- Ну, это характерно для любого авторитарного государства, - заметила Джин и посмотрела на настенные часы: время приближалось к одиннадцати часам утра. - Верхушка, захватившая власть в ходе революции, никогда не пожелает расстаться с ней добровольно. Мировая история доказала это на примере Ирака, Сирии, Ливии, Советского Союза. К счастью, кризис элиты при авторитарном правлении наступает быстро, он неизбежен. Думаю, Иран тоже столкнется с этим в ближайшем будущем: выпустит пар, и общество снова вернется к демократии.
- Моя Парванэ давно уже потеряла веру, что когда-нибудь мы с ней снова будем жить как при шахе. И теперь возможность возвращения в Америку видится ей сказочным волшебным сном. Вы истинный ангел Аллаха, Аматула, - благодарно взглянул Нассири на Джин, - и я не устану повторять это до конца своих дней. Вы воплощаете в жизнь мечты окружающих вас людей! А заслуги вашей организации Красного Креста и вовсе безмерны! Скажу вам всем откровенно: я считаю для себя очень большей честью, что вы позволили мне примкнуть к вашей миссии! - торжественно произнес он. - И самым важным делом своей жизни я считаю дело, которое делал вместе с вами! Кстати, - спохватился вдруг Нассири, - а где Шахриар? Кажется, я еще не видел его сегодня…
- Я тоже, - озадаченно кивнул доктор Маньер.
- Он поехал в Тегеран, - коротко обронила Джин и снова посмотрела на часы: секундная стрелка пробежала последние деления, пробило одиннадцать. - Сказал, что по делам.
- По делам в Тегеран?! - Нассири тревожно заерзал на диване. - С чего вдруг? Вчера вроде не собирался.
- Да, мне он тоже сказал, что поехал в Тегеран, - подтвердила слова Джин Марьям, втолкнув в комнату передвижной столик на колесиках, уставленный чашками, кофейником и блюдом с аккуратно нарезанным шоколадным кексом, прикрытым вышитой салфеткой. - Я встретила капитана Лахути, когда он шел к машине. Спросила, когда вернется, - продолжала девушка, подкатывая столик к дивану, - а он пообещал, что скоро. Сразу, мол, как только решит все свои дела в столице. - Зажмурившись, Марьям торжественно сдернула салфетку с кекса. - Угощайтесь! - предложила радушно.
- Благодарю вас, мадемуазель. - Доктор Маньер взял кофейник, налил кофе сначала дамам, а потом Нассири и себе. - А как, кстати, кувшин, который вы дважды едва не уронили? Он еще цел, мадемуазель? - поинтересовался деланно равнодушно.
Джин неодобрительно покачала головой: сколько можно, мол, подтрунивать над девушкой, Франсуа? Однако Марьям нисколько не обиделась.
- Цел, - сообщила беспечно. - Чего ему сделается?
- Что ж, тогда я искренне рад за нашего офис-менеджера: значит, ему не придется возмещать иранцам ущерб за эту посудину, - с улыбкой заключил Франсуа и, попробовав кекс, оценил: - Очень вкусно!
- Марьям, присоединяйся скорее, пока мы всё не съели, - поторопила Джин помощницу.
- Ой, спасибо, ханум, я мигом, - Марьям шустро расположилась на кожаном пуфе перед диваном.
- Позвольте поухаживать за вами, мадемуазель, - Франсуа протянул ей чашку кофе и ломтик кекса.
- Спасибо, доктор, - Марьям смутилась, покраснела и потупилась.
- Неожиданный поступок, Франсуа, - добродушно рассмеялась Джин. - Марьям привыкла, что вы всё время придираетесь к ней, но теперь, кажется, вы начинаете находить с ней общий язык.
- Нет, и все-таки я не понимаю, зачем Шахриар поехал в Тегеран? - снова подал голос Нассири, явно не на шутку обеспокоенный. Из всех присутствовавших в комнате только Джин понимала, что доктор волнуется не зря. - Он не сказал вам, зачем едет в Тегеран, Аматула? - повернулся к ней всем корпусом Сухраб.
- Сказал, что для получения повышения в звании, - уклончиво ответила она.
