- Понял, но не в родителях дело. Пойдем, провожу тебя до троллейбуса, пока еще не поздно, - хмуро пробормотал он, подавая пальто несостоявшейся невесте… Удар для студента Сатинова был поистине неожиданный. Он-то, простак, думал - она его тоже любит, и на близость с ним согласилась сразу. Но московские понятия о морали были несколько иными, чем его, старомодно-провинциальные.
Отказ Киры страшно уязвил Савву. Он понял, что в глазах благополучных коренных москвичей выглядит "лимитчиком" - это мерзкое прозвище, брошенное в его адрес, он слышал неоднократно. И Сатинов решил доказать себе самому, что и он, "деревенщина", не "лыком шит". К окончанию института Савва достиг немалых успехов, получив направление в конструкторское бюро крупного "ящика" - в то время так называли закрытые предприятия. А с женщинами встречался с тех пор без серьезных намерений…
Ему исполнилось тридцать, когда на лестнице своего КБ заметил он высокую фигуристую девицу в платье из джерси, туго обтягивающем ее развитые формы. Познакомились. Ульяна оказалась новенькой лаборанткой. Сразу бросилось в глаза - не москвичка. Распущенные длинные волосы, некрасивое накрашенное лицо и пухлые губы выглядели беззастенчивым призывом. Но уговорить ее заехать на улицу Руставели, ему, ведущему инженеру Сатинову удалось лишь спустя полгода. И осушив у него на кухне бокал "ркацители", она решительно направилась к выходу. Вот уж чего-чего, но такого многоопытный ловелас Савва не предвидел! Неожиданно для самого себя он схватил ее за руку и спешно пробормотал:
- Останься, Ульяна! Выходи за меня!
Глаза девушки радостно блеснули, и в тот миг она представилась ему настоящей красавицей. Еще больше поразило Савву, что Ульяна была невинна… Через девять месяцев у них родился сын Виктор.
Но семейное счастье ведущего инженера Сатинова длилось недолго. Его супруга стала давить на него - то машину захотела, то в родном ей подмосковном Хотькове старую бабушкину избу решила в добротную дачу перестроить. И пришлось бедному Савве ездить по выходным на заработки, "шабашить", а во время отпуска отправляться за длинным рублем на Север… А душа его устремлялась к другому - он все сильнее жаждал познавать большой мир.
Обостренное переживание царившей кругом несправедливости толкало его к сближению с себе подобными. Он начал зачитываться самиздатом, обсуждать с друзьями "на кухнях" события - особенно в преддверии "перестройки". Приходил домой нередко на рассвете. Ульяна свирепела. А он, к тому времени изучивший характер жены - жадный и тщеславный, оставался равнодушным к ее скандалам. Ведь он ее и не любил никогда, а теперь даже понял, почему она недотрогой-то была - вовсе не по причине чистоты душевной, а потому, что цель себе поставила - удачно замуж выйти.
На предприятии своем Савва постепенно обретал известность своими яркими выступлениями на собраниях. Начальство, желая привлечь его на свою сторону, предлагало ему в партию вступить. Но он не мог - совесть не позволяла. Однако несмотря ни на что, его избрали депутатом райсовета, а потом помимо каких-то собственных его усилий, стала быстро возрастать его популярность… Вскоре Савва Сатинов оказался избранным в Верховный Совет…
* * *
Через неделю Савва позвонил Маевской, пригласив ее на заседание Исполкома фронта… В уже знакомом ей кабинете теснились, громко усаживаясь, несколько десятков человек. Среди них был и бывший ее сокурсник Гусаров, приветливо кивнувший ей. И вдруг Аля заметила торопливо возникшего в дверях Метельского - исхудавшего Колобка, вмиг узнавшего ее. Ведь они были знакомы еще при жизни Игната Троянова.
А собравшиеся уже бурно увлеклись обсуждением информации о плане "Удар молнии", появившемся накануне в "Правде".
- Скоро все начнется, дзержинцы с утроенной силой тренируются на своих полигонах, а в Москву пригоняют омоновцев со всей страны.
- Кремль готовится к прыжку, скоро нас разгонят!
- Ты думаешь, что это так уж просто? Так народ и позволит?!
- Да народа твоего и спрашивать никто не будет. Пойми ты, "святая простота"! - раздавались возгласы кругом.
- И все же, товарищи, мы не можем, как овцы невинные, отдать себя на заклание этим подонкам! Надо собирать митинги в Москве. А кое-кто из нас двинет в регионы: будем призывать к гражданскому неповиновению, разъяснять людям, что к чему! - воскликнул Сатинов.
