- Скажите, пусть молится Аллаху, - ответила Джин. - Если гемодиализ даст положительные результаты, дней через десять функция почек восстановится. А по всем другим показателем я уже сейчас наблюдаю улучшение. Словом, скажите, что её сын жив и что уже появились первые признаки выздоровления. Пусть наберется терпения и успокоится. И посоветуйте пойти домой. Ей необходимо хоть немного поспать, Сухраб. А хуже её мальчику уже не будет, это точно.
- Вы уверены, Аматула? - озабоченно поправил очки Нассири. - Не рано ли обнадеживать?
- У меня нет привычки обнадеживать людей без достаточных на то оснований, - успокоила его Джин. - К тому же нет ничего хуже неизвестности и отчаяния. Это суровая мука, Сухраб, поверьте. Так что передайте мои слова уважаемой Самаз Агдаши. Я знаю, что говорю, и уверена в том, что делаю.
- Вы истинный ангел, Аматула, - восхищенно проговорил доктор Нассири и вышел в коридор.
Джин осталась в палате наедине с больным. Аппарат работал исправно, организм постепенно очищался, температура спала, юноша заснул. Джин задумалась: "Скорее всего, телефонный разговор Нассири с Тегераном продлится недолго. Значит, я должна немедленно наведаться в палату Эбаде и взять у него зараженные полонием волосы. Можно было бы, конечно, взять их и у этого юноши, но нет никакой гарантии, что при его довольно низкой степени зараженности полоний уже отложился в фолликулах волос. Только в случае с Эбаде имеется стопроцентная уверенность. А значит, медлить нельзя. Надо действовать".
Джин подошла к двери, приоткрыла её - коридор был пуст. И вдруг в самом его конце увидела согбенную фигуру матери больного юноши: видимо, она так и не поддалась уговорам Нассири пойти домой. М-да, лишний свидетель Джин ни к чему. Переждать? Но как долго? Неожиданно Джин заметила, что женщина смотрит прямо на нее. А секунды текли, напряжение нарастало, Нассири мог вернуться в любой момент… И вдруг словно кто-то подтолкнул Джин. Невзирая на предостерегающие доводы рассудка, Джин вышла из палаты, прикрыла за собой дверь и, успокаивающе-приветливо помахав женщине, быстро прошла по коридору к палате Эбаде.
Толкнула дверь, вошла. Представшая глазам картина заставила Джин застыть на миг в оцепенении. На кровати под лампами лежал темно-коричневый, иссохший, уродливый человечек-карлик. Он уже не напоминал даже того "пергаментного" Эбаде, которого она видела всего несколько дней назад. Живой светлой кожи не осталось ни пятнышка. Современная радиационная медицина оказалась бессильна: не помогли ни пересадка костного мозга, ни новейшие факторы роста, ни переливание экстракта печени эмбрионов… Радиация неумолимо и безжалостно подбиралась к сердцу, о чем свидетельствовала тяжелая одышка. Минуты земной жизни Дермиана Эбаде были сочтены.
Взяв себя в руки, Джин шагнула в палату. Приблизилась к кровати. Эбаде с трудом приподнял распухшие веки. На измученном, сморщенном темно-желтом лице глаза еще оставались живыми, и сейчас они смотрели на Джин с болью, отчаянием и страхом. Она всем своим существом ощутила невероятное одиночество этого несчастного человека. Одиночество перед смертью. "Каждый рождается в одиночку и в одиночку уходит, - говорила ей когда-то бабушка Маренн. - И, в сущности, в одиночку проходит весь свой жизненный путь, изредка встречая попутчиков. Хорошо, если приятных и толковых…". У Эбади больше не осталось попутчиков. Хотя бы потому, что к нему никого уже не пускали. Вполне возможно, что она - последний живой человек, которого он видит перед уходом в вечность. Не только простой обыватель, но и не каждый ученый способен понять, какое это чудовищное страдание - мучительный уход из жизни в полном одиночестве…
Сердце Джин сжалось. Не вполне отдавая отчет своим действиям, она сдернула пропитанную соляным раствором перчатку и положила свою ладонь на маленькую ссохшуюся ручку Эбаде. Прикосновение живой человеческой руки, о чем он, наверное, уже и забыл, произвело на беднягу неожиданный эффект: морщины на измученном лице чуть расправились, изъеденные язвами синие губы слегка растянулись в подобие слабой улыбки, глаза на несколько мгновений приобрели природный блеск. Наверное, бабушка бы сейчас сказала: "Ты все правильно делаешь, девочка моя". И сама на её месте поступила бы точно так же, Джин была уверена в этом.