- О, наш капитан вернется майором?! - удивленно воскликнул Франсуа. И добавил не без иронии: - Оказывается, служба при нашей миссии тоже положительно сказывается на карьере.
- Но почему же у меня плохое предчувствие? - не унимался доктор Нассири. - Мне кажется, что Шахриар сюда уже не вернется. Возможно, мы вообще его больше не увидим! Он просто не хотел заранее никого расстраивать, потому и придумал историю с повышением…
Джин заметила, что настроение у Сухраба окончательно испортилось, и он даже не притронулся к кофе.
- Вы правы, доктор: Шахриара мы увидим нескоро, - сжалилась над ним Джин. - Но это не значит, что не увидим его никогда вообще. Напротив, я думаю, что в самом ближайшем будущем мы узнаем о нашем капитане достаточно хорошие вести.
- Что он стал генералом, например, - весело добавила Марьям. - И теперь занимает важный пост в Тегеране.
Её шутка повисла в воздухе, никто на нее не откликнулся. Оба доктора - Нассири и Маньер - внимательно смотрели на Джин.
- Что вы имеете в виду, Аматула? - осмелился спросить после довольно продолжительной паузы Маньер.
Ответить Джин не успела: её мобильный телефон пропел "Полет валькирий" Вагнера. Она взяла со стола трубку, взглянула на дисплей, узнала швейцарский номер матери.
- Прошу прощения, я покину вас на минуту, - сказала Джин и, поднявшись с кресла, быстро вышла вместе с телефоном в соседнюю комнату. Плотно прикрыла за собой дверь.
* * *
- Я слушаю вас, доктор, - произнесла в трубку, коснувшись сенсорной кнопки.
- Здравствуйте, Аматула.
Родной, чуть низковатый и переливчатый голос матери, немного похожий на голос бабушки Маренн. Мама всегда и во всем немного копировала бабушку. И от этого родного голоса, с детства сулившего покой и беспечность, сердце Джин сладко заныло: скоро она снова увидит всех своих родных.
- У меня для вас новости, Аматула, - голос матери звучал деловито, но одновременно чуть дрожал. Джин поняла: мама тоже разволновалась. - Ваш отъезд из Исфахана намечен на пятьдесят первую неделю года, скорее всего на пятницу. Так что Рождество вы встретите дома.
- Не самая плохая перспектива, доктор, - заставила себя улыбнуться Джин. - Благодарю за приятное известие.
"И мы сядем с тобой за стол, мама, - думала она, - и будем наслаждаться нашей любимой индейкой с яблоками и черносливом и рождественским тортом со сливками и клубникой. И с нами сядут папа и Джек. Джек обязательно приедет на Рождество из Вест-Пойнта, чтобы похвастаться новой кадетской формой".
Телефон ненадолго замолчал: наверное, мама думала о том же.
- Иранская сторона очень жестко настаивает на отъезде миссии, - продолжила она наконец нарочито сухо. - Возможно, у них есть для этого основания.
"Еще бы, - иронически усмехнулась про себя Джин. - Да будь их воля, они бы нас всех на мелкие кусочки тут растерзали".
- Комиссии ЮНЕП и МАГАТЭ будут продолжать работать в Иране на собственных базах, но уже без нашего участия. По крайней мере на первых порах. Не думаю, что знания и опыт наших врачей не понадобятся иранцам уже в скором будущем. Так или иначе, но я распорядилась, чтобы документы на выезд всех сотрудников миссии, а также тех, кого вы намереваетесь вывезти с собой из Ирана, были доставлены вам дипломатической почтой уже до конца этой недели. Иранская сторона хотя и со скрипом, но всё же дала согласие на выезд из страны своих граждан, подтвердила каждую запрошенную вами фамилию…
"Хм, а куда им было деваться? - хмыкнула Джин саркастически. - Да и русские поднадавили, конечно. Особенно после ареста их курьера в Шереметьевском аэропорту. Чтобы американцы дело на весь мир не раздули, лучше уж приструнить Иран: нечего, мол, упорствовать в эмиграции соотечественников. Всё ясно, как божий день".
