- Да, перспектива мрачноватая, - глядя на серьезное лицо Алешина, я расплылся в улыбке: - Обложили, не оставили выбора. Сдаюсь и повинуюсь.
Явился на квартиру к Чегину с некоторым опозданием. Компания была в сборе и явно нервничала. По крайней мере, открывавший мне дверь Алешин вместо приветствия раздраженно буркнул:
- Охламон, где тебя носит?
Я отстранил его и вошел в комнату. Подал руку Чегину. Затем развернулся в сторону сидевшей в кресле дамы в розовом платье. Наступил ответственный момент - знакомство. Я успел разглядеть ее. Светлые длинноватые волосы без замысловатостей причесаны и перехвачены на затылке лентой под цвет платья. В глазах покорность, словно у послушницы из монастыря, но это лишь первое впечатление, ибо в следующий момент во взгляде появилось что-то загадочно-игривое, притягательное и даже, тут Алешин прав, гипнотизирующее. Статность фигуры впечатляла, и я мысленно согласился с Алешиным: такую женщину держать просто в любовницах грешно, да и, видимо, накладно.
- Жанна, - она протянула руку.
- Вадим, - я коснулся ее прохладной ладошки и, впервые в жизни, не дурачась, а действительно в порыве неуправляемых чувств, приложился к ней губами.
- Ого, вот это по-рыцарски! - воскликнул Алешин.
Стол, конечно, был сервирован в чисто мужском стиле, безо всякой затейливости, словно собралась компания выпивох, которым не до этикета, лишь бы быстрее похмелиться. Закуска хоть и являла собой некоторое разнообразие, все же приготовление оставляло желать лучшего: плохо очищенные кусочки селедки с колечками лука, крупно и неровно порезанная колбаса, разбросанная по тарелке ветчина и шедевр - салат, съедобность которого еще предстояло определить.
Над первым тостом голову долго не ломали, выпили "за знакомство"; второй, само собой разумеется, "за прекрасную даму, сплотившую наши ряды"; третий - "за дружбу на долгие годы". Голоса зазвучали громче. Даже Алешин заулыбался и пытался рассказать что-то веселенькое. Пашка Чегин то и дело убегал на кухню, чтобы принести еще что-то из холодной закуски или очередную бутылку водки и охлажденную минералку. Определенно он хотел своим гостеприимством произвести впечатление, конечно, не на нас, на Жанну. Часто справлялся у нее: "Как, нормально?" Она в ответ мило улыбалась и успокоительно кивала. Лишь я посомневался в кулинарных способностях хозяина, сказав, что водочка на уровне, но не мешало бы под нее, кроме селедки и салата без названия, придумать какую-нибудь горяченькую закуску. Чегин, поразмыслив, предложил яичницу.
- Да, ваши познания в самой обширной и самой необходимой области человеческого бытия весьма скудноваты, - сыронизировал я. - Ну ладно, давай яичницу.
И тут неожиданно это блюдо вызвалась приготовить Жанна. Мы дружно запротестовали. Она приложила свой изящный пальчик к губкам:
- Тише, господа офицеры, тише. Тост за дружбу был поддержан всеми, значит, мы - друзья, и потому считаю своей обязанностью взять на себя часть забот по поддержанию в должном виде нашего праздничного стола.
Она действительно сумела приготовить вкусную яичницу с ветчиной и репчатым луком. Пели хвалу творцу блюда до тех пор, пока оно не исчезло в наших желудках. Затем мы слушали музыку, пытались сами петь под гитару, в общем, беззаботно прожигали время, ибо в данный момент ни перед кем из нас не стояла проблема его нехватки, рядом с каждым в эти минуты находилась обманчивая вечность.
Пашку Чегина, несмотря на его стремление проводить нас, мы оставили дома с указанием прибраться в квартире и перемыть посуду. На остановку отправились втроем. Первым сошел с автобуса Алешин, многозначительно мне подмигнув напоследок.
Я провожал Жанну до дома. Разговаривая о пустяках, одновременно решал проблему своего дальнейшего поведения: оставаться таким же холодно-тактичным или приоткрыть путь на свободу чувствам. Жанна очаровала меня с первой минуты, и это очарование ширилось, задело сердце. Я из-за своей нерешительности в подобных делах, как уже не раз бывало, мог опять оказаться наедине с несбывшейся мечтой. Но все разрешилось само собой и самым прозаичным образом, не пришлось ни упрашивать, ни умолять.
Она подала на прощание руку и проговорила:
- Пригласить вас в гости не могу: час поздний, дочка спит.
- Одна? - полюбопытствовал я безо всякой цели.
- Вообще-то она у меня самостоятельная, но на сегодня я пригласила маму.
- Понятно, - закивал я. - Вы правы: час поздний. До свиданья.
