Привлек внимание осторожный звук. Роберт пошарил рукой на пуфике, нашел очки, и
через открытую дверь в прихожей перед распахнутыми дверцами накрытого старенькой
клеенкой кухонного стола, увидел Костика. Малыш сидел на половике, по-турецки скрестив
босые ноги, перед ним прямо на полу стояла миска с румяными блинами. Не торопясь, он ел,
сосредоточенно глядя на теплую пахучую горку.
Когда на дне миски осталось еще есколько блинов, часы "кукушка", висящие перед столом
на стене, издали шипение. Костик вздрогнул, глянул на высунувшуюся птицу и замер. Роберт
тихо произнес:
– Костя…
Малыш не шевельнулся. Смотрел прямо перед собой.
– Скажи честно, ты наелся?
Он молчал.
– Но, между прочим, мог бы, и попросить у бабы Насти. Она тебе никогда не отказывала.
Или у меня.
Роберт присел перед малышом. Глаза Костика ушли в себя.
– Ну, скажи, зачем обижаешь бабушку Настю? Ты же знаешь – она старенькая, готовить ей
трудно, а дядя Григорий придет с работы, и его нечем будет покормить.
Костик шмыгнул носом, заморгал. От широко открытых глаз на щеках до подбородка
образовалась мокрая дорожка.
Роберт пожалел о сказанном, поднялся и с опаской глянул в окно. Дверь во флигель была
открыта. Баба Настя, склонившись над корытом, стирала белье.
– Ты вот что, Костя, – сказал он заговорщически, – беги отсюда. Баба Настя идет…
И едва прозвучало последнее слово, Костик вскочил, украдкой глянул в сторону Роберта,
схватил оставшиеся блины и выбежал прочь.
Еще протяжно и громко скрипя закрываясь тяжелая дверь, а на пороге, ведя Костика за ухо,
предстала перед Робертом баба Настя.
– Ты чего, малец, тута распоряжаисси? – проговорила она, обращаясь к Костику и
обшаривая глазами углы прихожей. – Божечки мои! – всплеснула она руками, увидев на полу
пустую миску из-под блинов.
Костик рванулся к двери. Баба Настя, хватая руками воздух – пыталась удержать беглеца –
кинулась следом, на ходу срывая с гвоздя висящую на стене бельевую веревку. Ее длинная
юбка, едва не защемленная дверью, хлестнула в проеме.
Роберт подбежал к окну:
– Баба Настя, у тебя молоко, кажись, сбежало, – крикнул он, перегнувшись через
подоконник, – чем-то пахнет…
Она остановилась и затопталась на месте, не зная, что ей делать в первую очередь.
– Убег, – сказала она, – и про молоко я, старая карга, совсем запамятовала! Беги, милок,
погаси огонь… Ан нет, погоди. Да погоди, говорю! Откель молоко? – она посмотрела на
Роберта мутными доверчивыми глазами. – Сегодня ж суббота. Сегодня ж я не брала молока.
Забил ты мне голову, сынок. И негодника я этого упустила, – с досадой махнула она рукой. –
Ах ты, окаянный, чево наделал! Иродова душа… убег, – сокрушалась она, старчески
покачивая головой, покрытой ослепительно белой косынкой. Она возвращалась быстрым
дробным шагом, шаркая в тапочках во дворе по цементному настилу.
Незлобно и обидчиво баба Настя еще ругалась, хлопотала по хозяйству, когда Роберт
вышел на улицу, посидеть перед наступлением вечерних сумерек.
29
Как только подкатили "Жигули" и из машины вышла мать Костика, а с водительского
места высунулся, выставив ногу в джинсах, Вовик, откуда-то выбежал Костик. Перед
матерью замедлил шаг, нерешительно подошел поближе и цепко ухватился за оборку подола.
– Чего тебе, Костя? – женщина одернула платье, поправила волосы, легким движением
провела пальцем вдоль губ… – Вовик, поставь машину и пошли!
