Карл обстоятельно обыскал помещение, по несколько раз обошел каждую комнату, и все это время горничная стояла на пороге, как часовой, и следила за ним, будто за голодным комаром, севшим на руку. Однако укуса так и не последовало: Карл не рылся в вещах и ничего не попытался прикарманить.
Очевидно, Кимми расставалась с этим жилищем поспешно, но не теряя головы. Вещи, которые не должны попадаться на глаза чужим, наверняка отправились в мусорные баки - с балкона Карл видел их на мощеном дворе перед домом.
На стуле возле кровати остались кое-какие вещи, но не из числа нижнего белья. По углам валялись туфли и какой-то хлам, но не было грязных носков. Она бросила то, что было ей не нужно, но не оставила никаких интимных деталей. И в этом был главный итог обыска: ничего личного.
Не было даже украшений на стенах, которые могли бы что-то сказать о ее вкусах или взглядах. В маленькой, отделанной мрамором ванной комнате не осталось зубной щетки. Никаких тампонов в шкафчике или ватных палочек в мусорном ведре возле унитаза. Унитаз был абсолютно чист, в раковине не было видно следов зубной пасты.
Покидая жилище, Кимми стерла малейшие отпечатки своей личности; существо женского пола, прежде здесь обитавшее, могло с равным успехом оказаться как южноютландской учительницей пения из Армии спасения, так и отвязной барышней с самым престижным почтовым адресом.
Карл отогнул краешек покрывала на кровати, надеясь уловить сохранившийся там запах. Приподнял бумагу на письменном столе, чтобы проверить, не осталась ли там какая-нибудь записочка. Пошарил на дне пустой корзины для бумаг, заглянул в глубину кухонных ящиков, сунулся даже в угол под наклонной стеной. Ничего!
- Скоро стемнеет, - объявила горничная Шарлотта, намекая, что пора бы ему убираться отсюда и поиграть в свои полицейские игры в каком-нибудь другом месте.
- Здесь есть чердак? - с надеждой спросил Карл. - Какая-нибудь дверца или лесенка, которых я не заметил?
- Нет, только то, что здесь.
Карл посмотрел наверх. Значит, никакого чердака над квартирой.
- Вот только еще разок обойду все напоследок.
Затем он приподнял на полу все ковры в поисках незакрепленной половицы. На кухне заглянул под все рекламные плакаты с пряностями в поисках скрытого в стене тайника. Простучал все предметы обстановки, не пропустив ни одного гардероба, ни одного кухонного шкафчика. И опять ничего!
Покачав головой, он мысленно сам над собой посмеялся: с какой стати тут что-то должно быть?
Закрыв за собой дверь квартиры, он на секунду остановился на лестничной площадке: отчасти чтобы посмотреть, нет ли здесь чего-нибудь интересного, а когда ничего не нашлось, просто для того, чтобы отогнать неприятное ощущение. Что-то ему подсказывало: он чего-то не заметил.
Тут зазвонил мобильник, и это вернуло его к действительности.
- Это Маркус, - послышалось в трубке. - Карл, почему ты не у себя в кабинете? И почему там такой разгром? Весь коридор завален деталями какой-то мебели, а у тебя повсюду лежат желтые записочки. Где ты находишься? Ты забыл, что завтра у тебя гости из Норвегии?
- Черт! - произнес он громче, чем нужно.
Ну да! Он действительно про это забыл.
- О’кей? - прозвучало с другой стороны.
Карл хорошо знал эти "о’кей" и был сыт ими по горло.
- Я как раз на пути в управление.
Посмотрев на часы, он увидел, что уже начало пятого.
- Можешь не спешить. - По голосу начальника отдела убийств было слышно, что он недоволен. - Гостей приму завтра я, им незачем видеть твой беспорядок.
- И во сколько же они явятся?
- Придут в десять, но ты можешь не беспокоиться. Я беру это на себя, а к тебе обратимся, если у них будут вопросы.
