- Что вы, ханум?! - в голосе Марьям снова прозвучали испуганные нотки. - Вам подниматься нельзя ни в коем случае! Вылечитесь сначала как следует! А за меня не переживайте - приспособлюсь как-нибудь к доктору Франсуа. Он терпеливый очень, даже не ругает меня, если я что-то не сразу понимаю…
- Да вы, Аматула, я смотрю, уже проснулись! - бодро воскликнул доктор Нассири, войдя в комнату тоже в защитном костюме и присев на стул у кровати Джин. - Ну и напугали вы нас всех, коллега!
- Да я и сама напугалась, - слабо улыбнулась Джин. - Вот уж не думала, что заболею так некстати… Спасибо, кстати, за цветы, - кивнула она на розы.
- Это не мне спасибо, а Самаз Агдаши - матери того молодого человека, которого вы спасли своим гемодиализным аппаратом. Он той же ночью, когда вы госпиталь покинули, в себя пришел. Я допустил к нему мать ненадолго, и он даже смог поговорить с ней чуть-чуть. Женщина была счастлива! Сразу пошла домой и принесла потом эти розы. У них ведь выращивание роз - семейное дело, и отец её этим занимался, и дед. В их оранжерее разные сорта роз круглый год цветут. В общем, просила передать вам этот букет вкупе с безмерной её благодарностью. А под утро из Тегерана доставили наконец обещанный аппарат - я ездил его принимать, потому и отлучался от вас, - так что за юношу можно теперь не волноваться. И всё благодаря вам, Аматула! Если б не вы, был бы у меня сегодня утром еще один покойник, - опустил он голову.
- Эбаде умер? - догадалась Джин.
- Да, три часа назад, - подтвердил Нассири. - Обширный инфаркт, сердечная ткань расползлась как размякший в воде хлебный мякиш. Умер с открытыми глазами. Полностью обуглился. Лежал черный как негр и маленький и хрупкий, как новорожденный щенок… - голос Нассири дрогнул.
"Вовремя я взяла его волосы, - подумала Джин. - Сегодня было бы поздно. Бедняга…" Вздохнув, спросила:
- Сухраб, вы приняли должные меры относительно погребения Эбаде? В Европе, России и Америке радиоактивные трупы хоронят всегда в цинковых гробах, но поскольку в исламе гробы не используются, надо обязательно забетонировать то место, куда опустят тело покойного. И еще… Простите меня, Сухраб, но, невзирая на религиозный запрет, необходимо вынуть из тела Эбаде все внутренности и уничтожить. Ведь полоний, как известно, будет разлагаться еще долго, и если этого не сделать - радиация проникнет в грунтовые воды и разнесется с ними по всем окрестностям…
- Увы, ханум, - поник Нассири, - я уже не занимаюсь этим, меня отстранили. Теперь покойным Эбаде занимаются спецслужбы, и о своих действиях они мне не докладывают. Даже не советуются. К тому же из Тегерана вместе с аппаратом прибыли какие-то светила…
- Медицины? - уточнила Джин.
- Если бы, - еще более помрачнел Нассири. - Нет, светила теологии и теософии с кафедры тегеранского университета.
- Они-то здесь зачем? - удивилась Джин. - Для молитвенного сопровождения души усопшего в последний путь?
- Думаю, Аматула, для того, - понизил голос собеседник, - чтобы подвести под его гибель идеологическую базу, подкрепив её Кораном, Аллахом и верностью исламу. Я сам правоверный мусульманин, ханум, но до глубины души возмущен подобным цинизмом. Время ли стенать сейчас о гневе небесном, когда в первую очередь надо спасать тех, кого еще можно спасти?! А запрошенный нами аппарат искусственной почки привезли, видимо, затем лишь, чтобы мы больше не обращались за ним в миссию Красного Креста. При этом ни какого-нибудь дополнительного медицинского оборудования, ни даже лекарств не привезли! Как будто и не собираются лечить больных.
