* * *
Осенью повеяло тревожным ожиданием непредсказуемых событий. В конце октября в столицу стали съезжаться тысячи людей из ста городов и весей России. Те, кто решил сопротивляться преступной власти. Постепенно зарождался Фронт национального спасения. На его первом Конгрессе выступали известные депутаты - Астафьев, Бабурин, Исаков, Макашов… Среди них был и Савва Сатинов. От него исходила не только мощная энергия, подвигавшая к борьбе за справедливость, но и ясность мысли. Поначалу он предлагал разумные шаги: как необходимо противостоять ельцинской вакханалии. Харизма депутата оказала воздействие и на подруг. Они, наконец, твердо решили убедить Корфа, что настал момент, когда бездействовать больше нельзя. Ведь они могут помогать Фронту спасения хотя бы деньгами.
- Вадим на это не пойдет, даже не мечтай, - мрачно предположила Мимоза.
- Но мы не можем оставаться в стороне, Маша! Надо все равно что-то делать, поговори с шефом!
- Ты не представляешь, чего мне стоило уговорить его насчет церкви! А здесь - оживление масс. Тут и коммунисты, и анархисты, и просто авантюристы всех мастей. Не забывай, что и провокаторы всякие, "агенты влияния" то бишь. Гм… ну не их же спонсировать?!
- Все равно, Мими, ты должна придумать что-нибудь!
- Попросим прежде всего Трофима нашего - пусть разведает все о подноготной народных избранников. Надо же знать, кому из них помогать стоит. А если к партии какой примкнуть? Но нет, в политику влезать - это уж точно не для нас!
Из разговора с Золотовым подруги с удивлением узнали, что сам он уже давно вступил в Союз офицеров и был весьма сведущ во многом…
Ситуация резко изменилась в момент Седьмого съезда депутатов и отставки Гайдара. Страна приникла к телевизору: с изумлением взирал народ на взбесившегося президента, утянувшего за собой тогда горстку своих приспешников в Грановитую палату и приказавшего выкатить на Красную площадь двести гудящих грузовиков с транспарантами, прославляющими его. А сам диктатор помчался из Грановитой на АЗЛК призывать рабочих в свою поддержку. Москва наполнялась слухами о начале "ползучего переворота". И закружилось, понеслось…
* * *
Поздним вечером Золотов пригласил Машу и Алю к себе на дачу. Начался сильный снегопад, и на подъезде к поселку пришлось бросить машину на обочине и долго расчищать снег, чтобы подойти к воротам.
Когда печь была затоплена и чайник закипел, они молча уселись за стол. Всех троих охватило чувство того душевного единения, которое бывает лишь у истинных соратников. Атмосферу таинственности усиливали часы, громко тикающие за стеной. Тяжело вздохнув, Трофим приступил к разговору:
- Нам, девочки, надо прежде всего понять, кто за сценой "кукловодит". Недавно случилось самое страшное - начались тайные переговоры о передаче наших урановых запасов Штатам. Об этом вчера сообщил Вадим. Представляете, что это значит?! Эта ельцинская свора собралась наш уран американцам отдать, гм… ясно?!
- Не совсем, Трофим. Неужели это так запросто возможно? Это же - государственная измена!!! - с ужасом воскликнула Ивлева.
- Да, Машенька, и Верховный Совет допустить такое не должен - ведь тогда Россия потеряет свой ядерный щит! А Ельцину в данный момент, чтобы Америке угодить, необходима единоличная власть. И чтобы захватить ее полностью, он пойдет на уничтожение парламента, ясно?
- Не совсем, Трофимушка! Депутатов всех перестреляют, что ли? - недоверчиво спросила Аля.
- А что здесь такого невероятного, а, девицы? Битва-то будет не на жизнь, а на смерть! Корф сказал, что Запад дал Ельцину гарантию о полной его поддержке - всеми силами, даже военными, если понадобится. Так что мы в сей момент ни-че-го изменить не можем. Вот шеф и приказал - каждый ваш шаг вы обязаны обговаривать со мной. Возражения есть?