Маркус Якобсен прервал разговор, а Карл еще некоторое время стоял, глядя на мобильник в своей руке. Раньше эти любители трески были ему до лампочки, но теперь все переменилось. Раз начальник отдела убийств сам решил их принять, то черта с два Карл ему это позволит!
Выругавшись еще пару раз, он выглянул в окно на потолке, которое украшало импозантную лестницу. Солнце еще стояло высоко и ярко светило в стекла. Рабочий день уже кончался, но у Карла не было желания отправляться домой.
Мысли еще не пришли в порядок, так что плестись через поля по Хестестиен к мясным котлам Мортена казалось рано.
В глаза бросилась четкая тень от оконной рамы, и тут Карл ощутил, как помимо его воли на лбу образовалась глубокая морщина.
В домах этой постройки оконные проемы обыкновенно бывают толщиной в тридцать сантиметров. Но тут он был заметно больше - по меньшей мере сантиметров пятьдесят. Значит, если он правильно понимает, в доме усиливали теплоизоляцию.
Карл запрокинул голову и высмотрел трещину между потолком и наклонной стеной. Он проследил взглядом ход трещины по всему помещению и снова вернулся к исходной точке. Да, наклонная стена немного осела, первоначально стены дома не были так хорошо изолированы, это сразу видно. Добавлено не меньше пятнадцати сантиметров новой изоляции, и затем на нее были положены гипсовые плиты. Все аккуратно заштукатурено и покрашено, но со временем, как водится, образовались трещины.
Тогда он повернулся и снова открыл дверь квартиры. Прошел прямо к внешней стенке и обследовал все наклонные поверхности. Тут тоже на стыке с потолком тянулись трещины, а так ничего примечательного.
Щели и пустоты, разумеется, есть, но, судя по виду, туда ничего не запрячешь. Во всяком случае, изнутри.
Он мысленно повторил про себя последние слова: "Во всяком случае, изнутри!" И тут его внимание привлекла балконная дверь. Он взялся за ручку, открыл дверь и вышел на балкон, где скат черепичной крыши образовывал живописный задник.
- Не забывай, с тех пор прошло много времени, - прошептал он себе под нос и принялся ряд за рядом осматривать черепицу.
Балкон располагался на северной стороне дома, и мох, вобрав в себя все питательные вещества, какие были в дождевой воде, разросся так, что покрыл почти всю крышу, будто театральную декорацию.
Карл перевел взгляд на другую сторону от двери и тотчас же заметил отличие. Ряды черепицы лежали правильно и ровно, и с этой стороны тоже повсюду нарос мох. И только одно место выглядело иначе. Там, где перила балкона крепились к крыше, одна черепица выдавалась из общего ряда и готова была соскользнуть, будто с нее сбили крепежный шип и она держалась так, на честном слове. Карл поднял ее, и она легко поддалась.
Он глубоко вдохнул сентябрьский воздух. Всем его существом овладело редко возникающее ощущение, что он держит в руках нечто особенное. Нечто подобное должен был почувствовать Говард Картер, когда, проделав маленькое отверстие в двери погребальной камеры, внезапно очутился в гробнице Тутанхамона. В ямке среди стекловаты лежал обернутый в полиэтиленовый пакет металлический ящичек размером с обувную коробку.
У Карла сильно забилось сердце.
Затем он позвал горничную:
- Посмотрите на эту коробку.
Она неохотно нагнулась и заглянула под черепицу:
- Там коробка. Что это такое?
- Не знаю. Но вы можете засвидетельствовать, что видели ее на этом месте?
- Скажете тоже! - Она бросила на него сердитый взгляд. - Что я, слепая, что ли?
Мобильником он сделал несколько снимков тайника, затем показал Шарлотте:
- Вы подтверждаете, что сейчас я заснял этот тайник?
Она уперла руки в боки: сколько можно приставать с вопросами!
- Сейчас я выну эту коробку и заберу в отделение. - Это был уже не вопрос, а констатация факта, иначе она бы бросилась будить Кассандру Лассен и они подняли бы шум.
