- Так... - Вовка ведет колпачком авторучки по линии трассы, приближаясь к городу. - Нашли тебя на тринадцатом километре. Ты говоришь, машина свернула? Выходит, они вернулись в город через Инвалидку!
- Почему они не попытались разыскать тебя? - Я не столько задаю Андрею вопрос, сколько просто размышляю вслух. Откуда ему знать о соображениях преступников? Но он отвечает, и довольно толково:
- Дело в том, что сзади, правда, далеко, ехала машина. Наверное, подумали, что ее водитель мог заметить, как из их газика выбросился человек, вот и испугались.
- Ну что ж, друзья мои! - Вовка торжественно встал. - Отправимся навестить шофера машины под номером...
Мы стоим возле газика с номером, который сообщил нам Андрей.
Машина чистая, и завгар утверждает, что она неделю никуда ни выезжала. Рядом стоит растерянный шофер, голубоглазый, крепкий, с обветренным колымскими ветрами лицом. Подозревать его в сообщничестве с преступниками нам с Вовкой не хочется - пятнадцать лет за баранкой, одни благодарности. Да и сторож утверждает, что машина из гаража не выходила. Но все это нуждается в проверке. Ведь не выдумал же Андрей этот самый номер.
- Узнаешь машину, Андрюша?
Лицо у Андрея мрачное. Понятно: дело происходило ночью, да еще и нож сбоку приставлен, до запоминания ли было...
Захватив из отдела кадров сторожа и шофера газика, возвращаемся на работу. По дороге от отчаяния решили, что необходимо стать регулярными посетителями магаданского ресторана "Астра". Встретить там преступников мы не очень рассчитываем, но найти их через завсегдатаев можно попытаться. Один из них - старичок, вид которого кажется мне странным: при внешней неприятности и вялости движений он как-то уж очень горделиво держит голову, - особой любовью официанток не пользуется, хотя называет их по именам. Видимо, хорошо знает каждую. Наверное, старик одинок и приходит сюда коротать вечера. Он может нам пригодиться - старики наблюдательны. Стоит с ним побеседовать.
...И вот он сидит перед нами - очередной человек, от которого мы ждем помощи, Александр Иосифович Штернберг, без двух лет пенсионер. Он рассказывает о своей жизни, философствует, жалуется на молодого соседа Ваню Письменова, оставшегося владельцем комнаты после отъезда мамы на материк.
Мы пока не рассказали старику о грабежах и о том, кого конкретно разыскиваем. Но тот, кажется, настолько много знает, что понимает нас с полуслова и, в свою очередь, пытается сообщить нам что-то не прямо, а намеками. Я думаю, что он совершенно не случайно рассказывает так много о своем соседе, о его частых отлучках и кутежах. Я заношу эту новую фамилию в календарь и продолжаю слушать Штернберга.
- Вот сейчас моего юного соседа нет дома почти целую неделю. Я не очень расстраиваюсь, так как ценю мир и покой.
- Какой же мир и какой покой могут быть в ресторане? - Вовка улыбается, пытаясь смягчить не очень лестный для собеседника вопрос.
- Вам, конечно, уже доложили, что я неравнодушен к спиртному. Грубо говоря - алкоголик! - Голос старика срывается. Видно, что человек этот вообще легко впадает в возбужденное состояние, а то и в истерику.
- Ну зачем так!
- А что, не так? Я даже совершил не очень добровольный визит в медицинский вытрезвитель. Уподобился.
Мы знаем, что человек, сидящий в нашем кабинете, давно обозлен на весь мир. Его сослуживцы не относятся к нему всерьез и тайком посмеиваются над привычкой Штернберга философствовать по самым ничтожным поводам. В свое время он подавал большие надежды, слыл талантливым инженером и начал писать диссертацию. Но, видимо, не хватило терпения или трудолюбия, диссертацию он забросил, приехал на Колыму, чтобы начать "новую жизнь", да не получилось никакого взлета. Был на хорошем счету, но этого казалось мало, думалось, что заслуживает более высокой должности, соответствующей его таланту. Продолжать научную работу не стал. Постепенно пристрастился к спиртному. Женился, да жена не выдержала ежедневных стенаний и ушла. Так и доживает он до пенсии в одиночестве.
