чиновник, если хотите.
- Так ведь и я не розыскник. Я - следак, тоже, по сути, кабинетный червь.
- Не скромничайте, вы в пять минут провели аргументированный анализ личности Бороевича. На мой взгляд, весьма убедительно.
- А я и не скромничаю. Я на следствии работаю двадцать семь лет. Доводилось общаться с самым разным контингентом - от хулиганов до маньяков. Сначала ты ничего не понимаешь, и тебя может обмануть или разжалобить любой пацаненок. Потом приходит опыт и обмануть тебя уже трудно… А потом, Игорь Георгиевич, вырабатывается интуиция. И вот тогда обмануть тебя уже невозможно. Ты начинаешь понимать мотивы человека глубже, чем он сам. Он может считать, что в его жизни произошла некая роковая случайность, ошибка. Но ты уже точно знаешь, что к этой "случайности" он сам дорожку протаптывал, сам к ней шел… Я не скромничаю, Игорь Георгиевич, но прогнозов давать не хочу.
***
- Я действительно очень вам обоим благодарен. Когда Виктор пропал, я уже здесь работал, в Югославии. Но я не знал, что Ножкин - это тот самый Виктор. Я ведь даже не знал ваших фамилий. Это уж потом, когда фотографии увидел, понял враз - ага, старый знакомый… Жалко. Жалко, что при жизни не встретились.
- Жалко… Как думаешь, Джинн, найдем?
- Вопрос, конечно, интересный. В окопах зарыли, говоришь? А ты знаешь, сколько там этих окопов?
- Нет, не знаю… Много?
- Как у дурака махорки. Все изрыто окопами, воронками, траншеями. Черт ногу сломит.
- Нам нужен засыпанный окоп.
- Тем хуже. За два года все заросло. Может статься - и следов не осталось.
- Что - совсем нет шансов?
- Не бери в голову, Володя - будем искать. Я живому Витьке спасибо не смог сказать, так хоть для мертвого постараюсь что-то сделать. Будем искать, Володя. А уж там - как выйдет.
***
- Вы считаете, Илья Дмитриевич, что информация Бороевича недостоверна?
- К сожалению, Игорь Георгиевич. Не потому, что Бороевич лжец. А потому, что он может добросовестно заблуждаться. Он болен, он озлоблен, он склонен во всем винить власти… Да и, в конце-то концов, он сам не видел захоронения. Он оперирует словами некоего третьего лица - Титовича, кажется?
- Да, некоего Драгана Титовича. Именно это меня и настораживает больше всего.
- Почему же?
- Потому, что Бороевича могли использовать втемную.
- Объясните.
- Этого Титовича могли сознательно подсадить к Бороевичу. С целью сделать из Бороевича информационную бомбу. Если это так, то информация может оказаться достоверной, и тела спрятаны именно в том месте, которое указал Титович.
- Довольно сложно, Игорь Георгиевич.
- Так ведь это не обычная уголовщина, Илья Дмитриевич. В практике разведки и контрразведки есть масса гораздо более изощренных примеров.
***
В Баня Лука увидели бронемашину, выкрашенную в белый цвет, с буквами UN на борту.
- Миротворцы, - процедил сквозь зубы Джинн. - Мать их в дышло!
- Не любишь "голубые каски"? - спросил Мукусеев.
- Любишь - не любишь… пустой разговор. Не надо было разжигать здесь, не пришлось бы вводить эти "каски".
- Думаешь?
- Знаю. Я здесь с апреля девяносто первого. Видел, как начиналось, как стравливали.
Они проехали мимо "снежной" бронемашины. Вдоль улицы стояли дома без стекол, многие - без крыш. Стены - в выбоинах, в выбоинах - асфальт…
- Ладно, - сказал Джинн. - Вон кафушка. Давайте-ка хлебнем кафу.
Он свернул к домику под красной черепичной крышей, с вывеской "Кафе-бар "Старт". Следом подкатил "пассат".
- В чем дело? - спросил Широков.
- Кофейку попьем, - ответил Мукусеев. Все вышли из машин, сели за столики под синими зонтами среди зелени вьющегося хмеля. Подошла официантка - черноволосая, крутобедрая, улыбчивая. Джинн заказал "кафу", "пепси" и "сладолед" - мороженое. Когда официантка (Как тебя зовут, красавица?… Улыбка в ответ белозубая: Лиляна.) принесла густой, черный кофе по-турецки и сделали по первому глотку обжигающего напитка убойной крепости, Джинн сказал:
- Остановку мы сделали не ради кофе. Я хочу провести маленький инструктаж по безопасности. Это необходимо потому, что мы уже находимся в зоне конфликта. Здесь стреляют. Зацикливаться на этом не нужно, но помнить надо всегда. Основную опасность представляют мины. Их здесь хватает, а вот карт минных полей нет. Их, вероятно, в принципе нет - ставили хаотично, кто во что горазд. Поэтому - по полям не скакать, цветочки не собирать. Если в дороге захотелось побрызгать - брызгать прямо на обочине. Второе: иногда встречаются растяжки… Смотрите под ноги. Любая леска, веревка, проволока - знак опасности. Если все-таки вы ее задели, не впадайте в панику. Граната взрывается через три-четыре секунды после выдергивания чеки. За это время можно успеть отскочить за какое-то укрытие или, по крайней мере, упасть на землю. Лужа, грязь, коровья лепешка - по фигу! Падай, вжимайся в землю, закрывай голову чем можешь.
- Помогает? - с интересом спросил Зимин.
- Когда как, - ответил Джинн. - Но у лежащего человека больше шансов. Далее: иногда растяжки ставят на автомобильных дорогах.
- А как же можно поставить растяжку на машину? - снова задал вопрос Зимин. - Если автомобиль налетит на проволоку, растянутую через дорогу, то за три-четыре секунды он успеет уехать от гранаты черт знает куда.