- В Тбилиси? А мне что там делать?
- Есть какие-то моменты, без тебя их не решить, да и "поляну" надо накрыть.
- Понятно, но с моей службой и начальством это не так просто сделать.
- Почему? Причина же уважительная - квартирный вопрос.
- Но не мой же, а брата!
- А чего об этом начальству докладывать, втихаря съездим.
- Ладно, поищу варианты, - согласился Калашвили и предложил: - Наливай!
Имерлидзе разлил вино по бокалам, они выпили, затем еще повторили, и Калашвили прорвало. Он принялся костерить на чем свет стоит сволочей - академиков, зарубивших ему дорогу к генеральским звездам, а затем "отца-командира", кормившего его "завтраками" и продолжавшего держать на подполковничьей должности. Имерлидзе терпеливо слушал, время от времени поддакивал, распаляя в нем недобрые чувства. Покинули ресторан они далеко за полночь. Калашвили едва держался на ногах, и Имерлидзе еще раз продемонстрировал ему свои неограниченные возможности. На стоянке перед рестораном их дожидался его приятель с машиной - Заза. Резидент воспользовался ситуацией, чтобы ближе познакомиться с будущим агентом в шпионскую сеть. Она мало что дала, машина тронулась с места, и Калашвили тут же отключился. В квартиру они внесли его на руках. Спустя сутки Имерлидзе снова встретился с ним и договорился о поездке в Тбилиси. Но она сорвалась, закрученный в колесо армейских проверок и учений Калашвили не принадлежал самому себе.
Подходил к концу апрель. Яркое южное солнце растопило снега, яркая зелень покрыла предгорья, сады оделись в нежно-розовый убор. Джапаридзе потерял терпение и насел на Херладзе, тот не давал покоя Имерлидзе. Нервотрепка закончилась 30 апреля - у Калашвили наконец образовалось свободное окно в службе. После обеда он, не подозревая, что его ждет, вместе с Имерлидзе отправился в Грузию. После проверки документов в пункте пограничного пропуска "Верхний Ларс" они сразу же попали под колпак грузинской разведки. Перед ними она предстала в лице обаятельного Гиви Коладзе. Старый приятель, как его представил Имерлидзе, произвел впечатление на Калашвили. Модный костюм, дорогой автомобиль и вальяжность в поведении говорили сами за себя. Перед Калашвили находился хозяин жизни. По дороге в Тбилиси он не один раз убедился в этом - проверки на полицейских постах, не успев начаться, заканчивались.
В город они въехали под вечер. Гиви, уверенно ориентируясь в лабиринте узких улочек старого города, подвез Калашвили к подъезду дома, где жили родственники - Гобелидзе. Его предложение поужинать в их кругу он и Имерлидзе вежливо отклонили. Сославшись на позднее время, они договорились собраться на следующий день.
Встречу Калашвили с родственниками нельзя было назвать радостной. Последние дни они жили на одних нервах. Мрачная перспектива быть выброшенными на улицу доводила Марго - жену брата - до истерики. Поэтому ужин для Калашвили стал пыткой. Все разговоры за столом начинались и заканчивались одним и тем же: как сохранить квартиру. С трудом дождавшись окончания ужина, он отправился спать.
Новый день не добавил Калашвили настроения. Убитый вид Кахи и молящий взгляд Марго навевали на него смертельную тоску и отбивали всякий аппетит. Торопливо проглотив хачапури и запив его крепким кофе, он, сославшись на срочные дела, отправился в город и возвратился обратно за несколько минут до времени, назначенного Гиви.
Тот был точен, ровно в час дня вместе с Имерлидзе подъехал к подъезду. Оба находились в хорошем расположении духа. На немой вопрос, читавшийся в глазах Калашвили, Имерлидзе ответил улыбкой и дал понять - проблема с квартирой Гобелидзе практически решена, остались лишь нюансы. Их он предложил обсудить за обедом. Калашвили воспрянул духом и, кажется, готов был отправиться не только в ресторан "Махараджа", кухню которого нахваливал Коладзе, а хоть к черту на кулички.