"Ведь потеряешь", - встряхнул меня изнутри отрезвляющий голос, и я поспешно выдал:
- В таком случае позвольте вас пригласить к себе в гости.
- С вашими друзьями?
- Как будет угодно.
- Вообще-то я люблю ходить по гостям. Приглашайте.
Шесть цифр ее телефона надежно отпечатались в моей памяти. Теперь впереди ждало постоянное искушение набрать их и услышать голос, ставший, вне всяких сомнений, родным.
IV
Время, словно дорожный каток, подминало под себя дни, события, надежды. С той памятной встречи прошла неделя, но я так и не выполнил обещание пригласить Жанну в гости, заедали дела. Хорошо, что нас связывал телефон, с помощью которого я поддерживал в ней и себе надежду на скорое свидание.
С того вечера я не виделся с Алешиным. Пару раз тоже общались по телефону. Помечтали о выезде за город, о рыбалке, о костре на берегу реки, но дата воплощения всего этого в реальность, конечно, между нами не обговаривалась…
С кем я сталкивался за последнее время из нашей компании воочию, так это с Чегиным, но в основном на месте очередного преступления, где пересекались пути сотрудников районного уголовного розыска и сыщиков из областного управления. Ворошить же прошлое и расспрашивать о том случае с экспедитором было с моей стороны в высшей степени нетактично. Любопытство могло сойти за подозрение, а это тоже для человека пытка, если оно необоснованное. К тому же, мне было уже извест-но: действия сотрудников уголовного розыска были признаны правомерными. Казалось, на этом можно поставить точку и забыть.
Но нынешним воскресным утром в приятной суете и нетерпеливом ожидании встречи с Жанной я, отправившись в магазин за продуктами, по пути купил в киоске газету. На первой странице бросился в глаза кричащий заголовок: "Скандал в прокуратуре. Жена одного из убитых экспедиторов обвиняет следователя в сокрытии преступления". Название заинтриговало. Ускоренным шагом возвратившись домой, я развернул газету прямо в прихожей. Однако какой-то крупной разоблачительной статьи не обнаружил, так, заметочка десятка в три строк, из которой явствовало: молодая женщина пришла на прием в прокуратуру к следователю и обвинила того в предвзятом ведении уголовного дела, в котором ее муж, якобы убитый в перестрелке с сотрудниками милиции, возведен в ранг уголовника, в то время как настоящие преступники, коим место на скамье подсудимых, стали героями. В заметке также сообщалось, что женщина, будучи доведена до истеричного неуправляемого состояния, бросилась на следователя. Фамилия женщины не называлась, а вот следователя указывалась.
Сложив газету, я позвонил Алешину. Он ответил далеко не жизнерадостным голосом.
- Зализываешь раны? - шутливо спросил я. - Надеюсь, она несильно попортила твой фасад.
- А-а, это ты, - признал он меня, и в его голосе прибавилось дружелюбия. - Уже успел прочитать.
- Такой заголовок только слепой не заметит.
- Ох, будь моя воля, я этих болтунов-журналистов через одного головой в дерьмо макал бы, чтоб не пакостили.
- Могу лишь выразить сочувствие и в ближайшие дни пригласить на кружку пива с копченым лещом, за потреблением которого мы и заклеймим позором продажную прессу.
- Слушай, приезжай сейчас ко мне, - попросил Алешин.
- К тебе?.. - я посмотрел на сумку с продуктами, которые требовалось к вечеру превратить в изысканные блюда, затем на часы. - Ну, если только ненадолго… - и поинтересовался: - А твоя еще не прибыла с югов?
- Она взяла сразу два отпуска да отгулы, так что тормознется еще у сестры на Кубани и раньше чем через месяц или даже полтора тут не объявится.
- Ну что ж, тогда жди, лечу.
То, что Алешин находился в подпитии, я заметил сразу. Впрочем, это подтверждала и початая бутылка водки, стоявшая на столе рядом со стаканом и тарелочкой с бутербродами.
- Снимаю стресс, - пояснил Алешин.
- Что, большая заварушка была?
- Нет, но малоприятная.
- Надеюсь, осветишь со всеми подробностями.
- Сначала по махонькой, - и Алешин жестом пригласил к столу.
Выпили, посмаковали бутерброды с сыром и свежие помидоры, которые притащил из кухни хлебосольный хозяин. Затем пропустили вдогонку по второму стаканчику.