Кто-то вторил ему, а иные кричали:
- На армию одна надежда, слышите? Только военные могут остановить этот беспредел!
Дебаты продолжались еще несколько часов… Когда стали расходиться, к Алевтине подскочил Метельский:
- Ты то как здесь очутилась, а?
- Вообще-то случайно, Леня. Я сочувствующая, понимаешь? А ты какими судьбами? Уж не с коммунистами ли вместе?
- Нет, Аля. Я - от государственников. Ну а главное - "демороссов" этих просто ненавижу! Моя бы воля - всех бы их в распыл пустил!
- Ну и ну, Леня, ты ли это - прирожденный такой интеллигент?
- Чему дивишься-то, Алевтина? Они меня на Старой площади чуть насмерть не растерзали! Эх, ну а Ивлева-то где? Умоляю, если увидишь ее, скажи, пусть позвонит мне, а?
Попрощавшись с ним, Аля долго шла куда глаза глядят. В голове все смешалось: столько споров среди них - вроде бы единомышленники, а в то же время многие друг друга просто ненавидят. К тому же она заметила среди присутствовавших господина Атрасова - всем известного бизнесмена: он-то, этот "премудрый", как тут оказался? Надо срочно Савву спросить. Очень странно…
Вскоре Трофим вызвал Алевтину на разговор:
- Растолкуй-ка Сатинову, что речь не идет о том: кто кого на вилы вздернет - президент или парламент! И дело не в том, что взбесившийся ЕБН решил самодержцем заделаться, нет! Все гораздо глубже. Спроси Савву, что он знает о недавней встрече "семерки" в Токио! Там ведь приняли решение открыть в Москве особое представительство, якобы "для содействия демократическим реформам" в России, а разве это - не "теневой кабинет" с англо-германо-американо… министрами?!
- Ну да, речь не идет, конечно, о наших так называемых реформах сволочных, а о мировом господстве, так, Трофимушка?!
- С этого поля игры нас Штаты еще два года назад как выбили, Аля, а теперь они почти что у цели. А если еще наш уран заполучат - пиши пропало! Но ведь в конце февраля в Верховный Совет поступило же соглашение об этой дьявольской сделке, а кто и как отреагировал?! - Никто! Ни премудрые депутаты, ни спикер, ни его зам по обороне - известный генерал! Ну а твой любимый Савва почему молчал?! Они что все там - слепые?! Или предатели кругом, или трусы, или просто дураки?! Спроси-ка ты его об этом, Аленька, - риторически воззвал Золотов.
Глава 3. "У адских врат"
Еще встает за окнами рассвет,
Еще струится осень золотая.
Но нет Москвы. А есть воронья стая
Над стогнами страны, которой нет…
Татьяна Глушкова
…И процветем на выжженной земле,
Раскинемся дубравами в пустыне
Пред вашими глазницами пустыми,
Над вашим прахом, тлеющим в золе.
Константин Душенов
Маша все пронзительнее ощущала, как сгущается тьма над Москвой - будто зловещая тень будущего расширялась и набухала над великим городом, принимая причудливо - отвратительные формы. И вовсе не удивилась, когда Трофим сообщил ей о готовящихся погромах в момент массовых митингов, которые соберутся в годовщину победы над ГКЧП. Однако и Фронт спасения не дремал: на очередном его совещании было решено созвать 20 августа свой митинг - параллельно ельцинистскому. И действительно в сей знаменательный день возле Дома Советов столкнулись два многотысячных потока, не перетекая друг в друга: с одной стороны - клеймили преступный режим и президента-узурпатора, с другой - неслись подобострастно-истерические крики: "Ельцин! Ельцин!", "Съезд - в отставку!". И гигантские волны людского моря вздымались полотнищами флагов над площадью Свободной России и с грохотом ударялись о мостовую…
* * *
К концу августа предгрозовая атмосфера накалилась до предела. Алевтина все чаще появлялась в штабе Фронта спасения, снабжая Сатинова сведениями, тайно исходившими от Корфа. А они были неутешительны: во время визита в Вашингтон Черномырдин подписал соглашение об "урановой сделке".
- Но в печати же об этом - ни гу-гу! А ведь это - государственное преступление, измена! - вскричал ошеломленный депутат.
- А вы, Савва Константинович, будто бы об этом раньше не подозревали?! Ведь еще в феврале к вам в Верховный Совет поступили сведения об этом проекте, ведь так? - пристально взглянув на него, спросила Аля.
- Да, конечно, но в чем толк-то состоит - никто тогда и не понял! Между Минатомом нашим и американским Министерством энергетики соглашение было. Но это же в мирных целях, ведь речь-то была о низкообогащенном, переработанном уране. Гм… кто знал-то, что мы почти всех своих запасов лишиться можем?! - медленно прозревал Сатинов.
