- Возможно, возможно, - не спешил с окончательными выводами Борисов. - Но вернемся к Галлиеву. У него были завязки с Имерлидзе?
- По словам жены, незадолго до смерти ему звонил некий Хвича. В армии только один Хвича - Имерлидзе! - подтвердил Свинцов.
- По-твоему, Валерий Павлович, под нашим носом шпионы свили себе гнездо?
- Выходит, что так, Петр Николаевич.
- Плюс к ним Калашвили, Пацан и Харлампиди, а за ними маячит резидент - Засланец, - предположил Ковалев.
- М-да, как из дырявого решета посыпалось. Здесь одних наших сил не хватит. Придется обращаться за помощью к Аниченко, - заключил Борисов.
- Петр Николаевич, про меня тоже доложите. Хватит мне стажироваться. Тем более я занимался проверкой Пацана и Харлампиди.
- Хочешь сказать, замордовал тебя, Павел Николаевич?
- Ну, что вы, только скажу спасибо за хорошую школу!
- Хорошо, буду докладывать Аниченко, доложу и о тебе, - пообещал Борисов и, отпустив Ковалева со Свинцовым, занялся изучением материалов. К вечеру он уже имел четкое представление, что делать дальше, и подготовил шифровку на имя Аниченко.
Совершенно секретно
Руководителю УФСБ РФ
по Северо-Кавказскому военному округу
генерал-майору В. Аниченко
г. Ростов-на-Дону
О ходе розыска резидента спецслужб Грузии Засланец
В ходе расследования гибели носителя обобщенных секретов, шифровальщика штаба 58-й армии Д. Галлиева (установочные данные имеются) получены оперативные материалы, указывающие на возможную причастность к его смерти спецслужб Грузии.
Его ликвидация, вероятно, связана с отказом от выполнения задания или от вербовки.
В числе контактов Галлиева выявлен заместитель начальника госпиталя по тылу 58-й армии подполковник Имерлидзе (установочные данные имеются).
В процессе проверки Имерлидзе в его поведении выявлены признаки действий агента-связника. 12 апреля он находился в Москве, где, вероятно, встречался со слушателем Общевойсковой академии подполковником Калашвили (установочные данные имеются). В этот же день вылетел в Краснодар, где, возможно, встречался с Пацаном и Харлампиди, подозреваемыми в причастности к спецслужбам Грузии. Проверку по ним вел майор П. Ковалев.
План оперативно-разыскных мероприятий по материалам на Имерлидзе направлен в Ваш адрес почтой.
Начальник отдела ФСБ РФ 58-й армии
по Северо-Кавказскому военному округу
полковник П. Борисов
3.05.2008 г.
Глава 11
16 мая 2008 года, после почти полугодового отсутствия, Павел возвратился в родное подразделение - отдел ФСБ по краснодарскому гарнизону. Генерал Аниченко внял просьбе Борисова и распорядился: майору Ковалеву завершить стажировку, убыть в Краснодар и немедленно приступить к проверке материалов на Харлампиди и Пацана.
За это время в отделе и в коллективе произошли изменения, и изменения существенные. Ремонт кабинетов, начавшийся еще в середине 2007 года и продолжавшийся черепашьими темпами, наконец завершился. В воздухе пахло свежей краской, под ногами в свете современных светильников поблескивал ламинат, а в кабинетах появилась новая мебель.
Изменения коснулись и личного состава отдела. Майор Виктор Шкодин, собравшийся было увольняться, решил продолжить службу и подал рапорт на продление. Более того, слухи о предстоящем существенном повышении должностных окладов и размера премиальных заставили его окончательно отказаться от своей пресловутой теории о цикличном характере деятельности контрразведки. Несмотря на наступление дачно-лопатного сезона, майор Шкодин не сбавил оборотов в работе и неожиданно для себя выбился в маяки отдела. Единственный холостяк в отделе - лейтенант Алексей Волгин - не устоял под напором кубанской казачки Оксаны Запрягайло. Она быстро его взнуздала и повела под венец. Заместителю Васильева Анатолию Азовцеву скатилась на погон очередная звезда, и в голосе новоиспеченного подполковника сразу же добавилось начальственных ноток. Не изменился и остался верен себе только секретарь отдела старший прапорщик Александр Малышев. Он, как и прежде, подобно церберу, стоял на страже секретного делопроизводства и не позволял ни одному, даже не секретному документу миновать его.
