* * *
Долан, порывистый, энергичный, носившийся как ветер даже в помещении, там тоже был. Он представил их друг другу, убрал из магнитофона кассету, которую до этого прослушивала Фрэнсис ("Синхронность" в исполнении группы "Полиция"; интересно, заметил ли Айвс, увидел ли иронию?), и поставил взамен чистую, приспособив стойку с микрофоном на столе. Объяснил, что по просьбе Айвса помощники присутствовать не будут, но они хотят сделать собственные записи интервью для архива, пообещал вернуться через сорок пять минут перевернуть кассету и ушел.
Потом наступил момент неуверенности, как у парочки на первом свидании. Она подумала о том, что он неожиданно красив в коричневом летнем костюме, голубой рубашке с пестрым галстуком. Более того, интересен, особенно с этим потрепанным кожаным кейсом, выглядевшим так, будто побывал в аду.
И теперь, глубокой зимой, она знала, что подумал он тогда и как позже напишет о ней:
"Фрэнсис Мак-Алистер пожимает руку посетителя немного дольше, чем необходимо. Буквально - проявление ее радушия. У нее большая рука, пальцы сильные, длинные и худые, хватка - мастерская. Это точное слово, поскольку рука посетителя для нее, словно инструмент для мастера. В конце концов, она - общественный деятель, и посетитель-репортер может быть ей полезен".
- Кушетка не столь удобна, как выглядит. Пожалуйста, садитесь в кресло.
Сама Фрэнсис устроилась на кушетке.
- Я была вашей поклонницей, когда читала репортажи из Вьетнама, боюсь показаться слишком тривиальной. А потом вы взяли длинный отпуск, верно?
Айвс сидел в крутящемся кресле и вставлял кассету в диктофон.
- Бросил все. Устал писать о том, что делают другие люди, - он поставил диктофон на стол. - Последнее время мне не приходилось пользоваться этой штукой, не уверен, что микрофон хорошо работает. Будьте добры, скажите что-нибудь. И спасибо за то, что вы интересовались моей работой.
- Пожалуйста, - она поерзала, похлопала ладонью по кушетке, пожала плечами, снова похлопала, наконец рассмеялась.
- Не знаю, что и сказать.
Айвс улыбнулся;
- Просто скажите: проверка, один, два, три, четыре…
Она заставила себя успокоиться и сказала вместо этого:
- Вы написали роман о Вьетнаме. Я его тоже читала. Мне понравилось.
- Спасибо, - Айвс остановил пленку, перемотал назад и включил воспроизведение.
- Спасибо за то, что вы интересовались моей работой.
- Пожалуйста… Не знаю, что и сказать.
- Просто скажите: проверка, один, два, три, четыре…
- Вы написали роман о Вьетнаме. Я его тоже читала. Мне понравилось.
- Спасибо.
Айвс остановил пленку, снова перемотал, начал что-то говорить, неожиданно в дверь постучали. В кабинет заглянул Долан.
- Извините, но вы мне очень нужны, на минуточку. Вопрос Хейл Мохалу…
Фрэнсис Мак-Алистер встала, извинилась перед Айвсом, уверила его, что правда будет отсутствовать только минуточку. Потом махнула рукой в сторону книжных шкафов.
- Не стесняйтесь, полистайте. Некоторые из книг у меня с детских лет. Карта на стене - подарок на день рождения, мне тогда исполнилось двенадцать.