- Но Корф же далеко, а по телефону всего не скажешь! - воскликнула Алевтина.
- Успокойся, дорогая! Мы с Вадимом о ваших с Машей устремлениях знаем, да и сами понимаем: патриотам помочь надо.
- Я так и знала, что шеф одобрит наш замысел насчет Фронта спасения! - радостно встрепенулась Алевтина.
- Ну что ж, я разузнал и о Сатинове: он как раз из тех шести депутатов, кто голосовал против уничтожения СССР - а это, согласитесь, уже мощный козырь в его пользу! Но пойдем к нему мы с Алей - каждый по отдельности, не раскрывая карт. А вот фрау Кирхов в народ ходить - права не имеет! - так уж приказал Вадим Ильич.
- Но, Трофимушка! Я ведь могу инкогнито, в платочке. А по части грима я вообще…
- Стоп! Инкогнито? Ты уже сидела прикованная к батарее "инкогнито" - ха-ха! Не вздумай даже ни на йоту в политику соваться. Это тебе не Лопатинск! Прости за резкость, Маша!
Потом они долго обсуждали положение дел на фирме, засиделись за полночь. У всех слипались глаза, когда огонь в печи погас. На минуту им стало как-то не по себе в тиши глухой зимней ночи…
* * *
Мимоза долго страдала от разочарования в Удальцове, продолжая обвинять себя: как могла я с первой же встречи не заметить хищные искорки в его глазах? Как могла подпасть под чары этого "коршуна"? А все, пожалуй, случилось из-за "Града царского" - он заворожил меня: что-то такое в нем неземными лучами пронзенное, словно ореолом каким-то, от Царствия Небесного исходящим. Да, это, конечно, глупо - связывать картины художника с ним самим. Такие монастырские дали - и волчья хватка охотника за "золотым тельцом". Готовность прийти на помощь - и жесткая расчетливость.
По воскресеньям она ездила вместе с Алей на Литургию в Хамовники. Но исповедоваться все же незнакомому священнику не решалась. И ранней весной во время Великого поста отправилась в Озерное к отцу Артемию. Когда в сумерках ступила на монастырский двор, Всенощная уже началась, и Маша просочилась сквозь строй прихожанок в дальний угол храма. А ранним утром после исповеди и Причастия долго ждала архимандрита.
- Давненько, матушка Мария, не наведывалась. Идем-ка в трапезную - ты ведь там еще ни разу не была!
И они спустились в длинное полуподвальное помещение. Стены его были отделаны деревом, а мраморный пол отливал темно-бордовым матовым блеском; резные стулья и красивые подсвечники перед иконами - все отражало добротно отлаженную жизнь восстанавливающейся обители.
Постепенно разговорились о недавних событиях, всколыхнувших всю Россию, о том, что президент собирается ввести чрезвычайное положение.
- Жаль, что среди депутатов - столько приспособленцев! - взволнованно сказала Маша, - иначе бы мастодонта этого в отставку отправили. И тогда б возможность открылась к мирной смене власти. Как вы думаете, отец Артемий?
- Нет, матушка Мария, о мирном пути нечего и думать! Сей мастодонт ради власти на все пойдет со своей камарильей. Это бесспорно. Но ведь причина-то наших бед - не в нем, не в Ельцине сокрыта! Он, безбожник, - только следствие, да-да, всего того, что после семнадцатого года происходило. А сегодня особенно после августовского переворота, как никогда, ясно, в чьих руках власть: все сверху донизу христоненавистники-то заполонили! Здесь такое бесовство закручено, разве не чуешь? К худшему готовься! Надо молиться, чтобы Господь поскорее изгнал бесов из России. Но скоро-то вряд ли выйдет, ведь милость Божию надо народу нашему за-слу-жить! А как, спросишь ты? Что можем мы, малое стадо Христово посреди разгула злобной нечисти сделать? Как силам зла противостоять? - Только силой Христовой! Но чтобы нам обрести ее в себе, мы должны до конца сохранять верность Богу, церкви нашей. Вот тогда только возможность нам откроется - православного царя себе вымолить! Пока люди не одумаются, не вернутся к вере православной, не начнут жить по-божески - до тех пор мы к лучшей жизни не придем, и не мечтай! - сурово произнес монах.
