"Тогда и кончай жизнь самоубийством, - сказала я ему, - а меня оставь в покое, дурак ты этакий". Точно так ему и сказала. И больше не переступила порог "Бразилии". И должна сообщить, что всю эту компанию забыла начисто.
- Верю вам. И просто сожалею, что заставляю вас снова вспоминать об этих вещах, но другого выхода у меня нет. А что это за история с Асеновым?
- Глупая. Как все их истории. Филипу захотелось выдать Магду за Асенова. "Я, - говорит, - устрою твою жизнь. А когда уедешь в Мюнхен, не забудь пригласить в гости…"
- Прямо так и говорил?
- Нет, прямо так не говорил, но это подразумевалось. Филип не из тех, кто объясняется прямо в лоб, открыто.
- А потом?
- Вот что потом, не знаю. Как раз тогда я и поругалась с Моньо, и больше ноги моей не было в "Бразилии".
- И правильно сделали. Хотя кофе там превосходный.
- А я-то какова! Даже кофе не предложу! - восклицает Лиза, она, вероятно, принимает мои слова за намек.
- Нет, спасибо. Если разрешите, я пойду.
Хозяйка провожает меня к выходу. Миловидная женщина, с прирожденным даром хозяйки, матери и домашнего командира. Странно, как она могла попасть в эту компанию бездельников. Скорее всего, в поисках мужа.
- Зайдете еще? - осторожно спрашивает Лиза.
- Не думаю. Зачем?
- Нет, я не против, но сами понимаете, мне бы не хотелось вести такие разговоры при муже.
- Не тревожьтесь. И смотрите, как бы он не закурил снова.
- Ну, уж об этом не беспокойтесь, - самодовольно улыбается Лиза.
Место следующего визита - мансарда. Если я говорю "мансарда", не торопитесь представить себе комнатушку с подслеповатыми окнами и паутиной по углам. Возможно, когда-то этот чердак имел подобный вид. Но это было давным-давно. Теперь передо мной - просторное помещение, с гладко оштукатуренными, покрытыми свежей краской стенами, с натертым до блеска полом и широким окном, со старинной добротной мебелью и веселыми занавесками. Одну стену почти целиком застилает нежная зелень вьющегося растения.
Меня встречает низенький старичок, подвижный и жилистый.
- Славно вы тут устроились, - произношу одну из дежурных фраз, располагаясь в предложенном мне кресле.
Настоящее наслаждение - эти кресла! чувствуешь, как оно поглощает твою усталость, ты расслабляешься, и приходится крепко напрягать свои волевые центры, чтобы побороть дрему. Чудесное сооружение! Такие умели делать только в старину.
- Да, у вас уютненько, - повторяю банальность в новом варианте.
- А что еще остается старому человеку, как не заботиться о своем гнезде, - отвечает Личев, скорее обеспокоенный, чем обрадованный моими похвалами.
Хозяин, похоже, принадлежит к людям, которые, коль ты их похвалишь, сразу считают, что ты непременно собираешься подложить им свинью. Закуриваю. Старичок тут же встает, подает мне пепельницу и щелкает каким-то выключателем. Раздается мягкий звон, и, к моему удивлению, дым от сигареты плывет к стене и исчезает в небольшом отверстии, которое только теперь я замечаю.
- Так можно курить сколько угодно, - поясняет старичок. И добавляет самодовольно: - Собственное изобретение. По принципу пылесоса.
- Здорово придумано! Хотя, на мой взгляд, открытое окно выполняет ту же работу.
- А зимой? Откроешь окно - и снова надо топить печку.
- Вы правы. Здорово придумано!
- А вот это?
Он нажимает кнопку у своей постели, и в другом конце комнаты звучит музыка.
- Хитро!
- А вы на кухню загляните! - все больше оживляется старичок.
- С удовольствием, но в другой раз. - Я пускаю в ход свой "выключатель". - Мне бы хотелось что-нибудь услышать о вашей бывшей супруге. Когда вы были у нее последний раз?
- Примерно с неделю назад.
