- Все узнала, - сообщила женщина. - Ты, это, баксы-то давай, а то обманешь.
- Я не государство, честных тружеников не обманываю, - ответил Альгерис. - Докладывай!
- Значит, номер у него пятьсот тридцатый. Это на предпоследнем этаже. Рядом - с одной стороны баба из Омска, командировочная. Послезавтра уезжает. Сорок пять лет. - Путана назвала имя и отчество женщины. - С другой - мужик из Мурманска. Моряк. - Последовали паспортные данные мужчины. - Окна во двор выходят. Все, давай деньги.
Альгерис не торопясь достал из бумажника две купюры. Прежде чем отдать их женщине, еще раз предупредил:
- Слово вякнешь кому…
- Что я, сумасшедшая? - торопливо ответила женщина и, схватив бумажки, выскочила из машины жуткого мужика. Машина тронулась с места, быстро набрала скорость и исчезла из вида.
В восемнадцать тридцать около того же концертного зала "Октябрьский" опять возникла темно-синяя "вольво". Уже начала собираться публика к вечернему концерту, и машина не привлекла к себе внимания в ряду других автомобилей, паркующихся на широкой площадке.
Из машины вышел Альгерис с букетом роз. Он прошел метров пятьсот, оказавшись около гостиницы с одноименным названием, и вошел внутрь.
- Куда вы, мужчина? - окликнула его дежурная.
- Я в пятьсот двадцать девятый, - очаровательно улыбаясь, ответил Альгерис.
- Постойте, сейчас я позвоню в номер, - суровым голосом произнесла дежурная.
Альгерис подошел к стойке, продолжая улыбаться. Женщина набирала номер, глядя при этом на щиток с ключами.
- Господи, что я звоню-то? - сказала она, опуская трубку. - Нет никого в пятьсот двадцать девятом. Вон ключи висят.
- Как же так? - огорчился мужчина.
- А вы что, договаривались?
- Нет. - Мужчина застенчиво улыбнулся. - Я, так сказать, сюрпризом. Светлана Яковлевна уезжает послезавтра, вот… я хотел… на прощание… - робко говорил мужчина, указывая на букет и краснея как школьник.
- Да ведь она в театр сегодня ушла, - вспомнила дежурная. - Предупреждала, что вернется поздно. Что же вы не позвонили ей? - смягчившись, спросила дежурная. Мужчина лишь беспомощно пожал плечами.
- Я завтра приду, - сказал он. - Только вы не говорите ей, что я был здесь, - умоляющим голосом попросил он. - Вдруг она не захочет этой встречи. Женщины так непредсказуемы, особенно порядочные. А мне так важно с ней увидеться! Я так много сказать ей должен! - Мужчина умоляюще воздел руки.
- Да ладно, не скажу, - удивилась дежурная такому накалу чувств.
- Благодарю вас. Мужчина грустно, но обаятельно улыбнулся и протянул женщине букет.
- Примите, пожалуйста, - застенчиво попросил он. - Не нести же мне их обратно.
"Ну да, то-то жена удивилась бы. На всю жизнь", - подумала опытная в таких делах дежурная и, понимающе усмехнувшись, взяла пунцовые розы. Мужчина вышел на улицу.
"Надо же, мужик с виду-то интересный, хоть и малахольный. А баба из пятьсот двадцать девятого - ни кожи ни рожи. Чудны дела твои, Господи!" - еще раз удивилась дежурная, но тут же уставилась в телевизор. Начинался очередной сериал.
Растерянное, смущенное выражение лица мужчины сменилось хмурой неподвижной маской, едва он отошел от гостиницы. Альгерис вернулся в машину и поехал к себе.