- Мы будем бороться за то, чтобы как можно меньше людей на земле познали такую муку, какую испытываете сейчас вы, - прошептала она, наклонившись к Эбаде и чуть коснувшись губами его лба. Кожа больного излучала сейчас такое количество радиации, что при более плотном прикосновении к ней запросто можно было получить ожог всего лица.
Эбаде шевельнул пальцами, давая понять, что понял её и благодарен ей. Джин взяла с его подушки несколько волосков - на голове ни одного уже не осталось - и завернула их в пропитанный специальным раствором платок. Сунула сверточек в карман защитного костюма и направилась к выходу. На пороге остановилась, обернулась: по сморщенной щеке Эбаде медленно катилась слеза. Понимал, видимо, что вместе с ней уходит и его жизнь.
* * *
- Мехмет утверждает, что ты покидала палату Самаза Али. Зачем? - приступил к допросу прибывший в госпиталь через полчаса после её визита к Эбаде капитан Лахути, предварительно отведя Джин в отдельную комнату.
- Мехмет? Кто это? - удивилась она. - Я его не знаю.
- Зато я знаю! - рявкнул Лахути. И добавил, чуть сбавив тон: - Это один из охранников госпиталя. Он видел, как ты выходила из палаты Али. Куда ты отлучалась?
"Провокация? - молнией пронеслось в голове Джин. - Похоже на то. В коридоре не было никого кроме матери парня. И если бы этот мифический "Мехмет" действительно видел, как я выходила, то видел бы, и куда я потом вошла…"
Лахути нервно прошелся по комнате. Потом, заложив руки за спину, остановился напротив Джин.
- Тебе было запрещено покидать палату!
- Ни на миг не забывала об этом и потому не покидала, - съязвила она. - Кстати, капитан, а не мог ваш охранник спутать меня с доктором Нассири? Дело в том, что именно Сухраб выходил из палаты, когда санитар позвал его к телефону. А в одинаковых защитных костюмах женщину, согласитесь, трудно отличить от мужчины.
- Проверим, - пообещал, кивнув, Лахути. - Однако у меня есть еще один свидетель. Её сейчас приведут.
Джин сразу поняла, что он имеет в виду мать больного юноши. Это было уже серьезной угрозой для успешного выполнения задания. Она испугалась, но виду не подала.
- Ведите, - произнесла притворно равнодушно.
- Позволите войти? - заглянул в комнату доктор Нассири. - Шахриар, я привел женщину, которую ты просил…
- Да, да, входите, - рыкнул Лахути, не оборачиваясь.
Нассири робко шагнул в комнату, ведя за собой за руку женщину в защитном костюме, явно смущенную повышенным вниманием к её персоне. В резиновых перчатках похрустывали суставы. От волнения, видимо.
- Вы Самаз Агдаши? - строго спросил её Лахути.
Женщина кивнула. Потом чуть слышно сказала:
- Да.
- Вы покидали коридор у палаты вашего сына в течение последних двух часов?
- Она там провела уже несколько суток, капитан, - ответил за женщину доктор.
- Не мешай, Сухраб. Помолчи.
Отстранив Нассири, капитан подошел к женщине, навис над ней грозным черным коршуном, и она испуганно отпрянула. Прошептала:
- Я всё время там сидела, никуда не уходила…
- Вы видели, как эта женщина, - указал он на Джин, - выходила из палаты вашего сына в отсутствие доктора Нассири? - Лахути впился в свидетельницу буравящим взглядом.
Женщина испуганно заморгала и опустила голову. Джин затаила дыхание.
