- Мистер Уикофф,- обратилась она к нему, как только он вылез из машины,- меня зовут Сюзанна Браун. Я секретарша мистера Кимберли.- Она протянула руку и поздоровалась с ним.- Добро пожаловать к нам, в имение Кимберли. Что бы вы предпочли: холодную воду или охлажденный чай?
- Я предпочел бы чай.- Уикофф взял с подноса заиндевевший стакан.- Господи, ну и жарища у вас тут.
- Техасское лето, мистер Уикофф. Слава богу, что только жарко. Бывает еще и душно.- Она улыбнулась.- А сейчас мистер Кимберли может вас принять.
Однако она не провела его в дом, а направилась через густой газон к низкому деревянному зданию. На медной доске, прикрепленной к дверям, было выбито: "КОНЮШНЯ ДЛЯ СЛУЧКИ".
Уикофф ступил в полутемное и глубокое, как пещера, квадратное помещение, стены которого были обшиты тиковой панелью и увешаны картинами с изображениями лошадей. Пол был земляным, красного оттенка. В самой середине двое конюхов пытались удержать на месте норовистую кобылу. У одного из них в руке была длинная палка: прикрепленное к ней кольцо было продето в ноздри лошади; другой сгибал левую заднюю ногу животного и старался поднять ее, так что лошади приходилось теперь балансировать на трех ногах. К ее холке была приторочена красная кожаная попона: схватив ее зубами, над кобылой навис мощный, белой масти, жеребец. Его огромный черный член болтался между кобыльими ляжками. Постепенно хрипы обоих животных перешли в пронзительное ржание.
Сперма жеребца, совладавшего наконец со вздрагивающим крупом кобылы, выплеснулась на утоптанную красную землю.
У противоположной стены несколько фермеров, довольные, пожимали друг другу руки. Отфыркивающегося жеребца увели, кобыла же осталась стоять на месте, дрожа и недоумевая, в то время как конюх оглаживал кобыльи бока, всячески пытаясь ее успокоить.
- Я Дуайт Кимберли.- Высокий жилистый скотовод протянул Уикоффу руку.- Спасибо, Сюзанна,- обратился он к секретарше, отпуская ее.
Вместе с хозяином Уикофф вышел из конюшни на солнце.
- Зачем изволили пожаловать? - Кимберли поставил сапог на перекладину ограды.
Конюхи между тем выпустили белого жеребца на волю; радостно заржав, он вскинул голову и галопом ускакал прочь.
- Меня интересует ваш зять,- ответил Уикофф.
Кимберли посмотрел куда-то вдаль.
- Что ж, он и вправду человек любопытный,- произнес он не слишком дружелюбно.
- Мне хотелось бы поподробнее узнать о его женитьбе. И о вашей дочери. Что произошло? Почему это она вдруг заболела? Только что ее объявили первой красавицей Хьюстона - а на следующий год она уже в больнице!
- Мистер Уикофф,- Кимберли стряхнул пыль со штанины,- к вашему сведению, у нас тут многие до сих пор придерживаются мнения, что браки заключаются на небесах. Муж и жена - единая плоть. Так что кое-кому может и не понравиться, что вы тут расхаживаете, задаете свои вопросы - ну, например, насчет Харриет. Я бы не советовал вам ворошить прошлое. Надеюсь, вы меня понимаете?
- Позвольте ответить откровенностью на откровенность, мистер Кимберли,- начал Уикофф, не скрывая угрозы.- У меня билет в Кливленд, я утром вылетаю. Мне не хотелось бы без нужды тревожить вашу дочь. Не хотелось бы, чтобы столичная пресса стала мусолить слухи, почему, выйдя за Терри Фэллона, она прямиком направилась в дурдом. Но вы, похоже, просто не оставляете мне иного выбора. Придется прибегнуть к услугам прессы. Вы меня понимаете, не правда ли?