– Мама, ты мне купила конструктор?
– Ой, Костя, ты же видишь, что мама с работы? Когда бы я тебе купила? И потом, что – у
меня сегодня получка? Да? Ну, вот…
Костик вяло отпустил платье, достал из-за пазухи свернутые в трубочку блины. Его рука,
выпачканная маслом, заблестела в свете заката. Женщина с ужасом вскрикнула:
– Что это за дрянь у тебя?!
– Это не дрянь. Это блины. Тебе… – понуро сказал.
– Фу! Где ты это взял?! – закричала женщина, ее лицо резко изменилось, стало некрасивым
и злым. – Ты почему, когда меня нет, по мусоркам лазишь? Ну! Говори, почему?! – она
дернула Костика за руку и, подталкивая ладонью в плечо, повела его в дом.
Роберт подумал, что и ему пора. Нужно постараться выспаться, встать пораньше и, пока
его не затормозила, собираясь утром в детсад Татьяна с Наташей, уйти на работу. Там, скорей
всего, включив знакомых и связи, попытаться самостоятельно организовать поиски Женечки.
Наступило время прощания. Сейчас откроется калитка и появится Татьяна. Она молча
постоит, не глядя на Роберта, понаблюдает за детьми. Потом решительно крикнет: "Наташа!
Домой!"
Роберт постоял, подождал. Вот она вышла, приблизилась к едва различимому в сумерках
Роберту, молча обняла, сильно прижалась к нему, всхлипнула… Потом решительно
оторвалась, отошла, позвала Наташу. .
Наташа тут же отделилась от детей, подбежала, прыгнула Роберту на руки и, крепко
охватив его шею, зашептала горячим дыханием:
– Папочка, ты еще придешь? Ты придешь?..
– Натаня, не волнуйся. Я сегодня ночую у бабы Насти…
– Ура!! – крикнула она и, крепко стиснув шею, принялась осыпать Роберта поцелуями.
Уже темнело.
Узкие, возвышающиеся над поселком девятиэтажные коробки Новых домов блестели на
вечернем небе и казались гигантскими небоскребами. Город подступал все ближе к Поселку
и, может быть, где-то сегодня был сдан еще один жилой дом. Жильцы справляли новоселье…
Глава 8
В другом измерении
После глубокого непрерывного сна сознание просыпалось на ходу, машинально выполняло
привычные движения везде – в транспорте, на переходах и перекрестках. Глаза определяли
правильный маршрут, ноги быстро и безошибочно вбрасывали тело в вагон, руки цепко
хватались за предметы общественного пользования, вестибулярный аппарат, надежно
ориентируя, работал как у натренированного космонавта. Но самое приятное ощущение
просыпающемуся сознанию приносили неторопливые независимые мысли по оценке
прошедших событий. У них был другой характер и отношение другого человека. Куда-то
делась угнетающая тяжесть ответственности и зависимости. Отдохнувший разум получил
кратковременную возможность трезво разобраться в проблемах и правильно их разрешить. В
30
этом, видно, сыграл немалую роль из открытых настежь окон дома бабы Насти чистый
Поселковый воздух. Роберт отнесся к этому своему состоянию с благодарностью, как к
Божьему дару. И сейчас, замкнуто сидя в электричке метро, использовал эту возможность,
обдумывал встречу с Ниной, понимая, что скоро, может уже в самолете, окончательно
проснется его истерзанный разум и все вернется в круги своя: снова будут мучить
противоречия двух противоположных семейных миров, будет съедать совесть, угнетать
обязанность, заставлять ум ловчить и изворачиваться, чтобы, стремясь к равновесию,
избежать страданий близким людям. Теперь, когда представилась возможность трезво
определить правильные поступки, нужно без эмоций привести их к ясности: Назаров,
Женечка, Татьяна. А главное – в такой же последовательности… если хватит выдержки и
обретенного состояния.