- Но мне кажется, отец Артемий, народ-то должен понять - кто именно эти христоненавистники! Пора уж назвать вещи своими именами! Под чьим игом мы живем вот уж семьдесят лет? Врагов надо знать в лицо, - тех, кто несет в себе духов злобы поднебесной! И если раньше они все-таки гримировались под демократов и всяческих радетелей за народ, то теперь вообще не считают нужным, все эти березовско-авены-гусинско-познеры! Они и не сомневаются, что победили нас окончательно. Считают себя избранными, призванными господствовать над миром - открыто и нагло!
- Да, Мария, верно. Русские должны представлять, что талмудисты ненавидят православие. И давно уж - не только у нас, но и во всем мире они насаждают ненависть к нам. Но не забывай, что евреи сами-то по себе - не просто национальность, а действительно "избранный народ", мессианский. Вот отец Сергий Булгаков говорил, что иудеи между собой связаны единой судьбой - мистически, ведь они принесли при казни сына Божия страшную клятву! И кто только из великих мыслителей не пытался разгадать их судьбу. Но даже Достоевский наш признался, мол, "вопрос этот не в моих размерах".
- Ах, отец Артемий, так тяжело говорить на эту тему… Вот Игорь Шафаревич считает, что иудеев объединяет вовсе не язык, не культура, не государство и сегодня даже - не религия, а… нечто такое, чего они сами рационально объяснить не в состоянии. Поразительно, не правда ли?
- Верно, по поводу "избранников зла" давно пора прозреть нам, матушка Мария. Мало кто теперь знает, что еще накануне Первой мировой архиепископ Никон призывал к беспощадной духовной борьбе с ними. Но не услышали его, увы! - к великой трагедии народа русского. Кто же и когда осмелится их судьбоносную роль отменить?! Может, сейчас наконец-то пришла пора? Тогда дерзай, дщерь…
Потом, тяжело вздохнув, Маша поведала отцу Артемию о Вадиме Ильиче, об их общем деле, о том, что работает в Москве под чужим именем. И о том, что Корф хотел бы при Покровском монастыре основать специнтернат для одаренных мальчиков и наладить их обучение по особой программе. Фирма "Лайерс" могла бы вкладывать в этот проект значительные средства. Архимандрит дал свое согласие без промедления, а напоследок спросил об Алевтине:
- Дочь-то, наверное, уже в школу пойдет? Помню, как крестил их. Приезжайте-ка все вместе, когда сможете! - и благословил Машеньку на дорогу…
* * *
Тем временем Алевтина усиленно искала подходы к Савве Сатинову. И человека, лично знакомого с Саввой, она, наконец, нашла из числа своих бывших сокурсников. Им оказался депутат Иван Гусаров, близкий патриотическим кругам.
Слегка волнуясь, она впервые переступила порог штаб-квартиры Фронта Национального Спасения и, чуть помедлив, решительно заявила молоденькой секретарше, что ей срочно нужен господин Сатинов.
- Он не может принять вас сию минуту. Вы по какому вопросу? - воскликнула та удивленно.
- По личному! Я - от Гусарова, - не отступалась Аля.
Через несколько минут она вошла в насквозь прокуренный кабинет. За столом, кроме самого Саввы, сидели еще двое разглагольствующих мужчин.
- Вам кого, девушка? - рассеянно спросил один из них, едва обернувшись.
- Я не девушка, а вице-президент "Лайерс медикум", - с иронически-напускным спокойствием ответила Маевская, - а поговорить мне необходимо с вами, господин Сатинов!
- Ну раз так, госпожа президент, то прошу садиться, - с удивленной усмешкой произнес Савва. - Чем могу служить?
- Мне нужно с вами tet-a-tet…
При этих ее словах соратники лидера громко расхохотались:
- Везет же тебе, Савва! И очаровательная девушка, и вице-президент - в одном лице! Да еще жаждет с тобой tet-a-tet. Не слишком ли много чести тебе одному?