- Что соседи! - патетически восклицает Александр Иосифович. - Все люди, абсолютно все делятся на актеров и неактеров. Вы над этим задумывались? Правильно, над такими вещами в вашем возрасте еще не задумываются. Поясню. Актерами я называю тех, что играют на сцене жизни по всем правилам. Развивают кипучую деятельность, воюют за место под служебным солнцем, живут напоказ, не стесняясь принимать подачки, а иногда не понимая, что суть того или иного их успеха не что иное, как обыкновенная подачка от начальства. Много среди них талантливых людей. Да только жизнь напоказ убивает талант. Спохватится такой человек - а жизнь прошла.
Вот так... И хотели бы такие выйти из игры, но не получается. Вот и доигрывает каждый свою роль на полную катушку. Они, как мы, алкоголики, все время думают, что могут - как это по-вашему? - завязать, а пока - еще чуть-чуть, хотя бы двести граммов. И в один прекрасный день актер обнаруживает, что оброс женой, детьми, предрассудками, но в глубине души он еще продолжает надеяться на чудо. А чуда ему уже и не нужно. Он слишком привык к роли, привык зависеть от общественного мнения, от нужного телефонного звонка, от хорошего настроения начальства...
Александр Иосифович достает пачку "Примы" и вопросительно смотрит на меня - можно ли закурить. Я киваю, и он начинает чиркать спичкой, разбрызгивающей искры и не желающей загораться. Да, грустная философия у моего собеседника. Кажется, в эту минуту он снял свою постоянную маску ироничности, и передо мной просто жалкий, очень старый человек с неудавшейся жизнью.
- Любопытная теория... Ну а кто же оппоненты этих "актеров"?
- К ним я отношу некоторых людей свободных профессий - художников, артистов, писателей. Крупных, по-настоящему крупных ученых. Эти-то просто игнорируют правила игры. Они - творцы и, если что-то мешает их творчеству, они переступают через это.
- А кто же по этой классификации ваш молодой сосед Письменов?
- Ах, вы опять об этом?.. Как бы нам сказать... - Он замолкает, а в глазах мелькает испуг. А может, мне это кажется... - Давайте в другой раз. Устал я что-то.
- Ну что ж, Александр Иосифович, если что-нибудь вспомните, звоните. Вот телефон.
Штернберг направляется к выходу. Странный человек. Только что с удовольствием излагал свою теорию, а зашла речь о соседе - сразу заспешил. Вдруг он останавливается у самой двери:
- Да, есть еще одна группа. Группа игроков. Они живут по собственным правилам. Они любят приключения и могут поставить на карту свою жизнь... - Он на секунду задумался и добавил: - И чужую, к сожалению, тоже. И очень легко. А что касается моего юного соседа, то вам, по-моему, будет интересен его столь же юный дружок, шофер из Транссельхозтехники. Фамилию не знаю, а зовут, кажется, Борисом.
Уже давно ушел из нашего кабинета Штернберг, а неприятный осадок от разговора никак не проходит. Хорошо, хоть информацию полезную дал. Ясно, что этот самый юный Письменов и его друг Борис могут быть очень интересными для нас людьми. Но имеют они отношение к делу или это просто мальчики, прожигающие жизнь?
Утром я отправился на работу к Письменову, и сейчас возвращался в управление злой - тот взял недельный отпуск за свой счет, и на работе его, естественно, нет.
Вовка сидит за столом, весь взъерошенный и красный.
- Ну и утро, старик, целый ворох новостей! Держись крепче на ногах. Во-первых, ночью повесился наш знакомый Штернберг.
- Да ты что?
- А то. Конвертик оставил. "В милицию" на нем написано. А внутри вот что. "Об игроках вам известно лучше меня. Больше помочь ничем не могу - ни вам, ни себе".
Ужасно тяжело на душе. Видно, старик, сам разбередив вчера свою рану, решил покончить с жизнью.
- Ну, какие еще новости? - Я спрашиваю это для того, чтобы хоть чем-то отвлечься от мысли о странном человеке, которого не стало сегодня ночью.
- Новости вот какие. Заходил сегодня шофер, помнишь, тот голубоглазый, который водит машину с номером, названным Андреем. Принес вот что. Говорит, перетряхивал свои коврики и нашел в машине.
Вовка протягивает мне голубоватый бланк телеграфной квитанции.
Ого, это уже интересно. Какая длинная была телеграмма - на два рубля сорок копеек.
- Ты узнал, кто отправитель?
- Конечно, это ты бездельничаешь. Ее отправил... Письменов! - Он наслаждается моим красноречивым молчанием.