Она вышла, и, пока решала вопрос, он действительно полез в книги. (Вынюхивать. Она почти радостно вскрикнула. Это слово он употребил однажды, когда сознался в проделанном.) Нынешней мрачной зимой она знала это точно, потому что однажды Айвс повинился, а если бы и не сказал, она все равно бы узнала, потому что прослушала пленку вместе с Доланом как раз этим утром. Она слышала, как Айвс говорит в собственный, а заодно в ее магнитофон:
- Множество книг о женщинах. Некоторые - биографии взросления. Хелен Келлер, Анна Франк, Флоренс Найтингейл, Элеонор Рузвельт, Жанна д’Арк, Сакагави, Королева Виктория, Королева Елизавета Первая… Амелия Эрхард, Виктория Вудхал, Айседора Дункан, Зелъда Фитцджеральд, Голда Мейр, Мариан Андерсон, Принцесса Грейс, Билли Джин Кинг, Екатерина Великая - слава Богу, у нее есть какая-то похоть, - Лоретта Линн, Долли Мэдисон. Книги, написанные женщинами: Джейн Остин, Бронте, обе, Эмили Дикинсон, Фридан, Грир, Браунмиллер, Рич, Зонтаг, Штайнем, Беатрис Поттер, Е. Несбит, Айзек Дайнесен, Мадлен Лангл, Анни Диллард, Кэтлин Рейн, Маргарет Этвуд, Берил Маркхэм, Анаис Нин, Симона де Бовуар, Колетт, Франсуаза Саган, Леди Мурасаки, Эдит Уортон, Франсин дю Плесси Грей, Агата Кристи, П. Д. Джеймс, Алиса Монро, Филлис Роуз, Лилиан Хелман, Марианна Мур, Джэнет Малколм, Шана Александер - о Патриции Херст, ага, о Джин Харрис, Диана Триллинг о Джин Харрис…
Из книг, написанных мужчинами, только… Кляйст. Кляйст? Мейлер о Мэрилин Монро, Брет Истон Эллис - о, Господи. Стайрон "Выбор Софи". И я.
Потом какое-то время на пленке ничего не записано, кроме шелеста переворачиваемых страниц - похоже, он рассматривал экземпляр собственной книги. Возможно, немного гордился - книга стоит у нее на полке, в компании самого Кляйста, Брета Истона Эллиса, Майлера и Стайрона. Смотрел, может быть, не отметила ли она заинтересовавший абзац или оставила клочок бумаги между страниц. Потом было тихо. Теперь, этой мрачной зимой, она точно знала, что он рассматривал карту, которую она практически предложила ему изучить, обнюхать, отметить дырочки от булавок, свидетельствующие о том, как долго карта находилась в ее багаже, к скольким стенам и доскам прикреплялась. Он, конечно, отметил единственную дырочку в середине над вторым "и" в Луизиане.
Потом на пленке записался скрип двери, ее шаги. Фрэнсис принесла тогда поднос с кофейником и чашками, а Айвс торопливо освобождал место на кофейном столе, куда она и поставила поднос.
- Я задержалась дольше, чем на минутку. Простите. Старый друг на Гавайях просил совета профессионала. Мы несколько дней пытались дозвониться. Думаю, разница во времени составляет шесть часов. Вы собираетесь писать о моих пристрастиях? Я имею в виду книги.
- Если не возражаете. Ваша библиотека значительно отличается от моей. У меня всего несколько экземпляров моей книги.
Они улыбнулись друг другу, и она его попросила подписать книгу, он подписал и вернул обратно.
- Я ее увидел и почувствовал то же самое, что всегда чувствую, когда натыкаюсь на нее в магазине, обычно на столе с остатками: это фальшивка. Я не помню, как писал ее. Этот экземпляр новый, вы его, видимо, получили у моего издателя.
Она покраснела:
- Если вы имеете в виду, что я только-только ее прочитала - да. Решила, что мне необходимо немного больше узнать о вас. Билл позвонил вашему издателю.
- Я рад, что у него еще остались запасы. Они тщательно скрывают факт ее публикации.
Фрэнсис Мак-Алистер положила книгу обратно на полку и села на место.
- Сливки или сахар?
- Ничего. То есть не надо кофе. Спасибо.
Она налила себе чашку черного.
- Я считала, что газетчики пьют кофе. Черный.
- Они - да.
Она почувствовала подтекст, что он - не все.
- Хорошо. С чего бы вы хотели начать?
- С начала.
Она улыбнулась, но голос стал холодным, несколько официальным.
- Билл сказал, что вы готовите большую статью. Ваша газета не поддерживает меня, Айвс. Беглые отрывки и придирки редакции - вот что чаще всего я встречаю среди новостей.