- Нет, господин, - ответила вдруг женщина, и её голос прозвучал на удивление твердо. - Кроме доктора Нассири из палаты моего сына никто больше не выходил. Санитар, правда, заглядывал, но он ушел вместе с доктором. А эту женщину я не видела, - она робко подняла глаза на Джин. - Нет, она точно не выходила, - повторила еще тверже. - Я бы её запомнила.
- А я тебе что говорил?! - возмущенно вскинулся Нассири на Лахути. - Я отлучился лишь на минуту, и Аматула всё это время находилась рядом с больным! Куда ей здесь ходить? Все ваши подозрения - чистой воды вздор! Наверняка твой Мехмет что-то напутал. Так стоило ли из-за его ошибки поднимать такой шум и отвлекать нас от дел?!
Нассири продолжал что-то говорить, но Джин его уже не слышала: она внимательно и неотрывно смотрела на стоявшую перед ней маленькую женщину. А та, в свою очередь, так же неотрывно смотрела на нее черными печальными глазами, и Джин читала в них благодарность - за надежду, за обещание спасти того, кто ей дороже всех на свете. Никогда прежде Джин не чувствовала столь остро, насколько добрые и чистые чувства людей могут быть сильнее всяческих идеологий, а их любовь к ближнему - сильнее страха перед диктатором. Сейчас в руках этой женщины находилась и судьба Джин, и судьба многих-многих других людей, которые могли бы пострадать при дальнейшем развитии иранской ядерной программы. Но в первую очередь, конечно же, судьба Джин. Подтверди сейчас женщина, что она покидала палату, и её немедленно обыскали бы. И, разумеется, нашли бы завернутые в платок волосы Эбаде. Однако Самаз Агдаши её не выдала. Решила, видимо, что жизнь её сына важнее политики и царящих в госпитале интриг. И совершенно правильно решила, ведь своей позицией она, возможно, спасла не только Джин и своего сына, но и многих соотечественников.
- Вы уверены? - Лахути чуть смутился. - Не ошибаетесь?
- Уверена, - по-прежнему тихо, но твердо ответила женщина и снова уставилась в пол.
- Шахриар, сейчас в палате Самаза Али без присмотра работает аппарат гемодиализа, рядом с ним дежурит только санитар, - заговорил взволнованно Нассири. - Если, не приведи Аллах, произойдет какой-нибудь сбой, санитар в одиночку не справится, он с такой техникой не знаком. Только Аматула умеет обращаться с этим прибором! Отпусти уже её!
- Вы все свободны, - кивнул Лахути. - Можете идти. Я пока останусь здесь.
- Только не забудьте облачиться в защитный костюм, капитан, - обронила Джин, направляясь к двери. - Это общее правило для всех.
- Я обязательно сделаю это, доктор.
Джин заметила, что Шахриар старательно прячет от нее глаза, и понимала причину такого его поведения. Разумеется, он не сам придумал эту провокацию. Скорее всего ему позвонил кто-то из начальников и поручил провести подобную проверку в целях профилактики и с целью запугивания одновременно. Если на испуганного и не уверенного в себе человека надавить посильнее, его психологическая защита треснет, и можно будет иметь уже наполовину готового агента - Джин хорошо знала этот прием вербовщиков. Никто не видел и не мог знать, что она покидала палату. И никакой охранник Мехмет, если он нес службу снаружи госпиталя, не мог подняться на второй этаж без разрешения руководства и тем более без защитного костюма. А правом выдачи таких костюмов обладал только доктор Нассири.
Так что вся эта сцена с допросом была, без сомнения, подстроена. Неведомый Мехмет как стоял на улице, так, наверное, и стоит там до сих пор. Просто кто-то в Тегеране решил взять её на испуг. Конечно, по отношению к майору медицинского корпуса США такой шаг выглядел бы глупым, а вот для иракской эмигрантки - самое то. Главное - внезапность и напор. И, что самое печальное, они едва не попали в точку. Если бы Самаз Агдаши подтвердила, что она действительно выходила из палаты больного и заходила в другую палату, профилактическая акция иранской службы безопасности привела бы её устроителей к успеху, неожиданному даже для них самих. И теперь Джин рассматривала молчание Самаз Агдаши как подарок свыше. Более того, чувствовала теперь особую ответственность за спасение её сына Самаза Али.