- А еще... - Вовка развязывает тесемки на папке с личным делом сторожа гаража. - Ты понимаешь, он работает по совместительству в Транссельхозтехнике. Тоже сторожит гараж. Они находятся рядом, вот он и ходит ночью от одного к другому. Так что машину легко можно увести за время его отсутствия.
Да, Вовка нынче поработал лучше меня. Начинают сходиться концы с концами. Приятель Письменова - шофер в Транссельхозтехнике. Гараж находится рядом с тем, в котором стоит машина с подозрительным номером. Сторож оставляет на время и тот и другой. Ясно, что теперь осталось устроить засаду и поймать грабителей с поличным.
Засаду мы решили организовать завтра ночью. Но события ночи нынешней нарушили наши планы.
А было вот что.
В два часа нас вызвал дежурный. В отделение явился человек, обворованный только что все той же шайкой. Мы с Вовкой помчались в гараж, не надеясь, конечно, что преступники дожидаются нас там. Надо было срочно проверить, в каком состоянии машина с указанным Андреем номером. Как и предполагалось, мотор был теплым.
На следующий день у подъезда дома, где жил Письменов, а также в обоих гаражах с утра дежурили наши ребята.
Письменова мы взяли, когда он вышел из такси у своего дома. Он так растерялся, что пытался засунуть пачку сторублевок в карман милиционера. Странный способ избавляться от улик!
Он и его друг шофер быстро назвали остальных. Еще бы - улик достаточно, свидетелей тоже. С особым удовольствием мы предоставили Андрею возможность опознать преступников.
Подробные допросы, проведенные нами, дали полную картину дел, которые натворили эти "мальчики". Мы получили благодарность, но особой радости при этом не испытали. Приятно, конечно, что с грабежами покончено, что преступники, наконец, будут наказаны. Но они не имели никакого отношения к убийству Артамонова.
8.
Мы снова сидим у шефа с траурными лицами. Удивительно, как меняется у подполковника тон в зависимости от того, удачно или нет движется дело. Когда все хорошо, сердится, требует ясной версии, четкого плана, будто и не слышит о том, как много сделано. А если дело тормозится, в очередной раз заходит в тупик, он ведет себя так, будто мы - два молодых гения и нет для нас ничего невозможного.
- Вы знаете об убийстве не так уж мало. - Подполковник расхаживает по кабинету, заполняя его своим крупным телом и густым голосом. - Человек он большого роста, скорее всего шофер. Вряд ли он вывозил труп на собственной машине, видимо, все-таки воспользовался служебной. Ведь для того чтобы сделать такой конец из Магадана, надо иметь много свободного времени или работать шофером на трассе. Количество дней, за которые вам надо просмотреть путевые листы, ограничено. Ведь долго преступник не станет держать труп в городе. Значит, если Артамонов пытался улететь восемнадцатого октября, то именно с этого числа все поездки магаданских водителей по трассе и должны вас интересовать.
- Очередная иголка в очередном стоге сена, - Вовка бурчит себе под нос, но шеф слышит.
- Коллега, - подполковник останавливается перед ним, и где-то в его усах прячется улыбка, - всей своей предыдущей работой вы доказали, что скрыть от вас иголку в стоге сена невозможно. Было бы смешно, если бы такой крохотный стожок вы вообще считали за достойное вас препятствие.
Эта длинная фраза, произнесенная густым и красивым голосом, прозвучала, несмотря на скрытую в ней насмешку, необидно. Вовка улыбнулся.
- Хотел бы я иметь, Николай Михайлович, такой же слух, как у вас.
Мы идем к себе. И мне снова, как в начале этого дела, начинает казаться, будто я и Вовка пустились в плавание по морю, надеясь достигнуть противоположного берега, и делаем вид, что это возможно...
Нас каждый день ждет ворох путевых листов. Мы уже выучили наизусть названия больших и малых поселков на Колымской трассе. Магадан-Ягодное, Магадан-Ола, Магадан-Аркагала, Магадан-Берелех... Сначала мне снятся Ольская и Тенькинская трассы, хотя я их видеть не видел. Я без запинки могу сказать, как из Магадана можно добраться до Омсукчана, до курорта "Талая" и до множества других поселков. И путевые листы не кажутся мне уже такими безликими, как вначале. Постепенно от груды листков осталась тоненькая пачка. Это - шоферы, которые могли быть 18 октября и позднее в том месте трассы, где обнаружен труп. Вовка целыми днями пропадает в автотэке, просматривая анкеты, беседуя с людьми.