Наконец он ее отпустил, и она ушла, качая головой. Чувствовалось, что ее вера в здравый смысл представителя власти навсегда пошатнулась.
Карл подумал было позвать техников, но отказался от этой мысли, представив себе километры пластиковой ленты и толпу людей в белом. У них и без того дел хватает, а ему сейчас некогда ждать, так что обойдемся.
Затем он надел перчатки, осторожно вынул из тайника коробку, вернул черепицу на место, прошел в комнату, поставил коробку на стол и открыл. Все это он проделал на одном дыхании, плавным бессознательным движением, и крышка поддалась без всяких усилий.
Сверху лежал плюшевый медвежонок, величиной чуть больше спичечного коробка, светло-желтой масти, с вытершимся на мордочке и передних лапках ворсом. В прошлом, наверное, это было величайшее сокровище Кимми и ее лучший друг. А может быть, чей-то еще. Затем Карл вынул газетный листок, который лежал под мишкой. "Берлигские тиденде" от 29 сентября 1995 года, как значилось в уголке. День ее переезда к Бьярне Тёгерсену. Больше ничего интересного в газете не было - только длинный список рабочих вакансий.
Он заглянул в коробку, надеясь обнаружить ждущие своего часа дневники или письма, способные поведать о былых мыслях и поступках, но нашел только пластиковые пакетики, в каких обычно складывают лишние марки или карточки с рецептами. Машинально достав из кармана пару белых хлопчатобумажных перчаток, Карл надел их и вынул из коробки сразу всю пачку.
Зачем так тщательно прятать подобные вещи?
Ответ пришел, когда он рассмотрел два нижних пакетика.
- Черт возьми! - воскликнул Карл.
Там лежали две карточки из игры "Тривиал персьют", каждая в отдельном пакетике.
После пяти минут сосредоточенного размышления Карл достал блокнот и тщательно записал, в каком порядке лежали пакетики.
Затем внимательно изучил каждый в отдельности.
В одном лежали мужские наручные часы, в другом - сережка, в третьем - что-то похожее на резиновую повязку, в последнем - носовой платок.
Четыре пакетика, кроме тех двух, в которых лежали карточки.
Карл закусил губу.
Всего пакетиков было шесть.
22
Лестницу в "Каракасе" Дитлев одолел в четыре прыжка.
- Где он? - крикнул Дитлев секретарше и бегом бросился в том направлении, куда указывал ее палец.
Франк Хельмонд лежал в палате один, уже подготовленный к операции. На вошедшего Дитлева пациент взглянул без всякой почтительности.
"Странно, - подумал Дитлев, скользнув взглядом по накрытому простыней телу и забинтованному лицу. - Неужели этот идиот так ничему и не научился? Не думает, кто его побил и кто затем снова заштопал?"
По большому счету они обо всем договорились. Лечение множественных глубоких шрамов будет сопровождаться легкой подтяжкой лица и отдельных участков кожи шейного и грудного отдела. Дитлев мог предложить липосакцию, хирургию и толковые руки. А учитывая, что Дитлев в придачу отдает Хельмонду жену и целое состояние, казалось бы, он имел полное право требовать если не благодарности, то, по крайней мере, выполнения определенных договоренностей и вежливого обхождения.
Но Хельмонд уже проболтался. Некоторые сестры, надо полагать, начали задумываться над услышанным. Теперь придется их как-то переубеждать.
И хотя пациент в то время еще не отошел от наркоза, слова все равно сказаны: "Это дело рук Дитлева Прама и Ульрика Дюббёля".
Дитлев решил обойтись без вступительной речи. Судя по виду, Хельмонд не требовал особо деликатного обращения.