Накладка! Но всего не предусмотришь. Особенно когда операция планируется прямо по ходу дела. А ведь он звонил в номер этой бабы перед выездом. Она сняла трубку. Кто же знал, что черт ее в театр понесет! Что ж, придется перенести намеченное дело на завтра. Завтра последний день пребывания бабы из Омска в Питере. Значит, надо любыми путями на нее выйти. С утра она, конечно, упрется по магазинам. А вечером должна быть в номере. Самолет в Омск улетает послезавтра утром, это он узнал через справочное. Четкого плана действий у него не было - Альгерис всегда полагался на свое необычайное обаяние, парализующее всех женщин, да и многих мужчин. И на быструю реакцию, позволяющую моделировать ситуацию в зависимости от конкретных обстоятельств. Впрочем, две домашние заготовки, как говорят в КВН, были. Можно было соблазнить даму. Не в буквальном смысле, а так, плетя всякие кружева типа: увидел случайно на улице, потрясен, вы так похожи на мою умершую жену и прочее, прочее. В том, что баба клюнет, Альгерис не сомневался: интересный мужчина, букет роз, душещипательная история. Далее шампанское с клофелином, и баба отрубается. После этого можно дождаться ночи, проникнуть в номер Турецкого, отомкнув дверь. Далее опять по обстоятельствам. Если предполагать, что следак будет пьян (а кто же из них не снимает по вечерам напряжение?), то сон его должен быть достаточно крепок. Можно вырубить ударом, затем вколоть клофелин и вытащить каким-то образом из гостиницы. Каким, пока не ясно. Второй вариант: убедить даму вызвать Турецкого из гостиницы. Под каким предлогом? Скажем, так: он, Альгерис, друг детства вышеупомянутого субъекта. У них назначена встреча, но он, Альгерис, хочет устроить сюрприз. Сам он будет ждать другана внизу, в машине, а женщина должна попросить Турецкого донести до ожидающего ее у гостиницы автомобиля тяжелую сумку. А внизу - радость внезапной встречи субъекта с другом Колькой. Или Васькой. Бабам можно любую лапшу на уши навешать. Главное - быть убедительным, войти в образ. В любом случае Турецкого следует изъять из обращения, то есть похитить, именно из гостиницы. И именно вечером, когда он вернется после неутомимой борьбы с преступностью (и бесполезной, усмехнулся Альгерис). Весь день он наверняка находится в обществе братской питерской милиции. Да и к гостинице на машине, конечно, привозят. Так что светиться около "Октябрьской" смысла не имело. Следовало подъехать вечером следующего дня. Значит, завтрашнее утро он посвятит досмотру лаборатории.
Перед отъездом из дома Нино Сергей попросил Альгериса зайти в лабораторию. Раз уж он будет в Питере. Следовало проверить, сворачиваются ли работы. Альгерис, презиравший мужа Нино, тем не менее согласился. Эмоции эмоциями, а дело делом. Продолжение работ по изготовлению наркотика может обернуться бедой для всех них. Лабораторию могут накрыть.
Турецкий в Питер приехал не на Исаакий любоваться. Видимо, по этому делу и прикатил. И хотя место нахождения лаборатории за один-два дня не вычислить - Висницкий все же далеко не дурак, - тем не менее все тайное рано или поздно становится явным. Наместник Сергея Висницкого в Питере, фактический начальник лаборатории, жаден до денег, как и большинство людишек. И, воспользовавшись моментом, когда хозяин не требует товар, может начать гнать его в свою пользу. То есть продавать уже для себя.
Продумав весь следующий день, Альгерис рано лег спать. Нино он не звонил. Позвонит, когда будет чем порадовать.
Альгерис хорошо выспался. Плотно позавтракал. Просмотрел арсенал оружия, спрятанного под двойным дном встроенного стенного шкафа. Там были два пистолета-пулемета: ПП-90 и "Кедр". Несколько пистолетов ТТ и ПМ. И красавица "беретта". Альгерис любовно взял в руки "беретту". Одна из последних моделей - "беретта 92Ф". Она стоила им бешеных денег, но в данном случае было за что платить. Изящная, компактная, пятнадцатизарядная "игрушка", с 9-миллиметровым патроном, с поражением цели на расстоянии пятьдесят - семьдесят метров. С возможностью ведения полуавтоматического огня. Осечки исключены. И при этом легко прячется в кармане куртки или за поясом. Альгерис извлек пистолет из тайника, проверил его и спрятал до времени обратно.
Он быстро шагал по территории больницы. Возле серого корпуса следовало повернуть направо и через пятьдесят метров - лаборатория в расположенном у самой ограды больницы трехэтажном особнячке. Альгерис скорыми шагами сокращал расстояние до цели и вдруг, словно споткнувшись, замер. Прямо на него шел Александр Борисович Турецкий, собственной персоной.