- А что делает у вас господин Атрасов? Он что - тоже ФНС деньгами снабжает? - с вызовом спросила Алевтина.
- Между нами говоря, да, но только между нами, - прошептал лидер.
- Но ведь он и "демороссов" снабжает, он же с ними заодно! - не унималась Аля, - Как же так, Савва Константиныч, он ведь противника вашего поддерживает?
- Не знаю. Он мне всегда помогал, понимаете, Алевтина? Он мой друг, - отрезал Савва.
Его признание очень смутило Алю, но заподозрить Сатинова в двурушничестве она почему-то никак не могла. Начиная с первого дня их знакомства между ними возник какой-то нерушимый внутренний контакт, интуитивное ощущение душевного родства, о чем они не задумывались. Но взаимное притяжение, неуловимое разумом поначалу, продолжало неумолимо нарастать. Возможно, предчувствие неотвратимо приближавшейся катастрофы висело в самом воздухе столицы и обостряло их подсознание. Вскоре они поняли, что не могут больше друг без друга. И наконец, Савва решился пригласить Алю на свидание.
Дождливым вечером она подъехала к "Октябрьской", где притаившись под большим зонтом, он терпеливо ждал ее. Они молча направились в сторону ЦПКО, медленно шли по Крымскому мосту. И Аля поведала ему о своей жизни, о дочери. Он же сказал, что с женой своей Ульяной просто "тянет лямку". Интересов его она никогда не разделяла, наоборот, всячески препятствовала ему "соваться в политику". Ей удалось даже их сына, славного Витеньку, против отца настроить. И он, Савва, уже отчаялся что-либо изменить в своей семейной жизни. Если Ульяна раньше ревновала его сильно, - то теперь из-за стены вежливого равнодушия в ее глазах иной раз проскакивали искры затаенной враждебности.
Дождь усилился, когда они подошли к "Парку Культуры". Неожиданно Савва взял руку Алевтины, и приблизив к своим губам, прощаясь с нею, прошептал:
- Что хотите, делайте со мной, Аля! Но я не могу больше без вас!
В тот же вечер она призналась Маше, что любит Сатинова. Со страхом взглянув на счастливо-рассеянное лицо Алевтины, верная Мимоза запричитала:
- Ты с ума сошла! Ведь он женат, у него сын. Иди на исповедь срочно, езжай к отцу Артемию, умоляю! Делай, что угодно, только - не это!
* * *
Тем временем разведчики из отряда Трофима Золотова сообщали, что президент за последние дни чрезвычайно оживился, побывав у таманцев и кантемировцев. А в Кубинке и Наро-Фоминске усилилась подготовка спецподразделений. На некоторых же полигонах Подмосковья творилось вообще нечто непонятное и ранее невиданное: там упражнялись крепкие парни в гражданской одежде, взявшиеся неизвестно откуда. И вскоре разведка Союза офицеров перехватила совершенно секретный приказ премьера Черномырдина о приведении Вооруженных Сил в повышенную боеготовность.
Самое удивительное, что в тот момент еще была возможность прекратить всяческие заседания съезда, и для этого необходимо было только одно - чтобы всего лишь несколько десятков народных избранников отказались от своих полномочий. И такие мгновенно нашлись - те, кто был на все готов ради баксов и столичных квартир. Однако в последнюю минуту хозяин Кремля почему-то не согласился на мирный вариант, отказался от бескровного выхода. Что за причина скрывалась за его странным решением? не мог же он так запросто отступиться от вожделенной цели - ведь для него самого это был бы легчайший способ полного захвата власти в свои руки! Какие-то чудовищные силы за его спиной, жаждали крови. Не иначе!
Вечером 21 сентября провозглашение президентом по Второму каналу указа 1400 - явилось зловещим знаком начала государственного переворота! Однако миллионам наших сограждан, измученных борьбой за выживание, давно уже казалось, что яростный бой за власть идет где-то в заоблачных высях, невероятно удаленных от их повседневной жизни. Простым людям было просто не до того…
И даже те сотни тысяч, кто ежевечерне со страхом и трепетом приникал к экранам, те, кто не до конца утерял гражданские чувства, - и они продолжали гадать: что же дальше? Всколыхнулась лишь столица, где с самого утра слухи о предстоящей схватке молнией разнеслись по городу. А вечером на Краснопресненскую набережную стали съезжаться взъяренные депутаты. Дом Советов загудел как растревоженный улей.