Приехав на работу еще с неустойчивостью мыслей, он согласовал с Виталием Ивановичем
свое отсутствие в лаборатории на время поездки к Назаровым. Туда же, в лабораторию, не
понятно, каким образом проник телефонный звонок типа, не назвавшего себя. Роберта
позвали к городскому, и анонимный мужской голос, показался очень знакомым, сказал, что
жена Назарова в настоящий момент из Харькова, где была у своих родственников, выезжает в
Москву, и он, Роберт скорей всего может ехать по известному ему Московскому адресу.
Почему-то подсказка незнакомца Роберта не удивила, хотя была очень кстати, не нужно было
перед отъездом звонить в Москву, он сказал обычное "спасибо", как за полученную
городскую справку, и положил трубку.
Время меньшее получаса, проведенное в салоне самолета, не изменили настроя, в памяти
крутились отрывки деловых встреч, радостных маленьких удач, насмешки в адрес
агрессивных идеологов, пытающиеся раскусить их с Назаровым орешек, их открытие. И
вдруг невольно ловил себя на мысли, что не чувствует скорбной потери друга, проходила
нормальная деловая поездка к Назарову, каких было немало, впереди его ждала приятная
встреча с Володей и его милой Нинон… Возможно ли такое – лезут праздные мысли, и он,
притворяясь, наслаждается ими, будто ничего и не произошло? Не от небрежности и
невнимания ли к людям все его мытарства? Все неприятности и семейные противоречия?.. Но
тут же, поймав себя на самосъедании, заметил, что ничего кощунственного в том нет, что в
голове возникают памятные воспоминания о друге, с которым провел многие творческие
годы.
Но дверь в квартиру на улице Летчика Бабушкина показалась незнакомой. Тут же
утратилось лживое спокойствие. Участило сердце. Нужно было взять себя в руки. Роберт
нажал кнопку, в памяти всплыла прощальная их отметка после пресловутого Ученого Совета
в Лектории. Возник в больничной пижаме жестикулирующий Сабуров…
Дверь открылась сама под незначительным нажатием пальца. Здесь ждали любого, кто
придет.
На пороге стоял паренек лет семнадцати. Лицо у парня измятое, безразличное. Роберт
понял – это Анатолий, сын Назарова. За ним в тени коридора просматривалась девушка с
нежными привлекательными чертами. В глазах ее таился испуг.
– Анатолий, здравствуй… – произнес Роберт и почувствовал неуместность слов.
Анатолий отступил на шаг, молча пропустил Роберта.
Нина сидела в завешенной шторами комнате за столом, сложив на коленях собранные в
узел кисти рук. Черные легкое платье и полупрозрачный платок делали ее почти невидимой в
сумраке. Она не подняла головы, ее взгляд, казалось, неподвижно упирался в узорчатые
зигзаги тяжелых штор.
31
Роберт присел рядом на стул. Положил на ее руку свою. Провел по плечу. Еще минуту она
неподвижно смотрела перед собой, но потом вдруг обняла Роберта, прижалась к нему, тихо
заплакала. Роберт чувствовал сдержанное вздрагивание ее холодных щек у своего виска.
– Держись. У тебя сын, держись…
После его слов Нина еще сильней стиснула шею Роберта. Затем отпрянула, будто
опомнилась от неприятных мыслей, обернулась к Анатолию, застывшему у двери:
– Толечек, зажги свет. Дядя Роберт пришел.
– Да, мама.
– Познакомь Роберта с подружкой. Леночка!
Лена неуверенно вошла, остановилась возле Анатолия, взяла его за руку.
– Дети, там, в холодильнике все. Леночка, похозяйничай, пожалуйста. Толя помоги ей.
Анатолий молча последовал за Леночкой.
Дети вышли и Нина, наконец, украдкой ласково посмотрела на Роберта. Обмерила его
воспаленными глазами, сказала буднично:
– Боже! Как я давно тебя видела, дорогой! Как ты?
Роберт виновато пожал плечами, словно извинился перед кем-то за неуместный вопрос
своей подруги.