- А точнее?
- Точно неделю назад - в прошлый вторник. Хорошо помню, потому что попросил у нее деньги, а она ответила: "По вторникам мне больше и делать нечего, как только деньги тебе давать…"
- Так. А какие, в сущности, между вами финансовые отношения'
Старичок смотрит на меня полувопросительно-полубоязливо:
- Она мой должник… Отобрала квартиру, а мою долю обещала мне выплатить. И вот уже пять лет получаю от нее в год по чайной ложке и всегда с руганью. Скрутила она меня, да что поделать. Когда женишься на старости лет, добра не жди…
- А что вы знаете об Асенове?
- Ничего особенного. Знаю, что он останавливался в ее квартире, и все. В личную жизнь моей бывшей жены не вмешиваюсь.
- Я спрашиваю вас не о жене, а об Асенове.
- Асенова видел раза два. Аккуратный такой, приличный… Меня как громом поразила его смерть… Кто мог это сделать?
Старичок впивается в меня своими влажными желтоватыми глазками, как будто и впрямь ждет ответа.
- И другие меня об этом спрашивают, - отвечаю с легким вздохом, вспомнив о полковнике. - А о чем вы беседовали с Асеновым?
- О чем я мог беседовать с человеком, с которым едва знаком? Спрашивал, как у них там, и прочее.
- И ничего больше?
- Ничего.
- Ведь раньше вы были владельцем одного заведения, не так ли?
- Какое там заведение! Буфетик маленький…
- А потом вы стали официантом?
- Да.
- И у вас обширные знакомства в этом мире…
- Множество!
- Но иногда вы об этом забываете. И вынуждаете меня уличать вас во лжи.
Старичок следит за мной, слегка раскрыв рот от неожиданности.
- Месяца два назад, в предыдущий приезд Асенова, вы вместе с ним обедали в "Балкане". И обед этот продолжался довольно долго, с вином, и разговорами, которые едва ли можно исчерпать этим "Как у них там?". О чем же шла речь, Личев?
- Да что там… Разговоры как разговоры. Да разве упомнишь, что было два месяца тому назад…
- Личев!
- Да… Был один интимный вопрос. Поэтому мне не очень удобно…
- Удобно, не удобно, но мне нужно знать все. Понимаете - все!
- Видите, разговор вертелся вокруг Магды. Влюбился человек и даже задумал жениться, тем более что она вроде порвала с той компанией. Асенов давал ей и наряды и деньги, только бы она вела себя примерно. А она обманывала его самым вульгарным образом и продолжала встречаться со своей бандой…
- Откуда вам известны такие подробности?
- Асенов просил меня последить за ней. У него не было других знакомых, вот он меня и попросил. Он был не дурак и хотел знать наверняка, прежде чем решиться на что-то серьезное.
- Когда он поручил вам это?
- Еще когда уезжал из Болгарии в первый раз.
- А на обеде в ресторане вы давали ему отчет, так?
- Э, отчет! Рассказал, что удалось узнать.
- И сколько получили за услугу?
Старикан с достоинством вскидывает лысую голову.
- За кого вы меня принимаете? Я не частный детектив. Я помог человеку, он меня угостил, и все.
- Поэтому, значит, брак и не состоялся?
- Что он, сумасшедший? Моя бывшая тоже не была святой, но хотя бы сохраняла приличия. А эта… Пришлось мне вмешаться, чтобы спасти человека.
- Вы спасли его, но от меньшего зла, - говорю я, вставая. Личев снова открывает рот от удивления.
- Я хочу сказать, если бы брак состоялся, возможно, не состоялось бы убийство, - поясняю я.
И направляюсь к выходу.
На работу я добираюсь уже к обеду и встречаюсь с… Дорой Деневой. Оказывается, она ждет меня уже часа два. Странно, ведь я ее не приглашал.
- Рад, что вы пришли по собственной инициативе, - говорю я, входя в кабинет.
Дора садится на стул и отвечает сухо, не глядя на меня:
- Если разобраться, то инициатива принадлежит вам.