- Она сама напросилась на прием ко мне. Подобное происходило не в первый раз, но агрессивности в ней не замечал, хотя, честно говоря, она уже порядком надоела своими попытками обелить мужа, - Алешин захлопал по карманам, явно выискивая сигареты, но, не обнаружив их, на поиски не отправился. - Ну, вошла она в кабинет вполне спокойной. Начала ровным тихим голосом и все опять о муже: каким он был честным, добрым, отзывчивым и так далее. Я не перебивал, терпения - воз, времени, правда, в обрез. Закончила она восхваление и тут же начала легонько на меня наезжать, дескать, не мог он магазин взламывать, деньги, мол, у него имелись, и все это якобы специально подстроено, чтобы убить ее мужа как свидетеля настоящего преступления. И тут я ее не перебивал, хотя уже и терпение на исходе было. Дал ей выговориться до конца и предложил внимательно выслушать меня. И, может быть, несколько протокольным языком, на основании имеющихся фактов объяснил ей, что согласно проведенным экспертизам на ломике, которым взламывали дверь, обнаружены отпечатки пальцев ее мужа, а из пистолета, который был намертво зажат в его руке, произведен выстрел. Вот тут-то она и завелась. Правда, вначале спросила: окончательное ли это мое решение. И когда я ответил утвердительно, перешла на крик. И каких только грехов мне не присобачила, что я и куплен, и поганых ментов прикрываю и что вообще чуть ли не главный мафиозник города. Мои попытки вразумить еще больше распаляли ее. Вскочила, стала со стола бумаги бросать на пол, топтать их. На шум, конечно, сослуживцы сбежались. Общими усилиями маленько привели ее в чувство и доставили к выходу. Вот вкратце и вся история. Откуда газетчики узнали - не ведаю. Возможно, она сама в редакцию обратилась.
- Ты и на самом деле окончательно решил, что все так и было, как Чегин с Макаровым рассказали? - задал я наверняка болезненный для Алешина вопрос.
- Согласно экспертизам и имеющимся фактам.
- А труп на пустыре?
- Пока загадка.
- А женщина, про которую тебе говорил Писарев? - напомнил я.
- Допрашивал. Номер машины она явно перепутала с каким-то другим. К тому же, не могла назвать примет ни одного из мужчин, так, в общих чертах.
- Ты, значит, не проводил следственный эксперимент по опознанию Чегина и Макарова той женщиной.
- Нет. Какой смысл, если женщина приводила в своих показаниях совсем другой случай.
- А как же твоя версия, поведанная по секрету в пивном баре?
Алешин поморщился. Шумно вздохнув, потянулся рукой к бутылке. Разлил остатки водки по стаканам.
- Понимаешь, - он коснулся меня рукой, - тогда я основывался не на фактах, не на вещественных доказательствах, а на боязни, что именно так и происходило. И эта боязнь породила необоснованную подозрительность, когда отдаешь предпочтение мелочам и игнорируешь очевидное. Ну, а по мере накопления фактов, когда я все сопоставил, версия приказала долго жить.
- Значит, Паша Чегин вне подозрений, - в моих словах присутствовал сарказм, и Алешин уловил его.
- Да Паша Чегин не то что человека, мухи не обидит, - загорячился он. - Ему не в уголовном розыске работать, а ветеринаром, тварь всякую жалеть и лечить.
- Ну что ж, выпьем тогда за ветеринаров уголовного розыска, - и я поднял стакан.
V
Утро на работе началось с трагической новости: в собственной квартире убит сотрудник районного уголовного розыска Макаров. По слухам я знал, что он слыл жестоким и невыдержанным. Такие негативные проявления в характере сослуживцами как бы не замечались, а начальством не осуждались. Правда, насколько мне было известно, Макарова неоднократно предупреждали за появление на работе в нетрезвом состоянии и за те гульбища, что устраивал по месту жительства. Не исключено, насильственная смерть явилась закономерным финалом его беспутной жизни.
Вскоре я располагал некоторыми подробностями происшедшего, как-никак, а убит все-таки коллега. Труп обнаружил утром один из приятелей Макарова. Его обеспокоило то, что он не появился на работе и не отвечал на телефонные звонки. Дверь в квартиру оказалась открытой. Безжизненное тело оперативника нашли в постели. Как выяснилось позднее, после проведения экспертиз, Макаров был застрелен из принадлежавшего ему табельного оружия двумя пулями в голову. Ко всему, ему воткнули в живот большой кухонный нож, что свидетельствовало о садистских наклонностях убийцы. В квартире ничего не пропало. Но судя по батарее пустых бутылок на столе, хозяин перед кончиной с кем-то веселился, не исключалось, что с женщиной.
