- 3-
Котаки вышел первым и остановился у телеграфного столба. Время приближалось к двенадцати. В харчевне почти все огни уже погасли. В ожидании клиентов группа женщин, нахохлившись, стояла перед баром. Проходившие мимо мужчины большей частью были пьяны, как, впрочем, и женщины. Трезвыми оставались лишь проститутки.
Вскоре подошла Хироко и взяла его под руку. Котаки хотел выйти на главную улицу, но она что-то промычала и потянула его в другую сторону - по-видимому, к известному ей отелю.
Котаки с опаской последовал за ней, но постарался подавить страх, понимая, что иначе он ничего не сумеет выяснить.
Сразу за китайской харчевней Хироко свернула в переулок. Ко-таки вздрогнул - как раз здесь был найден труп Ёсио.
Они шли в кромешной тьме. Слева тянулась стена, огораживавшая двор харчевни, справа стояли похожие на бараки дома. Ни в одном из них не было света. Наверно, в этих бараках обосновались контрабандисты, решил Котаки. Внезапно он со страхом подумал, что вот сейчас кто-нибудь подкрадется к нему сзади и так же, как Ёсио, стукнет по голове. Он даже остановился и стал озираться по сторонам, но Хироко нетерпеливо дернула его за руку.
Эта проститутка с интеллигентным лицом сейчас казалась ему злой колдуньей.
Они свернули направо и остановились у входа в дешевый отель.
Вышедшая им навстречу служанка, завидев Хироко, понимающе кивнула.
- Добро пожаловать, - с поклоном приветствовала она Котаки. Он заметил, как Хироко вытащила из сумочки деньги, пять тысяч
иен, - должно быть, те самые, что он ей вручил, - и поспешно сунула их служанке. По-видимому, Хироко и ее подружки были частыми гостями в этом отеле и всегда оставляли здесь на хранение деньги, полученные от клиентов.
Служанка принесла чай со сладостями и собиралась уйти, как вдруг Котаки неожиданно для самого себя замычал, словно и он был немой. Служанка остановилась и с изумлением поглядела на него. Котаки жестами дал понять, чтобы она принесла сигареты.
- А вы вовсе не немой, - с улыбкой сказала та.
Котаки неопределенно помотал головой. Служанка пожала плечами и вышла из комнаты.
Котаки решил, что, если немного потренироваться, он без особого труда освоит язык жестов.
А может, среди этих женщин есть и такие, что просто прикидываются немыми, подумалось ему.
Когда они остались вдвоем и заперли дверь, Котаки почувствовал странную опустошенность. Такое же чувство овладевало им, когда после многочисленных попыток удавалось застраховать наконец упрямого клиента. Многие из его коллег испытывали при этом буйную радость. Он - никогда.
Очнувшись от этих мыслей, Котаки заметил, что Хироко стоит у окна и, закусив губу, внимательно разглядывает его.
В окне вспыхивали отблески неоновых огней. Они становились то ярче, то бледнее, колеблясь, словно отражение в речных волнах.
Он только теперь догадался, что его мычание и жестикуляция были неприятны Хироко.
- Я сделал это не из злого умысла. Прости меня, - неожиданно сказал он, но сразу спохватился и достал блокнот.
Хироко покачала головой, села за столик и начала быстро писать. Котаки прочитал: "Я понимаю многое из того, что вы говорите. В специальной школе я изучала законы артикуляции, поэтому вы можете обойтись и без блокнота. Меня оскорбили ваше мычание и жесты".
Котаки с удивлением подумал, что у этой проститутки сохранилось чувство гордости.
- В харчевне мы все время переписывались, вот я и решил, что иначе нам не объясниться. Ты уж меня извини, - пробормотал Ко-таки.
"Там полно людей, все время отвлекаешься, поэтому удобней беседовать с помощью карандаша и бумаги. Здесь же мы только вдвоем, никто не мешает, и, если будете говорить медленно, я, пожалуй, смогу понять".
- А скажи, я тебе нравлюсь?
