- Какой досмотр! - в сердцах сказал поляк. - Ну, какой досмотр? Я через этот пост гоню двадцать камеонов с контрабандой в месяц, по тысяче долларов за каждый - погранцам и таможне. И обратно - столько же. И не я один гоню, если говорить честно. Пес он неблагодарный. Он с моих рук ест. Для него эти полторы тысячи - не деньги.
- Тогда зачем этот спектакль, - спросила Диана.
Томаш через приспущенное стекло вручил солдатику талон, шлагбаум поднялся и "альфа" медленно поехала к польскому КПП.
- Он показал мне, кто хозяин. Девки, атомная бомба, наркотики или испорченное мясо - ему плевать, что я везу. Уплачено. Но я должен помнить, кто хозяин.
Он помолчал, и, только тормозя возле польского пограничника, добавил.
- И наши такие же. Но тут я дома.
Он не солгал. Польскую границу они прошли, лишь слегка притормозив два раза. Дашка и Марк, перепуганные, сидевшие возле мамы, тихо, как мыши, попросились выйти. Романовский кивнул и заулыбался. Он ощутимо расслабился и это было видно.
- У меня тоже - двое, - сообщил он Краснову, и добавил, обращаясь к детям. - Подождите, ребята. Я сейчас. Пару минут.
Проехав несколько километров от погранзоны, Томаш остановил машину, отправил детей справить нужду в придорожные кусты, осмотрел повязку Дианы, зацокал языком и сказал Косте:
- Дороги тут лучше, но я бы рисковать не стал. До Варшавы еще надо ехать. Есть тут недалеко, в Хелме, хороший госпиталь. Город маленький, а госпиталь, действительно, хороший. И доктора я знаю. Может быть - туда?
- Туда - куда ближе, - сказал Костя, оглядываясь на Диану, у которой не было сил выйти из машины, хотя ноги и спина от длительного сидения у нее затекли, и нестерпимо ныл живот. - Чем быстрее, тем лучше.
- Двадцать минут пути. Давай позвоним Дитеру, предупредим, что мы уже здесь. Связь есть.
Дети уже возвращались к машине вместе, держась за руки. Дашка что-то говорила Марку, шагавшему рядом. И улыбалась.
По дороге, мимо них, проносились машины с черными, непривычными номерными знаками и включенным ближним светом, пахло травой и дождем.
Костя прислушался к себе и почувствовал, как где-то внутри, возле средостения, зашевелился черный, многоногий жилец, родившийся этим днем. Он не собирался уходить. Он ждал. Он хотел крови. И, что самое страшное, теперь он был неотъемлемой частью Краснова - плоть от его плоти.
Они опять тронулись в путь. Романовский быстро вел машину по узковатой, ухоженной польской дороге, одновременно говоря со Штайнцем по мобильному телефону. Разговор шел на немецком, но Костя так устал, что даже не прислушивался. Рядом, прижавшись к нему, сидела Диана.
- Жизнь продолжается, - подумал Краснов. - Мы живы. Жизнь продолжается. И прощения у тех, кого нет, уже не попросить.
- Мама, ты как? - спросил Марик, выглядывая из-за высокой спинки переднего сидения. И повторил, уже срывающимся голосом. - Мама, ты как?
Диана не ответила. Костя, леденея от ужаса, за плечи развернул ее к себе. Глаза жены были закрыты, руки совсем холодными, веки, даже в неверном закатном свете, были синеватыми.
Черный, скользкий спрут торжествующе взметнул щупальца к самому его горлу. Краснов, дрожащими пальцами тронул Диану за шею и, нащупав рвущуюся ниточку пульса, заорал хрипло и страшно, уже не заботясь о том, что пугает криком детей:
- Томаш! Гони! Она умирает!
- Во внутрь я не пойду, - сказал Тоцкий. - Уж, извините. Хотите, можете меня к перилам пристегнуть, но второй раз этого я не выдержу. Убегать не буду, обещаю.
Миронов посмотрел на него недоверчиво. Ружин вышел из дверей дачного дома, бледный, как смерть, и кивнул головой. Ожидавшие его знака эксперты засуетились возле микроавтобуса, выгружая аппаратуру - несколько кофров и металлический чемоданчик.