И вот очередной сюрприз, не самым лучшим образом нарушивший однообразие нашей жизни.
Однажды утром, придя на службу, мы обнаружили на Вовкином столе конверт со штемпелем Могилева. Еще тогда, когда разыскивали Артамонова, предполагая, что убит именно он, мы, естественно, делали запрос в его родной город Могилев. И вот теперь по собственной инициативе наши коллеги сообщили, что в сберегательной кассе № 215/08 гражданин Артамонов получил только что свой вклад на сумму три тысячи рублей. Сам он не обнаружен.
Вовка тоскливо присвистнул.
- Ну дела... Если этот Артамонов жив, меня хватит инфаркт. Этого не может быть, ну никак не может быть...
Лицо моего друга вдруг проясняется как всегда, когда ему в голову приходит интересная мысль:
- Надо ехать в город Могилев! И только так! Пошли к шефу!
Подполковник быстро соглашается с нашими доводами.
- Значит, так, мои друзья, В Могилев поедет, пожалуй, Виктор. Он меньше сейчас занят, вот в интересах дела его и командируем.
Я, безусловно, рад, но мне жаль Вовку. Он явно приуныл.
Шеф, конечно, чувствует это.
- Вы, Киселев, не расстраивайтесь. Я думаю, за время отсутствия вашего друга вы, наконец, выйдете на убийцу. Я очень надеюсь на вашу интуицию.
Похоже, что сейчас шеф не утешал Вовку, а действительно хотел, чтобы именно он довел работу с путевыми листами до конца. По-моему, это стало ясно и моему другу, потому что он даже попытался улыбнуться.
В нашем кабинете мы, чтобы разрядиться после неожиданного сообщения из Могилева, решили сообразить партию в шахматы. Я проигрывал, но был этому даже рад, так как почему-то чувствовал себя немного виноватым. Когда я сдался, а Вовка, у которого явно исправлялось настроение, стал снова расставлять фигуры, в комнату неожиданно вошел шеф. Немного странно было видеть его в нашем маленьком кабинете, где теперь уже совсем не осталось свободного места,
- А ну, позвольте старику сыграть партию! - пробасил он, а мы оба невольно улыбнулись - так не шло подполковнику это самое "старик".
Я встал, и Вовка с комической учтивостью показал шефу на мое место.
С первых ходов стало ясно, что играет наш начальник прекрасно. Он почти не думал над ходами, шутил, подтрунивал над Вовкой, а потом, пока мой друг, прикусив губу, напряженно обдумывал ход, принялся рассказывать случаи из своей богатой милицейской практики.
Слушать подполковника было интересно.
- Было у меня первое большое дело с ограблением квартиры. Подозревал я, кто мог это сделать, но никак не мог доказать. Молодой был и, вроде Киселева, боялся провалить дело, так боялся, что даже спать перестал. Почти месяц без результатов прошел. Ну, думаю, или пусть меня уволят с работы, или я этого вора достану. Узнал я, когда предполагаемого грабителя нет дома, и вечером с фонариком, как настоящий сыщик, полез к нему в окно. Первый этаж, летом одна рама только, ну и справился я с задвижкой легко, с помощью ножа. Правда, черные очки и перчатки пришлось снять - мешали. Забрался я в комнату, шторки задернул, свет включил и стал обыск делать. И от страху, что ли, движения четкие, в голове ясность, быстренько так обшарил все потайные места. Уже хотел уходить, и вдруг как током ударило. От радости ноги затряслись - уж больно долго вор этот водил меня за нос. Сел я в кресло, пересидел дрожь, а сам все смотрю на то, что меня так обрадовало. Дело в том, что при ограблении был обрезан телефон и куска шнура не хватало. И вот сейчас передо мной как раз и лежал тот самый - не мог я ошибиться! - кусок этого серого шнура. Взял я его осторожненько - и домой. Страшная это все же штука - воровать, хотя и улику! Ну, шнур оказался точно, тот.
А потом встретился я с вором на квартире уже, так сказать, легально. Разговариваю и, как бы между прочим, достаю из кармана этот самый кусок шнура, верчу в руках. Тот побледнел, и долго уговаривать его не пришлось. Все выложил.
Удалось мне тогда на работе подробности поимки грабителя утаить. До сих пор стыдно. Конечно, за это дело меня под суд отдать надо было. Молод был, глуп и горяч... Шах, коллега!
Вовка, кажется, тоже заслушался. И почему-то не очень огорчился, когда через несколько ходов получил мат.