- Возможно, так оно и есть, Сухраб, - задумчиво проговорила Джин. - Вы не находите, что подобное поведение вполне логично для Тегерана? Думаю, там сейчас всех устраивает вариант полного отсутствия пострадавших при аварии в секретной лаборатории. Проще говоря, они хотят, чтобы все облученные радиацией люди умерли. Как говорится, нет пострадавших - нет полония. И никакой лаборатории по его производству тоже никогда не было.
- Но ведь речь идет о живых людях! - возмутился Нассири. - Из почти сорока пострадавших половину точно можно спасти!
- Как это ни кощунственно звучит, Сухраб, но до них иранским властям нет никакого дела. Они сейчас озабочены лишь тем, чтобы скрыть существование секретной лаборатории от иностранной прессы. Это же скандал на весь мир! Кстати, доктор, вы знаете, для каких целей применяется полоний?
- Нет, - недоуменно пожал тот плечами. - Моя задача - лечить отравившихся полонием людей, а не применять его.
- Вы добрый и гуманный человек, Сухраб, - Джин прикоснулась забинтованной кистью руки к руке Нассири, и он, сдернув перчатку, слегка сжал её пальцы. - Я же вижу: вы хотите людям добра, а своей стране - процветания. Но ваши руководители, к сожалению, хотят совсем иного. Они мечтают о мировом господстве, Сухраб. Или хотя бы о господстве на Ближнем Востоке. И полоний используют для изготовления запалов ядерных бомб, - поведала почти шепотом. - Именно поэтому, я уверена, ваши руководители пойдут на всё, чтобы уничтожить сотрудников той злосчастной лаборатории. Всех до единого.
- О, Аллах всемилостивый! - Нассири сжал пальцами виски. - Но я же врач! Я не могу стоять в стороне и равнодушно наблюдать, как эти люди один за другим уходят из жизни! Я же обещал Всевышнему, что буду облегчать страдания больных при любых обстоятельствах, не жалея даже собственной жизни! Как же я могу нарушить свою клятву?!
- Ваши клятвы не интересуют верховных мулл, Сухраб. Послушайте меня, коллега, это важно… - Джин сделала знак, что хочет приподняться, и Нассири помог ей сесть. Джин перешла на шепот: - Раз ваше правительство отказывает больным в помощи, я готова договориться со своим руководством о предоставлении вам всех необходимых препаратов. Но поскольку служба безопасности наверняка воспрепятствует помощи нашей миссии в лечении ваших больных, последним не остается ничего другого, как только просить убежища на территории Швейцарии. То есть здесь, на территории миссии Красного Креста. Мы их непременно вылечим, обещаю, однако, как вы понимаете, и для лих самих, и для их семей такое решение будет равнозначно эмиграции, и вернуться в Иран они больше не смогут. Разумеется, это будет означать конец деятельности на территории Ирана и нашей миссии, но к такому повороту мы всегда готовы. К тому же рано или поздно тегеранским муллам всё равно придется обратиться к нам за помощью, я в этом не сомневаюсь. Международный Красный Крест - солидная и уважаемая организация, отлично зарекомендовавшая себя во всем мире. - Джин сделала паузу. Через мгновение очень серьезно продолжила: - Вам придется подумать и о себе, Сухраб. Если решите продолжить участие в спасении пострадавших от радиации людей, вам скорее всего тоже придется эмигрировать. Либо - отойти в сторону и смириться со смертью всех сорока пациентов, имена которых будет запрещено потом произносить вслух даже родственникам. В том числе смириться со смертью пошедшего на поправку юного Али Агдаши, - она бросила красноречивый взгляд на розы и заключила: - Словом, вам есть о чем подумать, дорогой коллега. Что же касается меня, вы можете рассчитывать на мою помощь хоть здесь, на территории нашей миссии, хоть в Швейцарии, хоть в любой другой европейской стране.