- Я думал, - сказал Миронов, - что вы, все-таки, время тянете, Андрей Викторович.
- Я, конечно, коммерсант, мне с вами в обилии нравственных принципов тягаться бесполезно, лицом не вышел, - сказал Тоцкий, присаживаясь на ступеньки. Делать это со скованными впереди руками было на редкость неудобно. - Но тянуть время, рассказывая сказки о смерти друга, это, все-таки, чересчур. Не находите?
- Нахожу. Руки дайте.
Тоцкий протянул ему руки и Миронов, расстегнув замки, приковал его левую кисть к ограждению перил.
- Спасибо за доверие, - сказал Андрей, и полез свободной рукой за сигаретами.
Один из экспертов, высокий и нескладный, похожий, скорее, на студента-медика, чем на криминалиста, остановился рядом с ними.
- Вы там были? - спросил он, обращаясь к Тоцкому.
- Был.
- Наследили?
- Так получилось. Я перенес тело сюда.
- Где нашли?
- Там, - указал Андрей рукой. - По тропинке, налево. Метров двадцать. Яму я не закапывал.
- Вы были один?
- Как перст.
- Врет ведь, - сказал эксперт Миронову.
- Вру, - отозвался Тоцкий, - естественно. И комментариев не будет. Я был один. Исходите из этого.
Криминалист недоуменно посмотрел на Тоцкого, пожал плечами и прошел в дом. Судя по выражению лица Ружина, ему возвращаться в помещение не хотелось, но когда в дверь шагнул Миронов, он, глубоко вздохнув через стиснутые зубы, с присвистом, шагнул вслед.
Андрей сидел на нагретых солнцем ступеньках, курил, смотрел, как катится к закату солнце, и старался не думать о том, что происходит там, внутри. Не думать получалось плохо. Он слышал голоса из-за неплотно прикрытой двери, клацанье затворов фотоаппаратов, шаги. Потом из дома пробкой вылетел не выдержавший зрелища Ружин, заметался по крыльцу, зажимая рот руками, и метнулся за угол, по бетонной дорожке.
Тоцкий закрыл глаза свободной рукой и замер, чтобы ничего не видеть и не слышать. Он чувствовал, что может разрыдаться. Последние десять часов, несмотря на внешнюю браваду, стоили ему огромных усилий. Он всегда считал себя достаточно сильным человеком, но узнавать, где предел его возможностей, ему не доводилось.
И сейчас, он, похоже, нащупывал последнюю грань, за которой могло быть все, что угодно. Истерики, слезы, бешенство или сухое, как воздух пустыни, безразличие. Опустошенность.
Когда он открыл глаза Миронов сидел рядом с ним, понурившись и опустив руки между колен.
- Это точно Гельфер? - спросил он, негромко.
- Точно.
- Сейчас опознать невозможно. Жена в Москве. Вызовем, конечно. Но это сутки, как минимум. Может быть, она? По шрамам? Особым приметам? У него были какие-нибудь особые приметы?
- Он был очень хороший, порядочный и добрый человек. И очень умный. В отличие от тех, кто его убил.
- Я не об этом.
- А я об этом.
- Ты готов произвести официальное опознание?
- Да, готов.
- Даже не зная особых примет?
Тоцкий поднял на собеседника глаза.
- Я знал его шестнадцать лет. А последние пять проводил с ним больше времени, чем ты с семьей. Иногда - по двадцать часов в сутки. Как ты думаешь, я могу его узнать, - он запнулся, - даже таким?
- Наверное - да.
- Точно - да.
- Там следов - куча. Земля на полу. Юра говорит, что минимум трое заносили тело.
- Юра - это тот, длинный?
- Юра - это наш начальник ЭКО.
- Ему придется смириться с мыслью, что я все делал сам.
- И мне?
- И тебе.
- А кто его убил - скажешь?
- А ты поверишь?
- Не знаю. Смотря, что скажешь.
- Правду скажу.
- Говори, я слушаю.
- Был у нас такой начальник службы безопасности, Лукьяненко, - сказал Тоцкий и умолк.
