* * *
На следующий день он прямо с утра позвонил в Ильштетт Марии Силантьевне и просил ее срочно приехать в Кельн. Когда Маша в ранних сумерках приблизилась к капелле Святого Николая, с XII века стоявшей на берегу Рейна в окружении старинных памятников, ее охватило странное ощущение: будто время остановилось. А она сама - уже где-то в другом измерении. Но голос графа, раздавшийся откуда-то сверху, заставил ее опомниться. Миновав капеллу, они двинулись вдоль набережной под высокими липами и каштанами, легко качавшимися от ветра. В окнах особняков зажигались люстры, но берег казался пустынным, лишь изредка встречались одинокие прохожие, выгуливавшие собак. Заметив за деревьями цветущей магнолии каменную скамью, Корф предложил уединиться и, оглядевшись внимательно вокруг, прислушался. Кроме тишайшего плеска рейнских волн, сюда не доносились никакие иные звуки. Немного помолчав, он медленно сказал:
- Даже не знаю, с чего начать, Мария Силантьевна! Ну да ладно, вы ведь не робкого десятка, а? Скажу напрямик - необходимо срочно "залечь на дно". К сожалению. Опасность для вас возросла. Поэтому нам сейчас нужна совсем другая "легенда".
- Это что же, Вадим Ильич, из-за Редозуб, что ли? Ведь я так и знала, что Италия мне боком выйдет! - в сердцах воскликнула Мимоза.
- Кто-кто? Что за Редозуб?! - с недоумением спросил граф.
- Как кто? Ах, так вы не знаете, значит, не из-за нее? Это - близкая знакомая "серого карди", ее-то я и встретила в Аквиле на конгрессе - она вместе с Разуновым там была. Ну, я тут же попыталась дозвониться вам, но вы и Антон были недосягаемы!
- Еще этого не хватало! Ну, да не в том дело, Мари. Причина, по которой я вас вызвал - в перемене наверху. И тем более теперь, еще из-за Редозуб. Нам лучше перестраховаться, чем наоборот. И вас зовут теперь Эрика Кирхов! - четко произнес Корф ее новую фамилию и вручил оторопевшей Маше новенький немецкий паспорт в зеленоватой обложке.
- Но… но как же так?! - не веря до конца, что все уже решено за нее, попыталась возразить Ивлева.
- Это не обсуждается! Я несу ответственность за вашу жизнь, Мари! Ну, а об исчезновении из Ильштетта не беспокойтесь, - фроляйн Эйманн все быстро уладит!
- А где же я смогу работать, Вадим Ильич?
- Ах, Мари-Мари! - переходя на вальяжный тон, засмеялся граф, - до чего же вы исконно советская фроляйн! Ваша наивность мне даже импонирует. Поговорку-то небось знаете: работа не волк… Хм… ну а если серьезно, то о занятиях высоконаучных придется пока забыть. Погодите чуток, осмотритесь вокруг - красота-то какая! - и он кивнул в сторону проступавшего сквозь кусты силуэта: необычная вилла с причудливыми балконами-палубами напоминала корабль - с надстроенной башенкой в виде капитанской рубки со штурвалом, со свисавшим вниз якорем на мощной цепи.
- Потрясающе! Кто же в таком сказочном доме живет? Кто-то необыкновенный?
- Не знаю, Мари, может, бывший моряк. Но скорее всего - у кого деньги. Гм… а может, вы и правы. Иногда я, грешный, слишком приземленно все оцениваю, этак вульгарно-социологически.
Когда Корф вручал Маше ключи от ее новой квартиры, она вдруг запричитала:
- Не могу я так больше, Вадим Ильич! Неужели никогда… Я домой хочу!
- Я тоже в Россию хочу, Мари. Но научитесь ждать. Поверьте, перемены уже "на носу". Вы же радио Свобода слушаете?
- Да, конечно. Гм… а вы, Вадим Ильич, настоящий граф из эмигрантской семьи или это - тоже "легенда"?
- Представьте себе - настоящий. И родился в Париже. И княгиня Орликовски - мне сестра родная. Но учился я не только в Сорбонне и Мюнхене, но и в Москве тоже. Отсюда у меня и связи. Но вам-то об этом знать - зачем?
- Простите мое глупое любопытство, граф! Но вы для меня terra incognita! Я подумала, что для верных действий - чем больше ясности, тем лучше. Но вам, конечно, виднее, - сбивчиво оправдывалась Мими перед своим благодетелем, но не смогла удержаться и от другого волновавшего ее вопроса, - а вы, Вадим Ильич, не можете мне сказать, почему тогда в Вене заговорили со мной о масонах? Это что - шутка была такая?
