– Салим донес до меня ваше непристойное предложение, – резко начал Голицын. – Поначалу я хотел послать вас к черту, потом передумал. Куй железо, пока горячо, верно? Салим вызвал Герду, Герда подняла матросов, пошла по каютам. Ксения не отвечала, каюта оказалась не запертой, но внутри ее не оказалось. Правильно, Герда?
– Да, Игорь Максимович, не оказалось, – смиренно согласилась работница. – Глотов и Шорохов проверили машинное отделение, рубку, вспомогательные помещения и даже холодильник. Я осмотрела пустые каюты. На палубах ее тоже нет.
– Так давайте искать, – вздохнул Турецкий. – Надеюсь, никто не станет возражать, что это важнее, чем сон?
Жизнь в "закрытом" сумасшедшем доме становилась все увлекательнее. Голицын подтвердил приказ: всем, кто есть живой, включая пьяных, больных и капризных, искать пропавшую Ксению. Особого энтузиазма предложение не вызвало. Возможно, до некоторых начинало доходить, что шутки кончились.
– Вы считаете, Александр Борисович, что она покончила с собой, спрыгнув с яхты? – шептал Феликс, прижав его к переборке между отсеками. – Я тоже об этом подумал. Но, с другой стороны, девушка разумная, должна понимать, что, совершив суицид, жениха не вернет… Но есть еще два варианта.
– Не сомневаюсь, что, как автор детективных романов, вы проработали в голове все версии, – отозвался Турецкий. – Первая версия – мы сейчас ее найдем. Но неясное чувство мне подсказывает, что этого не случится. Вторая версия – она спряталась в укромном помещении. И с этим как-то бледно – на любом судне, где имеются опытный владелец и толковая команда, должны быть потайные уголки, неизвестные широкой общественности. Но откуда про них известно Ксении? Так что, как ни крути, любезный Феликс, третья версия – самая привлека… прошу прощения, предпочтительная.
– Ее убили и выбросили за борт, – глухо пробормотал писатель. – Очаровательно. Или просто выбросили за борт, предварительно оглушив, что равносильно убийству. Труп всплывет, а человек без сознания – вряд ли. Боже, какой ужас!.. Вы правы, в свете инцидента с Ольгой Андреевной – это не кажется таким уж противоестественным. Но зачем?
– Мотивы пока не рассматриваем, – Турецкий отстранил нависшую над ним глыбу. Оставаться с кем-то наедине на этой яхте становилось не самым комфортным занятием.
Обслуживающий персонал обыскивал яхту. Заново осмотрели машинное отделение, вспомогательные помещения. Герда с "добровольными" помощниками обходила каюты. Турецкий лично побывал у пропавшей девушки, но не нашел там признаков борьбы или чего-то подобного. Скомканная кровать – но именно такой она и была в момент последнего посещения. Разбросанные вещи, проигрыватель, на котором она просматривала видео с покойным женихом, тапочки у порога. Такое ощущение, словно Ксения на минутку вышла.
Он спустился в машинное отделение. Стоял, пригнувшись, посреди мертвого царства непостижимых железных устройств, озирался, хмурился. Работал только генератор, издавая нервирующий гул. Остальные механизмы не функционировали. Яхта дрейфовала – интересно, с какой скоростью? Он должен был проверить не очень привлекательную мысль. Бросился наверх… и в проеме столкнулся с идущим навстречу Глотовым. Матрос попятился, побледнел.
– Не бойтесь, я вас тоже боюсь, – проворчал Турецкий, уступая дорогу. – Не нашли девушку?
– Как корова языком слизала, – развел руками матрос. – Нет ее на судне, можете не сомневаться. Все проверили.
Он выбрался на палубу, снял с крючка за пожарным щитом угловатый морской фонарь. Ночь была относительно спокойна, ветерок налетал порывами, небо было безоблачным, пронзительно черным, изобиловало подмигивающими звездами. По левому борту светила ядовитая луна – нереально большая, выпуклая, с отчетливо очерченными горными цепями и кратерами. Фонарь исправно работал, он пристроил его у живота, словно короткий автомат, направил жирный пучок на водную поверхность. Осветилось пространство метров на сорок в глубину и около десятка в ширину. Он медленно смещался вдоль борта, напряженно всматривался в воду. Добрался до носа, обогнул его по периметру, ступил на правый борт. Показалось, что-то мелькнуло на волне – он остановился, сжал фонарь, смотрел, пока глаза не заболели. Пучина разверзалась, обнажая новые слои самого популярного химического соединения. Ничего в ней не было – ни живого тела, не мертвого…
– Вы в самом деле думаете, что ее сбросили за борт? – вкрадчиво спросили за спиной. Он вздрогнул. У этого типа отвратительная привычка – появляться в тех местах, где он и на хрен не нужен.