- Я уже говорил вам, Аматула, и осмелюсь повторить еще раз, - Нассири снова взял её руку, его темные глаза увлажнились, - вы - истинный ангел! Вы для меня больше, чем просто коллега. Вы для меня светлый ориентир в той бесконечной и душной темноте, в которой я блуждаю последние двадцать лет. Я ведь тоже родился и вырос при шахе, ханум. Образование получил в Лондоне. Практику проходил в клинике Виктории. Потом несколько лет отработал в США, в госпитале Нового Орлеана. Когда увидел однажды по телевизору, каким разрушениям он подвергся при урагане, даже сердце защемило. Словно вместе с госпитальными крышами той океанской водой смыло и мое прошлое, которым я всегда дорожил. И тогда я запретил себе думать и вспоминать о нем, каким бы прекрасным оно ни было… - Доктор вздохнул, помолчал немного. - В Иран я вернулся перед самой революцией, ханум. Хотел приносить пользу своей стране и как-то незаметно поддался царящим здесь новым настроениям. Потом не раз сожалел об этом, чего уж там скрывать… Но вслух признаюсь в этом впервые. И только вам, Аматула. Вы правы, мне есть о чем подумать, но дать ответ сразу я не могу, простите…
- Да я и не тороплю вас, Сухраб, - мягко улыбнулась ему Джин. - Хочу просто, чтобы вы всегда помнили: я - на вашей стороне. И не я одна. Уж на поддержку Международного Красного Креста вы можете рассчитывать совершенно точно.
- Благодарю вас, Аматула, - признательно кивнул Нассири. И сменил тему: - Как вы, кстати, себя чувствуете? - он перевел взгляд на её забинтованную руку. - Я ведь, собственно, приехал, чтобы успокоить вас. Внимательно осмотрев ожог, пришел к выводу, что омертвел только верхний слой кожи. Зато нижние слои сохранились, и пересадки кожи, я уверен, не потребуется. Всё затянется само собой, просто на процесс заживления тканей уйдет недели две-три, не меньше. И, конечно же, во избежание появления язв необходимо пройти курс профилактических процедур…
- Да я уже и сама поняла, что ожог поверхностный, - довольно улыбнулась Джин, - и что поражение тканей неглубокое. Поняла по той боли, которую испытывала. Очень сильная боль, надо сказать, - поморщилась она. - А с другой стороны, мы же знаем с вами, Сухраб, что боль - это хороший признак. Это значит, что организм борется. Отсутствие же боли свидетельствовало бы о том, что ожог прошел насквозь и поразил нервные окончания. С пораженными нервными окончаниями боли обычно не чувствуешь.
- Согласен, - кивнул Нассири. - Просто когда я по вызову Марьям приехал, вы уже были без сознания, и выяснить, мучают ли вас боли, я не мог. Поэтому вместе с вашей помощницей, хоть она и была чрезвычайно напугана, мы первым делом обработали вашу рану на руке, после чего ввели вам плазму и поставили капельницы с физраствором и глюкозой, чтобы снять возможный ожоговый шок и предотвратить токсемию. Потом сделали инъекцию сыворотки, ввели анальгетики, на рану наложили повязку с раствором новокаина. Помня о ваших наставлениях, что плотно и обильно ожоги бинтовать нельзя, наложили повязку легкую - чтобы лишь прикрыть рану от загрязнения и одновременно сохранить доступ к ней кислорода. Думаю, что уже в ближайшие дни начнется островковая грануляция, а когда она распространится, все заживет первичным натяжением. Хотя небольшой рубец на руке может остаться.
- Спасибо, Сухраб, вы всё сделали правильно, - благодарно взглянула Джин на доктора. - Отныне я ваша должница.
- Это я ваш должник, Аматула! - пылко запротестовал он. - Вы не только посвятили меня в секреты новейшей медицины, но и научили смотреть на мир шире. Заставили вспомнить то, о чем я боялся вспоминать долгие годы после революции, о том, как это здорово - жить и чувствовать себя свободным человеком! Когда-то ведь я так и жил, - вздохнул Нассири. Неожиданно он наклонился к Джин и понизил голос: - Кстати, Аматула, Шахриар спрашивал меня, при каких обстоятельствах вы могли получить ожог и прикасались ли к Агдаши, когда осматривали его…
- И что вы ему ответили? - внутренне насторожилась Джин.