– Сама знаешь… – неопределенно ответил он.
Она покивала:
– Да. Я не верю, Роберт. Это не правда.
– Да…
– Я видела все, что осталось от него… Нет, его там не было. Они лгут, Роберт. Одна
одежда… Но это не он. Это только одежда, – ее глаза уперлись в пол, что-то осмысленно там
высматривали. – Так не бывает. Так просто не может быть, я знаю. Его нет, но он есть и скоро
придет. Вот увидишь.
– Ты считаешь?
– Да. Я уверена.
– Честно говоря, мне почему-то тоже так представляется. Все это кажется несерьезным и к
нему не относится.
– Ты тоже так решил?! – вскрикнула она. – Значит, раз и у тебя такие мысли, то я
правильно считаю – он есть и придет… может быть не скоро, но обязательно придет. Он не
может меня так бессовестно покинуть. Он же меня любит, Роберт! – она по-детски наивно
посмотрела на Роберта, поднялась, подошла к окну, отдернула шторы, открыла шкаф, достала
прозрачную в узорах скатерть, накрыла ею стол.
У входной двери позвонили. Дверь открыл кто-то из детей. Послышался голос Леночки:
– Папа, ты чего?..
Мужчина спокойным родительским голосом ответил:
– В гости. А что, нельзя?
Ответа не последовало, и в комнату вошел мужчина Нининого возраста. Из-за его спины
выглядывало встревоженное лицо Леночки. Нина сорвалась с места, кинулась к мужчине,
уткнулась ему в грудь, он нежно ее обнял, вздрагивающую.
Вскоре она оправилась, обернулась к Роберту:
– Роб, это Александр Семенович. Леночкин папа, мой очень хороший друг. Если бы не он,
я бы тут подохла одна и умерла от тоски.
Мужчины скромно обменялись рукопожатием.
Незаметно и быстро с помощью Леночки и Анатолия стол был накрыт. Все сели молча в
ожидании команды хозяйки.
32
– Люди, вы пришли к нам в гости. И другой причины за столом у нас нет, – Нина тяжело
проглотила комок в горле, – я никому не верю на слово, пока не увижу своими глазами или не
услышу лично от Володи. А он мне говорит другое. Всегда… и сейчас тоже…
Александр Семенович одобрительно кивнул:
– Ниночка, ты права, – он повернулся, надеясь на поддержку к Роберту, – признать
нерешенное, значит окончательно приговорить. Роберт?
Роберт снял очки, прижал пальцами глаза, задумчиво промолвил:
– Скорей всего. Нина скажи, если можешь, когда он звонил из Майами?
Нина, застыв, молчала. Анатолий хмуро взглянул на мать, держа навису у рта полную
ложку. Рука нервно вздрогнула и ложка с резким стуком упала в тарелку. Нина опомнилась, не
глядя на сына, сказала:
– Перед отъездом из Штатов дня за три.
– Какие-нибудь подробности он сообщал?
– Какие? – она настороженно посмотрела на Роберта.
– Например, какие-нибудь сомнения, что-либо мешает или еще что?
Она пожала плечами:
– Как будто бы нет. Говорил весело. Сказал, что скоро прилетит. Что все в порядке.
Передавал тебе привет.
– Спасибо… – машинально произнес Роберт. Поднялся, пошел к выходу, – немного подышу,
проветрюсь, если не возражаешь.
– Роберт, там выключатель с приветом. Щелкни пару раз.
– Понял, – кинул он на ходу.
За ним из-за стола осторожно выбрался Анатолий. Дернулась Леночка.
– Лен, не надо. Я сейчас…
Роберта он застал на скамеечке перед подъездом. Сел рядом. Помолчали.
– Дядя Роберт, я должен вам кое-что сказать.
Роберт мельком глянул на парня.
– Это твоя девушка?
– Да.
– У вас серьезно?
Анатолий кивнул головой:
– Очень.