Хироко с недоумением поглядела на него. Хотя и изучала законы артикуляции, но, видимо, не все могла понять по движению губ. Он повторил вопрос, но, убедившись, что она не понимает, хотя и очень старается, предложил воспользоваться карандашом и бумагой. Хироко обрадованно кивнула и тут же написала:
"Вы - человек искусства. Мой отец в каком-то смысле тоже - он торговал картинами. Вы мне понравились".
Потом тихо положила руки ему на плечи.
Котаки обнял ее и крепко прижал к себе. Она оказалась тоньше, чем он думал.
Хироко подставила губы для поцелуя и закрыла глаза. Котаки заколебался - ему не претило целоваться с проституткой, но все же он подавил в себе неприятное чувство, как привык делать это при общении с клиентами. Не успел он прикоснуться к губам Хироко, как она ответила долгим поцелуем.
После женитьбы он редко позволял себе развлекаться на стороне, но в молодости женщинами отнюдь не пренебрегал. Однако поцелуй, которым наградила его Хироко, был особенный: такого он еще не испытывал. Наконец Хироко отстранилась и стала вытирать указательными пальцами повлажневшие губы. А Котаки внезапно ощутил такое острое желание, что даже мысли о сыне мгновенно вылетели у него из головы.
- Надо принять ванну. Ты составишь мне компанию? - задыхаясь, прошептал он.
Хироко согласно кивнула и протянула руки к его пиджаку.
- Не беспокойся - сам сниму, - сказал Котаки.
Хироко, будто не слышала, раздела его. Потом скинула одежду с себя и вслед за Котаки вошла в ванную комнату.
Как он и предполагал, грудь у нее была маленькая, но упругая. Формы ее тела оказались далеки от классических, но это восполнялось красотой матово блестевшей кожи - казалось, будто она натерта воском.
Хироко нисколько не стеснялась своей наготы. Прислонившись к стене, она сделала несколько движений - будто рисовала картину, - потом указала на себя.
- Хочешь, чтобы я тебя нарисовал? - догадался Котаки. Хироко радостно кивнула.
- К сожалению, сегодня не получится - нет красок и кистей. Хироко нахмурилась и вопросительно поглядела на Котаки. Должно быть, не поняла смысл его ответа.
Котаки накинул на нее полотенце и уложил в постель. Он до сих пор не имел дела с немыми проститутками, но его несколько ошеломило бесстыдство Хироко.
Когда все кончилось, Котаки взял со стола карандаш и бумагу.
"Как ты оказалась в китайской харчевне?" - написал он.
"Меня привела туда школьная подруга".
"Твоя одноклассница?"
"Да".
"И тебе нравится так проводить время?"
"Интересней, чем сидеть дома. Ведь нам не суждено, как обыкновенным женщинам, выйти замуж, и было бы уж слишком несправедливо запрещать себе еще и наслаждаться жизнью… Вам не нравится, что я беру за это деньги?"
"Если тебе они нужны на расходы, то тут уж ничего не поделаешь".
Он положил карандаш и подумал, что все справедливо. Ведь эти женщины тоже имеют право вкусно есть и красиво одеваться. Другое дело, если родители богаты, а если их нет вообще? На что ж тогда жить, если не брать деньги с клиентов?
"Нет, не только ради хлеба насущного, - написала в ответ Хироко. - Мужчины не принимают женщин, подобных мне, всерьез. Мы им нужны только для забавы, для развлечения. К тому же некоторые норовят побаловаться бесплатно: мол, они же неполноценные, немые - пусть скажут спасибо, что на них обратили внимание… Но я этого не признаю. Пусть я достойна презрения, но за удовольствие надо платить. А вообще-то все, в том числе и мы, немые, смертны и, понимая это, хотим, насколько возможно, успеть насладиться жизнью. Вот почему я с удовольствием провожу время в китайской харчевне".