Первым побуждением Альгериса было немедленно рвануть назад, к машине, стоявшей за оградой больницы. Только спортивная выдержка и необычное поведение Турецкого остановили его.
Турецкий шел по больничному двору с женщиной. Они двигались навстречу Альгерису, ничего вокруг не замечая. Сосредоточенное лицо Турецкого с острым, холодным взглядом, каким помнил его Альгерис, когда следователь его допрашивал по делу в казино, это лицо было в данный момент сияющим лицом влюбленного мальчишки. И обращено это лицо было исключительно к идущей рядом стройной женщине. Женщина первая почувствовала взгляд Альгериса и удивленно подняла темную бровь. Альгерис резко отвернулся, как бы прикуривая.
- Наталья Николаевна, - послышался звонкий девичий голос. От серого здания к парочке бежала молоденькая девушка. Женщина обернулась. Обернулся и Турецкий.
Альгерис свернул в боковую аллею громадной больничной территории и сел на самую дальнюю скамейку. Достал сигарету и закурил уже по-настоящему.
Та-ак. Так. Первой его мыслью было, что лабораторию уже накрыли. Да как и не предположить этого, когда следователь проходил в пятидесяти метрах от нее! Но здание лаборатории, просвечивающее сквозь густой, с красной осенней листвой кустарник, имело вполне мирный вид. Вот из дверей вышел высокий парень с завязанными в хвост длинными волосами. Парень закурил, жмурясь в лучах осеннего солнца. Следом вышел курчавый коротышка. Парни чему-то рассмеялись. Все это не укладывалось в картину разоблачения преступной деятельности. Да и на всей территории больницы продолжалась мирная жизнь - сновали сотрудники в накинутых на белые халаты куртках и плащах, спешили к больным посетители, бродили рабочие в спецодежде. Нет. Лабораторию не накрыли.
Да и на лице Турецкого не было радости от служебных успехов. Скорее, оно было смятенно озабочено. Озабочено тем, как понравиться красивой стройной женщине.
Альгерис расхохотался. "Ох, чудны дела твои, Господи", - повторил он, сам того не ведая, мысли гостиничной дежурной. Да этот Турецкий просто влюблен! Как мальчишка, как последний дурак!
Что ж, это совершенно меняет дело. Видимо, Нино неустанно молится о нем, облегчая своими молитвами его задачу. Не надо похищать следователя. Это трудно и опасно. Открылся куда более легкий путь - похитить эту самую Наталью Николаевну. Так назвала женщину звонкоголосая девчушка. Альгерис бросил окурок в урну и направился к лаборатории.
- Ну что. Мужик, конечно, ни при чем, - рассказывал Гоголев Турецкому о допросе водителя фирмы "Горячев и компания". - Когда сказали ему, что его фургон заминирован был, он чуть копыта не отбросил. Прямо в моем кабинете. У меня, говорит, трое детей от разных жен, и все сиротами остались бы. Забавный мужик, - усмехнулся Виктор. - Составили фоторобот на водителя "Газели" и мужика в кепке. Он его Лениным назвал.
- Это почему же? - удивился Турецкий.
- Да, говорит, похож на вождя мирового пролетариата. Невысокий, в кепке, глаза хитроватые, в морщинках. Простой и разговорчивый. Ну а как твои успехи в беседах с гепатитными наркоманами. Или с наркоманными гепатитниками? Что обнаружило следствие?
Они коротали время перед ночным рейдом в "малинник". Пить ввиду предстоящей операции не следовало, и мужчины пробавлялись кофейком с бутербродами. И пили понемножку.
- Знаешь ли ты, Виктор Петрович, как был аттенуирован вирус бешенства? - спросил Турецкий.
- Что это ты, как Рабинович, вопросом на вопрос отвечаешь? - осведомился Гоголев, не очень понимая, о чем его спросили. Он подлил коньяка в рюмки.
- Не знаешь, - вздохнул Турецкий. - А я теперь знаю. Я даже знаю, как выглядел Луи Пастер. Мои знания могут и не понадобиться именно сегодня. Но любая информация ложится в копилку. В базу данных, так сказать. Никому не ведомо, что и когда потребуется вытянуть из нее.