- Сказал, что от Агдаши вы такого ожога получить не могли, поскольку степень заражения у парня незначительна. Простите, ханум, я не мог сказать иначе, ведь мои слова легко проверить, - зачастил он извиняющимся тоном. - А вот от Эбаде - вполне могли. Во время того вашего посещения, когда мы полагали, что имеем дело с отравлением таллием. Вернее, я полагал, - поправил себя доктор смущенно. - Между прочим, Аматула, еще до вашего приезда, не подозревая о радиоактивном заражении Эбаде, я помогал санитарам переворачивать его, и у меня потом тоже кожа в районе бедра покраснела. А вы подходили к нему очень близко. И трогали его, я помню. Так и сказал Шахриару. Объяснил, что радиации свойственна латентная форма, когда она проявляется на коже зараженного человека не сразу, а спустя какое-то время. Привел даже пример известного мне из учебников случая, когда радиационный ожог проявился у человека лишь через месяц после его контакта с больным.
- И что вам ответил на это капитан Лахути?
- Как ни странно, ничего, - обескураженно пожал плечами Нассири. - Просто замолчал и задумался. Я, кстати, не думаю, Аматула, что Шахриар подозревает вас в чем-либо, - добавил он поспешно. - Просто служба у него такая - проводить по любому поводу расследование. К тому же он неравнодушен к вам, Аматула, я же вижу. Думаю даже, что влюблен в вас, и серьезно. А человек он неплохой, поверьте! Я даже уверен, что Лахути сделает всё возможное, чтобы отвести от вас все подозрения. Просто он вынужден докладывать обо всем, что происходит в миссии, своему руководству. Вот как и я вынужден был рассказать ему о вашем ожоге. Я и рад бы смолчать, ханум, - Нассири виновато потупился, - но у меня семья…
- Я понимаю вас, Сухраб, и ни в чем не виню, - дружески улыбнулась ему Джин. - Да, Шахриар выполняет приказы начальства, а у того тоже есть свои начальники. И все они подчиняются верховному рахбару Ирана. Так что Шахриар и его коллеги узнали бы о моем ожоге и без вашего участия, Сухраб. Я даже рада, что подробности моего заболевания изложили капитану Лахути именно вы, а не кто-то другой. Вы, по крайней мере, всегда были рядом со мной и, как честный человек, переиначить историю не могли. Однако сейчас важнее другое, - она снова перевела взгляд на красные розы на подоконнике. - Нам надо подумать, как спасти Али Агдаши и других больных в обход местной службы безопасности и тегеранской делегации. Ведь они, похоже, никаких мер для их спасения предпринимать не собираются… Кстати, Сухраб, - опять повернулась Джин к собеседнику, - американская актриса Сандра Буллок восстановила на свои деньги клинику в Новом Орлеане, и вы снова могли бы там работать.
- Вы предлагаете мне… переехать в США? - растерялся Нассири.
- Нет, не предлагаю. Не обладаю такими полномочиями, - развела Джин руками. - Только вы сами, посоветовавшись со своей совестью, должны решить, как вам поступить: продолжить борьбу за облученных пациентов или отойти в сторону и равнодушно наблюдать за их кончиной. А о возрожденной в Новом Орлеане клинике упомянула лишь для того, чтобы вы знали: если решитесь бороться за жизнь больных до конца, у вас всегда найдутся союзники. Здесь, к примеру, поддержит миссия Красного Креста, а в Штатах примут на работу в ту самую клинику, где вы когда-то уже работали. И тогда ваше прошлое, которое, как вы говорите, вам дорого, снова станет для вас реальностью. Как говорил великий американец Уильям Фолкнер: "Прошлое не мертво. Оно даже не прошлое".
Джин замолчала, исподволь наблюдая за реакцией Нассири. Но он тоже молчал, уставившись в какую-то точку перед собой.
- Ситуация далеко не безвыходная, Сухраб, - мягко нарушила Джин затянувшееся обоюдное молчание, - даже если, с подачи иранских правителей, вам так не кажется. Персию отнюдь не окружают страшные агрессоры, якобы ненавидящие всех персов поголовно и жаждущие их уничтожить, как это преподносится обществу местными СМИ. Мы открыты к сотрудничеству со всеми людьми доброй воли, со всеми, кто борется против смерти в любом её воплощении - хоть свинцовом, хоть полониевом, хоть видимом, хоть невидимом. И мы никогда не отступимся от борьбы с теми, кто будет угрожать этой смертью всему человечеству.