- То есть?
- Вчера вы дали понять, что придете еще раз. Именно это и заставило меня опередить события.
- Видите ли, Денева, - начинаю я спокойно, - если бы я решил вас повидать, я бы обошелся без намеков. Для этого есть повестки, вот такие белые листочки. Заполняю повестку, отправляю по адресу. А потом жду, чтобы ко мне явились в определенный час.
Голос мой звучит почти ласково, и я сознательно не напоминаю Доре, что в прошлом она не раз получала такие повестки и прекрасно знает всю эту процедуру. Но мой дружеский тон не находит у нее отзвука.
- Оставьте, - машет рукой Дора. - Ваши вчерашние намеки были довольно прозрачные.
- Откуда такое отношение?
- Вы и все вам подобные просто пропитаны недоверием.
- Профессиональный инструмент, - соглашаюсь я. - Но его я держу в одной руке. А в другой - доверие. От вас зависит, за какую руку вы ухватитесь.
- Сказки, - отвечает безучастно Дора. - Лично вас я не знаю, но с другими встречалась. Вы все отравлены недоверием. И сами отравлены и стараетесь отравить жизнь другим.
- Вы имеете в виду, прежде всего вашу собственную?
- Да, и мою…
- Кто же вас травил, скажем, последние полтора года?
- Полтора года назад…
Она не закончила, однако интонация ее была достаточно красноречивой.
- Полтора года назад вы сами отравляли жизнь таким, как я! - замечаю я.
- Так это ваш хлеб! Чего жаловаться?
Встаю из-за стола и делаю несколько шагов, чтобы успокоиться. Потом облокачиваюсь на стол и говорю:
- Вы, вероятно, воображаете, что у таких, как я, не хватает ума заниматься другой работой? Или вы думаете, что она доставляет нам райское блаженство? Профессия наша тем противнее, чем противнее наши пациенты.
- Имеете в виду меня?
- Угадали. И чтобы покончить с этим, хочу добавить следующее: вы пришли, чтобы предотвратить аварию. Я действительно узнал кое-что о вашем прошлом. Но если бы вы были чуть догадливее, вы бы еще вчера поняли, что у меня нет намерения делиться этим с кем бы то ни было. Во-первых, сведения эти чисто служебные. Во-вторых, мне кажется ваше прошлое - это действительно ваше прошлое. Мы не собираемся портить жизнь людям. Нам приходится вмешиваться лишь тогда, когда это необходимо. Карантинные меры, разумеется, неприятны, но заразная болезнь еще хуже.
Замолкаю и закуриваю, ожидая, пока Денева уйдет.
- А мне можно закурить? - вдруг спрашивает она.
- А почему бы и нет. - Я подаю ей пачку "Слънца". Дора закуривает, искоса смотрит на меня и произносит своим, безучастным голосом:
- Извините, иногда на меня находит… Поскольку я молчу, она продолжает:
- Я подумала, вы можете что-то рассказать Марину. И просто содрогнулась при этой мысли, потому что Марин - единственная преграда, отделяющая меня от прошлого. И если я еще живу, то только ради него.
Свой рассказ Дора сопровождает резкими движениями руки, в которой зажата сигарета. Впечатление такое, будто она чертит короткие отвесные и горизонтальные линии. Я вспомнил подергивающиеся губы Моньо. У нее тоже своеобразный тик, вероятно, на нервной почве, но не столь неприятный, как у Моньо. Потом рука застывает, голос обрывается, и я думаю о моменте, когда Дора расплачется. Но, к счастью, такие не плачут. Она замолкает.
Я тоже молчу, рассеянно разглядывая застывшую перед столом руку с сигаретой. Рука красивая, сильная, с хорошо вылепленными, длинными пальцами. Рука говорит о многом. Насколько это верно, не знаю, но мне кажется, что я вижу перед собой руку волевого, собранного человека, а досье показывает совсем другое.