Прочитав объяснение, Котаки подумал: Хироко и ее подружки, по-видимому, уловили дух времени - свободу в интимных отношениях - и посчитали, что имеют право, как и обычные женщины, пользоваться этой свободой…
- 4-
В воскресенье во второй половине дня Котаки приехал в Окамото, где снимал в частном пансионе комнату для своего сына Ёсио. Хозяйкой пансиона была его знакомая, вдова, - она, как и сам Котаки, служила агентом страховой компании.
Занявшись поисками убийцы, Котаки стал интересоваться и теми сторонами жизни Ёсио, которые прежде его не занимали. С этой целью он и прибыл в Окамото. Безусловно, полиция провела доскональное расследование, но она исходила из версии ограбления и оставила в стороне личную жизнь Ёсио. Котаки решил исправить эту ошибку.
Муж хозяйки пансиона служил в муниципалитете города Кобе. Не достигнув сорока лет, он скончался от рака желудка, а жена поступила на службу в страховую компанию. Это произошло три года тому назад, и первое время Котаки помогал ей осваивать специальность страхового агента.
- Это правда, что вы оставили работу? - спросила она, наливая Котаки чаю.
Потом она начала рассказывать о трудностях избранной профессии, о своих успехах за минувший месяц, о том, что кое-где еще есть совершенно не охваченные страховкой семьи…
Котаки, рассеянно прислушиваясь к ней, вспоминал, что подобные разговоры всегда возникали в любой компании его прежних сослуживцев. Все они смахивали на больных, которые не находили иных тем для разговора, кроме как свои болезни.
Котаки время от времени молча кивал, прихлебывая жиденький чай, и поглядывал в окно, откуда открывался чудесный вид на горную цепь Рокко.
- Прошу прощения, что надоедаю вам вопросами, - прервал ее наконец Котаки. - Я все насчет Ёсио…
- От всего сердца сочувствую вам… И все же не надо падать духом. Понимаю, вы лишились единственного сына, но теперь уж ничего не поделаешь.
- Вы говорили, что у Ёсио не было друзей и никто не приходил к нему… Вспомните, может быть, кто-то приходил?
- Видите ли, днем я на работе - и ничего сказать не могу. Но по вечерам и воскресеньям гостей у него не было. За это могу поручиться.
- Вы также упоминали, будто каждое воскресенье он выходил из дому…
- Да, выходил, но куда - не знаю. Ведь Ёсио был такой молчаливый - клещами слова не вытащишь. Я иногда заговаривала с ним: мол, все время один да один, разве тебе не скучно? А он буркнет что-то в ответ - и все. Как придет домой, так засядет у себя и все о чем-то думает, думает…
Ёсио с детства был молчуном, и даже такая трещотка была не в силах, наверно, расшевелить его, подумал Котаки.
Как он выяснил, в университете Ёсио друзей не завел. После занятий он сразу возвращался домой, ужинал, два-три часа гулял поблизости от пансиона, потом уединялся в своей комнате. Лишь по воскресеньям он куда-то уходил еще до полудня и возвращался только к вечеру.
- Он никогда не говорил, куда идет? - спросил Котаки.
- Нет, не говорил. Однажды я даже пошутила: мол, не завелась ли у тебя подружка? А он лишь поглядел на меня так внимательно, но ничего не ответил.
- Подружка? - Котаки скрестил на груди руки и задумался. Конечно, Ёсио сильно хромал, был низкорослым и нескладным, но
отличался на редкость красивым лицом - пошел в мать.
По-видимому, это сходство сыграло не последнюю роль в той безумной любви, которую Котаки стал ощущать к сыну после смерти жены.
Не исключено, что Ёсио пользовался успехом у определенного типа женщин, подумал Котаки. Эта сторона жизни Ёсио почему-то выпала из его внимания. Теперь он тщательно проверил вещи, оставшиеся после Ёсио, но не обранужил ничего такого, что проливало бы свет на его отношения с женщинами.
- Не заметили ли вы чего-нибудь необычного, ну хоть какой-то мелочи, во внешности или поведении Ёсио, когда он то ли двадцать второго, то ли двадцать третьего сентября вернулся в пансион около четырех утра?