– Ты ее любишь?
– Люблю, – Анатолий произнес это уверенно и свободно, как само собой разумеющийся
факт.
– А она?
– Очень, – в его словах не чувствовалось ни малейшего колебания, отвечал он на вопросы
друга своего отца, как если бы его расспрашивал сам отец. В голосе дяди Роберта слышалась
родительская интонация и чувство это жутко вскруживало голову. Анатолий едва сдерживал
себя от срыва, от немужской истерики, от невыносимого желания кинуться в объятия родному
человеку.
– Говори, я слушаю.
Анатолий с силой сжал кисти рук, с минуту молчал.
Роберт терпеливо ждал. Уводил себя от желания утешить парня. Прикоснуться к нему, еще
совсем ребенку, разбитому горем.
– Дядя Роберт…
– Анатолий, ты ведь знаешь, я твой отец…
– Да, крестный. Я знаю.
33
– Так вот поэтому я перед Володей в ответе. Говори открыто, иначе обижусь.
Анатолий закивал:
– Да, да, я сейчас… Когда мама разговаривала по телефону с папой… ну, в общем, я с моим
товарищем обнаружил подслушку в телефоне.
– Каким же это образом? – Роберт удивленно обвел глазами лицо Анатолия.
– Очень просто. Я поймал в радиоприемнике волну передатчика на УКВ мамы с папой
разговор. А потом, когда мама ушла на работу, разобрал телефон и под крышкой обнаружил…
Роберт ощутил неприятный холодок уже знакомого омерзительного чувства подопытного
кролика. Снова кто-то или что-то напомнил ему роль заложника. Роль подопытного
животного в комфортабельной клетке на сытых харчах.
– Ты кому-нибудь об этом рассказал?
– Нет, что вы!
– Сделал правильно. Я подумаю. Потом сообщу, что делать. А жучок не трогай, забудь,
хорошо?
– Я понял.
– Я буду часто звонить, приезжать. Терпи, будь мужчиной, Толя. Хорошо?
– Я понял, дядя Роберт, – голос у него дрогнул.
– Подружка у тебя замечательная, чувствуется воспитание.
– Я знаю. Мы решили быть вместе.
– То есть?
– Ну… она согласна стать моей невестой.
Роберт усмехнулся:
– Короче, сообщишь заранее о помолвке.
Анатолий признательно улыбнулся:
– Обязательно, дядя Роберт.
– Ну вот. Пошли, а то мать там одна.
– Она не одна. Он ее любит.
– Ты это серьезно? – Роберт не смог скрыть удивления.
– Да, – Анатолий придал своей улыбке ироничный оттенок. – Серьезно.
Роберт качнул головой, ничего не сказал.
Они поднялись и пошли в квартиру.
Глава 9
Ее Тайна
Роберт не мог заниматься на работе только собой. Игнорировать Институтскую плановую
работу можно было, но не так откровенно-нагло, как невольно приходилось. Угнетала мысль.
Она все сильней угнетала и нагнетала чувства. От нее нельзя было избавиться даже в
присутствии Виталия Ивановича, его непосредственного начальника и друга. Виталик
старался включить его в свои сложные расчеты остатков углерода в топливе, какими
занимался, на какое-то короткое время ему это даже удалось, но очень скоро он заметил
остановившийся взгляд в глазах у Роберта. И снова предложил ему уйти домой, не строить из
себя порядочного дисциплинированного сотрудника, а его отсутствие он спокойно прикроет
от любопытного высшего начальства, например, отбытием коллеги в неожиданную
командировку по городу. Но Роберт отлично понимал, что никакое ни моральное, ни
физическое отвлечение его не сможет увести от тяжелых мыслей. Кроме всего, что мог он
34
сделать для поисков супруги, что еще, если милиция этим занималась уже второй день и
никаких результатов? Уйти домой, где доведенная до предела странным исчезновением
дочери теща, поджидала его на пороге с внушительным орудием кулинарного производства?