Кимберли посмотрел на него, улыбнулся. Лицо у него было обветренное, глаза смотрели жестко, даже жестоко.
- Мистер Уикофф, я всего лишь простой фермер, а не столичная штучка, как вы. Но тем не менее я бы все же дал вам дружеский совет: не суйте свой член в чужую задницу. Слышите? Желаю всего наилучшего.
Уикофф вылил на землю остатки холодного чая, поставил стакан на заборный столб и зашагал к машине.
12.45.
Ресторан назывался "Белый дом". Здесь собирался официальный Вашингтон, чтобы показать себя. И когда репортер, бывший коллега Салли, зазвал ее сюда на ланч, было ясно, что ему не просто хочется с ней потрепаться. Метрдотель провел их в кабинку, но, прежде чем сесть, Салли обратилась к бородачу с мягкими серыми глазами, который пригласил ее сюда:
- Значит, платишь ты, так?
- Так,- утвердительно кивнул Томми Картер, заведующий вашингтонским бюро своей телекомпании.
- Нью-Йорк готов раскошелиться?
- Угу.
- И через месяц никто не позвонит мне и не скажет: "Хелло, Салли, тут из ресторана поступил счет, с вас причитается…"
- Исключено,- засмеялся Картер.- Может, все-таки присядешь, а?
Салли наконец села.
- Господи, да я тебя тысячу лет не видел! А ты в порядке…
- Вранье.
- Ладно, беру свои слова обратно.
- Кончай треп.
Склонившись над ее плечом, метрдотель по-французски осведомился:
- Мадмуазель желает аперитив?
- Да,- тоже по-французски ответила Салли,- "Кир Ройаль", пожалуйста.
Поблагодарив, метрдотель удалился.
- Тебя, похоже, ждут большие перемены. Рад за тебя. Да, как вспомнишь нашу Закатеколуку…
- Ты, по-моему, единственный из "гринго", кто в состоянии произнести это название, не сломав язык.
- Там ты была счастлива.
- Но там я потерпела крах. Впрочем, как и все мы…
Официант поставил на столик ее напиток. Картер постучал по своей пустой рюмке.
- Una mas!
- Pardon?
- Un autre.
- Oui, monsieur.
- Сноб! - презрительно бросил Картер ему вслед.- Итак, Салли Крэйн, в Вашингтоне мы пошли в гору? По такому поводу требуется выпить.
Они чокнулись.
- Скажи, а твой Фэллон, он что, настоящий парень?
- Настоящий! Честный! Порядочный! Словом, хороший человек с хорошими идеями. Вот и вся его биография.
- Здорово его поцарапало?
- Да, изрядно.
- Но голова-то не задета?
- Нет. Осталась только дырища вот тут.- И она показала на свой правый бок.
- Знаешь, меня поразило…- Картер устроился поудобнее.- Как это он смог выступать после всего, что произошло. В него всадили пулю, столько крови потерял, без сознания… И при этом умудрился сказать то, что нужно было сказать толпе в такой момент. Поразительно!
- Что ж, на то он и поразительный человек.
- Угу. Послушай, а ты еще заплетаешь косы?
- Косы?
- Угу. Когда-то ты носила косы, помнишь? Две косы, резиночки, бантики… Однажды ты принимала роды у одной местной, а я смотрел на тебя и думал: "Черт, вот еще немного наклонится и перепачкает свои косы в крови".
Откинувшись назад, Салли скрестила на груди руки:
- Эй, Томми, это что - "Я помню мамочку свою", да?
- Так, воспоминания нахлынули.
- Перестань валять дурака, Томми! Мы слишком давно с тобой знакомы. Давай-ка ближе к делу. Чего тебе надо?
Он сперва вздохнул, потом рассмеялся.
- О'кэй, о'кэй. Ходят слухи, что Фэллон у Эн-Би-Си в кармане. И ни к чьему чужому микрофону ни за что не подойдет. Мои ребята в нью-йоркской конторе решили сделать тебе одно предложение.