– Не пугайте меня, – пробормотал Турецкий, – а то могу и фонарем.
– Я учту, – сказал Манцевич. – Итак, что вы думаете?
– Мы думаем об одном и том же, – огрызнулся Турецкий. – Ксения пропала – ее нет на судне. Не уверен, что это несчастный случай. Хотя и счастливым его назвать трудно. Вы считаете, я бездарно провожу время?
– Работайте, кто ж вам запретит, – фыркнул Манцевич. – Но сильно со своим фонарем не усердствуйте. Она пропала не менее часа тому назад. Яхта дрейфует со скоростью примерно половина морской мили в час. Вы, конечно, можете вообразить, что мертвое тело дрейфует с той же скоростью в том же направлении…
Манцевич замолчал. Турецкий сместился на несколько шагов, продолжал сканировать поверхность. А когда повернулся, за спиной уже никого не было. Он поежился – до чего же неприятный тип. И снова в путь. Занятие безнадежное, но для очистки совести он должен был это сделать. Не было в воде поблизости от судна инородного тела. Он обошел его по периметру, поднялся с кормы к двери, ведущей к каютам нижней палубы. Нутро "Антигоны" исторгло Лаврушина. Иван Максимович остолбенел, выставил руки, как бы защищаясь, зажмурился. Турецкий запоздало сообразил, что светит ему в лицо.
– Виноват, Иван Максимович, – он опустил фонарь.
– Не подходите ко мне… – прохрипел Лаврушин, включая заднюю передачу.
– Не бойтесь, это Турецкий, – он и сам растерялся.
– Мне плевать, кто вы такой. Не подходите…
Этот тип определенно чего-то глотнул на ночь грядущую – но явно не для храбрости.
– Да ладно вам, – смутился Турецкий. – Не собираюсь я вас выбрасывать за борт. Будьте мужчиной, Иван Максимович.
Лаврушин смутился, но страх не потерял. Он протиснулся между переборкой и Турецким и припустил по палубе, то и дело озираясь. Похоже, в определенных кругах начинался психоз.
Пригнувшись, Турецкий вошел в коридор. Несколько минут ушло на перебранку с Салимом, который не хотел пускать его к Ольге Андреевне. Этот парень бесхитростно отрабатывал свой хлеб. Турецкий клятвенно пообещал, что уйдет, если женщина спит, а если нет, задаст ей лишь пару вопросов. Ольга Андреевна не спала. Горел ночник над кроватью. Она лежала на боку в комфортной позе зародыша, укутанная в несколько одеял. Глаза ее были открыты, с тоской смотрели на входящего. Она шевельнулась, чтобы принять подходящую для приема посетителя позу.
– Лежите, Ольга Андреевна, не шевелитесь, если вам так удобно, – запротестовал Турецкий. – Вы в порядке?
– Не знаю, – прошептала женщина. – Физически, наверное, да, но на душе какая-то муть. Тянет все, выкручивает, простите…
– Понимаю вас. Я сейчас уйду.
– Не уходите… – она сделала большие глаза, – Спрашивайте, что хотите. Одной мне тут не справиться… с одиночеством… А Иван опять добавит водочки, придет, начнет стонать, как ему плохо, что сердце опять болит, давление поднялось, будет ругать последними словами своего брата… Скажите, Ксения нашлась?
– Нет, Ольга Андреевна. Ксении нет на яхте. Вот об этом я и хотел поговорить с вами.
– Ничего не понимаю…
– Я не верю, Ольга Андреевна, что вы ничего не понимаете. Простите, не собираюсь вас ни в чем обвинять, но выглядит как-то странно, согласитесь. Сами подумайте – смерть Николая, затем покушение на вас – слава богу, обошлось. После этого – пропадает Ксения. Почему на этой яхте кто-то точит зуб на вашу семью? Почему именно здесь? Почему именно на вас? Не подвергается ли опасности Иван Максимович? Он бродит по кораблю, шарахается от людей, налегает на спиртные напитки…
– Я не знаю… – простонала женщина. – Правда, ничего не знаю, поверьте… Я уже думала об этом… Я говорила Ивану – не ходи, посиди в каюте, мало ли что может случиться… Послушайте, – она приподнялась, – если Ксении нет на борту "Антигоны", то… что это значит?
– Боюсь, ничего хорошего, Ольга Андреевна.
– Но ведь это бред! Зачем?
– Не знаю, – он пожал плечами, попытался пошутить. – На фоне всего, что происходит на яхте, мое вчерашнее появление здесь – заурядное неприметное событие. Вы кого-нибудь подозреваете?