Ехать далеко не пришлось. Ресторан располагался в бывшей гостинице "Советская". В ней когда-то останавливались идеологически выдержанные члены партии, но не чуравшиеся проводить вечера в веселой компании невыдержанных комсомолок. И когда машина подъехала к гостинице, то Калашвили не сразу мог понять, где находится. Она начисто утратила свой советский облик.
С приходом Саакашвили к власти заря коммунизма, которая, по словам недавнего вождя Грузии, в прошлом члена Политбюро ЦК КПСС Шеварднадзе, вставала для грузин на севере - в Москве, безнадежно погасла. Теперь, но уже заря демократии, восходила для Грузии на западе - в Вашингтоне.
Саакашвили после шумного балагана под названием "революция роз", устроенного в парламенте, утвердившись во властном кресле, от слов перешел к делу. В приступе антироссийской ненависти он и другие "розовые революционеры", взращенные в питомниках ЦРУ и Госдепа США, с каким-то нечеловеческим остервенением уничтожали все советское, все русское. Даже великим Пушкину и Лермонтову, воспевшим Грузию в своих гениальных стихах, не нашлось места не только в Пантеоне славы, но и в литературе.
Грузинскому народу навязывались новые символы и идолы. Музей советской оккупации должен был напоминать ему, как изнывала советская Грузия под игом грузина Сталина, а обновленный проспект имени Д. Буша не оставлять сомнений: все дороги ведут в Вашингтон.
Та же судьба постигла гостиницу "Советская". Мраморную символику социалистического прошлого варварски сбили долотом. Знаменитую кровать, на которой спал поэт Маяковский, безжалостно выбросили на свалку. Кресло "всесоюзного палача" Берии, как эстафету, передававшуюся от директора к директору, растащили на сувениры. После переделки гостиница превратилась в нечто напоминающее буддийский храм и одновременно казино Лас-Вегаса.
- Приехали! - объявил Гиви и, не обращая внимания на знаки, заехал на служебную стоянку.
Оставив на ней машину, он, Калашвили и Имерлидзе направились к входу в ресторан. Импозантный метрдотель, ряженный под раджу, склонившийся перед ними в заискивающем поклоне, официант, рассыпающийся мелким бесом, чарующая грузинская мелодия и сладкий елей, лившийся из медовых уст Гиви в захмелевшую душу земляка, "мыкающегося на чужбине за грошовую зарплату", а также намеки на то, что они смогут замутить серьезный бизнес, вскружили голову Калашвили. В его воображении вместо прокуренного армейского кабинета уже вырисовывался респектабельный офис и длинноногая секретарша в приемной. Окончательно он поверил в неограниченные возможности Гиви, когда в его руках появилась заветная справка. В ней черным по белому было написано: Гобелидзе являются законными собственниками трехкомнатной квартиры в Тбилиси. В порыве благодарности Калашвили предложил Коладзе и Имерлидзе тут же отправиться к ним и отметить столь счастливое событие. Они вежливо отказались, и Гиви объявил новый тост:
- За будущие наши общие успехи!
Имерлидзе присоединился к нему и со смешком добавил:
- А у нас в тылах еще говорят: чтобы у нас все было, а за это ничего не было.
- Идет! - согласился Калашвили.
Не успели они закусить, как у Имерлидзе зазвонил сотовый телефон.
- А-а, это ты, - недовольно произнес он и осекся: - Ког… В сознании?! Что? Бабки? Я решу. Жди, выезжаю! - потухшим голосом закончил разговор Имерлидзе.
- Хвича, опять что-то с матерью? - догадался Гиви.
- Инсульт, - потерянно произнес он и, собравшись с духом, поднялся из кресла.
- Едем вместе! - вызвался помочь Коладзе.
- Не надо, Гиви, я пока сам.
- Тогда бери мою машину!
- Спасибо, Гиви, - поблагодарил Имерлидзе и, взяв ключи от нее, скрылся за дверью кабинки.
Калашвили с Коладзе остались одни. За столом возникла тягостная пауза. Первым ее нарушил Коладзе.
- Бедняга Хвича, только мать на ноги поднял - и тут такое, - посетовал он.
