- Стареешь. Стареешь прямо на глазах, - проговорил он. - Не успеваешь уже за новостями. Пашка-то на свободе. Его алиби стопроцентно подтвердилось безо всяких там натяжек, оговорок.
- А как же быть с папиллярными узорами его пальчиков на ноже? - пригасил я пыл оптимизма в Геркиной душе.
- Загадка ножа удручает, - проговорил он уже упавшим голосом. - Она может так и остаться великой тайной криминалистики.
Я в ответ хмыкнул, допил пиво. Движением руки эффектно отодвинул от себя кружку так, что она, проскользив по столу, застыла на краешке, и нравоучительно изрек:
- Гера, нельзя присваивать высокий титул тайны обыкновенному убийству, которое к тому же далеко не расследовано. А насчет ножа можешь загибать пальцы: а - Чегин мог запамятовать на самом деле, где и когда касался рукоятки; бэ - Чегин не желает впутывать в это дело совершенно невиновного, по его мнению, человека, потому и играет в неведение; вэ - мы постоянно упускаем из виду одного типа, который может дать вразумительный ответ, что же произошло в квартире Макарова. Я имею в виду доброхота, приславшего в ваше учреждение писульку. Ведь это он мог так ловко озадачить нас происхождением отпечатков пальцев на ноже. Его поиски надо бы возобновить.
- Это уже больше по вашей части, сыскной, - вклинился Писарев в мои рассуждения, напоминая о разграничении обязанностей.
- Ты пальчики загибай, - обрезал я его и продолжил: - Помнишь, ты предполагал, что в случае с Макаровым могла быть месть? Так вот, теперь этот вариант приобрел более конкретное очертание: месть родственников погибшей. Не заняться ли вам этой версией, как говаривал Ленин, всерьез и надолго?
Заниматься родственниками не пришлось. На следующее утро произошло совсем неожиданное событие: в районный отдел милиции пришел мужчина, назвался Колмыковым Михаилом и представился двоюродным братом Петруниной Марины. Далее пришедший заявил, что это он обошелся так жестоко с Макаровым, именно так, как тот обошелся с его сестрой. Достоверность заявления мог подтвердить только следственный эксперимент. Заинтересованные люди из прокуратуры и милиции в очередной раз собрались в квартире Макарова. Привели мужчину, лет тридцати пяти, щупловатого на вид, с подвижными, горящими беспокойством глазами. Я успел выяснить, что это старший сын Колмыковой Антонины Петровны, и теперь не исключал его возможной причастности к убийству сотрудника милиции.
Начал он довольно-таки уверенно, чем ясно дал понять, что в этом помещении уже бывал. Он сразу открыл дверь в спальню, показал на кровать, обрисовал, в каком положении находился Макаров. Путаница в его показаниях началась после просьбы районного прокурора начать все по порядку и вопроса:
- Как вы открыли дверь в квартиру?
Мужчина наморщил лоб. Подошел к двери, подергал за ручку.
- Не помню, - заявил он.
Его ответ озадачил всех.
- Вы не помните, как проникли в квартиру? - продолжал пытать его районный прокурор.
- Кажется, я позвонил.
- И вам открыли?
- Нет-нет, вспомнил, дверь в квартиру была открытой. Правда, открытой, - мужчина обошел нас, заглядывая каждому в глаза. - Поверьте, она была открытой.
- Хорошо, была открытой и вы вошли, - приглушил эмоциональный всплеск подозреваемого прокурор. - И что вы делали дальше?
- Дальше? Я сбегал на кухню, схватил нож, вошел в спальню и ударил его ножом в живот… Потом ушел. Вот и все.
- А пистолет?
- Какой пистолет? - глаза мужчины наполнились еще большим беспокойством.
- Вы стреляли из пистолета?
- Я? Нет… Не помню. Я находился в состоянии аффекта. Я ничего не помню, - он вновь стал обходить каждого из нас. - Но это я убил его.
Мы втроем - Писарев, Алешин и я - переглянулись.
- Кажется, придется наводить справки в психушке, - негромко произнес Алешин.
Справки навели. Мужчина действительно состоял на учете в психоневрологическом диспансере с диагнозом "маниакально-депрессивный психоз".