Однако через минуту оба насмешника нехотя поднялись и вышли за дверь.
- Так в чем секрет?!
Протягивая ему свою визитку, Алевтина подавила тяжелый вздох и выпалила из себя:
- Наша фирма занимается благотворительностью. Мы готовы оказать вашему движению финансовую помощь.
Савва с крайним изумлением взглянул на нежданную гостью:
- А почему именно нам? Кто вас прислал?
- Я от Ивана Гусарова. Мы тоже хотим остановить беспредел. Наша фирма совместная - германо-российская. И президент наш - доктор фрау Кирхов весьма заинтересована в стабильности этой страны. К тому же, она - социалистка по убеждениям и сочувствует тем, кто на стороне Закона. Если вы согласны принять нашу помощь, то главное наше условие - конфиденциальность. Все должно остаться в абсолютной тайне.
И строго посмотрев на оторопевшего Сатинова, Аля достала из "дипломата" увесистый сверток.
- Я так запросто не могу, госпожа Маевская. Ну поскольку вы от Гусарова - он мне звонил - я вам верю, но вот в доброжелательство западных господ… должен подумать… - и медленно разворачивая "подарок", он в замешательстве уставился на нее.
- Здесь 30 тысяч долларов…
- А вы не боитесь, госпожа Маевская, что с этими деньгами я вмиг исчезну за кордоном?
- Ну, с такой суммой, Савва Константинович, вы там недолго продержитесь - парировала Алевтина. - Главное, нам решить нужно: где и как деньги вам из рук в руки передавать. И скажите, сколько вам надо еще?
- Сколько нам надо еще?! Да тысяч сто! - воскликнул Савва, впав на миг в состояние шоковой эйфории, и усмехнулся снова: - Да вы что, серьезно, что ли?
- Но я же не в прятки с вами играть пришла! Я не могу оставаться в стороне, понимаете? Сделайте меня вашим помощником, а?!
- Ну допустим, я поверю вам… но такие суммы…
- Насчет сумм - не волнуйтесь: у нас все чисто и в отмывании грязных денег мы не замешаны! "Лайерс" - фирма известная, наши лекарства во всем мире знают, и возможности наши - почти неограниченны!
- Неужели это все не во сне, а наяву со мною происходит? Что ж, спасибо, госпожа Маевская, вы меня просто ошеломили!
- Только о главном, Савва Константинович, не забывайте: никому ни слова об этом, никогда! Причину, надеюсь, вам объяснять не надо - да это и в ваших же интересах, ведь так?
- Даю слово, госпожа Маевская! Гм… но скажите честно, вы всем так, ну… нелегально помогаете? - под конец спросил он, провожая ее до двери.
- Нет, господин Сатинов, только вам. "Лайерс" - фирма иностранная и не может вмешиваться в политические распри чужой страны.
- Спасибо, что просветили…
Оказавшись на улице, Аля вздохнула с великим облегчением. "Что меня так сильно взбудоражило? Не пойму… Так вот он какой, Сатинов. Ну, не совсем такой, каким по телевизору кажется", - подумала она, медленно приходя в себя, представляя перед собой его мощную фигуру и широкое нахмуренное лицо, и резко устремленный на нее взгляд…
* * *
Савва же обескуражен был куда более, чем Алевтина. Ее появление настолько встряхнуло многоопытного депутата, что мысли в его буйной голове напрочь смешались и долго не могли устояться: да, бывает же такое! Ну нельзя же думать лишь о провокациях со всех сторон…Эта потрясающая женщина - подарок судьбы, не иначе…
Алевтина действительно перевернула давно сложившиеся представления Сатинова о людях - ведь в большинстве своем, за исключением нескольких близких соратников, его окружали либо тщеславные властолюбцы, либо помешанные на богатстве - и тем, и другим на судьбу страны было совершенно плевать. А этой сказочной принцессе - нет! Он почему-то сразу поверил ей, несмотря на фантастичность ее словесной тирады: надо же, предложила ему бездонный кошелек - только черпай! Невероятно! И откуда она такая взялась? С каким-то мощным кланом, наверное, связана, не иначе. А может, муж у нее крутой, "новорусский" какой-нибудь - ведь у такой красавицы только такого и представить-то можно, а может быть, любовник? И вообще, окружена, конечно, мужиками… Но ей-то - не это нужно, у нее душа за народ кровью обливается! Странно лишь одно, что деньги-то - от фирмы немецкой. Как она там оказалась?!