- Нет, не заметила. Он вообще меня сторонился. Бывало, заговариваю с ним, а он так пристально поглядит на меня, и почему-то особенно на губы, но ничего не ответит. Такого молчальника мне еще не приходилось встречать.
Котаки обратил внимание на, казалось бы, не имевшие особого значения слова:
- Вы сказали, что он внимательно глядел на губы?
Он подумал, что Ёсио неспроста разглядывал губы этой вдовы.
Перебирая вещи Ёсио, он надеялся отыскать что-то вроде дневника, но так ничего и не нашел.
Вернувшись к себе, Котаки продолжал размышлять над мелькнувшей у него догадкой: Ёсио внимательно разглядывал вдову, чтобы научиться понимать по губам.
Эта догадка привела Котаки в неописуемое возбуждение. Выходит, Ёсио изучал законы артикуляции. Но зачем это ему понадобилось? Может, он решил стать учителем в школе глухонемых? Но ведь в университете он специализировался по экономике… Однако не следовало исключить и того, что Ёсио общался с кем-то из немых женщин в связи с будущей педагогической деятельностью. Не установлено, что Ёсио посещал китайскую харчевню до двадцать второго сентября. По крайней мере показания владелицы пансиона и расследование, проведенное полицией, этого факта не подтверждали.
Но если Ёсио все же пошел двадцать второго в харчевню на встречу с немой проституткой, на это должен быть свой резон: то ли с познавательной целью, то ли была еще какая-то иная причина. Так рассуждал Котаки.
На следующий день он поехал в университет и стал опрашивать студентов - не друзей, поскольку таковых у Ёсио не было, - а сокурсников.
- Никогда не слышал, чтобы Ёсио проявлял интерес к языку глухонемых, - в один голос утверждали все, к великой досаде Котаки, надеявшегося нащупать хотя бы тоненькую ниточку. И все же Котаки не терял надежды. Он продолжал розыск с тем же упорством, с каким убеждал людей застраховать свою жизнь.
Не получив нужных ему сведений от студентов, он отправился в школу глухонемых, прихватив с собой фотокарточку Ёсио.
- Не появлялся ли этот юноша в вашей школе? - спрашивал он учителей, показывая фото.
В конце концов настойчивость Котаки была вознаграждена. Одна из учительниц, сравнительно молодая женщина в очках с массивной оправой, взглянув на фото, воскликнула:
- Да ведь это Ёсио! Скажите, с ним что-то случилось? Котаки договорился встретиться с ней после занятий. В школе было не слишком удобно затевать долгий разговор: он заметил, что учительница, отвечая на его вопросы, то и дело боязливо озиралась по сторонам.
Они встретились в кафе "Саммия". Звали учительницу Сатико. Разглядывая ее скромное платье и невыразительное лицо, Котаки подумал, что она начисто лишена женственности. Сатико не знала о смерти Ёсио. Когда Котаки сказал ей, что Ёсио убит в одном из подозрительных районов города Кобе, она переменилась в лице, розовые губы посинели.
- Но каким образом Ёсио, такой спокойный и рассудительный, там оказался? - спросила она, с трудом приходя в себя.
- Об этом позже, а пока расскажите, пожалуйста, все, что вам известно о моем сыне.
- Не подумайте плохого, мы случайно познакомились в электричке. Он сел напротив меня, неестественно вытянув ногу. Я сразу догадалась, что он хромой, мельком взглянула на него и снова уставилась в книгу. Это было пособие для глухонемых.
"Простите, вы преподаете в школе глухонемых?" - спросил Ёсио. Я кивнула. Тогда он спросил: "А нормальный человек способен по движению губ понять, о чем говорят глухонемые?" "Конечно, я ведь занимаюсь с глухонемыми и вполне понимаю их", - ответила я. Тогда Ёсио сказал, что очень хотел бы научиться языку глухонемых, и спросил, не соглашусь ли я заниматься с ним индивидуально.