- …В том числе и на выезд тех, кого доставили в посольство Франции сегодня, - тонко намекнула мать на родственников Лахути.
- Они уже на месте?! - сердце Джин радостно забилось.
- Да, атташе Франции привез сегодня в иракскую миссию двух пожилых супругов и их внуков, трех мальчиков. Самочувствие у всех нормальное. Они немного взволнованы, но это пройдет.
- Самый младший мальчик серьезно болен! - предупредила Джин. - У него тяжелый врожденный порок сердца. Открытый артериальный проток. Ему необходим строгий больничный режим. И эффективные лекарства, конечно же.
- Я попросила атташе Франции отсканировать и прислать мне по электронной почте медицинские документы мальчика, - сказала Натали. - На их основе мы выработаем рекомендации, предупреждающие возникновение непредвиденных осложнений. Не беспокойтесь, Аматула: без квалифицированной медицинской помощи ребенок не останется. Заодно поручу нашим специалистам рассмотреть возможность проведения операции сразу по прибытии мальчика из Тегерана в Швейцарию.
- Авиаперелет не причинит ему вреда? - спросила Джин тревожно.
- Нет. При соответствующем уходе он его даже не заметит, - заверила мать.
"Я никогда не сомневалась, мама, что ты, как и бабушка, не откажешь в помощи никому, кто в ней нуждается, - подумала Джин. - Не откажешь ни в тепле, ни в еде, ни в заботе. Никогда не заставишь просить себя дважды и никогда не останешься равнодушной, кто бы ни обратился к тебе за помощью - друг или бывший враг. А главное, ты никогда не попросишь за свои труды вознаграждения, потому что успешный результат уже сам по себе для тебя награда".
- Итак, готовьте документацию, Аматула, - всё так же деловито заключила Натали, - завершайте все необходимые операции и процедуры и начинайте договариваться с иранцами по поводу передачи им отдельных пациентов. Если возникнут какие-то сложности, немедленно сообщайте: будем действовать сверху. Приказ об отзыве вашей миссии из Исфахана поступит к вам от нас в ближайшие дни. Кстати, Аматула, хочу поделиться с вами радостью. - Джин почувствовала, что мать улыбнулась. - Вчера состоялось очередное заседание нашего Совета, и деятельность вашей миссии в Иране была удостоена самых высоких похвал. Наш президент, господин Келленбергер, просил меня передать вам благодарность. Мы гордимся, что в наших рядах работают смелые и бесстрашные люди, готовые жертвовать собой во имя торжества жизни на земле. Которые работают ради того, чтобы как можно сильнее ударить смерть по её отвратительной морде.
- Так говорила леди Клементина Черчилль. Я помню её слова, доктор.
"И моя бабушка тоже так говорила", - добавила Джин мысленно.
- Возвращайтесь скорее, Аматула. - Натали повесила трубку.
Джин нажала кнопку отбоя, прижала телефон к груди, подошла к окну. Ей казалось, что трубка каким-то чудесным образом всё еще хранит голос матери, её тепло.
* * *
- Прошу извинить меня за вторжение, Аматула, - приоткрыв дверь, в комнату заглянул доктор Нассири, - просто я хочу спросить у вас…
- Заходите, Сухраб, - кивнула ему Джин. - Только дверь за собой прикройте. - Она уже догадалась, что речь сейчас пойдет о капитане Лахути.
- Поверьте, я не подслушивал ваш разговор, Аматула, но случайно услышал несколько заключительных фраз, - признался Нассири шепотом, приблизившись к Джин почти вплотную. - Дело в том, что я очень волнуюсь за… - он нервно сцепил пальцы на груди.
- …Шахриара? - закончила она за него фразу.
- Да, - с готовностью кивнул доктор. - Понимаете, Аматула, он лично говорил мне, что не хочет ехать в Тегеран, поскольку знает, что его там арестуют. Арестуют за утечку информации об аварии на секретном заводе, за мой побег из госпиталя вместе с Али Агдаши и его матерью. Скажите мне правду, Аматула, где сейчас Шахриар? Его уже арестовали? Нынешней ночью?