- Если бы я не знал, что ты трезв, я подумал бы, что ты пьян, - заметил Гоголев. - А все наши петербургские женщины…
- А что ваши петербургские женщины? - подобрался Александр Борисович, пригубливая коньяк.
- Губят они вашего брата москвича, - отозвался Гоголев.
- А вашего питерского брата они не губят? - поинтересовался Турецкий.
- Мы привыкши. Да и то, съездишь куда-нибудь, посмотришь на красавиц иногородних и иноземных и подумаешь: нет, таких, как в Питере, нет.
- Чем же они особенные? - спросил Саша. Почему-то ему этот разговор показался чрезвычайно важным.
- Как тебе сказать… Я ведь много людей перевидал по роду своей деятельности, сам понимаешь. Вот старушки питерские. Те, что белая кость, голубая кровь. Там все понятно. Они все живут в прежней жизни. И три седых волосины в аккуратный пучок укладывают. И яйцо всмятку сами себе на подносе подают. В фарфоровой подставке. Это, заметь, в коммуналке. Где рядом матерится пьяный сосед, выехавший из Ленобласти и прописавшийся по лимиту.
- Ты что же, проявляешь великодержавный шовинизм по отношению к деревне?
- К деревне, прежней деревне, я отношусь с величайшим уважением, Саша, - серьезно ответил Виктор. - Деревня жила строго соблюдаемыми нравственными устоями. Все друг у друга на виду. Все друг друга знают. Все перед всеми отвечают. Да что говорить, это общеизвестно. А вот рабочие поселки, где собираются случайные люди, временщики, это совсем другое дело. Там жизнь временная и как бы ненастоящая. Понарошку. То есть можно пакостить, гадить повсеместно. А потом другая жизнь будет, приличная.
- А при чем тут…
- А при том, что недоброй памяти Григорий Васильевич Романов в какие-нибудь десять лет весь наш город превратил в такой рабочий поселок. - Гоголев опрокинул коньяк. Александр, чтобы понять ход мыслей коллеги, последовал его примеру.
- А при чем тут… - снова попытался он повернуть разговор в интересующее его русло.
- Вот я и удивляюсь. Среди этого повсеместного питерского рабочего поселка встречаются женщины. Не старушки с седыми буклями. Средних лет, моложе, совсем молодые. Они петербурженки, понимаешь? Они умны, ироничны, при этом ранимы. Они совершенно непрактичны, но удивительным образом ухитряются выживать даже в сегодняшнем бардаке, не теряя достоинства. Они могут тратить последние деньги на какие-нибудь причуды: камни в чудной оправе, какие-нибудь бесполезные картины, не имеющие никакой рыночной стоимости, но важные именно для них. Откуда в них это? Мне кажется, это какая-то магия здешних болот. Будто они колдуньи какие-то или русалки. Вот кажется, вспыхнет свет - и они исчезнут. Кстати, все эти женщины, как правило, полуночницы. Оживают к вечеру.
- Что же, в Москве таких женщин нет? - спросил Александр, наполняя стопки.
- Ты знаешь, почти нет. А если есть, то это бывшие петербурженки, - рассмеялся Виктор. - Правда, москвички замечательные женщины - стильные, сильные, четкие. Но… как сказать? Они всегда знают, чего хотят от жизни. Это хорошо. Но в этом нет очарования.
Саша задумался, пробиваясь сквозь пары коньяка. Так уж и нет? Да его собственная жена, Ирина.
Все, что излагал Виктор, можно было в той или иной мере наложить на светлый образ законной супруги. Правда, каменья в чудной оправе она на последние деньги покупать не будет. Она последние деньги на Ниночку истратит, а в остальном… Да и еще наверняка… Взять хоть… Но слегка затуманенный коньяком мозг отказывался подыскивать примеры. И вообще, рассуждения Гоголева Александру нравились. Они в некотором роде снимали с него вину: просто это петербурженки такие колдуньи и русалки, а он ни при чем. Проходил мимо и угодил в сети. Поэтому Саша сказал почти ласково:
- Скажите, какой поэт! В прошлое наше знакомство я и не заподозрил в тебе этакого романтизма. - При этом Александр наполнил стопки. - Ну что ж, давай выпьем за петербургских женщин. Кстати, а что мужчин такого рода в Питере нет? Этаких полуночных романтиков?