Однако полученные в медицинском учреждении сведения ситуацию не упростили: круг вероятных убийц Макарова увеличивался еще на одно лицо. Соответственно прибавлялось и версий, которые предстояло проработать. Мы даже не исключали и такой вариант: на Макарова покушались дважды. Сначала его кто-то застрелил из пистолета, а затем уже психически больной мужчина вонзил в мертвое тело нож. Правда, и здесь обозначилась та же закавыка, мешающая стройности всех версий: на рукоятке ножа были выявлены лишь отпечатки пальцев Пашки Чегина.
VIII
Я дежурил в составе оперативной группы. Ночь проходила спокойно. Особых происшествий по городу не наблюдалось, так, мелкое хулиганство, пьяные драки, семейные скандалы, доходившие до рукоприкладства, - все это пресекалось либо патрульно-постовой службой, либо выездом на место районных групп быстрого реагирования. Под утро меня несколько сморило, скорее от безделья, и я позволил себе прикорнуть, привалившись к стене.
То тревожное сообщение, которое подспудно ожидалось всю ночь, поступило полновесным летним утром, когда уже дворники отширкали метлами и на улицах появились спешащие на работу люди, и солнце, еще не знойное, заглядывало через окна, делая побудку нерадивым и просто любителям поспать, а я, потянувшись до хруста в костях и поглядев на часы, уже мысленно благодарил Всевышнего за спокойное дежурство. Оказалось, преждевременно.
Сообщение, автор которого назвался жильцом дома, было лаконичным: в соседней квартире он обнаружил труп хозяина, и назвал адрес.
Полусонный, я не вник в адрес, по которому мы выехали. Но утренний свежий воздух, врывавшийся в открытую форточку нашей старенькой машины, развеял мою дрему, и я попытался представить, где находится злополучный дом. Название улицы, конечно, мне было хорошо знакомо, и не только знакомо, но и навевало приятные воспоминания. Номер дома вызвал во мне нарастающую неясную тревогу, и я тотчас представил себе эту шестнадцатиэтажную громадину из монолитного бетона и, мысленно пробежавшись по этажам, остановился у квартиры, где произошло несчастье. В тревоге связался с дежурным по управлению и уточнил номер. Подтверждение ошеломило.
- Господи, неужто… - в отчаянии произнес я: слабенький прилив надежды помешал сорваться с моих губ страшному слову.
Стремительно, преследуемый двумя экспертами и кинологом с собакой, я взбежал на четвертый этаж. Худшие опасения подтвердились. Дверь в квартиру была распахнута настежь. На площадке толпились люди. В прихожей нас встретил врач вызванной "скорой помощи".
- Что? - еще сохраняя толику надежды, спросил я.
- Мертв.
Пашка Чегин лежал в кровати. Из одежды - только трусы. Его открытый лоб был пробит двумя пулями. На полу валялся пистолет - возможное орудие преступления. И еще - нож, вонзенный в живот по самую рукоятку.
За свою пока еще недолгую жизнь сыщика я видел и более ужасные убийства, а здесь основательно впал в замешательство: ведь жертвой оказался не только мой коллега, но и хорошо знакомый мне человек. В какой-то прострации я возвратился в прихожую и открыл дверь в зал. Вошел. Остановился перед креслом. В нем совсем недавно сидела Жанна, единогласно коронованная нашей компанией на звание красавицы. Возле этого стола суетился гостеприимный Пашка. А тут восседал серьезный Алешин.
Я вернулся в прихожую. В ней виновато поскуливал не взявший следа пес. Снял телефонную трубку и набрал домашний номер Алешина. Сонный недовольный голос буркнул:
- Слушаю.
- Пашку Чегина убили, - огрел я его жуткой новостью.
- Ты… Ты это… - донеслось в ответ.
- В своем уме. Нахожусь сейчас в его квартире.
- Понял. Выезжаю, - в трубке послышались короткие гудки.
Я набрал номер прокуратуры, зная, что там дежурит Писарев. Герка был в курсе происшедшего, но сломалась машина, и он ждал, когда ее починят.