- Нет, Сухраб, утром Шахриар был еще здесь, так что Марьям сказала вам правду, - ответила Джин. - А потом он действительно уехал. Но не в Тегеран. А вот точнее я не могу вам пока сказать, Сухраб, не обижайтесь. По крайней мере не сейчас. Надеюсь, вы меня понимаете. Кстати, с минуты на минуту, - она посмотрела на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке, - к нам сюда заявятся не очень приятные гости. Они прибудут из Тегерана с целью как раз арестовать Шахриара. Которого, как вам теперь известно, здесь уже нет.
"Точнее, они приедут удостовериться, что капитан Лахути превратился в безжизненный труп, и большие неприятности им самим теперь не грозят, - подумала Джин с грустной иронией. - Иначе зачем бы они тогда "предупреждали" Шахриара по столь сложной схеме?" Но вслух она этого говорить не стала, чтобы не напугать Нассири еще больше: он ведь скорее всего тоже знаком с аль-Балами, раз тот был другом Шахриара.
- Кто бы сюда ни приехал, Сухраб, и о чем бы вас ни спрашивал, - предупредила она доктора на всякий случай, - отвечайте одно: Шахриар рано утром уехал в Тегеран. Если же скажете что-нибудь другое - лишите тем самым своего друга шанса на спасение. Нам нужно потянуть время как можно дольше, и вы должны помочь мне в этом, Сухраб. Если всё сложится удачно, то, возможно, уже сегодня ночью мы узнаем, что Шахриар находится в безопасности.
- Я так и знал, что вы поможете ему избежать ареста! - всплеснул руками Нассири. - Я не ошибся в вас, Аматула: вы - истинный ангел Аллаха! Вы и все те, кто помогает вам творить добро. По случайно подслушанной вашей фразе о мальчике с пороком сердца и не закрывшимся артериальным протоком, - понизил он снова голос, - я догадался, что речь идет об Амире, младшем сыне Шахриара. Значит, его семья теперь тоже в безопасности, как и моя? Я позвоню Парванэ, узнаю, вместе ли они сейчас… - Нассири вынул из кармана трубку.
- Не надо пока никому звонить, Сухраб, - твердо перехватила его руку с телефоном Джин. - Это опасно. Всё, что вы хотите знать о семье Лахути, я скажу вам и сама. Да, речь в моем телефонном разговоре шла именно о сыне Шахриара. По просьбе нашей женевской штаб-квартиры французский атташе забрал сегодня в Тегеране родителей капитана Лахути и трех его сыновей и предоставил им всем надежное убежище. Но пока об этом никто не должен знать. Вы меня понимаете, Сухраб? - Тот растерянно кивнул. - Даже если ваша супруга позвонит вам и сообщит что-либо о семье Лахути, попросите её не обсуждать с вами эту тему по телефону. По крайней мере до тех пор, пока мы не будем убеждены, что Шахриар тоже находится в безопасности.
- Я всё понял, Аматула, - торопливо убрал трубку в карман Нассири, - простите меня, дилетанта. Я не подведу вас, обещаю! И вообще я преклоняюсь перед вами - бесстрашным белокрылым ангелом Аллаха! - расчувствовавшись, он наклонился и поцеловал забинтованную руку Джин.
- Ну полноте вам, Сухраб, - смутилась она. - Я просто выполняю свой долг врача.
- О нет, Аматула, к доброте нельзя принудить никакими приказами и медицинскими клятвами! - воскликнул доктор. - Смелость и самопожертвование невозможно воспитать в человеке, если они не были заложены в нем самой природой. У вас были благородные предки, Аматула!
"В этом вы правы, Сухраб, - мысленно согласилась Джин с коллегой. - И даже куда более благородные и достойные, чем я. Так что мне еще многому предстоит у них научиться".
- К нам кто-то приехал, ханум! - крикнула с порога Марьям, распахнув дверь. - Кажется, тот самый полковник!
- Я не понимаю, что ему здесь надо? - проворчал за спиной Марьям доктор Маньер. - Чего ради он сюда зачастил? Может, желает пройти обследование на европейском уровне? Так сразу бы так и сказал.