– Я ума не приложу, что тут можно думать… Это правда, детектив, поверьте. В бизнес Николая я никогда не лезла, Иван тоже. Да это и не было никаким бизнесом, он просто работал в юридической конторе, связанной с бизнесом Игоря. Интересы у Игоря, конечно, широкие, но я о его делах не осведомлена, мне не интересно. Ах, да, несколько месяцев назад Игорь контактировал с подрядчиками, ведущими строительство Олимпийского комплекса в Сочи. Об этом Николай рассказывал. Но без всяких подробностей. Насколько знаю, у него была рутинная работа, ни о каких проблемах я не слышала. Кто на этом корабле мог желать зла Николаю? Да никто…
– Я не думаю, Ольга Андреевна, что проблемы Николая были связаны с работой. Очень темная история… Скажите, у Ксении есть родственники?
– Да, конечно. Мать, отец – у Ксюши полноценная семья, очень хорошие люди… – она сообразила и стала чернеть. – Боже святый, ведь они ничего не знают…
Бикфордов шнур еще не догорел до пороховой бочки. Голицын расхаживал по кают-компании, нервно гримасничал. Снова вся честная компания в сборе. Не было только Ольги Андреевны, она заперлась у себя в каюте. Натужно пошутив, что пьянство, курение, лишний вес – залог успеха, Феликс вооружился бутылкой текилы, прихлебывал из горлышка. "Любимый тост акул, господа: за тех, кто в море". Он был не одинок в своих устремлениях – по кают-компании стелился плотный запах алкоголя.
– Игорек, может, хватит беспредельничать? – крякнул Феликс. – Твоя политика приведет к тому, что на "Антигоне" не останется никого живого. Ты же не хочешь, чтобы возмущенные массы штурмом брали капитанскую рубку?
– Да! Это уже возмутительно! – взорвался Робер. – Игорь, ты мой лучший друг, но ты ведешь себя глупо и необдуманно.
– Хочу домой, – проворковала Николь, роняя голову.
– Эти люди глаголят истину, Игорь Максимович, – согласился Турецкий. – Нам лучше вернуться в Сочи, пока не пострадал кто-то еще. На яхте присутствует злоумышленник, и неизвестно, что у него на уме. Чья очередь? Почему это все происходит? Прикажите Глотову и Шорохову заводить двигатели, еще не поздно. Обещаю, что не останусь в стороне, окажу правоохранительным органам посильное содействие…
– Злоумышленник на борту, говорите? – Голицын резко встал, смерил Турецкого испепеляющим взглядом, затем стал по очереди рассматривать других. – А ведь злоумышленник не под днищем сидит, верно? Не спрятался в укромном уголочке, чтобы никто его не нашел. Вряд ли у него есть шапка-невидимка. Это один из вас, друзья мои. Один из тех, кто сейчас тут сидит, делает возмущенное лицо, или наоборот… – он повернулся к прислуге, – корчит тут из себя простоту непричастную. Будем же тверды и последовательны…
– Игорь, прекрати! – взвизгнула Ирина Сергеевна, и все с недоумением на нее воззрились. Она не растерялась: – Хватит, Игорь! Мы все хотим домой, нам надоело здесь, это уже нестерпимо!..
– Ша!!! – Голицын шарахнул кулаком по стеклянному столику. Столик не сломался – следует отдать должное производителю. Ирина Сергеевна сникла, втянула голову в плечи. Он смотрел на нее с усмешкой – это был не тот взгляд, которым любящий супруг одаривает свою половину. – Помолчи, любимая, – сказал он язвительно. – Решение принято, и отступать от него я никому не позволю. Прости, Робер, очень жаль, что наши личные отношения после этого славного уикенда, судя по всему, испортятся. Но, сильно надеюсь, не пострадают деловые. Александр Борисович, – он повернулся к Турецкому, – вам так и не удается подтвердить репутацию гениального сыщика. Вы сильно меня расстраиваете. Ваши действия напоминают тренажер для ходьбы на месте.
– Во-первых, не гениального, а отчасти способного, – отрезал Турецкий. – Не обольщайтесь, Игорь Максимович, за несколько часов я вам злодея на блюдечке не доставлю. Очень жаль, что вы не внемлете голосу разума. С большой долей вероятности тело Николая может рассказать, кто на него напал. Но с ним должен поработать хороший специалист. Вы упорно отвергаете такую возможность. Дело ваше.
– Кстати, Игорек, – храбро брякнул Феликс, – я тоже не понимаю, почему ты не хочешь отдать Николая в заботливые руки медиков. Не факт, что из-под раны они что-то извлекут, но вероятность этого отнюдь не гипотетическая…
– Я сказал, хватит! – рассвирепел Голицын. – Если к вечеру завтрашнего дня не появятся реальные зацепки, яхта направится к Сочи. Но я не стал бы на вашем месте, Александр Борисович, радоваться этому факту.
– О, это да, – согласился Феликс. – Игорек – очень мстительная личность.