- Да, не повезло, - посочувствовал Калашвили и, помявшись, сказал: - Гиви, я тоже, наверно, пойду. Спасибо тебе за все. Что с меня?
- О чем ты, Марлен?!
- И все-таки не хочу быть неблагодарным.
- Если только так, - не стал настаивать Коладзе, взял бутылку коньяка, разлил по рюмкам и произнес:
- За знакомство мы уже выпили, за дружбу тоже, я пью за твое блестящее будущее, Марлен!
Кислая улыбка появилась на лице Калашвили, и он уныло произнес:
- Да уж блестящее, дальше некуда. До дембеля умирать на подполковничьей должности.
- Ну, зачем так мрачно, Марлен. Завтра перед тобой могут открыться совершенно другие перспективы, - обнадежил его Коладзе.
- Какие к черту перспективы, когда тебе перевалило за сорок, да еще с моей национальностью!
- Плюнь ты на козлов, что зарубили академию! На ней свет клином не сошелся. У тебя, Марлен, могут открыться совершенно другие перспективы. Но сначала за них выпьем, - продолжал говорить загадками Коладзе.
Они выпили и снова навалились на закуску. Коладзе с явным удовольствием ел сочный шашлык и постреливал глазами в Калашвили. Тот вяло жевал. Загадочные намеки Коладзе заинтриговали его, и, не выдержав, он спросил:
- Гиви, так о каких моих перспективах идет речь?
Коладзе не торопился с ответом; аккуратно промокнув губы салфеткой, выпил минеральной воды и, пристально посмотрев на Калашвили, многозначительно произнес:
- Есть очень прибыльный, но рискованный бизнес.
- Наркота? Это без меня! - сразу отказался Калашвили.
На физиономии Коладзе появилась брезгливая гримаса, и после долгой паузы он не без пафоса объявил:
- Помочь нашей родине - Грузии!
- Грузии? Так ты… - Калашвили осекся.
Профессиональный разведчик - он все понял. За высокими словами Коладзе о родине крылось банальное вербовочное предложение. У Калашвили хмель сняло как рукой. Он нервно сглотнул и внезапно осипшим голосом спросил:
- Ты кто, разведка или контрразведка?
- Молодец, быстро соображаешь, - с ухмылкой ответил Коладзе и продолжил игру: - А как думаешь?
- Перец аджики не слаще.
- Значит, не хочешь помочь родине?
- Меня на такое не купить! На вербовку не пойду! - отрезал Калашвили и, швырнув на стол справку на квартиру Гобелидзе, подхватился с места.
- Сядь! Я не все сказал! - рыкнул Коладзе и окатил его леденящим взглядом.
Калашвили поежился. От вальяжной позы и мажора в голосе Коладзе не осталось и следа.
- Говоришь, вербовка? - процедил он и сорвался на крик: - А ты сколько наших завербовал?! Сколько?
- Я всего лишь выполнял свою работу, и не больше, - пытался оправдаться Калашвили.
- Работу? У нас она называется шпионажем.
- Это еще надо доказать.
- И докажем! - отрезал Коладзе.
- У вас, кроме слов, на меня ничего нет.
- Есть. Лет на пятнадцать хватит.
- Только не надо пугать - пуганый! Ничего не выйдет! - встал в позу Калашвили.
Коладзе не стал обострять ситуацию, сменил тактику разговора и предложил:
- Марлен, давай не будем друг друга накручивать, а спокойно как профессионалы оценим ситуацию.
Калашвили, поиграв желваками на скулах, тяжело опустился в кресло и немигающим взглядом уставился на Коладзе. Тот не отвел глаз и методично, словно вбивая гвозди, продолжил разговор:
- Марлен, эта ситуация, как ты понимаешь, возникла не на пустом месте. Мы ее основательно готовили и, не сомневайся, доведем до конца. Вопрос только в том, с какими для тебя последствиями. Можно пойти по варианту пьяного дебоша или изнасилования молоденькой девушки. Дальше перечислять, во что еще ты вляпаешься?