- Через тебя? Думают, значит, что тебе я не сумею отказать?
Он пожал плечами:
- Было время, когда ты действительно не могла сказать мне "нет". И я его еще помню.
- Да, было.- Салли принялась разглядывать маленькие пузырьки, скопившиеся на дне рюмки.- Только давным-давно, в далекой-предалекой галактике…
Оба замолчали. Она почувствовала, что, пусть и невольно, причинила ему боль. Когда-то, когда они стали любовниками, она была совсем еще юной, к тому же девственницей. А он… он был уже не мальчиком тогда - впрочем, еще и не мужчиной.
В те времена зона Панамского канала была главной базой подготовки добровольцев из Корпуса мира. Она приехала туда из Мемфиса, он из Андовера. Она блондинка с косичками, девочка из церковного хора, сестра милосердия. Он бородатый, в заношенных джинсах, с неизменной гитарой и дипломом престижного колледжа Амхерст, будущий политолог. Они сразу же воспылали друг к другу страстной… ненавистью. И если все же очутились вместе, то виноват в этом был разве что идиотский компьютер в штаб-квартире Корпуса мира: машина пришла к заключению, что их дипломы исключительно удачно дополняют друг друга. По ее электронной команде обоим суждено было отправиться в Лагримас-де-Кристо, грязную деревушку, затерянную где-то на границе Гондураса и Сальвадора, где среди холмов брала свое начало Рио-Нуа. Старенький, розового цвета, автобус провез их мимо визгливой детворы и восседавших на корточках мужчин до самой Эсперансы. Оттуда автофургоном добрались до Сан-Маркоса; здесь пересели на грузовик, шедший до Корокина - за этим городком не было уже ничего, кроме джунглей.
Воспоминание о том, как она впервые в своей жизни вступила в джунгли, следуя за босоногим пареньком, прокладывавшим путь с помощью мачете, до сих пор наполняло ее сердце ужасом. Один шаг в сторону - и, казалось, джунгли сомкнутся над головой, навсегда отрезав Салли от узенькой полоски дороги, этой единственной приметы цивилизации в безбрежном зеленом море. Мир, который она до той поры знала, и впрямь, как на тоненькой ниточке, висел теперь на затерянной и временами почти невидимой полоске дороги. И когда лезвия пальмовых листьев смыкались за ее спиной, обрезая эту пуповину, Салли оказывалась один на один с вечными, как сама земля, джунглями…
Для развлечений у них был лишь выделенный им со склада радиопередатчик времен второй мировой войны. Бывало, вечерами они часами крутили колесико настройки, чтобы переброситься парой слов с кем-нибудь в центре Корпуса мира в Тегусигальпе или связаться с такими же, как они сами, добровольцами, затерянными в холмах к северу от Сан-Мигеля. Раз в месяц в деревушку являлся старый толстый монах-иезуит из Санта-Розы, чтобы исповедать местных жителей и отслужить мессу. Он редко разговаривал с Томми и никогда с Салли, полагая, что она живет в грехе.
На самом же деле прошло немало времени, прежде чем она разрешила Томми дотронуться до себя. И случилось это вовсе не потому, что он стал ей больше нравиться. Главной причиной была скука. За четыре месяца сонная монотонность деревенской жизни окутала ее, словно холодный стелющийся над землей туман. Наступила зима, а с нею вечные дожди - каждый день, начиная с полудня. Их маленькая хижина с двумя гамаками и железной плитой больше всего напоминала тюрьму. Не отдаться ему сделалось просто невозможно…
Но, когда они прожили в Лагримас уже восемь месяцев, она случайно застала Томми с одной из тамошних крестьянок - они лежали в канаве на обочине кукурузного поля. После этого она больше ни разу не позволила ему до себя дотронуться. Было это почти двадцать лет назад.