- Есть. Но тебя ведь интересуют женщины? Александр рассмеялся. Мужчины чокнулись и выпили.
- Что ж, минут через пятнадцать выезжаем.
- Куда едем? Что за притон?
- Едем на Васильевский. Хозяин квартиры некий Захаров по кличке Масленок. После смерти родителей им с сестрой осталась пятикомнатная квартира. Вскоре сестра исчезла странным образом. Ушла в булочную и не вернулась. До сих пор в розыске. Захаров тут же притон и организовал. Наркоту достать сейчас не проблема: иди на Сенную или на Невский рынок поезжай. Вот он за дозу девчонок-наркоманок под клиентов подкладывает. И клиентам зелье продает. И ведь не возьмешь, гада, все вину на себя берут: я, мол, добровольно, по любви. Если возьмут Захарова, где дозу добыть без денег? Это они понимают. Так что сволочь порядочная этот Захаров. Пора, - глянув на часы, поднялся Гоголев.
На улице их уже ожидал автобус с бойцами спецназа. Милицейский "мерседес" мчался по ночному городу. Они выехали на Васильевский остров, помчались по Большому проспекту в сторону Гавани. Остановились у высокого пятиэтажного дома.
- Начало двадцатого века. Русский модерн, - авторитетно заявил Гоголев, указывая на здание, когда они вышли из машины. - Ребята, давайте на крышу, - скомандовал он группе из семи человек в камуфляже. - Семенов, готовьте роллингсы, ждите команду. Группа прикрытия, - кивнул Гоголев еще троим спецназовцам, - начинаем подниматься. Связь через пять минут.
Первая группа спецназа исчезла в соседнем парадном. Гоголев, Турецкий и трое спецназовцев начали подниматься по лестнице. Идти пришлось довольно долго. Нужная им квартира располагалась на предпоследнем этаже, куда вела крутая, как горный хребет, лестница. Наконец путь их был закончен.
За один пролет до квартиры Гоголев остановился и связался по рации со второй группой.
- Семенов, готовность? - коротко спросил он. Услышав ответ, удовлетворенно кивнул: - Ждите команду. Ребята к штурму готовы, - тихо сказал он своим спутникам.
Они преодолели последний лестничный пролет, и Гоголев нажал на кнопку звонка массивной бронированной двери.
- Кто да кто? - спросил из-за двери мужской голос.
- Милиция, - запросто ответил Гоголев, подмигивая Турецкому. За дверью молчали.
- Открывай, Масленок! - громко приказал Виктор. За дверью молчали.
- Семенов, - тихо сказал Гоголев в рацию, - начинайте. Пошли! И, еще раз позвонив, громко повторил:
- Захаров, открывай, последний раз прошу!
Но в квартире, видимо, уже началось что-то невообразимое. Женский визг, матерная мужская ругань были слышны даже через толщь металлической двери. Двери квартиры распахнулись. На пороге стоял Семенов.
- Милости просим, - пригласил он.
В прихожей уже был развернут лицом к стене невысокий мужик с темными сальными волосами.
- Что же ты, Захаров, людей на лестнице держишь? - ласково спросил его Гоголев.
- Я просто открыть не успел, - хрипло ответил мужик. Он оказался довольно молодым, лет тридцати. - А ваши громилы все стекла на балконе перебили. А дело к зиме, между прочим.
- Да ты не волнуйся, зиму проведешь в исключительно теплом помещении, - пообещал ему Виктор Петрович.
- Это еще бабушка надвое сказала, - пробурчал мужик.
- Наденьте на Захарова браслетики, да пусть проходит на кухню, посидит. Семенов вытащил наручники.
Гоголев с Турецким уже шли по коридору, отворив первую дверь. Большая, с высокими потолками комната была разбита фанерными перегородками высотой в человеческий рост на маленькие клетушки-боксы. Большинство из них было занято. В одной лежал на раскладушке здоровенный мужик с беломориной в руке. Над мужиком плавал сладкий дым анаши. Мужик глянул на вошедших мутным взглядом и отрешенно проронил:
- Здесь занято уже, дальше идите.