На крыльцо вышел криминалист Юра.
- Под деревом я нашел гильзы, - сказал ему Тоцкий, глядя снизу вверх, в пол оборота. - Там и оставил. На стволе - следы пуль и крови. За домом - тоже куча следов. Можешь послать своих, пусть смотрят.
- Спасибо на честном слове, - мрачно пошутил криминалист, - без тебя бы не сообразили. Ты кто - банкир или Пинкертон. Следы, понимаешь ли…
- Обвиняемый я, - отшутился Тоцкий.
- У тебя размер ноги, какой? - спросил Юра. - Сорок два?
- Сорок два, - подтвердил Андрей.
- Со следами земли там еще две пары, сорок пятый и сорок четвертый. Слышь, обвиняемый?
- Я все делал сам, - повторил Андрей упрямо.
- Ну, тебя, - отмахнулся Юрий мосластой рукой, - все равно узнаем. Там следов, как у Жучки блох.
Он огляделся.
- Скоро сумерки. Спешить надо. Мы на яму и возле дома. А то в темноте не наищешься.
- Там, у ямы, и днем темно, - предупредил Тоцкий.
Они опять остались вдвоем.
- Ты прикрываешь кого-то? - спросил Миронов.
Андрей не ответил.
- Рано или поздно, - сказал чекист, - тебе придется что-то говорить. Уж поверь.
- Весь вопрос в том - рано или поздно. Я выбираю - поздно. А в моем случае - это почти "никогда". Знаешь, Александр Сергеевич, я бы тебе и о Гельфере ничего не сказал бы, но не хочу, чтобы все у них прошло тишком-нишком. Только опасаюсь, что и это вопрос не твоего уровня. Прикажут - забудешь и то, что только что видел. Служба у тебя такая.
- Если ты будешь говорить загадками, то мы каши не сварим, - сказал Миронов. - Я, кстати, не могу сказать с уверенностью, что это тело - твой коллега.
- Тогда через сутки и поговорим, раз ты не уверен. Ты что, не видишь, что здесь произошло?
- Вижу. Была перестрелка. Вижу следы крови на втором этаже, в гостиной. Вижу труп неизвестного мужчины на кухне первого. Вижу следы крови у дома. Я много чего вижу. Но, как я могу делать выводы, если ты отказываешься мне хотя бы что-то объяснить? Я не из "убойного", это не моя компетенция, понимаешь? Я, вообще не должен был этим заниматься - есть соответствующие службы.
- А я - в твоей компетенции, Миронов? - спросил Тоцкий со злостью. - Ты уверен, что я в твоей компетенции?
- Давай, Андрей Викторович, сделаем так. Ты скажешь мне то, что считаешь нужным. Пока.
- Пока? - переспросил Андрей.
- Пока, - подтвердил Миронов. - Ты допускаешь ведь, что твое мнение может измениться? Со временем?
- Вот это вряд ли. Скорее, твое мнение может измениться.
Они замолчали, ожидая пока мимо них пройдут эксперты, вышедшие из дома.
- Возможно, - согласился Миронов. - Заметь, я не прошу у тебя о доверии. Я хочу только услышать твой рассказ о произошедшем. Меру своей откровенности ты выбираешь сам. Я даже не буду задавать тебе сакраментальный вопрос - кто такие "они", которых ты хочешь вывести на чистую воду? Просто скажи мне, что здесь произошло сегодня?
Андрей смотрел на этого румяного СБУшника, и лихорадочно просчитывал, что он может рассказать, а что должен утаить, во что бы то ни стало. Было совершенно понятно, что скрыть присутствие здесь Виталия и его команды не удастся. Но и говорить о них и их роли в событиях этого утра он не станет. Пусть сами думают. Информация о Диане и детях никому не повредит, кроме тех, кто продумывал легенду об их бесследном исчезновении.