- Тебе известно, как легко убить человека под наркозом так, чтобы никто ничего не узнал? - спросил Дитлев. - Сейчас тебя готовят к очередной операции, которая будет вечером, и я надеюсь, что у анестезиологов не дрогнет рука. Ведь я как-никак плачу им хорошие деньги за то, чтобы они делали свою работу как следует, верно? - Он показал на Франка вытянутым пальцем. - И еще одно на всякий случай. Я полагаю, мы с тобой обо всем договорились, ты выполнишь свои обязательства и будешь молчать. Иначе есть вероятность, что твои потроха пойдут в банк донорских органов для других людей, помоложе и получше тебя, а это все же было бы довольно неприятно.
Дитлев щелкнул по капельнице, которая уже была поставлена Хельмонду.
- Франк, я не злопамятен. Так что и ты, пожалуйста, будь сдержаннее. Договорились?
Он резко толкнул кровать и пошел прочь. Если это не подействует, пусть идиот пеняет на себя.
Дитлев с такой силой хлопнул дверью, что проходивший по коридору санитар, пропустив начальника, заглянул проверить, все ли там в порядке.
А Дитлев прямиком отправился в прачечную. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, вызванного самим фактом существования Хельмонда, ему требовались более решительные меры, чем одни словесные угрозы.
Он еще не успел опробовать свое новейшее приобретение - девушку с Минданао, где, переспав с кем не следует, рискуешь потерять голову в прямом физическом смысле. На Дитлева она произвела приятное впечатление. Такие, как она, ему особенно нравились. Девушка не смотрела в глаза и вообще была полна сознания собственной ничтожности. В сочетании с физической доступностью это сразу зажигало его. И этот огонь требовал, чтобы его погасили.
- Ситуация с Хельмондом у меня под контролем, - в тот же день сообщил Дитлев Ульрику.
Не отрываясь от руля, тот удовлетворенно кивнул. Видно было, что он почувствовал облегчение.
Дитлев глядел на мелькающий за окном пейзаж. На заднем плане проступал лес, и он чувствовал, как на него нисходит покой. В общем и целом неделя, полная неожиданностей, заканчивалась неплохо.
- А что с полицией? - спросил Ульрик.
- И это тоже. Карла Мёрка отстранили от дела.
Перед домом Торстена они остановились на еловой аллее за пятьдесят метров от ворот и повернулись к камерам наблюдения. Через десять секунд ворота впереди плавно откроются.
Въехав во двор, Дитлев вызвал на мобильнике номер Торстена и спросил:
- Где ты сейчас?
- Заезжай за хозяйственные постройки, там остановишься. Я в зверинце.
- Он в зверинце, - сообщил Дитлев, чувствуя, как в нем нарастает нетерпение.
Это была самая волнующая часть ритуала, и Ульрик уж точно сгорал в ожидании.
Они не раз видели Торстена среди полураздетых моделей или в лучах прожекторов, принимающего восхищение выдающихся людей. Но никогда его облик не выражал такого наслаждения, как тогда, когда он перед охотой посещал свой зверинец.
Следующая охота была назначена на будний день, через неделю. На этот раз приглашались только те люди, которые ранее выигрывали право застрелить особую добычу. Люди, которые получали на этих вылазках необыкновенные ощущения и материальные блага. Люди, на которых они могли положиться и которые были похожи на них.
Не успел Ульрик поставить "лендровер" на стоянку, как из соседнего здания вышел Торстен в окровавленном резиновом фартуке.
- Добро пожаловать!
Он приветствовал их с широкой улыбкой - значит, там только что кого-то зарезали.
С тех пор как они были здесь в последний раз, здание зверинца стало просторнее, длиннее и светлее благодаря множеству окон. Сорок рабочих, латышей и болгар, потрудились не зря, и "Голубиная роща" стала почти такой, какой Торстен хотел видеть ее еще пятнадцать лет назад, когда к двадцати четырем годам заработал свои первые миллионы.
В помещении, освещенном галогеновыми лампами, было не меньше пятисот клеток.
На ребенка посещение зверинца Торстена Флорина произвело бы большее впечатление, чем поход в зоопарк. Взрослого человека, более или менее нормально относящегося к животным, оно должно было шокировать.