- И все-таки он посмел, этот негодяй! - с яростью вскричала Алевтина и бросилась звонить Савве, но уже не застала его. В тот же миг заверещал телефон у Маши: пристально следивший за событиями по CNN и немецким каналам, Корф строго напомнил ей о своем приказе: ни во что не встревать!
А с экрана разносились победные речи Хасбулатова, Руцкого и Зорькина - будто они уже и впрямь взяли верх над зарвавшимся кремлевским "монстром". Всеобщая эйфория разлилась по залу - всем казалось, что "банда Ельцина" сметена с лица земли…
Под громкие овации Руцкого привели к присяге - сей исторический момент на долгие годы как заноза застрял в памяти миллионов соотечественников. А новоявленный "усатый кесарь" закружился тогда от восторженных поздравлений. Но почему-то большинство депутатов совсем утеряло чувство реальности и не ощущало затаившейся опасности, исходившей от коварного противника. И даже ироничный, осторожный Хасбулатов не уловил в тот миг, как под ногами разверзалась бездна… Казалось, что оба лидера пребывали в какой-то прострации…
* * *
Утром под окнами парламента, как на дрожжах, разрасталась пестрая толпа: скромные интеллигенты, старушки с портретами Сталина и явные "люмпены". Среди них резко бросались в глаза "черные рыцари" Баркашова, казаки и монархисты со своими флагами и униформой. По знаку Трофима Золотова у стен Белого Дома появились офицеры. Кто-то стал записывать добровольцев. А вокруг здания - на Дружинниковской, Рочдельской, Горбатом мосту уже высились баррикады. Черно-желтые и красные полотнища развевались над ними.
Выйдя из метро "Смоленская", Маша увидела напротив американского посольства сдвинутые барьеры, разбросанные бетонные блоки, кучи камней. У гостиницы "Мир" - та же картина. Между баррикадами раздавались словесные перепалки. В воздухе сквозила недобрая тревога, но Мимозе показалось, что особо страшного произойти не может, ведь толпившиеся кругом люди были безоружны. И пройдясь по старому Арбату, она решила вернуться на Старосадский.
Для депутатов же и для всех, пришедших на подмогу к ним во имя защиты справедливости и Закона, еще два дня длилось мучительное ожидание: куда перетянет чаша весов? Наконец в пятницу вечером, когда по приказу узурпатора Дом Советов погрузился во тьму, нечто неуловимое сдвинулось в гнетущей атмосфере противостояния. Показалось, что в сей миг все взорвется, взлетит на воздух…
- Не могу я больше у моря погоды ждать, завтра же еду туда. А ты, Маша, решай сама! - категорично заявила Алевтина.
- Езжай, Алька, там же Савва! Разве есть у меня какое-то право тебя удерживать? А у меня и пропуска-то в Дом Советов нет, гм, - печально вздохнула Мими, - но главное, ты же знаешь, что Корф - против. Что делать-то? Я ведь подводить его не могу, ну никак!
Продираясь сквозь толпу к парламенту, Аля сразу увидела Сатинова, выступавшего с балкона. Зажав микрофон в правой руке и резко жестикулируя левой, он страстно призывал народ не сдаваться обезумевшему диктатору. Сдавленная со всех сторон, Алевтина завороженно внимала голосу любимого, не замечая ничего вокруг. На миг ей даже почудилось, что взгляд его уловил ее глаза среди тысяч других: и улыбнулся он именно ей одной! Лицо Али озарилось гордостью за него, засветилось от счастья. Наконец, оказавшись внутри здания на первом этаже, она вздрогнула, услышав за спиной голос:
- Ваши документы, гражданка!
И обернувшись, нервно засмеялась - перед ней стоял разъяренный Золотов.
- Ах, Трофимушка, ну… я же, ты знаешь…
- Ничего знать не хочу! Кто разрешил, и где Ивлева?!
- Я одна… должна… к Сатинову, понимаешь? А Маши здесь нет, успокойся!
- Ну, Алевтина, смотри! У меня ни секунды нет - вон какой Содом! Но если что - я в штабе Сопротивления либо у добровольцев. Все, убегаю. Думай, Аля, что делаешь - у тебя ведь дочь малолетняя на руках!
Продвигаясь вглубь по тесному коридору, Маевская столкнулась с группой соратников Саввы, возмущенно кричавших и проклинавших руководство Верховного Совета. По их репликам ей удалось понять, что речь шла о намерениях Сатинова организовать крупную стачку. Он собирался вывести московских рабочих для мирной манифестации и гарантировал успех. Однако Хасбулатов и Руцкой отказали ему категорически.
- Да вот и он сам! - раздался рядом чей-то голос.
Увидев Алю, Сатинов схватил ее за руку, быстро потянул за собой, прошептав: