В некоторых закутках старые и молодые, грязные и вполне приличные мужчины продолжали беспощадно "употреблять" совсем юных девчонок, несмотря на уже поднятый облавой шум. Торопились, так сказать, завершить начатое. Девчонки бессмысленно смотрели огромными зрачками куда-то вдаль. В одной из каморок они наткнулись на девчушку. Она лежала поперек трухлявой тахты ногами к двери, уставившись взглядом в облупившийся потолок.
- Трахать будете? - равнодушно спросила она вошедших. Девчушке было не больше шестнадцати.
Через час работа была закончена. Подъезжавшие друг за другом милицейские "уазики" развозили задержанных по отделениям милиции. У посетителей притона были изъяты анаша, гашиш. В дальней кладовке квартиры были найдены ампулы с морфием, клофелином, героином. И две коробки с "полипептидом Хуанхэ".
Когда все "гости" разъехались, Гоголев с Турецким прошли на просторную кухню, единственное неперегороженное помещение, где, судя по имевшемуся там широкому дивану, обитал сам хозяин.
С ними остались два спецназовца. Турецкий стоял у окна кухни, глядя, как распихивают по машинам упирающихся людей. Сопротивление, впрочем, оказывали лишь некоторые мужчины.
Здоровяк, куривший анашу, рвался из крепких рук спецназовцев. Но был быстро усмирен и исчез в глубине машины. Девчонки же не сопротивлялись, покорно, как под гипнозом, забираясь в "уазики".
- Ну а теперь давай поговорим с тобой, Масленок, - сказал Гоголев, с отвращением глядя на жирное, в крупных порах лицо хозяина притона. - Хотя лично я бы с тобой не разговаривал, а шлепнул бы тебя, гниду, за то, что ты с девчонками делаешь.
- А что я делаю? - злобно осклабился Захаров. - Они сами ко мне приходят. Насильно никого не тяну. А то, что трахаются здесь, это их личное дело. Я никого не заставляю. Может, им хочется… Дело молодое. Я им условия создаю, а то бы они прямо в парадняке…
- Заткнись, сволочь, - процедил Гоголев. - А то доведешь до греха!
- За оскорбление и ответить можно, - все так же злобно прошипел Захаров.
- Я бы тебе, конечно, вмазал. Но не буду. Я тебя в камеру отправлю, в Кресты. Там не бездетные люди сидят. У многих дочки имеются. Так что им с тобой интересно будет. Поговорить.
- Почему в Кресты-то сразу? - занервничал Захаров.
- Так ведь хранение тебе предъявим, дорогуша. Хранение наркотических средств. Единственное, что может облегчить твою участь, это активное способствование раскрытию преступления. Поэтому ты живенько напишешь, где и у кого добывал наркоту. В первую очередь нас интересует "полипептид Хуанхэ".
- Да это-то вообще в первый раз! - воскликнул Масленок. - Клянусь! На Невском рынке взял у старушки. Очень рекомендовала. Я взял на пробу.
- Попробовал? - спросил Гоголев.
- Нет.
- Ну да, ты ведь у нас не пьешь, не куришь, не колешься. Девочками не увлекаешься. Увлекаешься мальчиками. Поднимайся, поедешь в камеру.
- Я же сказал, чего знал, - завыл Захаров.
- Глядишь, к утру еще чего-нибудь припомнишь. Все, разговор окончен.
"Мерседес" мчался по Большому проспекту в обратном направлении, к Невскому. Александр не заметил, как они проехали весь Васильевский, въехали на Дворцовый мост. Он очнулся, увидев немыслимо красивый в ночной подсветке Эрмитаж. Но тут же перед глазами снова возникла маленькая девчушка, вопрошавшая их равнодушным голосом: "Трахать будете?"
- Какой кошмар! - вслух произнес Турецкий.
- Ты о притоне? - догадался Гоголев. - Я сам об этом же думаю. У меня ведь дочке шестнадцать. Как представишь… Таких ублюдков, как Захаров, убивать надо однозначно. За растление. Он ведь бродит по дворам, выискивает компании. А куда сейчас податься детям из обычных семей? Не "новых русских"? Бесплатного ничего не осталось. Остался двор. Вот гад этот и ходит. Втирается в компании, потом косячок забьет, угостит. Да еще подначит, вы, мол, большие уже. А травка, мол, ерунда. Раз угостит, два, три. И пошло. Потом кольнуться предложит. Чтобы кайф сравнить. Мол, все надо в жизни попробовать. А один разок - ерунда, дескать. Разок кольнутся - понравится. Еще попросят. Вот так пару недель поколется девчонка, и все - она у него на крючке. И ведь девчонки из порядочных семей попадаются. Родители пашут на трех работах, чтобы прокормить ее и одеть-обуть. И не замечают ничего. А когда замечают, уже ничего не исправить. Приехали, Саша, - вздохнул Гоголев. "Мерседес" стоял около "Октябрьской".
- Ну до завтра. То есть до сегодня, - махнул рукой Турецкий. - Посмотрим, что день грядущий нам готовит.
- Машина за тобой в десять придет, - махнул ему вслед Гоголев.
Александр разбудил дремавшую дежурную, взял ключи, поднялся в номер. Долго стоял под душем, словно к нему прилипло увиденное этой ночью. Горячие струи воды смыли усталость и омерзительное ощущение прилипшей к телу грязи. Принесли облегчение.
Саша лег в постель, не зажигая света. Он на ощупь завел будильник, положил рядом трубку радиотелефона и провалился в тяжелый, с кошмарами сон. Ему снилась Ниночка в нарядном платьице. Неизвестный мужчина протягивал его дочке конфетку. Но Саша точно знал, что это не конфетка, а наркотик. Он кричал Ниночке изо всех сил, чтобы она ничего не брала из рук дяди. Но Ниночка словно не слышала и, смеясь, протягивала к конфетке руку. Вдруг мужчина превратился в отвратительный огромный гриб и схватил Ниночку за руку. "Это Масленок", - закричал Саша и проснулся. В гостиной надрывался телефонный аппарат. Светало. Саша глянул на будильник. Было семь утра. Чертыхнувшись, он босиком пошлепал к телефону.
Ночное дежурство Натальи Николаевны Денисовой проходило весьма напряженно. Начало октября. Люди возвращаются в город после отпусков. Уже начались первые ОРЗ и поступают пожилые люди с вирусными пневмониями. Самый разгар гепатита А, много дизентерии. Поступило несколько молодых мужчин с осложненным паротитом, так по-научному именуется детская болезнь со смешным названием "свинка", которая вызывает очень несмешные осложнения у взрослых. Одного из мужчин привезли с явлениями менингита, в бреду. У другого спускалось почти до колена отекшее, багровое яичко. Односторонний орхит.
- Сюда преднизолон немедленно, - указала Денисова на сидевшего врастопырку мужчину.
Нужно срочно затормозить процесс, чтобы инфекция не перекинулась на другую сторону. Иначе молодому человеку угрожает бесплодие. Поступила молодая женщина с малярией. Температура под сорок, бред. Прибавились и такие экзотические болезни к пестрой картине городской заболеваемости. Это уже удел "новых русских", привозящих из заграничных туров то малярию, то амебную дизентерию, то еще что-нибудь несусветное. Больные поступали непрерывно почти всю ночь. Денисова не выходила из приемного покоя, работая вместе с еще двумя докторами. Только к шести утра поток подъезжающих машин "скорой помощи" наконец поредел и затем почти иссяк.
- Наталья, иди к себе, мы управимся, - сказал врач приемного покоя. Наташа поднялась со стула, расправила плечи, пошевелила лопатками.
- Устала чуть-чуть, - улыбнулась она. - Хорошо, я у себя буду в отделении, если напряженка возникнет, звоните.
- Позвоним, - подмигнул ей усатый доктор приемного покоя.
Денисова накинула плащ, вышла в больничный двор. Было еще темно, двор освещался редкими фонарями. И стояла тишина. Наташа очень любила утро после дежурства. Ты уже свободен, ночь позади. Встречаешь рассвет, вдыхаешь свежий утренний воздух. А впереди целый выходной. Вдруг тишину двора нарушили тяжелые, бегущие шаги. Наташа обернулась на звук. К ней подбегал высокий мужчина. Он на ходу махал ей рукой и кричал:
- Доктор, доктор, постойте!
Наташа остановилась. Мужчина подбежал к ней. Его открытое симпатичное лицо выражало крайнюю степень страха.
- Вы ведь доктор? - торопливо спросил он Наталью. Она кивнула, недоуменно глядя на мужчину.
- Доктор, я вас умоляю, у нас там человек умирает. Приступ сердечный!
- Где - там?
- Вот, в этом здании, - мужчина указал на расположенный совсем неподалеку трехэтажный корпус. - Мы у вас помещение снимаем, производство там у нас. Инженер наш с ночной смены вдруг раз - и упал… Мужчина настойчиво тянул Наташу за рукав.
- Да вы бегите в приемный покой, - попыталась переадресовать его Наталья.
- Да пока я добегу! - мужчина чуть не плакал. - Он ведь не дышит почти. Я вас умоляю, пойдемте со мной, вы ведь можете в приемный позвонить, чтобы они подъехали уже с лекарствами. А я и телефона-то не знаю. Ему, может, искусственное дыхание делать надо. А мы все ничего не умеем. Или массаж сердца, я не знаю…
Наташа сделала шаг в направлении трехэтажного дома, светившегося окнами всех трех этажей.
- Так страшно, - все говорил на ходу мужчина, увлекая Наташу за собой. - Я пульс трогаю, а у него один удар есть, а потом пауза чуть не в полминуты. Думаю, все. Потом опять удар. Наташа ускорила шаги. Они с мужчиной уже почти бежали к особнячку.
- Главное - человек замечательный и молодой совсем, всего сорок, - все причитал на ходу высокий. - Двое детишек. Представляете, если случится что?
Они подбежали к зданию. Высокий открыл перед Денисовой дверь, она шагнула в темное парадное. Сильный удар чем-то металлическим в затылок бросил ее вперед на ступеньки лестницы. Из глаз посыпалось разноцветье искр. Наташа потеряла сознание.
Альгерис легко поднял женщину, взвалил ношу на плечо и спустился в подвал. Открыв ногой дверь, он вошел в низкое помещение, в центре которого на установленной на кирпичах доске светил фонарь. Спустив ношу на пол в углу помещения, Альгерис извлек из кармана наручники и приковал руку женщины к водопроводной трубе. После чего сел на стул, стоявший возле фонаря, достал из другого кармана "беретту" и положил ее на доску, рядом с фонарем. Потом он пристроил на той же доске трубку сотового телефона и пейджер.
Теперь можно было передохнуть минут десять, пока баба не очухалась. Он достал сигареты, с удовольствием затянулся, разглядывая женщину. Действительно красивая, отстраненно подумал он. Надо бы еще сходить наверх выключить свет на этажах, пока сотрудники не пришли, решил Альгерис. Он подошел к женщине, безвольно сидящей в той позе, в какой он усадил ее на толстые картонные листы у самой стены. Поднял голову, похлопал ее по щеке. Никакой реакции. Альгерис вышел из подвала с сигаретой в зубах, запер кованую дверь на ключ и начал подниматься вверх по лестнице.
Большинство сотрудников секретной лаборатории не ведали, что за препарат они делают. Основной штат набирался из безработных, отчаянно выстаивающих месяц за месяцем на бирже труда. В подавляющем большинстве это были женщины лет за сорок. Преимущественно конструкторы, уволенные по сокращению штатов из огромного количества замерших оборонных заводов и КБ города. Женщины эти, отчаявшиеся найти работу, были бесконечно благодарны судьбе за это место с очень приличной зарплатой. С них бралась подписка о неразглашении места и характера работы, что мотивировалось конкурентной борьбой на рынке сбыта. Женщины, привыкшие к секретности в своих КБ, относились к этому условию с пониманием.