Появление Павла в отделе оперативники встретили с энтузиазмом. Футбольный сезон на Кубани был в самом разгаре, и усиление команды военных контрразведчиков ведущим полузащитником существенно повышало ее шансы на выход в финал турнира силовиков. Его возвращение подняло настроение и Васильеву. В отделе сложилась напряженная ситуация с кадрами - два сотрудника убыли в длительную командировку в Чеченскую Республику, а один в Москву, в Академию ФСБ на курсы переподготовки. Поэтому каждый, тем более опытный сотрудник, был у него на счету.
Вырвавшись из крепких объятий друзей, Павел поднялся в кабинет Васильева. Тот, как всегда, был немногословен. Не вдаваясь в подробности стажировки во Владикавказе, он, как клещ, вцепился в последнюю информацию о стремительном вояже Имерлидзе в Москву и Краснодар. Версия Павла о том, что курьер грузинских спецслужб встречался с кем-то из агентов, а ими могли оказаться Харлампиди или Пацан, нашла поддержку у Васильева. Он достал из сейфа дела на них, положил перед Ковалевым и пояснил:
- Павел Николаевич, здесь твои старые материалы и то, что наработали Азовцев со Шкодиным. В последних сообщениях имеется ряд интересных моментов.
- Подтверждается связь Пацана и Харлампиди со спецслужбами Грузии? - загорелся Ковалев.
- Пока косвенно. Пацан проявил повышенный интерес к работам на военно-морской базе в Новороссийске, а у Харлампиди выявлены контакты с летчиками из Крымска, в характере которых еще предстоит разбираться.
- А объект Х? На нем они не засветились?
- Только Пацан. Несколько раз выезжал в район базы "Лесное озеро".
- С какой целью?
Васильев, пожав плечами, ответил:
- Вот это, Павел Николаевич, тебе и предстоит выяснить. Тут, как говорится, тебе и флаг в руки. И еще внимательно посмотри на материалы свежим взглядом, возможно, увидишь то, что не смог разглядеть Шкодин.
- Понял, Александр Васильевич, немедленно займусь! - заверил Ковалев.
- Хорошо! Первое, что сделай, так это установи, где Харлампиди и Пацан находились 12 апреля. Здесь, я думаю, собака и зарыта. Это ключевой момент в их проверке.
- Я тоже об этом подумал. Если 12-го они выезжали в Краснодар и встречались с Имерлидзе, то железно, шпионы!
- Не спеши записывать их в шпионы, это еще требуется доказать! - предостерег от поспешных выводов Васильев.
- Александр Васильевич, я почти уверен - в Краснодаре у Имерлидзе была явка с агентом! - с жаром заговорил Ковалев.
- Возможно. Но с кем? Пацаном? Харлампиди? А может, был еще один - третий? Поэтому не будем гадать, отработай все от а до я. Разложи по минутам: где, с кем и с какой целью 12 апреля они могли находиться в Краснодаре. Подумай хорошо, как и через кого это лучше сделать, а главное, конспиративно. Пацан и Харлампиди ни в коем разе не должны почувствовать нашего интереса к ним.
- По Пацану - без проблем. На него у меня два человека заряжены. С Харлампиди - посложнее, - и, подумав, Ковалев предложил: - Александр Васильевич, есть мысль, как конспиративно и быстро получить ответ, был ли у них контакт с Имерлидзе или нет.
- Слушаю.
- Пробить их по телефонным переговорам. Логика подсказывает - перед встречей с Имерлидзе они должны были созвониться.