После телефонных звонков взбудораженность во мне несколько улеглась, исчезла хаотичность в мыслях, необходимо было приступать к исполнению своих обязанностей, а то время могло унести что-то важное в раскрытии преступления. Первую информацию преподнес судмедэксперт:
- По внешним признакам смерть наступила до полуночи.
Я в ответ угукнул и осмотрел пристальным взглядом комнату. Идеальный порядок. Каждая вещь на своем месте, все закрыто, задвинуто, зашторено. Балконная дверь на запоре. Придется попытать счастья на лестничной площадке: нужно допросить соседей.
Выстрелы слышал лишь жилец сверху, болезненного вида сутуловатый мужчина, с лицом землистого цвета.
- Язва мучила, не спал, - пояснил он. - Да и соседи день рождения справляли, музыка вовсю играла, так что не до сна было. Два хлопка слышал, правда, не догадался, что это такое. А время? Ближе к полуночи, в районе половины двенадцатого.
Алешин и Писарев приехали почти одновременно. Я встретил их на месте преступления после обхода квартир. На лицах обоих больше растерянности, чем деловитости, Алешин к тому же еще и бледен. Плотно сжатые губы и не находящие себе покоя пальцы рук говорили об испытываемом им потрясении: он либо запоздало сожалел о чем-то, либо еще никак не мог объять разумом происшедшее.
Я взял его под локоть и открыл дверь на кухню. На столе два бокала и с полдюжины пустых бутылок из-под пива и одна из-под водки. Здесь могла начаться прелюдия к трагическому происшествию.
- Виктор! - позвал я эксперта-криминалиста.
Он заглянул на кухню.
- С бутылками и бокалами поработай, авось следы напарника по застолью обнаружатся, - попросил я.
- Пять минут, - предупредил эксперт и удалился в спальню.
На мой голос заглянул Писарев.
- Ну и какие предположения? - начал он с вопроса. - Почерк-то тот же.
- Похож, - согласился я.
- Кто теперь возьмет ответственность за убийство? Еще кто-то из шизофреников?
Неуместные вопросы Писарева остались без ответа. Но тут вдруг прорезался голос у Алешина.
- Я вчера с Пашей по телефону разговаривал, - сообщил он. - В десять вечера.
- Ну и?
- Веселенький он был, чувствовалось, "подшофе". Музыка играла. Я поинтересовался. Он сказал: есть повод, но какой - не назвал. Пригласил в гости, а следом, проговорив кому-то в сторону: "Что-что?" - пошел на попятную: шутливо принес извинения и заявил, что гости на сегодня отменяются. У него в эти минуты кто-то находился, и этот кто-то может быть убийцей, - Алешин запнулся и следом негромко выдал: - Он ведь предчувствовал такой исход. Позавчера, во время нашей последней встречи, он неожиданно заявил, что его, видимо, ожидает та же участь, что и Макарова.
И тут меня осенило. Едва ли это была ниспосланная свыше мысль, скорее, это явилось следствием мгновенной оценки ситуации и быстрого сопоставления фактов.
- Стоп, ребята! - я поднял вверх указательный палец. - Есть соображение.
Они оба напряженно уставились на меня.
- Ну! - не выдержал Алешин.
Я начал несколько издалека, чтобы было понятнее.
- Мы пришли к выводу: почерк убийств идентичен. После случая с Макаровым в прокуратуру пришла бумажка, и Чегин стал подозреваемым. До сей поры появление на ноже отпечатков его пальцев - загадка. Но, думаю, преступник едва ли пришлет еще одну депешу в прокуратуру, он и так сделал выразительный жест в сторону кого-то из нас.
- Что за жест? - теперь уже потерял терпение уравновешенный Писарев.
Я недовольно поморщился: не люблю, когда перебивают во время изложения чего-то особенно важного.
- Он оставил свою визитную карточку, нож в животе. На нем наверняка отпечатки пальцев: или мои, или Алешина.
- А мои? - как-то простодушно вырвалось у Писарева.
- Маловероятно. Ты почти не контактировал с Чегиным.
- Но это же какая-то фантасмагория, - неверяще проговорил Алешин.