- Зачем это ему понадобилось? - воскликнул Котаки.
- Вот и я удивилась: уж слишком неожиданным показалось мне такое предложение - ведь мы даже не были знакомы, просто встретились в электричке. Я не решилась сразу же отказать - уж слишком простодушным, чистым юношей он показался мне. Я только спросила: "Вы намерены заняться обучением глухонемых?"
- Ну и что он ответил? - быстро спросил Котаки.
Сатико, по-видимому, поняла, чего добивается Котаки, и отрицательно покачала головой.
- Я тоже сначала подумала, что у него такая цель, потому и спросила. Ведь в наше время мало кто изъявит желание посвятить свою жизнь обучению глухонемых. Такая работа требует необычайного упорства и энтузиазма. И в глубине души я обрадовалась: а вдруг этот симпатичный студент присоединится к нам… Однако Ёсио опустил голову и сначала вроде бы оставил мой вопрос без внимания. Потом серьезно и как-то задумчиво сказал, что пока у него нет намерения заняться педагогической деятельностью, но сам бы он очень хотел изучить язык глухонемых. - Сатико опустила глаза и смущенно добавила: - Неудобно об этом говорить, но у нас очень маленькое жалованье. Нам с матерью едва хватает. У педагога в обычной школе есть много возможностей подработать. У нас же их нет.
- Понимаю. И вы решили помочь Ёсио?
Котаки каждый месяц давал сыну на карманные расходы приличную сумму. Не хотел, чтобы сын испытывал нужду в деньгах во время учебы. Он знал: Ёсио напрасно швыряться деньгами не станет.
- Сразу я ему окончательного ответа не дала, но сообщила номер школьного телефона. Он позвонил на следующий день и повторил, что хотел бы брать у меня уроки. О наших занятиях никто не знал. Конечно, ничего страшного не случилось бы, если бы другие учителя проведали. И все же мне не хотелось, чтобы пошли лишние разговоры…
- Так вы занимались по воскресеньям?
- Да. Он платил мне…
- Плата меня не интересует… А скажите, он не говорил вам, с какой целью изучает язык глухонемых?
- Я и сама задавалась этим вопросом, наблюдая, с каким необычайным усердием он занимается. Даже в дождь, в непогоду он не пропускал уроков. За полгода он сделал замечательные успехи. Однажды я спросила, зачем ему это, но он не ответил… И вот недавно он попросил сделать перерыв. И с тех пор не появлялся. Мне было неудобно напоминать ему - еще подумает: набиваюсь! Но я и в мыслях не держала, что его могли убить… - Сатико горестно вздохнула.
- И все же почему он с таким усердием изучал язык глухонемых? - задумчиво повторил Котаки.
Достаточно узнать причину - и станет ясно, зачем Ёсио посещал китайскую харчевню, думал он.
- Вы считаете, что таким путем можно напасть на след убийцы вашего сына? - спросила Сатико.
- Этого я утверждать не могу, но мне кажется: узнав, ради чего он изучал язык жестов, мы приблизимся к разгадке, почему Ёсио оказался в том темном переулке, где полно притонов, о которых вы и представления не имеете.
Сатико неожиданно отвернулась, будто хотела что-то скрыть от Котаки. Да она, кажется, знает значительно больше, чем говорит, подумал он.
- Госпожа учительница, - заговорил Котаки. - Прошу вас, вспомните: не упустили ли вы какой-либо мелочи?
Сатико молча отхлебнула глоток холодного чая с лимоном, и в этот момент Котаки заметил, как ее бледное лицо слегка порозовело.
- Однажды Ёсио позабыл у меня свой блокнот, - тихо заговорила она. - Когда он ушел, я стала его перелистывать и нашла между страницами клочок бумаги с написанными на нем стихами…
- Стихами? О чем?
- Чудесное стихотворение. Оно у меня дома - я его завтра вам пришлю.
В тот момент Котаки как-то не задумался, почему Сатико не вернула стихотворение Ёсио, а оставила его у себя.