И вот он опять перед ней, в сущности, все тот же: уже не мальчик, но еще и не мужчина. Седина в бороде, поредевшие на макушке волосы, морщины вокруг серых глаз. Даже не верится, что когда-то она могла принадлежать этому человеку.
- Я собираюсь сделать тебе одно предложение,- говорит он,- от которого Фэллону будет невозможно отказаться.
- Интересно.
- У моей компании есть час лучшего вечернего времени. Если вы гарантируете нам эксклюзивное интервью, считай - он ваш!
Да, предложение не просто заманчивое - невероятное! Салли потребовалась вся ее воля, чтобы удержаться от неосторожного восклицания, сохранить на лице маску невозмутимости: только так можно было надеяться выторговать еще кое-что.
- О каком конкретно часе идет речь? - скептически спросила она.
- Восемь вечера, четверг.
- Так я и знала! Совпадает с "Косби шоу". В такое время с равным успехом можно было бы демонстрировать телесетку!
- Но ты же сама знаешь, что для новостей выбор вечернего времени всегда ограничен. Так что все равно нам дали самое…
- Это ваши игры. Мы в них не играем!
- Ты отказываешься от целого часа в вечернее время?! Да еще накануне съезда?!
- Нам ничего не надо.- Салли потребовалась вся ее выдержка, чтобы произнести это, не дрогнув. Картер прямо-таки опешил.
- Ты шутишь?
- Ничуть.
- Нет, серьезно?
- Вполне.
- У Фэллона что, выборы в кармане? Он уже обеспечил себе вице-президентство?
Салли улыбнулась:
- Это сказал ты, а не я. А теперь, может, ты накормишь голодную девушку, у которой кончается обеденный перерыв?
- Мне надо позвонить.- И Картер выскользнул из-за стола.- Закажи мне сама что хочешь.
Он вышел, а она прислонилась к стене кабинки, будто выпотрошенная.
Картер вернулся взмыленный, когда она доканчивала салат.
- Слышала насчет Бейкера и Истмена?
- А что такое? - произнесла Салли таким тоном, словно она ничего не знала.
- Господи, да они чуть не подрались - на глазах у кучи репортеров!
Салли прищелкнула языком.
- И что же мы имеем? - спросила она с деланным безразличием.
- Ваша сторона выбирает любой час, наша - интервьюера.
Она отрицательно покачала головой.
- Послушай, Салли? Чего ты добиваешься? Чтобы программу вечерних новостей вел Фэллон?
Она была наготове.
- Мне надо не меньше трех теледебатов между кандидатами в вице-президенты.
Картер так и ахнул:
- Ты с ума сошла, Салли! Какая компания может себе это позволить?
- Вы начинайте, а Эн-Би-Си подключится.
- Да никогда!
- Хочешь пари?
- Ни за что не поверю, чтоб ты могла ими так вертеть!
- Никем я не верчу. Но обещаю: если твои боссы согласятся начать такие дебаты и выделят лучшее вечернее время, все так и будет.
- А если мы пойдем на это, ты обеспечишь нам Фэллона на час?
- При условии, что будут согласованы и час, и интервьюер.
- Да, ты и правда размахнулась, Салли!
- Просто люблю свою работу,- ответила она с улыбкой, снова приступив к салату.
13.40.
Дом, указанный в полученном им адресе, оказался вонючей полуразвалившейся трущобой в худшем из негритянских гетто Вашингтона. В коридорчике за парадной дверью с сигаретами в зубах стояли трое подозрительного вида подростков. Они злобно засверкали глазами, увидев, как Росс поднимается по ступенькам крыльца.
- Чего тебе здесь надо, хрен собачий? - спросил самый рослый из парней.
- Мне надо…- Росс еще раз перечел фамилию,- доктора Брюса Мак-Каррана.
- А его, может, нету,- заметил самый толстый.
- Или он, может, не хочет видеть твою вонючую задницу,- осклабился парень в кожаной куртке.
Высокий подошел к Россу и ткнул его пальцем в грудь.