- Хорошая мысль. Я распоряжусь, - согласился Васильев и поторопил: - Все, Павел Николаевич, время не ждет, садись за материалы, вечером жду от тебя перечень дополнительных оперативных мероприятий в отношении Харлампиди и Пацана, а потом в народ!
- Есть! - принял к исполнению Павел и, забрав дела, отправился к себе в кабинет.
Там его уже ждал Шкодин, чтобы поделиться своими соображениями в отношении Харлампиди и Пацана, которые не нашли отражения в материалах дела. Ковалев внимательно выслушал его, но, к сожалению, так и не получил убедительных доказательств, свидетельствующих о проведении ими шпионской деятельности. Шкодин также не смог дать ответа и на главный вопрос - были ли Пацан и Харлампиди 12 апреля в Краснодаре. Ответы на них Павлу теперь предстояло искать самому. Начал он эту работу с изучения материалов дела на Пацана и к концу дня уже имел ясное представление о том, что в первую очередь необходимо сделать. Мысли легко ложились на бумагу и вечером, как того требовал Васильев, он представил ему план дополнительных оперативно-разыскных мероприятий. Их содержание не вызвало у него серьезных возражений. Внеся несколько несущественных дополнений, Васильев в верхней части листа написал "Утверждаю" и поставил размашистую подпись.
На следующее утро Ковалев "пошел в народ" - отправился встречаться с агентами, чтобы опросить их по Пацану и Харлампиди. Работа заняла два дня и оказалась результативной. Контакты Харлампиди с летчиками в Крымске наводили на мысль, что они носили не только приятельский характер. В разговоре с инженером полка он под предлогом покупки для собственных нужд дополнительных топливных баков интересовался сроками списания старых и поступления на вооружение части новых типов самолетов.
Главный же итог работы состоял в том, что Павел нашел частичное подтверждение своей версии о встрече в Краснодаре агента-курьера Имерлидзе с агентом-информатором. И этим информатором мог оказаться Пацан. 12 апреля он, по сообщению надежного источника контрразведки, выезжал в Краснодар якобы на закупку продуктов для кафе "Бивак" и возвратился поздно вечером. Данный факт подтверждался сводками телефонных переговоров Пацана. С 15.20 до 20.17 он вел их из Краснодара. В цепочке доказательств контакта Пацана с Имерлидзе не хватало всего одного звена - они между собой не разговаривали. Но это не поколебало уверенности Павла в том, что в Краснодаре состоялась моментальная явка шпионов. Конспиративность, с какой она была проведена, лишний раз убеждала его в том, что за их спинами стоит матерый разведчик - резидент Засланец.
Снова, как и полгода назад, перед Ковалевым и Васильевым возник вопрос: когда и где Пацан мог быть завербован спецслужбами Грузии? Анализ имеющихся на него материалов возвращал к далеким событиям 1993 года - участию Пацана в боевых действиях на стороне абхазов против войск Госсовета Грузии. Именно тогда, по их мнению, он, вероятно, попал в поле зрения грузинских спецслужб и был завербован. К сожалению, ответ коллег из Службы государственной безопасности Республики Абхазия, казалось бы, ставил на их версии крест. В нем они подтверждали факт участия Пацана в боевых действиях на стороне абхазских ополченцев и пребывания в окружении во время неудачного мартовского 1993 года наступления на позиции грузинских войск. В частности, коллеги из СГБ сообщали: "…Будучи отрезанным от основных сил подразделения и оставшись в одиночестве, П. Пацан не растерялся, несмотря на ранение, пробился к своим и сообщил ценные разведывательные сведения о противнике".
"Оставшись в одиночестве" - эта фраза в последнем абзаце ответа коллег была подчеркнута чьей-то рукой, возможно Градова или Аниченко, а на полях стоял жирный знак вопроса. Для Васильева и Ковалева также было очевидно - она являлась ключевой, и ключ к ней находился у тех, кто в далеком 1993 году был рядом с Пацаном. По сведениям СГБ, из сослуживцев Пацана в живых остались шесть человек. Двое после войны возвратились к себе на родину в Турцию и Иорданию. Следы троих затерялись где-то в Приднестровье. В Абхазии проживал только один - Гудиса Тарба. На его показания и опирались абхазские контрразведчики в своем ответе.