Костя официально мертв, и тут ему надо молчать, поскольку только он, МММ и его люди в курсе того, что сообщение о его смерти в Берлине - "утка". Смерть Лукьяненко? Пока надо молчать. Молчать про тела, скрывшиеся в зеленовато коричневой жиже болота. Молчать про машины, канувшие в черной, глубокой воде озера. Их нет, и не было. Но это и было единственным доказательством правдивости его рассказа. Удостоверения и бумаги погибших, Роман сжег, облив бензином, прямо там, на лесной дороге. До пепла. Пропали без вести. Так, что тогда? Дозированная правда? Она будет слишком похожа на ложь. Но ничего другого у Андрея в запасе не было.
- Здесь держали семью Краснова, - сказал он, - потом привезли Гельфера. Ночью они бежали. Артура убили. Диане с детьми удалось бежать. Командовал похищением начальник банковской службы безопасности Лукьяненко. С ним были несколько сотрудников нашей службы.
Он подумал немного. Миронов терпеливо ждал.
- И несколько сотрудников вашего ведомства, - продолжил Тоцкий, слегка заколебавшись, - и несколько сотрудничков МВД. Вот такая веселая команда. Все. Хватит.
Некоторое время оба молчали. Потом Миронов заговорил, спокойно и размеренно.
- Женщина с детьми бежит из-под присмотра команды состоящей из профессионалов. Заместитель управляющего банком, экономист, ничего кроме ручки и калькулятора в руках не державший, еще вчера бывший в Москве с женой, гибнет во время перестрелки возле загородного дома банкира, ошибочно расстрелянного командой наемных киллеров в Берлине. Жена банкира и их дети бесследно исчезают. Обезглавленный труп зама управляющего похитители закапывают возле дома, после чего, не прибрав после себя, в явной спешке, исчезают с места происшествия. После чего появляется Андрей Викторович, который, еще вчера был в Киеве и не вылетел вечерним рейсом, на который имел билет, но, почему-то, знает все подробности произошедшего, находит тело коллеги и рассказывает эту странную историю. Причем утверждает, что кроме него тут никого не было, хотя и ребенок бы заметил, что здесь, кроме него, было, как минимум двое-трое людей. Андерсен отдыхает. Ты бы поверил?
- Верить или не верить - дело твое.
- Понимаешь, Андрей, машина устроена так, что тех, кто был с тобой, все равно найдут. Это, считай, решенный вопрос. Слишком много следов.
- Поживем - увидим, - сказал Тоцкий. - Ищите, это ваша работа. Почему я вам должен помогать? Есть этому какая-нибудь причина, Александр Сергеевич? Сам знаешь, что нет. Я тебе сказал, что хотел. Ты услышал, что хотел. Поговорили. Я сказал правду.
- Но не всю.
- Угадал. Может быть, попробуешь еще угадать - почему?
По дорожке, ведущей от небольшой "сторожки" на въезде, галопом бежал Ружин. Вид у него был такой, что и Тоцкий и Миронов поняли, что что-то случилось - ему сегодня явно не везло с находками.
- Там, там … - выдохнул он, подбегая, - там еще люди. То есть, Шурик там три трупа, вот, блин, три!
Миронов вскочил, порываясь бежать, посмотрел на Тоцкого, а потом, отстегнув от ограды перил, приковал наручниками к своей левой руке. Ружин дышал шумно, как паровоз. Скорее от испуга, чем от короткой пробежки.
- Трое, - продолжил он, со свистом втягивая воздух, - прикрыты брезентом. Я поднял, а они все мертвые.
- Пошли, - приказал Миронов Андрею. - А ты, Дима, быстро за Юрой! Кончай дрожать! Бегом!
Трупы действительно лежали в маленьком домике охраны, который Тоцкий с Виталием забыли осмотреть.
Их было трое. Двоих Андрей смутно помнил, скорее всего, по банку, но точно сказать не мог - всего в безопасности трудилось почти шестьсот человек. На это, подумал Андрей с грустной иронией, банк денег не жалел. Третий, получивший две пули, в грудь и в горло, был Тоцкому совершенно не знаком. Сравнительно молодой - лет сорока, ладный, хорошо одетый. С застывшим выражением удивления на лице.
А вот Миронову этот незнакомец, кажется, был хорошо знаком. Во всяком случае, если судить по выражению его лица в тот момент, когда он перевернул тело, лежавшее лицом вниз. Он почти сразу взял себя в руки, совладав с мимикой, но глаза его, еще несколько секунд, оставались совершенно безумными.