Все они были аккуратны, исполнительны. Знаний в области химии от них и не требовалось. Дабы не поняли, что за вещество делается. Сложная технология производства была расписана до мелочей, и каждая работница имела под рукой методику своего участка работы. Все ингредиенты, составляющие приготовляемый препарат, были зашифрованы. Лишь несколько человек знали, что здесь происходит в действительности. Первым из них был Игорь Ветров, директор АОЗТ "Новые технологии" - так именовалась лаборатория в официальных бумагах. Под всеми официальными документами стояла его подпись. В том числе под договором об аренде помещения у инфекционной больницы. Ветров стал первой жертвой созданного им препарата. Как только технология вещества была окончательно отработана, его "подсадили" на "китайский белок". Зачем же тратить деньги на покупку наркотиков для зиц-председателя, когда под боком свой собственный? Еще более исхудавший, полностью погруженный в мир своих ощущений, он был уже глубоко больным, малоконтактным человеком с постоянной улыбкой на тихом лице. Его приводили в чувство в тех редких случаях, когда требовалось его личное присутствие. Но оно требовалось все меньше. Единственной его задачей было унять постоянную дрожь в руках, когда требовалось подписывать текущие документы. Действительным руководителем работ был невысокий лысый человек, которого звали Ильичом за сходство с вождем мирового пролетариата. Он, бывший декан химического факультета одного из городских вузов, прекрасно освоил все тонкости технологии, разработанной Ветровым. Он отлично справлялся с работой. Но был необычайно жаден до денег и вследствие этого, по большому счету, ненадежен. Этим и объяснялись частые вояжи Висницких в Питер - необходимостью инспекторских проверок деятельности Ильича. Тем более что фактическим бухгалтером АОЗТ "Новые технологии" была жена Ильича. Пришлось пойти и на это, чтобы сократить до минимума число посвященных. И наконец, последним осведомленным лицом была еще одна женщина, зиц-бухгалтер. Она ставила свою подпись под всеми финансовыми документами. У этой пожилой женщины была своя беда - сын-наркоман. Она уже прошла все круги ада в борьбе со страшной болезнью сына. Отбирала деньги, пока он работал, не давала денег, когда он перестал работать. Добилась она лишь того, что сын попался на краже и сел на три года. Выйдя из заключения, он тут же подцепил гепатит В - следствие введения наркотиков одним шприцем на всю компанию. И мать смирилась. Она стала сама приносить в дом зелье. Специально для нее Ильич добывал партии высокоочищенного героина и снабжал ее одноразовыми шприцами. Женщина вводила сыну героин собственноручно, чтобы он не подхватил еще и СПИД. Такая вот правда жизни.
Накануне, после памятной встречи с Турецким, так круто изменившей весь ход операции, Альгерис пришел в лабораторию и удостоверился в том, что, во-первых, никто никакого интереса к трехэтажному особнячку не проявляет, - и это было хорошо. Но во-вторых, жадный Ильич все-таки продолжал гнать препарат (как и предполагал Сергей Висницкий), и это было плохо.
Пришлось спустить лысого в подвал и объяснить при помощи своих увесистых кулаков, какой опасности подвергает всех и вся эта ненасытная тварь, Ильич. И пригрозить "береттой".
Жалобно скулящего лысого пришлось тем не менее посвятить в предстоящую операцию по захвату заложницы. Кто-то наверху должен был знать о том, что происходит в подвале. На случай непредвиденностей. Выключив свет, Смакаускас спустился в подвал.
Наташа очнулась, открыла глаза. Перед ее взором предстало низкое полутемное помещение, освещенное лишь светом фонаря. По стенам густо тянулись многочисленные трубы. Подвал, догадалась она и попыталась подняться. Звякнули наручники, прикованная к трубе рука не нашла опоры, и Наташа рухнула на пол, застонав от боли в затылке. В подвале никого не было. Все это было непостижимо. За что? Почему ее, врача, бросившегося на помощь человеку, посадили на цепь? Маньяк? В стенах родной больницы? Что он будет с ней делать? Наташа похолодела от ужаса. Нет, не маньяк, уговаривала она себя. Маньяки поджидают женщин в парадных, а не на пустой территории рано утром. Значит, он караулил именно ее? Зачем?