- Не волнуйтесь, - говорю я, хотя не улавливаю в ее голосе никакого волнения. - Не вижу причин для беспокойства. А теперь позвольте мне задать несколько вопросов, на которые Марин, как брат Филипа, отвечать отказался, но на которые бы могли ответить вы, если вы настоящий гражданин.
Выражение "настоящий гражданин" на какой-то миг вызывает у Доры скептическую улыбку, но только на миг. Потом она кивает и смотрит на меня своими темными глазами:
- Хорошо, постараюсь ответить.
- Прежде всего, об отношениях между братьями.
- Их отношения никогда не были хорошими. По крайней мере со стороны Филипа. Марин всегда был к брату великодушным. Взял его к себе, поддерживал материально, когда тот учился, давал свою машину. Но у Филипа все это вызывало скорее злобу, чем благодарность… "Надо просить у него двадцать левов, чтобы он дал десять…" "Надо ему кланяться, чтобы что-то получить… Он благодетель, а я нахлебник…" Такие слова я слышала тысячи раз. И эту ревность, или зависть, или не знаю что он, похоже, носил в себе с детства. С годами это чувство росло. Марин был в доме любимцем, "умным" и "способным", а потом стал "умным" и "способным" в самостоятельной жизни. Известный архитектор, крупные заказы, заграничные командировки… Да и художником-то Филип решил стать из-за желания переплюнуть брата. Но Филипу не повезло, и в конце концов он стал рисовать фирменные знаки и этикетки.
Дора на минуту замолкает, последний раз затягивается и гасит сигарету.
- В сущности, я узнала Филипа, когда он уже закончил учебу. Потом произошла ссора, и Филип переселился в барак.
- Какой барак?
- Домишко у них есть в Симеоново. Раньше там жила их мать, а когда она умерла, поселился Филип.
- Из-за чего произошла ссора?
- Из-за денег. Но эти деньги лишь конец целой истории. Как я говорила, Филип не испытывал к брату благодарности, его даже раздражала доброта Марина. Он, казалось, искал повода вывести его из терпения. Ему хотелось доказать, что Марин не такой добрый, как кажется, и его братская любовь - сплошное лицемерие… Все это, конечно, лишь мои наблюдения. Вы не должны на них всецело полагаться. Но ведь вы сами хотели, чтобы я рассказала все.
Она снова замолкает.
- Продолжайте, - говорю я. - Рассказывайте так, как вам удобно. Нам торопиться некуда.
- О том, что я думала, я вам уже рассказала. Осталось перечислить факты. Филип брал машину Марина, когда ему хотелось, даже не спрашивая брата. Однажды, когда Марин предупредил, что машина ему понадобится по делам, Филип угнал ее и два дня не показывался. Тогда Марин и подал заявление о пропаже. А когда понял, что виноват Филип, взял заявление обратно. В другой раз Филип продал фотоаппарат Марина. Потом вытащил у него деньги. И, наконец, доллары…
- Доллары?
- Да. Марин должен был ехать за границу. Накануне отъезда он положил в пиджак валюту, паспорт, авиабилет. Но Филип встал раньше его и вытащил половину суммы. Марин этого не заметил. Мы, само собой, понятия не имели обо всей этой истории. И вот наш Филип является торжественно в "Берлин" - тогда вся компания ходила в "Берлин" - и предлагает нам пройтись в "Кореком", чтобы порадовать нас подарками.
- Щедрый юноша!
- И правда, он не скупердяй. Только он выкидывал такие штуки не от щедрости, а для того, чтобы выделиться. В этом весь Филип: блеснуть, произвести впечатление, чтобы перед ним все пали… Может быть, эта страсть к эффектам родилась оттого, что он всегда был в тени брата, а может, от характера - дай ему только возможность чем-то блеснуть…
- И блеснул?
- Блеснул и… треснул. Марин впервые вышел из себя и, вернувшись, домой, фазу предупредил Филипа, что заявит в милицию. Часть денег была из казенных, на покупку некоторых материалов. Марин не смог выполнить это поручение, и получалось, что он истратил эти доллары на себя. Вообще Марин был просто взбешен, и Филип впервые испугался.