- Взгляните сюда, - сказал Торстен. - Варан с острова Комодо.
Он сейчас испытывал наслаждение, не уступающее оргазму. И Дитлев его понимал. Опасный зверь, находящийся в клетке, стал бы выдающимся охотничьим трофеем.
- Думаю, мы возьмем его в имение Саксенхольтов, когда там будет лежать снег. В их заказнике хороший обзор местности. А то эти черти большие мастера прятаться. Представляете себе картину?
- Я слыхал, что эти твари ядовиты и их укус очень опасен, - заметил Дитлев. - Тут важно уложить с первого выстрела, пока на тебе не сомкнутся его челюсти.
Флорин затрясся, как в ознобе. Да уж, он действительно приготовил им замечательную добычу! Интересно, когда?
- А что на этот раз? - поинтересовался Ульрик.
Флорин развел руками, предлагая им самим угадать его замысел.
- Выбрано кое-что оттуда. - Он махнул в сторону целого ряда клеток с мелким глазастым зверьем.
В зверинце царила больничная чистота. Здесь содержалось множество животных, чья пищеварительная система в общей сложности составляла километры и производила обмен веществ колоссального объема; тем не менее в просторном помещении не стоял пронизывающий запах мочи и испражнений. Это было заслугой отлично работающей бригады темнокожего обслуживающего персонала. В имении Торстена жило три семьи сомалийцев, которые подметали, готовили еду, вытирали пыль и чистили клетки на отлично. Но при гостях их никогда не было видно - зачем давать повод для лишних разговоров!
В последнем ряду стояло шесть высоких клеток, в которых можно было различить сжавшиеся в комочек силуэты.
Заглянув в первые две, Дитлев расплылся в улыбке. Хорошо сложенная шимпанзе агрессивным взглядом следила за дикой собакой динго в соседней клетке - та дрожала, поджимала хвост, с оскаленной морды капала слюна.
Торстен просто кладезь идей, выходящих далеко за рамки того, что общество считает допустимым. Если в этот мир заглянут организации по защите животных, хозяина ждет тюремное заключение и миллионные штрафы. Случись это, его империя рухнет. Уважающие себя модницы, не смущаясь, наряжаются в звериные шкуры, но если шимпанзе погибнет от страха перед динго или с криками побежит через датский лес, спасая свою жизнь, этого они не одобрят.
В последних четырех клетках сидели не столь экзотические создания - датский дог, громадный козел, барсук и лисица. Она одна жалась в углу, трясясь всем телом, в то время как остальные лежали на сене и смотрели оттуда так, словно смирились со своей судьбой.
- Вы, конечно, думаете, в чем тут дело? Сейчас я вам объясню.
Флорин засунул руки в карманы фартука и кивнул в сторону датского дога:
- Посмотрите, его родословная насчитывает сто лет. Он обошелся мне в двести тысяч крон, но я считаю, что такой противной косоглазой твари не надо передавать свои гены следующему поколению.
Как и следовало ожидать, Ульрик захохотал.
- А вот это, скажу я вам, особенное животное. - Флорин кивнул на клетку номер два. - Вы, наверное, помните, что моим кумиром всегда был адвокат Рудольф Санд, который вел точный учет своих охотничьих трофеев на протяжении шестидесяти пяти лет. Легендарный был стрелок! - Флорин кивнул сам себе, барабаня пальцами по решетке. Животное попятилось и, наклонив голову, угрожающе выставило рога. - Санд настрелял пятьдесят три тысячи двести семьдесят шесть экземпляров дичи. Это точная цифра. И такой козел, как этот, стал его самым главным и самым великим трофеем. Это винторогий козел, еще известный как пакистанский мархур. Представьте себе, Санд двадцать лет охотился за мархуром, пока наконец после ста двадцати дней упорного преследования ему не удалось уложить огромного старого козла. Вы можете прочитать о его приключениях в Сети, очень советую. Такого успешного охотника еще поискать!
- Так это мархур? - Улыбка Ульрика сама по себе могла бы убить.