- Боюсь, что цель визита полковника далека от медицинского обследования, - задумчиво проговорила Джин.
Нассири подошел к окну, отдернул занавеску, доложил:
- Аль-Балами и его люди.
- Вы с ними знакомы, Сухраб? - спросила Джин и посмотрела на часы: без двадцати двенадцать. Явились на двадцать минут раньше, чем предполагал Лахути.
- Только с полковником, - признался Нассири, - Шахриар нас однажды познакомил. Не скажу, что мы были с аль-Балами друзьями: напротив, мне он всегда был отчего-то неприятен. А моя Парванэ и вовсе на дух не переносила ни его самого, ни двух его жен. У нее просто в уме не укладывается, как можно жить с мужчиной, зная, что он на таких же законных основаниях живет еще и с другой женщиной. Причем не где-нибудь на соседней улице, а в их же общем доме. Признаться, у моей Парванэ старые, дореволюционные представления о браке. Равно как и о жизни вообще. Впрочем, у меня тоже. Поэтому в свой дом мы аль-Балами никогда не приглашали.
Джин тоже подошла к окну, посмотрела вниз. Увидела легковую машину и мини-вэн. Полковник аль-Балами стоял около легковушки и о чем-то разговаривал с лейтенантом исламской стражи, оставшимся старшим за Шахриара.
- Франсуа, Сухраб, - обратилась она к коллегам, - прошу вас пойти к больным и заняться самыми неотложными делами. Если полковник аль-Балами нанесет вам визит и спросит вас о Шахриаре, скажите ему то, что знаете: что сегодня в девять часов утра капитан Лахути уехал в Тегеран. Марьям, ты можешь даже повторить слова капитана, которые он сказал тебе перед отъездом. - Джин взглянула на девушку, и та понимающе кивнула. - Вас, Франсуа, я думаю, полковник вообще ни о чем не будет спрашивать, поскольку вы не говорите на фарси, а сам он - ни на одном другом языке кроме родного. Так что зовите Кристофа и Жерома и начинайте готовить к операции Симин Туркини. А вот вас, дорогой Сухраб, полковник допросит всенепременно. Я надеюсь, вы помните всё, о чем мы с вами договорились? - Доктор ответил солидным молчаливым кивком. - Кстати, хочу вас всех предупредить: поскольку на территории миссии вы пользуетесь полной неприкосновенностью, то на время беседы с представителями местной власти имеете право пригласить юриста миссии. Для соблюдения юридических формальностей, так сказать. Во избежание возможных недоразумений советую вам именно так и поступить. Неизвестно, что предпримет аль-Балами, если кто-то из вас останется с ним наедине. Отказать ему в праве разговора с нами мы не можем, но осторожность не помешает. Вы меня понимаете?
- Да, конечно, ханум, - ответил за всех Нассири. - Лично я обязательно приглашу на время беседы с полковником вашего юриста.
- Что ж, тогда разойдитесь пока по рабочим местам, - распорядилась Джин и снова выглянула в окно. Козырнув полковнику, лейтенант побежал к зданию, где располагались казармы охраны, а аль-Балами, одернув мундир, двинулся к входным дверям миссии. - Кажется, аль-Балами направляется сюда. Что ж, я поговорю с ним сама.
- Но, мадам, - предложил Маньер осторожно, - может быть, вы позволите мне поприсутствовать рядом? В качестве свидетеля, так сказать…
- Благодарю за поддержку, Франсуа, но не стоит, - отказалась Джин. - Полковнику прекрасно известно, о чем он может себе позволить беседовать со мной, а о чем - нет. В конце концов я ведь не гражданка Ирана, собирающаяся покинуть страну, а официальный представитель очень солидной и уважаемой в мире гуманитарной организации. Так что не волнуйтесь за меня, Франсуа: аль-Балами не позволит себе в моем присутствии ничего такого, что выходило бы за рамки общепринятых правил и приличий. Тогда как в присутствии постороннего лица разговор может не получиться. Поэтому возьмите с собой Марьям, Франсуа, и отправляйтесь с ней к Симин Туркини. - Она подошла к Марьям, ласково погладила по руке. - Всё обойдется, Марьям, не вешай носа.