- Это не моя газета, - возразил Айвс, но затем наклонился и нажал кнопку "пауза", - я не играю словами. В любой газете редакционная полоса говорит о штате не больше, чем ее телеобозрение. И если вам не хватает гласности…
- И мне не нравится та гласность, что есть.
Он отступил в сторону.
- Газета выпускается людьми. Их причуды, их вкусы, их предпочтения определяют содержание газеты каждый день в большей степени, чем любой Гражданин Дубина. Это как выражение принципов. Я писал истории так честно, как только мог, и так же обстоятельно. Они получались очень длинными. Некоторые были зарублены новыми редакторами, которые верят, что если не можешь рассказывать коротко, то вообще не стоит рассказывать. Кое-какие были спрессованы редакторами выпусков, которые относятся ко всем репортерам словно к врагам стиля и смысла. В любом случае, кое-какие подвергались ампутации в отделе составления, где считают: неважно о чем рассказ, чем начинается и чем заканчивается, лишь бы он втиснулся на полосу. Большинство редакторов - мужчины. Многие из представителей этой профессии, а в особенности малочисленный отряд женщин - женоненавистники. И в вашем случае вместе с зарубленными и обрезанными статьями были рассказы, полетевшие в мусорную корзину из убеждения, что женщина, желающая чаще видеть свое имя на страницах газеты, должна вести себя как леди или совершенно наоборот.
Фрэнсис Мак-Алистер не показала, что ее обрадовало или развеселило его объяснение.
- Как произошло, что этот материал не поручили писать женщине? В территорию Карен Оберн входит и мой офис.
- Что делает ее частью того же порядка, к которому принадлежите и вы. Материал с размышлениями о ваших политических амбициях - дурная реклама. Почему бы и нет? Зачем ей дождь на ее собственном параде? Я - аутсайдер. Мои перспективы иные, чем у Карен Оберн. Не лучше, а просто иные. А вот почему другая женщина, кроме Карен, не была послана сюда, я сказать не могу. Мне не пришло в голову поинтересоваться.
- Они считают, что вы подходящий мужчина для этой работы.
- Человек.
- Хорошо. Человек.
Наступила тишина. Она сидела, играя очками, о которых, она знала теперь, в глухую зимнюю пору, он потом напишет:
"Однажды посетитель беседовал с Нобелевским лауреатом, чьи толстые прямоугольные очки, казалось, помогают видеть не только лучше, но и больше. Очки Фрэнсис Мак-Алистер производят впечатление, что она и без них видит, а надевая их, словно защитную маску, как бы закрывается от вторжения.
Когда она расслабляется, очки сдвинуты на волосы, или зажаты за дужку в губах, или просто лежат на столе. Но стоит ей столкнуться с незнакомцем, с жалобой, с крупным вопросом, очки тут же идут в ход. Она придерживает их, аккуратно прижав к вискам кончиками пальцев, так гонщик усаживает на голове защитный шлем".
Фрэнсис указала ему на магнитофон:
- Вы собираетесь это включать?
Он нажал на кнопку, и женщина заговорила:
- Начинаю с первого воспоминания - огромная черная собака лижет мне лицо. Мне исполнилось три года, я играла на лужайке летнего дома родителей в Саутгемптоне. Место это расположено в конце дороги под названием Вянданк - местные говорят Вянданс. Она названа так в честь вождя индейцев Монтаук. Скорее всего, собака была соседская, потому что мои родители держали кошек - трех абиссинок - и шотландского пони…
6
Настоящее вторглось в ее воспоминания появлением Долана, который вел за собой крупного банкира и залогового поручителя с Бакстер-стрит. Банкир во вполне сносном костюме, побрякушки сверкают. Он сделал шаг вперед и почти формально поклонился:
- Лейтенант Дэвид Милнер.
Из внутреннего кармана костюма материализовалась золотая ручка, из другого - записная книжка, обтянутая кожей. Теперь он не походил на банкира, скорее на метрдотеля у ворот кладбища, если можно так выразиться. Он взял ее под локоток и повел к чайному столику и двум виндзорским стульям.