- Конечно, чепуха, - поддержал его Писарев.
- Боюсь, что не то и не другое, - возразил я. - Все походит на издевательство над нашей беспомощностью. Он одного из нас убивает, а другого делает подозреваемым, этим и потешается.
- Но тогда позволь спросить, - загорячился Писарев, - в чем мотив, теперь уже без сомнения, хорошо спланированных преступлений?
- Гера, - я ткнул пальцем в грудь Писарева, - над этим надо мозговать нам всем, как можно быстрее и плодотворнее, пока одного из нас не сделали жертвой, а другого подозреваемым.
- И что же ты предлагаешь? - оборвал Алешин зарождающуюся между мною и Писаревым полемику.
- Пока выполнить здесь наш профессиональный долг, а затем пройти дактилоскопию.
Алешин скривился: он явно со скепсисом воспринимал излагаемое мною.
- И в случае, если на ноже обнаружатся отпечатки пальцев кого-то из нас… - начал он не без сарказма.
Я вполне серьезно продолжил:
- Тому придется крепко поработать головой: где, когда и при каких обстоятельствах мог их оставить.
- Ерунда, - качнул головой Алешин. - У тебя чересчур разыгралась фантазия.
- Посмотрим, - я не стал затевать спор.
Результаты дактилоскопической экспертизы могли бы повергнуть в шок человека, не ждущего больших неприятностей. Но мы их в какой-то мере прогнозировали, особенно я. Отпечатки пальцев на рукоятке ножа оказались идентичны отпечаткам пальцев, взятым у следователя прокуратуры Алешина.
Сие известие мы получили, сидя втроем у меня в кабинете.
- Мне что ж, прямиком отсюда в следственный изолятор? - Алешин резко поднялся, зябко поежился и, потирая плечи, заходил по тесноватому помещению. - Фантасмагория, - пробормотал снова.
- Ну, насчет следственного изолятора - как решит господин Писарев, - и я вытянул руку в сторону насупившегося Герки. - Скорее всего, он это дело примет к производству, так как оно наверняка будет объединено с делом об убийстве Макарова.
- Творить глупости, как с Пашей Чегиным, не будем, - заверил Герка, словно все находилось в его компетенции. Заверил и следом посомневался: - Хотя представляю, какой шум поднимется и у нас, и у вас по поводу результатов экспертизы.
- Думаю, не поднимется, - успокоил я. - Идея проведения подобной экспертизы принадлежит нам, а значит, с нас снимаются всякие подозрения в причастности к совершенному преступлению. Разумное восторжествует.
Алешин остановился перед моим столом.
- Вадя, - умоляюще обратился он, - давай сходим к трассологам. Я хочу посмотреть нож.
- Да-да, давайте сходим, - поддержал его Писарев. - Заодно ознакомимся с протоколами.
Он долго осматривал нож, поданный ему сотрудником лаборатории в прозрачном полиэтиленовом пакете, словно это был достойный внимания редчайший исторический экспонат.
- Похож, - еле внятно пробубнил Алешин.
- Очень похож? - призвал я его к ясности.
- Имею подобный в кухонной утвари, - уже твердо заявил он.
- Уверен, что он на месте?
Он пожал плечами:
- Полной гарантии дать не могу, надо проверить.
IX
Домой к Алешину отправились вдвоем. Писарева востребовали дела: надо было обобщить первые результаты экспертиз, осмотра места происшествия, допросов жильцов дома.
Алешин с трудом попал в замочную скважину. Его руки подрагивали, как у человека, пораженного похмельным синдромом. Он сразу бросился на кухню. Я последовал за ним. Он уже успел выдвинуть один из ящичков кухонного гарнитура и сейчас гремел в нем ложками и вилками. С силой задвинул ящик и дернул за ручку другой. Немного покопавшись, вытащил нож - точную копию того, что извлекли из тела Чегина. Мне показалось, Алешин облегченно вздохнул.
- Юрок, - я положил ему руку на плечо, - вспомни ты наконец, где попадался тебе подобный нож. Может быть, у кого-то из знакомых ты им пользовался, может быть, где-то в закусочной колбаску им резал. Ну, думай.