Дора замолкает, вынимает из сумочки пачку сигарет "Кемел", и я понимаю, что мои она курила лишь из любезности. Она чиркает зажигалкой и дважды глубоко затягивается, как бы набираясь храбрости.
- А потом?
- Потом… - Дора замолкает. Молчу и я.
- Как-то пошли обедать… Тогда мы уже ходили в "Бразилию"… Филип явился, как побитая собака. Он начал говорить, что нужно найти способ вернуть доллары, потому что все мы влипли в скверную историю и теперь вместе должны из нее выкручиваться. Только тогда он объяснил, откуда были эти деньги, и мы, конечно, проглотили языки… И тогда Спас говорит: "Пусть Магда задурит Марину голову…" А Филип отвечает: "Ты не знаешь, что он за человек. Если Дора возьмется за это дело, есть шанс всем нам выкарабкаться". Вначале я подумала, что они просто так болтают. Но когда поняла их план, просто оторопела. Ведь у нас с Филипом все было по-серьезному. Я воображала, что он меня любит и мое прошлое осталось позади… И тогда я сказала ему при всех: "А почему бы и нет. Я пойду. Если я получила на эти доллары шерстяную кофточку, надо расплачиваться". Я подумала, что это его заденет, но он скорее обрадовался, и я сказала себе: "Значит, все равно мне не вылезти из болота, а тогда почему бы и не пойти…"
Дора снова замолкает, все так же уставившись на свои туфли.
- Так что я пошла. Конечно, вела я себя подобающе. Разыграла номер точно по сценарию. Говорила Марину, что Филип попал в дурную среду, что сейчас он на грани нервного потрясения. Если ему простить, то положение может поправиться… Марин по натуре своей добряк. Вместо того, чтобы беспокоиться о долларах, он стал беспокоиться о Филипе. Он сказал, что денежные дела сам как-нибудь уладит. Сейчас важно удержать Филипа от непоправимой глупости.
Она, наконец, смотрит на меня темным, как бы погасшим взглядом.
- Вот и все. Остальное, думаю, вам неинтересно.
- Разумеется. Хочу уточнить лишь одну деталь.
- Какую?
- О связях Филипа и вашей компании с иностранцами вроде Асенова…
- Лично мне известно лишь о двух связях.
- А именно?
- Одна с Асеновым. Филип не на шутку решил женить Асенова на Магде.
- С какой целью?
- Трудно сказать. Может быть, чтобы оторваться от Магды. Или обеспечить себе приглашение в Мюнхен. Или добыть доллары. Не знаю!
- А вторая?
- Вторая, или, точнее, первая, с одним австрийцем - Кнаусом. Возможно, у того тоже была связь с Магдой. Но скорее отношения Филипа с Кнаусом держались на выпивках - бар "Плиска" и прочее. Филип нравился австрийцу, тот приглашал его в гости в Вену. И одно время Филип и вправду начал добывать себе заграничный паспорт…
- Что-то предпринимал в этом отношении или только собирался?
- Он хотел, чтобы паспорт достал брат. Но на этот раз Марин был тверд. Это озлобило Филипа окончательно, и кража долларов последовала вскоре после истории с паспортом.
- А почему Филип сам не обратился за паспортом?
- Именно тогда произошла осечка у Спаса. Спас хотел поехать в Югославию. Филип подучил его, он смотрел на поездку Спаса как на пробную операцию. Но у Спаса сорвалось, и Филип отложил дело до лучших времен.
- Ясно. Благодарю за откровенность. И простите, если я вас замучил.
Дора встает, устало кивает и, не глядя на меня, уходит.
Да-а, все эти истории дают богатый материал для изучения характеров, но с точки зрения порученного мне дела не очень-то полезны. Особенно если учесть, что время поджимает, а все мои находки далеки от центра. А центр, как вы догадываетесь, - там, на пятом этаже, в уютной квартирке, где на широкой тахте застыла вопросительным знаком человеческая фигура.