Яростный огонь, полыхавший в глазах Калашвили, погас, в них разлилась смертельная тоска. Наступил момент истины в операции Специальной службы внешней разведки Грузии. Коладзе, воспользовавшись растерянностью Калашвили, поспешил развить успех и предложил:
- Марлен, расслабься и не делай из этого трагедии. В наше время все продается и покупается, только у каждого своя цена.
- Ага, двадцать лет за решеткой, - потерянно произнес Калашвили.
- Ну, зачем так мрачно, Марлен. Все будет о'кей! Мы профессионалы, и нас голыми руками не взять, - заверил Коладзе и, пододвинув справку, потребовал: - Забирай и порадуй Марго с Кахой!
Рука Калашвили опустилась на стол, и подрагивающие пальцы коснулись бумаги. В глазах Коладзе вспыхнул радостный огонек - победа в острейшем психологическом поединке была близка. Он с нетерпением ждал, что скажет Калашвили. Тот молчал. В нем происходила острейшая борьба мотивов, и Коладзе решил не перегибать палку. Новые угрозы и давление могли загнать вербовочную ситуацию в тупик, и тогда прощай, будущий ценнейший источник информации. Поэтому он не стал форсировать события и предложил:
- Марлен, давай-ка отдохни, а завтра поговорим о нашей будущей работе. Встретимся в это же время в отеле "Старый Тбилиси" в номере 117.
Калашвили ничего не ответил. Сунув справку в карман, он побрел на выход. При его появлении в общем зале за одним из столиков произошло движение. Молоденькая парочка поднялась и двинулась вслед за ним.
После ухода Калашвили из ресторана для Коладзе, Джапаридзе и Чиковани потянулись часы томительного ожидания. Доклады агентов наружного наблюдения ясности в перспективу вербовки Калашвили не внесли.
Объект "Здоровяк" - Калашвили, как сообщали агенты наружки:
"…3 часа 15 минут бесцельно шатался по городу, много и нервно курил, потом вышел на набережную Куры и 1 час 10 минут просидел на лавке. После этого никуда не заходил и возвратился на квартиру Гобелидзе. За это время ни с кем в контакт не вступал и никому не звонил. На следующий день в 12.05 объект "Здоровяк" вышел из подъезда, сел в троллейбус и в течение 30 минут 2 раза менял направление движения, потом 55 минут толкался в торговых рядах супермаркета. Все это время квалифицированно проверялся".
В 13.40 Джапаридзе и Чиковани наконец вздохнули с облегчением. Доклад агентов наружки не оставлял сомнений: Калашвили направляется к отелю "Старый Тбилиси". Там в отдельном номере уже больше часа томился в ожидании Коладзе. Звонок Чиковани поднял его на ноги. Проверив аппаратуру скрытой видеозаписи, Коладзе выставил из холодильника на стол закуску и бутылку с чачей. Скрип двери прервал его занятие. На пороге стоял Калашвили. Его вид говорил сам за себя. Румянец сошел со щек, а под глазами после бессонной ночи образовались мешки.
- О, Марлен! - воскликнул Коладзе и широким жестом пригласил к столу: - Проходи, пообедаем.
Калашвили, сделав вид, что не заметил протянутой ему руки, вошел в номер, тяжело опустился в кресло и немигающим взглядом уставился на Коладзе. Тот потянулся к бутылке и нарочито бодро предложил:
- Ну что, для разгончика выпьем самогончика?
- Нет! - отрезал Калашвили и потребовал: - Так чего вы от меня хотите?
- Хотим? Не хотим, а предлагаем.
- И что?
- Гляди! - Коладзе открыл металлический кейс, достал пухлый пакет и встряхнул.
На стол посыпались 100-долларовые купюры. Их горка росла. В глазах Калашвили вспыхнул и погас алчный огонек. Это не укрылось от Коладзе - денежная наживка оказалась сильнее любви к родине.
- Здесь только аванс, - небрежно бросил он.
- Сколько? - осипшим голосом спросил Калашвили.
- Три тысячи баксов. Кстати, Марлен, в русской разведке ты сколько получаешь?
- 21 тысячу, а с премией выходит 23.
- Ха, это же копейки. Мы будем платить тысячу баксов плюс отдельный бонус за каждую представленную информацию.