Убийство "опера" - происшествие из разряда неординарных, и потому я опасался, что меня подключат к этому, возможно гиблому, делу. Однако на сей раз все обошлось…
Я готовился к встрече с осведомителем, прежде судимым, имевшим приличные связи в криминальном мире. Бывший "наперсточник", картежный шулер, он, как ни странно, попался мне на сбыте наркотиков. Припертый к стенке обстоятельствами, он проявил словоохотливость. Поведал о своей профессии шулера, поклялся, что никогда не занимался сбытом "наркоты", а вынудили его к этому обстоятельства: нашелся более искусный мошенник, который нагрел его на очень приличную сумму. Выплату долга отсрочили на три недели. Собрал всю свою наличность, даже продал кое-что из вещей, часть суммы выиграл в карты у менее везучих партнеров, но все равно хватило лишь наполовину. Потому решил подработать доставкой наркотиков из южных районов страны и их сбытом, хорошо, что имелся знакомый наркоделец. Не повезло. Теперь его провал истолкуют превратно, как добровольную сдачу органам правосудия, чтобы избежать выплаты долга, а значит, смерти ему не миновать, окажись он хоть за толстыми стенами тюрьмы в одиночной камере.
Пока он плакался, мне пришла идейка. Я справился о его связях в криминальном мире города, впрочем, особенно не надеясь на его открытость. Однако он правильно понял мой вопрос, усмотрев в нем и свой интерес, и, видимо, взвесив все "за" и "против", назвал несколько фамилий и кличек, намекнул на достаточную свою известность. Все его показания записал на диктофон. Договорились мы с ним довольно-таки быстро. Он обязался снабжать меня информацией из криминальных кругов в обмен на свободу и тайное покровительство.
Встречались с ним в грязной закусочной, где постоянно висел сигаретный дым, пахло кислым пивом и крутился опустившийся люд, возможно, в недалеком прошлом чинные отцы семейств и уважаемые на работе специалисты. Под водочку и пиво с килькой мне передавалась информация. Иногда звучала просьба вызволить "засветившегося" дружка.
Сегодня я намеревался разжиться у него сведениями относительно убийства Марины Петруниной. Предварительно по телефону он мне намекнул на появившиеся факты, коими я непременно заинтересуюсь.
Теперь я сидел и убивал время: поглядывал на часы и разгадывал кроссворд, положенный на случай неожиданного появления начальства в ящик стола. Когда заполнял очередные клеточки, дверь кабинета распахнулась, и я по-быстрому зашелестел лежавшими на столе бумагами. Поднял глаза. Через порог переступил Пашка Чегин. Его появление было полной неожиданностью. Он никогда не заглядывал ко мне на работу, хотя за последнее время, особенно после памятной вечеринки, когда я познакомился с Жанной, наши отношения стали более доверительными. Интуитивно почувствовал, что его приход связан с убийством Макарова. И не ошибся.
- Садись, - я кивнул в сторону стоявшего перед моим столом старенького стула.
- Я ненадолго, - пообещал он и задумался.
Как бы подгоняя его, пришлось прикашлянуть.
- Лешка Макаров убит, - проговорил он.
Я лишь сочувственно вздохнул.
- Это я его обнаружил, сон под утро нехороший увидел.
Увы, заинтересованности с моей стороны не прибавилось. Ждал, что он скажет дальше.
- А накануне, вечером, я заходил к нему. Он был навеселе. И что самое странное, впервые не пригласил меня пройти. Говорил, что устал и ляжет спать. Правда, время уже было позднее. В общем, всем своим видом показывал, что я персона нежелательная. Пришлось уйти. Подумал, что человеку и на самом деле отдохнуть надо. А теперь понял: у него кто-то был, и этот кто-то - возможный убийца.
Я лишь пожал плечами, как бы говоря этим, что не в курсе и мне нечего возразить. Чегин примолк, но за нервным покусыванием губ виделось нечто важное, которое он готовился преподнести.
- Я думаю… - начал он, - я предполагаю… В общем, мне кажется, Лешку Макарова убили из-за тех… из-за того мужика, ну, что возле магазина застрелили.
- Почему ты так решил?
Нужно было видеть мученическое выражение его лица. Но происходившая в нем внутренняя борьба не вылилась в поток каких-то откровений, он произнес лишь единственное слово:
- Интуиция.
Неопределенность разговора нервировала. Когда человек колеблется: говорить или не говорить, - любое неосторожное слово или даже жест подвинут его в сторону замкнутости.
- В общем… - Чегин замялся, вновь на лице приступ мучений, причина которых мне не ясна.
- В общем, я так, на всякий случай, высказал соображения, вдруг потом пригодятся, - Чегин резко поднялся. - Не буду больше задерживать.
И, словно испугавшись, что я могу его остановить, поспешил к двери, рывком открыл ее и исчез.
Странный визит озадачивал. Я хмыкнул, пожал плечами и начал торопливо собираться.
У входа в закусочную валялся пьяный. Из приоткрытых дверей несло кислым пивом. Внутри - знакомые лица, от бармена до завсегдатаев этого далекого от фешенебельности увеселительного заведения.
Осведомитель находился уже здесь. Он цедил хмельной напиток и бросал косые взгляды на входивших. Увидев меня, закричал:
- Вадя, мать твою, куда ж ты запропастился?