Васильев не подвергал их сомнению, но практический опыт подсказывал ему: прямой разговор с Тарбой оперработника, знающего материалы дела в деталях, мог пролить свет на темные пятна в проверке Пацана. Необходимость командировки в Абхазию, речь о которой шла полгода назад, стала настоятельной. Свое мнение он доложил Аниченко, тот согласился и распорядился направить Ковалева в Абхазию.
21 мая Павел вылетел в Адлер. Здесь весна была в полном разгаре. Воздух был напоен запахом буйно цветущих субтропиков. Предгорья окрасила нежная зелень молодой листвы. И лишь зимние шапки на вершинах гор напоминали о недолгой черноморской зиме.
Дорога до границы заняла двадцать минут. Таксист доехал до Казачьего рынка и застрял в толчее. До пограничного перехода Псоу Павел прошел пешком, а последние полсотни метров продвигался со скоростью черепахи. В Абхазии начался курортный сезон и, подобно перелетным птицам, тысячи отдыхающих потянулись к теплому морю. За несколько метров до пограничного поста очередь замерла - у контролеров зависли компьютеры, и проверка документов застопорилась. Павел не стал ждать, когда их восстановят, и воспользовался своим служебным положением. Протиснувшись к старшему смены, он предъявил удостоверение, и тот дал команду пограничному наряду пропустить его на абхазскую сторону.
По стиснутому решетками лабиринту перехода Павел вышел на мост через реку Псоу, там его встретил старший оперуполномоченный по особо важным делам отдела военной контрразведки ФСБ России по миротворческим силам в зоне грузино-абхазского конфликта майор Олег Гонтарев. Ладный, крепко сложенный, ростом под метр девяносто, неспешный в движениях, он производил впечатление человека основательного и надежного. Характерный армейский загар и полинявшая на солнце камуфляжка говорили о том, что Гонтарев занимался контрразведкой не в уютном кабинете, а в боевых порядках войск. Павел опустил взгляд ниже, задержал на кобуре, из нее торчала рукоять пистолета, и понял: мирная жизнь, беззаботно плескавшаяся за спиной, закончилась.
Абхазия спустя 15 лет после окончания войны все еще продолжала жить по законам сурового военного времени. Ее признаки были на каждом шагу: изрешеченный осколками и пулями указатель - до Сухума 110 км, валяющийся на берегу реки Псоу ржавый остов бэтээра и развороченная взрывом снаряда автобусная остановка. На спуске с моста Павла и Олега остановили абхазские пограничники, вооруженные автоматами. Позади них, под маскировочной сеткой, угадывалось огневое сооружение. Рядом с ним, нацелившись стволом пулемета на мост, стоял бэтээр. Дорога, ведущая вглубь Абхазии, щетинилась ежами из колючей проволоки. Проверив документы, пограничники открыли им проход на абхазскую сторону. Они спустились на стоянку, где у надежного, как сама армия, УАЗа, их ждал водитель-сержант Евгений Бургучев. Отказавшись от чая и бутербродов, предусмотрительно прихваченных в дорогу Олегом, Павел поторопил с отъездом.
Дорога до столицы Абхазии - Сухума - заняла около двух часов. Павел не заметил, как пролетело время, и с жадным интересом слушал рассказ Олега об обстановке и жизни в Абхазии. А тому было что рассказать. Из девяти лет службы в контрразведке он шесть месяцев провел в "горячей командировке" - в Веденском районе Чечни, а последние пять лет крутился по "мандариновому кольцу" - Батуми - Поти - Зугдиди - Сухум. За эти годы Олег повидал всякого и знал не понаслышке, как действуют спецслужбы Грузии.