- Сколько в итоге?
- С твоими возможностями хватит, чтобы купить крутую тачку и виллу в Батуми. К ним плюсом пойдет гражданство Грузии.
- Виллу? - Гримаса исказила лицо Калашвили, и он мрачно обронил: - Скорее камеру в ФСБ.
- Марлен, к чему такие страсти? Мы с тобой профессионалы! И потом наша работа займет не больше года.
- Года?! А что потом?
- Потом ФСБ и России будет не до тебя. Мы их окунем в такое дерьмо, что им век не отмыться.
- Значит, год? - уточнил Калашвили.
- Да, - подтвердил Коладзе.
- Хорошо, я согласен. Теперь самый проблемный вопрос: как будем поддерживать связь?
- О, это уже деловой разговор! Молодец! - похвалил Коладзе и снова потянулся к бутылке с чачей. Калашвили ничего не сказал, он разлил ее по рюмкам и предложил тост: - За наш общий успех!
Калашвили залпом выпил и даже не поморщился, давало о себе знать нервное напряжение. Коладзе, закусив сулугуни, принялся подсовывать ему закуски. Калашвили мотнул головой и просипел:
- Наливай еще.
- Легко, - живо откликнулся Коладзе и снова наполнил рюмки чачей.
Они выпили. Калашвили закусил и повторил вопрос:
- Так как будем поддерживать связь?
- Во Владикавказе есть проверенный человек, через него…
- Хвича, что ли? - перебил Калашвили.
- Да.
- Он ваш агент?
- Не совсем, - не стал уточнять Коладзе и пояснил: - Он почти каждый месяц мотается через границу и успел примелькаться.
- Это и плохо. ФСБ рано или поздно зацепится, начнет копать под него и выйдет на меня. Нет, не вариант! - отверг Калашвили.
- Да, есть здесь проблемка, - согласился Коладзе и заверил: - Мы ее решим в ближайшие месяцы - отработаем каналы связи через тайник или спутник, а пока задействуем Хвичу.
- Не больше чем на месяц и использовать его только втемную! - поставил условие Калашвили.
- Хорошо, - не стал спорить Коладзе и, подвинув к нему горку долларов, с улыбкой произнес: - Сгребай капусту, пока не прокисла!
Калашвили ответил кривой ухмылкой и принялся рассовывать деньги по карманам. И когда стол опустел, Коладзе выложил на него бланк, ручку и пояснил:
- Марлен, осталась одна техническая деталь, - и, ткнув пальцем вниз листа, попросил: - Вот здесь надо поставить свой автограф, а сумму написать прописью.
- Чего?! Какой еще автограф? - заартачился Калашвили.
- Извини, но, что поделать, такой порядок в нашей конторе. - Коладзе развел руками.
- Порядок? Все, как у нас!
- Так учитель же был один.
- Имеешь в виду Берию?
- Его самого.
Калашвили хмыкнул и затем со злой иронией заметил:
- А когда товарищ Берия вышел из доверия, то схлопотал девять граммов.
- Марлен, тебе это не грозит. Твоя безопасность для нас превыше всего. Что касается денег, то они, как знаешь, любят счет, а твоя роспись - чистая формальность.
- Знаю я эту формальность - крючок, чтоб я не сорвался, - буркнул Калашвили и, скрипя зубами, написал расписку.
Коладзе, перечитав ее, спрятал в кейс и потом более трех часов опрашивал Калашвили по сослуживцам-офицерам разведотдела 58-й армии. Грузинскую разведку интересовали их сильные и слабые стороны, положение в семье, перспективы по службе, а главное, закордонная агентура ГРУ, действующая в Грузии.
Во Владикавказ Калашвили - теперь уже агент Специальной службы внешней разведки Грузии Кахабер - возвратился с заданием: собирать сведения о боевой и мобилизационной готовности частей СКВО и военных формирований Республики Южная Осетия. В понедельник он вышел на службу. К этому времени страх перед возможным разоблачением прошел, а что касается угрызений совести, то они его не мучили. Ее остатки были безвозвратно утеряны в номере отеля "Старый Тбилиси".