Шедший впереди доктор Нассири всё еще сокрушался по поводу отнятого у всех драгоценного времени. Следовавшая за ним Джин оглянулась: Самаз Агдаши сидела в коридоре на прежнем месте, смиренно положив руки на колени. Джин очень захотелось подойти к ней и обнять, поблагодарить за мужество. Приотстав от коллеги, она приблизилась к исстрадавшейся худенькой женщине и спросила:
- Доктор Нассири сказал вам, что мы надеемся на благополучный исход?
- Да, сказал. Слава Аллаху. - Черные брови женщины трагически дрогнули, в глазах снова заблестели слезы.
- Я скажу вам больше… - Джин вновь почувствовала предательски подкативший к горлу комок и сделала паузу, чтобы прогнать его. - Мы обязательно поставим вашего сына на ноги! Конечно, почки будут беспокоить его еще долго, возможно, даже всю оставшуюся жизнь, но, как вы понимаете, в его случае это не самый худший вариант.
- Храни вас Аллах, - женщина молитвенно сложила руки на груди, и несколько мгновений они смотрели друг на друга молча.
- Аматула, - окликнул Джин доктор Нассири уже из палаты юноши, - мне кажется, скорость перекачки снизилась!
- Сейчас посмотрю. - Попрощавшись с женщиной одними глазами, Джин заторопилась к больному. - Что вы имеете в виду, Сухраб? - спросила встревоженно, войдя в палату.
- Посмотрите, - Нассири показал ей на экран прибора, - скорость кровотока составляла пятьсот миллилитров в минуту, а сейчас снизилась до трехсот!
- Не пугайте меня, - облегченно вздохнула Джин. - Этот аппарат имеет автоматическое переключение режимов и работает по заранее составленной программе. Сейчас основной объем работы по очистке крови выполнен, и начался переход к завершающей стадии. Нагрузка на организм постепенно снижается, поэтому гидростатическое давление будет неуклонно падать, а скорость кровотока - снижаться. Это не должно вызывать у вас беспокойства, всё самое страшное уже позади. Вы ведь и сами видите, - Джин наклонилась над пациентом, - отечность заметно спала, кожные покровы постепенно приобретают нормальный цвет, температура опустилась практически до нормы, давление, как мы опасались, не подскочило, а находится на прежнем уровне. Значит, имеем положительную динамику процесса, и главное сейчас для нас с вами - сохранить ее. Когда процесс гемодиализа завершится, дайте больному несколько часов отдохнуть, а потом проведите весь комплекс мер по выведению полония и предотвращению бактериального заражения. Это обязательно. А завтра в это же время снова приступим к гемодиализу. Думаю, в ближайшие дни состояние юноши значительно улучшится. Когда вам обещали привезти аппарат из Тегерана?
- Сегодня вечером или, в крайнем случае, завтра, - сказал Нассири и нахмурился. - Но я не очень-то им верю: они могут растянуть выполнение своего обещания на недели. Бюрократия в нашей стране сильна, каждая бумажка требует закорючек нескольких чиновников. Поэтому прошу вас, Аматула, привезти сюда свой аппарат и завтра. Если вы не против, я сам приеду за вами в миссию Красного Креста, помогу…
- У меня много помощников, благодарю, Сухраб, - улыбнулась Джин. - Конечно же, я привезу аппарат. Раз уж я обещала Самаз Агдаши спасти её мальчика, я обязательно сделаю это.
"Как говорится, долг платежом красен", - вспомнились ей слова матери.
* * *
- Госпожа, приезжал капитан Лахути, спрашивал, почему мы до сих пор не забрали трубу из починки и не восстановили систему подачи воды. - Голос Марьям звучал в трубке обиженно. - Требовал даже, чтобы я сама за этой трубой поехала. Не понимаю, на что она ему далась? Ему-то какое дело, что у нас нет воды? Разве оперировать больных - его забота?