- Не совсем, Мари. Просто я хотел прощупать, способны ли вы воспринять наши намерения.
- Что значит - наши?!
- Не задавайте лишних вопросов! Впрочем, вам должно быть известно, что международные банки и теневые хасидо-масоны, те, что за ними стоят, вовсе не собираются нашу страну к райской-то жизни допускать - ведь рай земной уготован только "золотому миллиарду". Но должны же мы, русские, как-то противостоять этим проклятым "хозяевам земли"?
- Вы думаете - это возможно?! Открыто?! С поднятым забралом?! Даже я понимаю, Вадим Ильич, что сейчас - это просто смешно!
- Верно понимаете, Мари. Значит, нам надо внедряться в их теневые структуры. Тайно просачиваться в их "ордена", чтобы всегда быть в курсе, ну и не только… Мы должны научиться, наконец, влиять на них, глубинно воздействовать в наших интересах, государственных, понимаете?
- Так для такой чрезвычайной миссии вы и хотели внедрить меня в какую-нибудь секретную ложу?
- Ну, Мари, вас увидев, я размечтался тогда не на шутку о будущем. Но отложим-ка мы разговор на завтра, а? - С этими словами граф развернул ее в обратную сторону и молча сопроводил к подъезду мрачноватого многоэтажного дома. Поднявшись в зеркальном лифте на 6-й этаж, Мими с некоторым страхом переступила порог своего нового жилища.
Квартира была обставлена по-спартански. В одной из комнат удивляло обилие странных, никогда невиданных ею приборов. А за окнами на фоне ночной тьмы сверкало море разноцветных огней великого города. И Мимозе казалось, что в их безжалостном блеске таится какая-то неведомая ей угроза.
Утром, выйдя на балкон, Маша поразилась открывшейся ее взору панорамой с видом на Кельнский собор. И с трудом уняв волнение от обилия впечатлений, вернулась к мысли о своем благодетеле. Да, граф Корф - личность уникальная. Но… кто он? Кто стоит за ним? Он пытается спасти меня, как-то устроить, но не могу же я вечно у него "под колпаком" сидеть, слепо подчиняться - как же мне быть?! Вразуми меня, Господи!
* * *
Графу Корфу предстояло принять воистину судьбоносное решение: кому доверить тайну наследства Маричева? С кем разделить ответственность за сохранение "Клада", принадлежащего нашему государству? Ведь и далее удерживать все самому - вряд ли удастся. Конечно, он был не совсем один - с ним трудились на фирме Лайерс преданные служащие: немцы, австрийцы, французы. И среди них - глубоко законспирированные наши ученые - в основном, биологи, химики, фармацевты. Но именно их Корф не мог отвлекать на дела управленческие. Графу срочно необходимы были соратники, посвященные в суть его тайных планов не только по "Лайерс", но и по "Кладу". Ведь скоро управлять компанией по добыче алмазов станет рискованно. И его будущие помощники должны знать - во имя чего они пойдут на риск, а на него способны только те, кому не безразлична судьба Родины. Но… любой человек может сломаться - сколько разведчиков, честных, преданных поначалу, оказывались потом перебежчиками?! "Да, я давно знаю Антона, его отца, и он здесь пока единственный, кому доверяю как самому себе. И в Анголе он много лет вкалывает, мечется между Луандой и Веной. Лаврин сам решил идти со мной до конца - так сказал он мне после похорон дяди Лео в Москве. Еще, конечно, есть верный Трофим, но он - слишком молод, неопытен…"
Между тем в голове Корфа неустанно всплывала мысль об Ивлевой. И чем категоричнее он отклонял ее, тем настойчивее она возвращалась к нему. Ведь по поводу Маши Вадима Ильича терзали противоречия: "с одной стороны - дочь фронтовика-патриота, владеет языками, гибкостью общения с западным менталитетом; к тому же, в знак благодарности за помощь почтет, пожалуй, даже за честь оказать мне, лично мне, поддержку - это плюс. Но, с другой стороны, имею ли я право предлагать ей столь опасное сотрудничество? Ведь она - хрупкая, застенчивая, неуверенная в себе, по-житейски непрактичная, да и здоровьем не блещет - все это минусы. Однако плюсов вроде бы больше… ведь она теперь нелегал - вот важнейший аргумент! Да что размышлять - то зря, спрошу-ка ее завтра же - вместе и подумаем. Ну а в случае чего - можно и стереть наш разговор из ее памяти…" - Такой необычной способностью граф действительно обладал…
* * *
Встретившись вновь у капеллы Святого Николая, Маша и Корф медленно побрели к его машине, припаркованной на рейнском берегу.