- А "мы" - это кто, Аматула? - опасливо поинтересовался Нассири.
- Я же сказала вам, что у меня много союзников, - уклончиво ответила Джин. - Ведь я нахожусь по ту сторону баррикад, где попавшего в беду человека никогда не бросят на произвол судьбы. Напротив, всегда протянут ему руку помощи. Вы слышали о русском агенте, погибшем в 2006 году в Лондоне от рук соотечественников, отравивших его полонием? - Нассири кивнул. - А ведь он верой и правдой служил своей родине целых двадцать пять лет, безукоризненно выполнял все её приказы! Английским гражданином и побыть-то толком не успел - отравили бывшие коллеги… И при этом английские врачи и ученые бились за его жизнь не покладая рук. Скажите, Сухраб, возможно ли подобное отношение к иностранному пациенту у вас в Иране? - Плечи Нассири разом поникли, он снова отвел взгляд. - То-то и оно… И успокойтесь, пожалуйста: произнося слово "мы", я подразумеваю всего лишь своих коллег, сотрудников миссии Красного Креста. Я очень хочу спасти Али Агдаши и уверена, что никто из них не отказал бы мне в помощи. Но, к сожалению, мы находимся сейчас в чужой и враждебно настроенной к нам стране, поэтому без вашего содействия, дорогой доктор, нам не обойтись. - Он вскинул на нее удивленные глаза, и она пояснила: - Если вы не обратитесь ко мне за помощью и не пригласите в госпиталь, сама я не смогу туда попасть. И тогда юноша, за жизнь которого мы с вами бились целый день, может погибнуть. А вместе с ним и его коллеги по несчастью, которые в случае нашего с вами врачебного вмешательства могли бы прожить потом еще лет сорок-пятьдесят, не меньше. Хотим мы того или нет, Сухраб, но рано или поздно Всевышний устраивает каждому из нас испытание: способны ли мы, оставшись один на один со Злом, не испугаться его и продолжать бороться за победу Добра? И каждый проходит эту проверку по-своему. Если кто-то бежит с поля боя, Всевышний, конечно же, прощает ему его слабость, но потом редко обращает на него внимание. Если же кто-то принимает бой, тогда Всевышний становится его другом навсегда и во всем ему помогает… - Устав от довольно эмоциональной для её всё еще слабого состояния тирады, Джин в изнеможении откинулась на подушки.
Нассири молчал, но Джин и без слов видела, что в душе его происходит сейчас нешуточная борьба. Страх и повиновение, за последние двадцать с лишним лет ставшие привычными, начинают отступать перед осознанием высшего жизненного долга. Джин тоже больше ничего не говорила. Она знала: бывают мгновения, когда лишнее слово может вызвать у слушателя обратный эффект. А ей этого совсем не хотелось. К тому же она понимала, что сказанного ею уже достаточно, чтобы доктор Нассири принял то или иное решение.
- Мне надо срочно вернуться в госпиталь, - поднял он наконец голову, его глаза лихорадочно блестели, - пора запускать в действие аппарат искусственной почки. Хотя, видит Аллах, я бы хотел остаться с вами подольше…
- Не терзайте себя, Сухраб, я всё прекрасно понимаю, - мягко остановила она его. - Сейчас главное для вас - выздоровление Али. И спасение тех, кого еще можно снасти.
- Я позвоню вам сразу по окончании сеанса гемодиализа, ханум, - пообещал Нассири, поднявшись. Неуклюже одернув защитный костюм и едва не зацепившись о ковер ботинком, направился к двери. На пороге оглянулся: - Постараюсь навестить вас вечером, Аматула. Я оставил Марьям указания насчет вашего лечения.
- Теперь я и сама смогу руководить ею, - слабо улыбнулась в ответ Джин.
Дверь за доктором тихо закрылась.