- Как начальник охраны капитан Лахути обязан следить за порядком, - мягко урезонила Джин помощницу.
Она свернула с трассы и уже поднималась на холм, за которым располагалась деревня, где жил мастер Тарани. Вечерело. Кроваво-красный шар солнца отбрасывал на стволы обступавших дорогу шелковиц золотисто-багряные тени.
- Возможно. Но я всё равно ему сказала, что раз не я отвозила трубу, то и не мне её забирать, - с вызовом ответила Марьям. - У меня что, своей работы мало? К тому же это не простая труба, а архитектурный памятник. Кто ж, спрашиваю у него, мне её отдаст? Работу мастера еще ведь оценить надо, проверить, нет ли брака, а я - всего лишь медсестра. Сказала ему, в общем, что вот вернется, мол, госпожа из больницы и сама за этой трубой съездит…
- И как он отреагировал? - спросила Джин с улыбкой.
- Промолчал.
- Понятно. Ладно, Марьям, не волнуйся: я сейчас как раз еду к мастеру за трубой. Вернусь, наверное, часа через полтора. - Джин аккуратно объехала яму, чтобы не попасть в нее колесом и не повредить лежавшую на заднем сиденье машины дорогостоящую аппаратуру. - Так и говори всем, кто меня будет спрашивать. И можешь, кстати, вызывать на завтра рабочих. Водопровод нам действительно нужен позарез.
- Хорошо, ханум, сейчас вызову, - повеселела девушка и повесила трубку.
Привычно положив мобильник под ветровое стекло, Джин внимательно смотрела на дорогу. К Тарани она поехала сразу из госпиталя не потому, что ей срочно нужна была труба, а потому, что не могла позволить себе заехать в миссию с зараженными полонием волосками Эбаде. Даже мысли не допускала, чтобы кто-то еще получил из-за нее дозу радиации. А уж какое количество радиации получила сама, продержав в кармане радиоактивные волосы почти четыре часа, боялась и думать.
Джин знала, что в способности распространять вокруг смертоносное излучение полоний не имеет себе равных. Уж если агенты, которые везли небольшую его дозу из России для умерщвления перебежчика в Лондоне, заразили им самолеты, гостиницы и бары, а полоний при этом находился в защитной капсуле, то что уж тогда говорить о смоченном соляным раствором носовом платочке? Так, детская игрушка для самоуспокоения. Но другого способа достать образцы иранского полония, получаемого на подземном объекте "Роза", у Джин, увы, не было…
А радиация меж тем уже давала о себе знать: время от времени Джин чувствовала приступы острой головной боли, а правая ладонь, которой она касалась "раскаленной" радиацией руки Эбаде, покраснела и начала шелушиться. Джин приняла антидот, но улучшений пока не наблюдалось. О последствиях старалась не думать. В конце концов, соглашаясь на поездку в Иран, она знала, что при выполнении задания может и заразиться лучевой болезнью, и угодить в страшную тегеранскую тюрьму, и подвергнуться там пыткам… Это было частью её работы, и она отдавала себе отчет в том, на что шла. Поэтому сейчас гораздо важнее не повредить на разбитой исфаханской дороге ценную аппаратуру, предназначенную для спасения человеческих жизней, а не думать о возможных нежелательных последствиях для своего здоровья…
"Хвоста" за ней на этот раз не было: или "наружка" не ожидала, что она отправится к Тарани прямиком из госпиталя, или получила какие-то другие указания.
"Шевроле" Джин въехал на уже знакомую деревенскую улицу. Вокруг глухой стеной стояли все те же высокие заборы. Царившую в деревне тишину нарушало лишь ленивое перелаивание местных собак. Но стоило обитателям заслышать звук мотора, как на окнах тотчас заскрипели ставни.
Тарани открыл ворота на удивление быстро: видимо, ждал её. Джин прочитала в его глазах радость, смешанную с беспокойством.
- Я уж думал, ханум, что вы забыли про свою трубу, - поклонился он и распахнул ворота во всю ширь, позволяя машине въехать во двор.
- Очень много больных, - пожаловалась она из-за приспущенного окна, - не смогла освободиться раньше.