Резкий скрип тормозов прервал их разговор. Лихач подрезал УАЗ, Бургучев резко взял вправо и выскочил на обочину. Пройдясь крепким словом в адрес "джигита", он снова выехал на дорогу. Вскоре она змейкой скользнула под арку железнодорожной эстакады, скатилась к морю, и через километр УАЗ остановился перед внушительными воротами санатория Московского военного округа. К машине подошли два солдата-миротворца с автоматами за спиной, пройдясь внимательными взглядами по пассажирам и узнав Гонтарева, они сдвинули в сторону ежи и открыли проезд.
Машина въехала на территорию санатория, и Павел оторопел. В нем сохранилась разительно иная жизнь, чем в истерзанном войной Сухуме. По центральной аллее, прямой стрелой устремившейся от ворот к белокаменной колоннаде набережной, вальяжно дефилировали нарядные толпы отдыхающих. Из кафе и баров доносились звуки веселой музыки. Детская площадка, кишевшая ребятней, напоминала собой птичий базар. В какой-то момент Павлу показалось, что он попал на праздник жизни. Через минуту эта иллюзия исчезла. Бургучев свернул на крайнюю аллею, и война, затаившаяся в 70 километрах - за рекой Ингур в Грузии - напомнила о себе. Перед глазами Павла промелькнули таблички с грозными надписями: "Проезд только для машин МС", "Посторонним вход воспрещен", "Предъяви пропуск в развернутом виде". На входе в шестиэтажный корпус, ставший штабом миротворческих сил, дорогу Павлу преградил часовой.
- Он со мной! - коротко бросил Гонтарев.
Часовой отступил в сторону, и Павел вслед за Олегом поднялся на второй этаж. Его занимал отдел военной контрразведки миротворческих сил. В коридоре было пустынно - сотрудники находились в боевых порядках, и только у окошка секретариата одиноко топтался сотрудник. Гонтарев проводил Ковалева в кабинет начальника отдела - полковника Бориса Быстронога.
Бывший десантник, прошедший через горячие точки в Ингушетии, Северной Осетии и Чечне, он внешне походил больше на сельского агронома, чем на рубаху-командира. Среднего роста, кряжистый Быстроног стоял так, будто врос ногами в землю. Живая мимика простодушного, открытого лица и задорно торчащий над высоким лбом хохолок волос цвета спелой пшеницы говорили о его деятельном характере. Еще большее сходство с сельским интеллигентом ему придавали круглые старомодные очки. За их толстыми линзами близоруко щурились небесной голубизны глаза.
Энергично поздоровавшись, Быстроног предложил Ковалеву сесть. Холодок в его голосе, возникший в начале разговора, растаял, когда Павел упомянул фамилию однокашника - подполковника Азовцева. Вспомнив об учебе с ним в Новосибирском институте контрразведки, он и перешел к делу. Не вдаваясь в подробности проверки Пацана, Павел доложил о цели командировки и высказал просьбу о своем размещении и организации встречи с коллегами из Службы государственной безопасности Абхазии. Она была решена Быстроногом влет. Он тут же связался с начальником санатория полковником Фесенко. Оперативность, с какой решился вопрос размещения и питания, говорила Павлу о том, что контрразведчики твердо держат руку не только на пульсе жизни санатория, но и на горле самого начальника, порой путавшего свой карман с государственным. Также быстро Быстроног согласовал вопрос о встрече в СГБ. Дежурный по Службе заверил: сотрудника российской контрразведки готовы принять хоть сейчас.
Павел порывался было отправиться на встречу, но опытный Быстроног, хорошо знающий уклад жизни в Абхазии, охладил его порыв. Рабочий день подходил к концу, поэтому встреча могла быть скомкана, и предложил перенести на утро. Павел внял совету и решил воспользоваться паузой, чтобы отдохнуть с дороги и собратья с мыслями перед предстоящей встречей в СГБ. Определившись с Быстроногом по следующему дню, он в сопровождении помощника дежурного по отделу контрразведки возвратился на территорию санатория.