- Эй, Милнер? - окликнул его поручитель. Он выглядел так, будто его одевала мама - с любовью и без экономии, но не могла добиться того, чтобы не раздувались пиджачные карманы, а галстук завязывался такой длины, чтобы ему приходилось втягивать живот. Не мог он справиться и с непослушным вихром. На ногах у него была пара серьезных ботинок для самой плохой погоды.
Милнер остановился и округлил глаза, улыбаясь Фрэнсис Мак-Алистер, как бы говоря, что не остается ничего другого, как высмеять человека в таких ботинках.
Поручитель показал на два кресла и кушетку возле кофейного столика.
- Давайте сядем там, чтобы для всех хватило места.
Милнер вздохнул, но повернулся, снова взяв под руку Фрэнсис Мак-Алистер.
Она отстранилась, высвободила руку и уперлась.
- Ну-ну, прежде всего, кто вы такие?
Поручитель щелкнул каблуками:
- Э-э… Ньюмен, мэм. Лейтенант…
Милнер ехидно захрюкал:
- И это тоже лейтенант, советник.
- Думаю, что она поняла, - сказал Ньюмен.
- Не так ли? - поинтересовался Милнер.
Мак-Алистер удивленно посмотрела на них:
- Вы знакомы друг с другом?
Вместо ответа они уселись в кресла на противоположных концах кофейного столика. Она села между ними на кушетку, надела очки (надевает их, словно защитную маску… или как автогонщик шлем), Долан взял один из виндзорских стульев и поставил его рядом с кушеткой, сев возле левого плеча женщины, чтобы удобнее было советовать советнику.
Милнер положил ногу на ногу, проверил стрелки на брюках и заговорил:
- Мы думаем, что вы уже отвечали на вопросы, которые мы будем задавать, мисс Мак-Алистер. На многие ответили, и мы ничего другого сделать не можем. Как вы, вероятно, знаете, форма работы одного следователя отличается от формы работы другого. Сначала вас спрашивали полицейские из патруля на месте происшествия, они обычно заполняют форму и часто не спрашивают больше, чем предусматривает форма. Потом вас допрашивают детективы из участка, у которых меньше бланков, но у них рапорты о расследовании, уточнения и все такое. И наконец, как в данном случае, вас допрашивают представители из отдела убийств, мы не используем бланков, но тоже пишем рапорты о расследовании и уточнения. Однако мы не всегда работаем так, как участковые, потому что отдел убийств - это районная, а иногда городская служба. В некоторых случаях, как вы, конечно, знаете, участок - это участок, тесный, маленький островок с приоритетами, личностями и местным укладом, которые в первую очередь довлеют над командой. В отделе убийств более широкий подход, так сказать…
- Понятно, лейтенант, - вырубила его Фрэнсис Мак-Алистер.
Ньюмен тоже понял, был заинтересован, загипнотизирован, сбит с толку так, что даже носки свалились. Что там Милнер, Дэвид Милнер, Плутишка Дейв Милнер и даже Дэвид Милнер говорил ему о бледном виде в газетах и косноязычии?
"Неприятный оборот для всех, Ньюмен, из-за этого мы все выглядим, как толпа сраных придурков, - ты понимаешь, о чем я?"
Выглядеть плохо в глазах свидетеля - возможно, и подозреваемого - из-за невнятной речи, еще и не иметь такой хорошей идеи… Но одно Ньюмен отлично понял: Милнер, Дейв Милнер, Плутишка Дейв Милнер и даже Дэвид Милнер испугался.
Не то чтобы Ньюмен не испугался тоже, в свое время ему приходилось допрашивать крупных персон: окружного президента, городскую советницу, пару комиссионеров, кое-каких негодяев-полицейских, судей-преступников, организаторов и вымогателей, многих людей, знаменитых в своем кругу, - известность, как и все остальное, - достаточно относительная штука. Допрашивал монашек, священников, всяких попов, раввинов, гуру, включая одного, который произвел впечатление на огромное количество народу, даже на жену Ньюмена Марию, ведущую постоянной телепрограммы. Но с федеральным прокурором ему пока встречаться не приходилось. Он, говоривший раньше так много, теперь не мог заставить себя выдавить ни слова, говорить ему не хотелось. Однако Милнер, обычно скупой на слова, прямо-таки разразился словесным поносом.