- Как устроились, Мари? Страдаете от неизвестности - что дальше?
- Странный вопрос, Вадим Ильич! А как бы вы на моем месте себя вели?
- Прекрасно понимаю и предлагаю вместе со мной подумать. Идет? - и граф направил свой "BMW" в сторону Семигорья.
Оказавшись вскоре чуть южнее Бонна, они остановились на высоком холме, покрытом густым лесом. Тишину нарушало лишь постукивание дятла да щебетание синиц. Они пошли по узкой тропинке между березами и дубами. И если бы кто-то с высоты наблюдал за ними, мог ли себе представить, о чем говорят эти двое?
- Я вынужден просить вас о помощи, Мари! Да-да, не удивляйтесь - у меня просто нет иного выхода! Моя последняя надежда - это вы! И ваше абсолютное право - отказаться от моего предложения - я буду в любом случае поддерживать вас и дальше. Ваше решение должно быть совершенно свободным. А сейчас поклянитесь, что ни одна душа, повторяю - ни одна душа на этом свете - да и на том свете тоже, - не узнает, о чем я скажу!
В этот момент над ними внезапно прожужжал маленький частный самолет, и Маша остолбенела от страха. Но взяв себя в руки, отчетливо прошептала:
- Поклясться не могу - вера не позволяет! Но вам, Вадим Ильич, и Антону Сергеичу я обязана своим спасением. Так что поверьте - вас не предам!
- Хорошо, Мари, вы должны лишь понять, что обстоятельства меняются кардинально не только в Союзе, но и в нашей личной жизни. Это касается и вашей безопасности. Недавно в Москве умер человек - он обеспечивал мою, так сказать, "крышу". Отсюда нетрудно догадаться, почему я и за вас теперь боюсь. Именно поэтому вы теперь на нелегале, а вовсе не из-за моего самоуправства! К тому же, как вы сами сказали, эта Редозуб могла в Италии заметить вас, а она - подруга "кардинала", т. е. нашего с вами врага. Гм… теперь-то понятно? Но не впадайте в панику - ваш немецкий паспорт и "легенда" стопроцентно надежны. А главное - скоро все перевернется… Может, и профессор Ивлева прибудет тогда в Москву под собственной своей фамилией? Как знать!
Остановившись на минуту, граф продолжил:
- Вы дочь Силантия Ивлева, Мари, и не можете быть равнодушны к судьбе нашего народа. И Антон говорил мне, что вы до последнего момента не хотели за границу бежать. Патриотизм - в ваших генах, в чем я нисколько не сомневаюсь. Только это дает мне смелость просить вас о помощи.
- Я… я для вас все, что смогу, Вадим Ильич, - растерянно перебила его Маша.
- Не спешите, дорогая, я буду просить не для себя! Речь пойдет о государственной тайне - она разглашению не подлежит. Гм… понимаете? Подумайте, готовы ли вы сейчас меня выслушать?!
Мимоза остановилась как вкопанная, потом кивнула.
- Так случилось, что мой покойный шеф заменил мне отца, воспитал меня как сына-соратника. Поэтому и доверял мне абсолютно, поручал совершенно особые задания. Но умер внезапно, не оставив никакого завещания, даже устного. И все, что было в его руках, а это - невероятное состояние, и оно по сути своей должно принадлежать нашему государству.
- Но, Вадим Ильич! Какое такое богатство может быть у советского человека - даже сверхвысокопоставленного? Лично ему принадлежащее, что ли? Драгоценности какие… или что?
- Нет, конечно. Здесь, Мари, все гораздо сложнее. Льву Петровичу принадлежал самый крупный пакет акций на разработку алмазных рудников в Южной Африке, то есть он фактически был владельцем одной из богатейших в мире компаний.
- Как? Ведь официально это абсолютно невозможно!
- Верно мыслите, фрау профессор! Но дело в том, что все технические и управленческие поручения исполнял ваш покорный слуга. Гм… теперь догадываетесь? - и пристально взглянув на Машу, Корф продолжил: - то есть официальным владельцем был и, что хуже всего, и по сей день остаюсь именно я. Ведь гражданину Франции, живущему в Германии, все позволено!
- Но если все это законно, то и бояться-то нечего… или?
- Вы правы, Мари, отчасти - тюрьма мне, пожалуй, не грозит. А вот смерть… гм. Мой шеф не успел мне дать никаких распоряжений. Но совладельцы "копей царя Соломона" - англичане, голландцы и кое-кто еще… обладают дьявольским нюхом! И теперь, когда Союз трещит по швам, да-да, не удивляйтесь! - вот они-то и могут предпринять кое-какие шаги по возврату всей компании в свои руки. Так что придется держать оборону!
- А нельзя с ними как-то договориться, Вадим Ильич? Ну не погибать же вам из-за каких-то алмазов? - с наивностью ребенка не унималась Мимоза.
- Эти алмазы, дорогая Мари, добыты кровью наших солдат и принадлежат не мне, а стране нашей. А она разваливается на наших глазах, летит в бездну! Ведь самое страшное, - я не знаю, в чьи руки, кому передавать компанию?! Ну не "меченому" же с "хромым бесом" - их клика либо американцам все наше достояние сбросит - и с наворованными миллиардами в Австралию или Аргентину усвистит. Либо в офшорах отмывать станет. Гм… и вообще - неизвестно, к кому у нас власть перейдет!
- Значит, надо и наследство "падишаха" сохранить, и в живых остаться?
- Вот именно. Но я пока не решил, что предпринять. Ну, на первое время, если вы мне поможете, нужно рассредоточить капиталы, открыть новые счета. А для этого необходимы подставные лица. Вы согласны стать одним из них? Невзирая на риск?
- Я?! Да, Вадим Ильич! Правда, я мало подхожу к роли нелегального дельца. Но… позади Москва - отступать некуда!
Эта всем известная историческая фраза, довольно бодро и как-то буднично произнесенная Машей, неожиданно растрогала очерствевшее в одиночестве сердце разведчика. Помимо воли глаза его увлажнились, и пытаясь скрыть захлестнувшее его волнение, он отвернулся в сторону, сделав вид, что разглядывает дерево. И собираясь в обратный путь, сидя в машине, граф предложил:
- А теперь, Мари, если не возражаешь, перейдем на "ты", идет?
В этот миг он включил магнитофон. Зазвучал хриплый голос: "Если друг оказался вдруг, и не друг и не враг, а так…"
- Не возражаю, Вадим Ильич! Только не сразу, непривычно мне это, - пролепетала взбудораженная Высоцким Маша, не скрывая мгновенно навернувшихся на глаза слез.
- Ладно, спешить не будем - ты не должна сию же минуту давать ответ. Не будь опрометчивой - характер-то у тебя ивлевский - узнаю Силантия Семеновича! Подумай хотя бы до завтра, Мари.
- Да нет же! Я все равно согласна - Ich kann nicht anders!
- Ах, это Лютер произнес когда-то! - усмехнулся граф, - ладно, Маша, поедем обедать?
Они подошли к притаившемуся в лесной чаще старинному отелю "Вальдау", тыльной стороной обращенному к Семигорью, и устроились за столиком на балконе. Отсюда открывался панорамный вид на череду живописных неровных гор, возвышающихся над Рейном. А высоко в безоблачном небе парили два орла. Мимоза ощутила странную свою причастность к их полету. И чувство безграничной свободы, ранее неведомое ей, охватило ее в этот миг…
* * *
Корф сознавал, что своим предложением-просьбой обрушил на хрупкие плечи Маши глыбу льда - выдержит ли она ее тяжесть? И решил дать ей время на размышления. Несколько ночей пролежала она в своей новой квартире с открытыми напролет глазами. Поначалу вспоминала даже о Вилли, как однажды звездной ночью он провожал ее после концерта Михаила Плетнева, игравшего в замке-музее Шопена и Шуберта. Переливы любимого Мимозой "Музыкального момента" продолжали звучать в ее романтичном сердце. Они шли по темным спящим улочкам, и только их шаги гулко раздавались в тиши средневекового городка. У дверей ее дома Герлинг долго молчал, потом вдруг спросил:
- А могли бы вы, Мари, развестись с мужем?
- Не знаю, - растерянно произнесла она.
Теперь же ее одолевали непрошеные мысли: а что, если бы я замуж за него вышла? Вот бы и мамочка моя обрадовалась, и не сверлила бы меня больше глупыми вопросами о женихах! Ведь Вилли - симпатичен, на редкость умен, ну а главное - благороден. Но… он - чужой…