Его размышления длились не дольше шумного вздоха.
- Последние дни и даже недели нигде подобный нож в руках не держал. Нигде! - отрезал он и после поправился: - Только здесь, дома, по хозяйству пользуюсь им, а он, как видишь, на месте.
- И какой же делаем вывод?
- Вывод, Вадя, поганый. Эффект "домино" получается.
- Что получается?
- Ставишь домино вертикально и располагаешь их в ряд. Затем крайнюю толкаешь, и они поочередно валят друг друга, - Алешин в сердцах забросил нож в ящик и задвинул его. - Вот и у нас ситуация чем-то похожа на домино. Кто-то толкнул Макарова, он, падая, сделал Пашу вначале подозреваемым, а затем и свалил его. Пашка же, падая, сделал подозреваемым меня, а затем и… - Алешин в каком-то отчаянии рубанул рукой воздух.
- Ты брось каркать, - и я трижды сплюнул через плечо.
- Это не карканье, это факт, - Алешин вцепился в мою рубашку, он явно находился в состоянии, близком к неуправляемому. - Издеваются над нами, выстроили нас в ряд, как болванов, и толкают. Это не карканье, Вадя, ты же сам эту закономерность вывел, а теперь вроде успокаиваешь. Не надо. Вот увидишь, подтвердится она, эта закономерность, когда найдут мой труп с ножом в животе, а на рукоятке окажутся отпечатки пальцев, твои или Геркины, или еще чьи-то.
- Ну у тебя и воображение разыгралось, так недолго и свихнуться, - я отцепил его руки от своей рубашки. - Тебе просто необходимо расслабиться. Сто граммов с прицепом сейчас в самый раз.
- В холодильнике, - шумно дыша, подсказал он.
Алешин выпил больше полстакана, словно обыкновенную воду, не поморщившись и не закусив. Он присел к столу, его плечи опустились, но на лице - маска сосредоточенности. Я примостился на маленькой табуретке поодаль.
- Пашка предчувствовал свою гибель, а я не верил и успокаивал, - проговорил он ровным голосом и тут же возвысил его: - А теперь у меня такое же предчувствие, а ты не веришь, успокаиваешь.
- Просто нервы, Юрок, нервы.
- Я знаю, что говорю. Ты вот высказал предположение о мести, я с тобой согласен: это могла быть месть родственников убитых экспедиторов. Не забыл о таком случае?
- Не забыл. Только не пойму, чего же ты тогда трясешься? Если они и подозревали наших сотрудников в совершении убийств, то сполна рассчитались. Ты тут ни при чем.
- При чем, Вадя, при чем. Хочешь начистоту? - он подался всем телом в мою сторону.
- Давай, исповедуйся, - разрешил я.
- После смерти Макарова Пашка Чегин признался мне, что они тех экспедиторов замочили, - Алешин сделал паузу и испытующе посмотрел на меня, видимо, ожидая с моей стороны какой-то реакции, но не дождавшись, продолжил: - Я это предполагал и мог бы, возможно, доказать их причастность к совершенному злодеянию, если бы не Пашка. Ведь убивал-то Макаров, а вся вина Пашки в том, что он смалодушничал и пошел на поводу у этого пса. А когда он сам мне все рассказал, подтвердив мои прежние подозрения, я решил: справедливость восторжествовала и хватит во имя нее приносить жертвы. Оказывается, ошибался. Не мне решать: восторжествовала она или нет. Если бы вчера я дал ход Пашкиным показаниям, спас бы ему жизнь. Сидел бы он сейчас в изоляторе в ожидании суда. Но не мог я этого сделать. Не захотел, чтобы он разом лишался семьи, своего настоящего, да и будущего тоже. Не захотел и его отговорил. Думал, так лучше, а вышло - хуже некуда.
Алешин досадливо ударил кулаком по столу.
- Ну и что же ты мне присоветуешь? - его взгляд вновь умоляюще застыл на мне.
- Выдать все рассказанное Чегиным за собственную версию и изложить начальству, - не раздумывая, выложил я совет.
- Нет, Вадя, если при живом Пашке промолчал, то, оскорбляя память мертвого, затевать такое дело - подло.