За плечами сорокапятилетнего Саввы был жизненный путь, отнюдь не усыпанный розами. Рано осиротев, прибыл он, боязливый подросток, из далекого Кузнецка к родной тетке в столицу. Она, страдавшая от одиночества, усыновила его. А когда Савве исполнилось шестнадцать, прописала его в своей двухкомнатной квартире на улице Руставели. В этой самой "хрущобе" до сих пор проживал со своей семьей неподкупный депутат. Отсюда уходил он в армию, сюда же и вернулся, где его никто уже не ждал. Возмужавший и целеустремленный, поступил на вечернее отделение в МИЭМ. Там и застигла его "роковая любовь".
Кира Дорфман оказалась "папенькиной дочкой". Ее отец был видным чиновником в министерстве электронной промышленности - поначалу Савва и не подозревал об этом.
Капризная и утонченная, она никоим образом не подходила для учебы в "мужском" институте, но решила идти по стопам отца. От поклонников у нее не было отбоя, однако многим из них - весьма перспективных - она предпочла неотесанного Савву. Ну, особенно-то удивляться было нечему, ведь он был, как говорится, "косая сажень в плечах". И "флюиды" сильного характера, словно истекавшие из широко посаженных карих глаз, привлекали к нему немало девичьих сердец.
Они стали встречаться, сначала по субботам на танцах в институтском кафе "Селена", потом ходили в кино. И однажды почувствовав, что Кира ждет от него чего-то большего, Савва пригласил ее на концерт Анны Герман. Там впервые увидел он шикарно разодетую публику, надменную и самодовольную. Вмиг осознал, что и Кира относится именно к ней, а он… Ему почудилось даже, что она стесняется его - простоватого "тюфяка" в мешковатом пиджаке и "скороходовских" ботинках. Но прозвучавшая на "бис" из уст замечательной певицы "Надежда", ставшая к тому времени всенародным шлягером, как-то сгладила впечатление от социального контраста с людьми из "Березки". И смертельно влюбленному Сатинову удалось завлечь Киру к себе домой. Ее податливость и страстная опытность поначалу удивили его - ведь она казалась ему невинной и щепетильной недотрогой. Что ж, подумал потом Савва, - я ведь тоже уже не мальчик… И через несколько дней пригласил возлюбленную в Большой зал консерватории, где публика была совсем другая - преобладали скромные интеллигенты да студенческая молодежь. Они проникновенно слушали "Неоконченную симфонию" Шуберта, затем - Первый концерт Шопена. Охваченный романтическим чувством, Савва трогательно держал Киру за руку. И снова - страстные объятия на улице Руставели. Но на сей раз он, позвав ее на кухню, достал из холодильника заготовленную заранее бутылку шампанского и апельсины. Резко вздохнул и выпалил из себя: "Я давно люблю тебя, Кирочка, будь моей женой!"
Девушка вздрогнула в ответ, и бледная кожа ее красивого личика с выщипанными бровями обрела розоватый оттенок. Немного помедлив, она сказала:
- Но Саввик, мы же совсем недавно познакомились, ты ведь меня не знаешь!
- Знаю и люблю, стань моей навсегда! - с юношеским пылом повторил он свое предложение руки и сердца, но взглянув на нее, впал вдруг в некоторое замешательство.
А она молчала, устремив глаза в пол. Затем кокетливо пожав плечами, нерешительно промолвила:
- Ты нравишься мне, Саввик, но гм… к свадьбе-женитьбе я не готова. И родители мои говорят: сначала, мол, институт закончи, а потом, что хочешь, то и делай, понимаешь?