- Может, тебе лучше дуть отсюда ко всем матерям?
- А может, тебе лучше заткнуться? - не остался в долгу Росс.
Глаза парня налились злобой.
- Чего? Ты мне будешь указывать? Тварь поганая.
Он замахнулся, но Росс приставил свой револьвер к мошонке парня: тот так и замер с поднятым кулаком. Росс щелкнул курком.
- Хочешь, чтоб от твоих яиц пыль осталась? Или пойдешь и позовешь доктора?
- Этого как раз не надо,- произнес за их спиной чей-то усталый голос.- Все в порядке, Фриско. Я сам им займусь. Так что вам тут надо?
- Моя фамилия Росс. Я друг Тима Фэрчайлда. Можно с вами побеседовать - приватно?
Мак-Карран оказался обладателем черной курчавой бороды и длинных курчавых волос, завязанных сзади в тугую косичку. На нем была старая белая рубаха, белые штаны и грязные (когда-то тоже белые) штиблеты: в общем, типичный сорокалетний хиппи, "самоизгнанник" из района Хэйт-Эшбери. Они поднялись вместе на Второй этаж в гостиную - совершенно пустую, если не считать двух ветхих кушеток, нескольких разномастных стульев, поставленных полукругом, очевидно для проведения психоаналитических групповых сеансов, и старенькой электроплитки, на которой стояла кружка с водой.
- Хотите чаю?
- С удовольствием выпью.
- Откуда вы знаете Тима?
- По колледжу.
- Вы тоже во флоте?
- Нет, в ФБР.
Мак-Карран вздрогнул.
- Но сейчас по личному делу.
- Да?
- Да.
Мак-Карран разлил кипяток в треснутые фарфоровые чашки и, подав одну из них Россу, уселся на кушетку, легонько дергая за ниточку от пакетика с чаем.
- О'кэй, так что вам надо?
- Мне надо узнать: может ли вирус СПИДа использоваться в качестве смертоносного оружия? И правда ли, что армия разрабатывает такое оружие в Форте Дитрих?
Мак-Карран откинул голову и расхохотался.
- Что тут смешного?
- Слушай, убирай-ка ты отсюда свою задницу, и поскорее. Говорить нам с тобою не о чем. Просто у меня нет желания видеть твою физиономию. И нет желания иметь с тобою дело. Короче, убирайся отсюда к едреной матери, ясно?
Росс продолжал отхлебывать из своей чашки.
- А если я сойду вниз и застукаю там тех ребят? Вместе с их травкой?
- Никакой травки у них нет.
- Может, пари заключим? И всю эту твою дерьмовую клинику тоже прикроют, и выкинут ключ куда подальше.
Мак-Карран уставился на него.
- Да ты, братец, говно! - произнес он наконец.
- Ну и что?
- А то, что этими делами я не занимаюсь. Уже восемь лет, как я послал нашей армии воздушный поцелуй. Знать не знаю, что они там делают. Мне на это наплевать. И когда ты в следующий раз увидишь Тима, скажи ему…
- Работают они с вирусом СПИДа в Форте Дитрих или нет?
- Послушай,- Мак-Карран отхлебнул немного чаю.- Если я кому-нибудь скажу, что они там делают, то загремлю в Ливенуорт на всю катушку. Но вообще-то восемь лет назад о СПИДе никто и слыхом не слыхал.
- Допустим. Но такой вариант возможен? - не отступал Росс.
- СПИД как стратегический микроб? Кто знает.
- Стратегический? Что это значит?
- Это то, чего они ищут. Микроб, который может быстро вывести из строя войска противника. Или инфицировать какой-нибудь небольшой регион. И то, что можно легко замаскировать, чтобы противник не сразу принял бы ответные меры. Своим людям вы даете соответствующее противоядие, а противнику…
- Как можно его поразить?
- Хотя бы с помощью аэрозоли - сибирская язва или лихорадка. Прекрасно действует на кожные покровы, органы дыхания.