Единственное, что пришло ей в голову, что похитивший ее мужчина - наркоман (что же делать, если она имела дело именно с ними?). То есть он будет требовать наркотики. У нее их нет. Наташа разглядела на импровизированном столике трубку мобильного телефона и пейджер. То есть он будет звонить куда-то и требовать наркоту в обмен на нее, Наташу. Может, их целая шайка. Иначе куда он исчез? Бред, но единственно объясняющий ситуацию.
Ее мысли были прерваны лязгом открывающейся двери. Превозмогая ужас, Наташа расслабила тело, уронила набок голову и прикрыла глаза. Сквозь густые ресницы она увидела высокого мужчину, который бросился к ней в больничном дворе и привел сюда. "Кажется, он один", - подумала Наташа, сдерживая дыхание. Мужчина посмотрел на нее, выложил на доску одноразовый шприц и несколько ампул.
"Точно, наркоман! - решила Наталья. - Что ж, с наркоманом, по крайней мере, можно договориться". Она изо всех сил отгоняла от себя мысль о том, что наркоманы абсолютно непредсказуемы и способны на все.
Мужчина сел на стул возле стола-доски, взял радиотрубку, пощелкал кнопками. Ему тут же ответили.
- Нино, - тихо сказал Альгерис, - я его нашел.
- Ты взял его? - напряженно спросила Нино. Они даже не поздоровались, словно и не расставались.
- Лучше. Я взял бабу. Заложницу.
- Зачем бабу? - повышая голос, спросила Нино.
- Поверь, это лучше, - ласково ответил Альгерис. - Этот козел влюблен как последний дурак. Он все сделает. Ради себя не стал бы, а за нее сделает, увидишь.
- Что ж, - помолчав, сказала Нино, - тебе виднее. Тебя ищут.
- Знаю.
- Московские номера…
- Я уже перебил номера на питерские, - прервал ее Альгерис.
- Баба слышит?
- Не думаю. В любом случае я ведь не собираюсь ее оставлять…
- Ты все продумал?
- Все. Будь дома, они будут тебе звонить.
- Я и так три дня не выхожу, жду твоего звонка, - голос Нино зазвенел.
- Не волнуйся, все будет хорошо, - ласково проговорил Альгерис.
Наташа, разумеется, не слышала голоса Нино, но она очень хорошо слышала, что говорил мужчина. Значит, он не наркоман. Ее взяли из-за кого-то другого. Она приманка. Из-за кого? Кто влюблен как дурак? Господи, поняла Наташа, да ведь это Саша. Следователь. И тут же она узнала мужчину. Это он смотрел на них на больничной аллее сквозь темные очки. Альгерис сидел на стуле чуть в профиль, и Наташа узнала и прямой нос, и резко очерченный подбородок.
"…В любом случае я не собираюсь ее оставлять…" - проговорил мужчина. То есть что же, он собирается ее убить? Если бы Наташа стояла в этот момент на ногах, она рухнула бы на пол. Но она и так была на полу. Мужчина положил трубку и направился к Наташе. От дикого, первобытного ужаса Наташа широко распахнула глаза и закричала. Но горло ее перехватило спазмой, и с губ сорвался лишь легкий шелест.
- Ты слышала? - догадался мужчина, стоя перед ней и раскачиваясь на крепких ногах. - Что ж, это к лучшему.
Он присел на корточки, заглядывая в застывшие, широко распахнутые глаза. В руках его был пистолет, и Наташа сомкнула ресницы, вдавливаясь в стену, словно желая раствориться в ней.
- Не бойся, девочка, - усмехнулся мужчина. - Я тебя пока убивать не буду. Мы сейчас позвоним твоему следаку, я сообщу ему мои условия. А ты что-нибудь вякнешь в трубку. Чтобы он убедился, что ты у меня. Будешь себя хорошо вести, я тебя небольно убью. Одним выстрелом. Ты и не почувствуешь. Будешь дурака валять, я тебя частями расстреливать буду. Сначала руку, - он взял Наташу за руку. Она дернулась, пытаясь освободиться. - Потом ногу, - он сжал ее колено, и Наташа снова закричала. И снова с губ ее сорвался лишь тихий всхлип. - Кричать не советую. Ничего не слышно. А то ведь и рот придется кляпом заткнуть. Красиво ли это, подумай? Он усмехнулся. - Ну что, будем звонить?