- Я пробыла в офисе прошлым вечером до половины восьмого, - начала Фрэнсис Мак-Алистер, - правительственная машина отвезла меня в "Маццу" на Кенмор-стрит, где я и пообедала. И пробыла там до девяти тридцати.
- С кем обедали? - уточнил Милнер.
- С другом.
Милнер переменил положение ног.
- Я не представляю вас обедающей с врагом, советник. О, предполагаю, ради пользы могли бы, но дела чаще всего обсуждаются за ленчем. Наверное, и не в таком месте, как "Мацца", где за ленчем собирается столько же плохих парней, сколько и хороших.
В разговор вмешался Долан:
- Если есть какое-то направление в этом допросе, то, будьте добры, лейтенант, укажите его.
"Он ничего не может сделать, - подумал Ньюмен. - Хорошо еще, что его разговор хоть на что-то похож. Хорошо, что он не выглядит как соленый крекер или как дурной сон".
Фрэнсис Мак-Алистер подняла руку, останавливая Долана:
- Имя моего друга Том Мак-Нэлли, лейтенант. Вам это хорошо известно из рапорта с места происшествия. И это не имеет никакого отношения к делу. Вам нужно точное время, лейтенант, не стоит беспокоить Мак-Нэлли. Есть официанты, кассиры, водители, швейцары.
Милнер старательно выводил каракули в записной книжке.
- Он издатель, Мак-Нэлли, да? Я, конечно, читал кое-что о том, что он издатель.
- Да, он издатель.
- Он издает спортивный журнал или что-то в этом роде? Спортивный журнал, верно?
- Альпинистский.
- Альпинистский. Правильно. Альпинистский. Никогда этим не занимался. Моя игра - гольф.
"Гольф и взятки, - подумал Ньюмен. - Гольф, взятки, а сейчас еще и трепотня".
- Плохая погода для гольфа, - заметила Мак-Алистер, а Ньюмен призадумался, для чего она это сказала. Пытается поддержать беседу или пудрит мозги?
Милнер сделал жест, который можно истолковать так: "Что поделаешь, если бы вы могли, то давно уехали бы в Августу, Палм-Спрингс или Пеббл", - как бы намекая на то, что она живет здесь, на Парк-авеню, гуляет с издателем альпинистского журнала и одновременно отравляет жизнь всяким донам, коррупционерам и прочим трупным червям, потому что есть работа, которую никто за нее не сделает.
- Плохая погода и для хождения по ресторанам, - ляпнул Ньюмен.
Все изумленно уставились на него. Он и сам бы на себя уставился, если бы под рукой оказалось зеркало, а так просто не мог.
- Что вы имеете в виду, лейтенант? - спросил Долан, но Фрэнсис Мак-Алистер снова подняла руку:
- Я поняла вас, лейтенант. Мы с мистером Мак-Нэлли встречались около шести месяцев. Настало время, с моей точки зрения, прекратить встречи. Нет, конечно же, вечер не подходил для езды по ресторанам, но дело должно быть сделано, лучше не откладывать его и лучше поговорить на публике.
- Почему? - спросил Ньюмен.
- Боюсь, что сама не понимаю, - Фрэнсис Мак-Алистер воинственно вздернула голову.
- Дело должно быть сделано. Так и произошло? Действительно ли для этого лучше подходит общественное место? Получил ли Мак-Нэлли приглашение? Он шел пешком? Возможно, это не мое дело. Но очень важно: вы вернулись домой одна?
Она подавила сумятицу в мыслях.
- Как ни странно, да.
Милнер хлопнул записной книжкой по колену, но Ньюмен уверенно продолжал:
- Вы утверждаете, что пробыли в "Мацце" примерно до девяти тридцати. Погода плохая, у вас, наверное, не меньше часа ушло на то, чтобы до браться домой из Маленькой Италии.