- Чего ради? - подумал Тоцкий. - Кажется, кто-то хотел откровенности?
И сказал в слух:
- Что, Александр Сергеевич, знакомого встретили?
Миронов молчал, явно размышляя, отвечать или не отвечать. Потом медленно кивнул в знак согласия. Они были скованы одной цепью, и ни отвернуться, ни отойти Миронов не мог. И, может быть, поэтому не мог и солгать.
- Ваш? - спросил Андрей.
Миронов опять кивнул, уже не раздумывая.
- Интересный расклад, получается, - сказал он и выпятил нижнюю губу. Смешно, как обиженный ребенок. - Ты, Андрей Викторович, даже представить себе не можешь, какой интересный расклад получается. И как в этот расклад вписывается бывший сотрудник "девятки" я, честно говоря, не понимаю.
И поднял глаза на Тоцкого, рассматривая его так внимательно, словно впервые увидел. А потом добавил:
- И даже не могу представить - в какое говно ты вляпался. И я, кстати, тоже, с тобой за компанию.
Как и предполагал Марусич, во второй половине дня среди частных вкладчиков "СВ Банка" началась настоящая паника. Предприятия, которые еще утром убедились, что ни одну активную операцию провести невозможно, а банк работает по принципу "черного ящика", безвозвратно заглатывая вечерние и утренние платежи, к середине дня просто находились в коллапсе. А вот, создающие видимую часть крушения, дедушки и бабушки, выстроились в очереди после двух дня. Они толклись у дверей, перекрытых бойцами физзащиты, растерянные и возмущенные - Марусич превосходно понимал, что это только начало. Крики, проклятия, выбитые стекла - еще впереди. Рабочий день уже закончился, а на тротуарах толпились люди. Много людей.
МММ уже собрал дополнительную информацию. Поскольку он и так был в курсе дел, ничего особо шокирующего он не узнал. Разве что уточнил списки тех, кто был связан с "СВ банком" коммерческими интересами и аккуратно поинтересовался их реакцией на события, в основном - через третьих лиц и с максимальной осторожностью. Пострадали многие. Даже слишком многие. Никто, конечно, не складывал все яйца в одну корзину, но количество яиц было разным и кое-кто с сегодняшнего утра, внезапно, из успешных предпринимателей перешел в категорию остро нуждающихся. И это была только надводная часть айсберга.
Часть же подводная, заключалась в том, что в течение нескольких дней начнут испытывать колоссальное денежное голодание предприятия, принадлежащие "СВ банку" или переданные ему в управление. Через месяц начнутся задержки с зарплатой. Перестанут поступать комплектующие и сырье, топливо, а, значит, сорвутся внутренние и зарубежные контракты. Некоторые предприятия - плюс ко всему, были градообразующими. Уж кто-кто, а Марусич знал, что означает остановка такого предприятия - у самого были две шахты в Луганской области. На одного работающего - трое иждивенцев. И в городе нет альтернативы для работы. Вообще нет.
От камня, брошенного в пруд, идут круги, расходясь шире и шире. МММ покачал головой, глядя через затемненные стекла своего "Мерседеса", на людей стоящих возле офиса "СВ банка" на проспекте Победы. Неправильное сравнение. Скорее уж динамитная шашка, брошенная в глубокую лужу - тряхнет так, что мало не покажется - только брызги полетят. Далеко летящие последствия. Карточный домик.
В кулуарах тоже говорили разное, но все, от спикера до уборщицы, сходились в одном, что такую масштабную, превосходно скоординированную акцию провести без участия высоких покровителей и санкций с самого верха - невозможно, по сути. Сессионный зал кипел, вопросы, вынесенные на голосование, никого не волновали. Небольшая часть депутатского корпуса неприкрыто торжествовала, еще одна, приблизительно равная ей по численности, была просто убита горем. Большинство же, тоже основательно пострадавшее, негодовало. Готовились, совершенно бесполезные, и, по мнению МММа, безнадежно опоздавшие депутатские запросы. Машина запущена, механизм раскручивался.