– Заткнись, Феликс. Работайте, Александр Борисович. И признайтесь, – Голицын ядовито прищурился, – разве вам самому не интересно?
Турецкий пожал плечами.
– Мои интересы никак не связаны с опасностью, которой подвергаются люди. Но воля ваша, Игорь Максимович, с вашей властью на этой яхте трудно спорить. – "Пока – трудно поспорить", – подумал он. – Поэтому я очень благодарен вам, что второй раз за ночь вы собрали людей в этой уютной комнатушке. Хотелось бы прояснить некоторые неясности, пока все не разбрелись. Я должен знать, кто где находился и чем занимался в отрезок времени от одиннадцати вечера до одиннадцати двадцати. А также с двенадцати до часа. Надеюсь, это не сильно утомит уважаемых господ? С вас, Игорь Максимович, и вас, Ирина Сергеевна, мне бы тоже хотелось снять показания. Для закрепления, так сказать, усвоенного…
– О, мой комиссар Мегре… – пробормотала Николь, шатко поднялась и, ни на кого не глядя, вышла из кают-компании. Все недоуменно посмотрели ей вслед. Воцарилась тишина. Николь не возвращалась.
– Что это значит, Игорь Максимович? – Турецкий резко повернулся к Голицыну.
– Спать пошла, – объяснил Голицын, – предлагаете тащить ее сюда за волосы?
– Но это же безобразие! – возмутился Турецкий. – Чего вы насмехаетесь? Я должен бегать по вашему кораблю и собирать людей?
– Да пошли вы все, – практически на чистом русском проскрипел Робер, поднялся и уволокся вслед за супругой. И его проводили глазами.
– М-да, мне тоже кажется, что на сегодня достаточно приключений, – признался Феликс, выбрался из кресла и побрел к выходу, не забыв прихватить початую текилу. На пороге он остановился, обвел присутствующих мутным взором: – Ей-богу, господа, начинает надоедать. Жалею и скорблю, что мы лишились двух прекрасных молодых людей, но ведь надо и честь знать, или как? Приятных сновидений, о ревуар.
Тихо поднялся и вышел Лаврушин. Свысока посмотрела на супруга, вздернула нос и удалилась Ирина Сергеевна. Отступила за штору скромно мнущаяся в проходе Герда. Матросы посмотрели друг на друга, пожали плечами и, не услышав указаний шефа, тоже скрылись за шторой. Голицын рухнул в кресло, закрыл ладонью лицо и затрясся в беззвучном хохоте. Резко взметнулся, вышел, хлопнув стеклянными дверьми. Отвалился от косяка Салим, удалился вслед за хозяином.
– Не везет вам, Александр Борисович, – с саркастическими интонациями в голосе заметил Манцевич. – В качестве утешительного приза можете допросить меня. А потом уж – не обессудьте – придется вам отлавливать каждого поодиночке.
"Черта с два, – подумал Турецкий. – Разве мне больше всех надо?"
Список происшествий в ночь с субботы на воскресенье пополнился через час. Еще одна волнующая драма. Будить народ в три часа ночи он не собирался. Турецкий завалился спать, решив, что, если повезет, утро вечера не станет дряннее.
– Никогда ничего не проси, – бормотал он, засыпая, – сами придут, сами все дадут, все расскажут…
Он очнулся в начале четвертого (практически утро), когда мимо каюты кто-то протопал. Воцарилось возбуждение. Хлопали двери. Истерично горланил Голицын. Снова кто-то пробежал.
Он вздохнул, неторопливо добрел до крана, сполоснул лицо. Подошел к двери, постоял недолго, пытаясь сообразить, имеет ли очередная кутерьма отношение к необъяснимым событиям. Или обычная "мелочевка" – например, пожар в машинном отделении, или яхта пропорола днищем острый риф. Чаще всего в криках людей повторялось имя "Ольга Андреевна" – но явно не в контексте "мертвая".
– Не везет вам, Ольга Андреевна, – пробормотал Турецкий. – Вы, словно та легкомысленная девушка, что вляпалась в весну…
В дверь забарабанили, пришлось открыть, сделав строгое лицо.
– Выходите, – шипел Манцевич, – не хрен спать!
– Снова все пропало? – пошутил Турецкий.
Из каюты напротив высунулся заспанный Шорохов. Из другой – Герда, она растерянно хлопала глазами, водружая на нос неуклюжие очки. Соседний отсек тоже наполнялся любопытствующими людьми. По лестнице взбирался Салим. Он поддерживал под руку Глотова – парень с трудом перебирал ноги, двигался, точно слепой, он был бледен, как заштукатуренная стена, с разбитого виска сочилась кровь. Он зажимал висок рукой, но кровь сочилась по пальцам, стекала на камуфлированную майку.
– Помогите Ольге Андреевне, – бросил Салим, – она внизу, сознание потеряла…