"Нет их", - распрямляет спину "царь", и накатывает на него волна безумия сладкого.
Потрошить насосную пока не стал - другие дела есть. Надо теперь прогуляться до задвижки открытой, может, и прояснится что. Побежал туда сразу. Дорога вроде недальняя, но не нравится ему спешка собственная - будто воровать чего собрался, а ведь за своим идет. Это они, кто сюда залез, - воры, а он здесь дома.
Тише пошел. Никогда так вольно не шагалось ему по коридорам этим, все больше по закоулкам или шкуродерам ползал. "Кому еще дано в темноте так видеть?" - спрашивает он себя и понимает, что никому.
Серая пелена теперь не по краям вьется, а под ноги стелется. Новый горизонт открылся для Козлякина, не два-три метра, а все десять. Вот он, спуск обваленный, и лестницы край торчит. Никогда такого не было, никогда так далеко не видел…
Когда на край обрыва вышел, то водопадом, открывшимся в серой мгле, любовался минут двадцать. Закончена работа, почему не насладиться. Летит вода серым потоком и в провал подземный падает.
"Эх, если бы раньше так получалось", - сетует Козлякин, но понимает, что не сразу все. Не слушай он голосов, что о власти подземной шептали, вовек не видать ему того, чем сейчас овладел, - как ушей своих не видать.
- Ну что, парни, - проговорил он в пространство. - Снова мой верх?
Тишина.
Спустился и к задвижке пошел. Нужно оценить, что дальше делать. Вопрос серьезный, гореть, как та четверка, вовсе нет желания.
- Посмотрим, - бормочет под нос Козлякин, а сам винт крутит.
Но только край дверцы заветной шевельнулся, пахнуло как из преисподней.
"Не получится сегодня, - понимает Володька, - значит, надо на поверхность быстрее выскакивать и думать, как зайти".
Выбираться решил через дырку за камушком своим под сопкой. Прежде чем в дорогу налаживаться, потащил он груз из Юркиного лагеря к себе на постоянную нычку. Часа два потратил. Радует добыча. Стерлись границы окончательно - трофеи воинские, и все тут.
Плотно забил пристанище свое и только тут сообразил, что зря провозился. Не выйдет здесь палатку ставить - места мало, а значит, надо Юркину лежку осваивать и по возвращении скарб придется обратно тащить.
На часы глянул, сколько времени потерял, и психанул:
"На поверхность надо быстрее идти! День-два, и нагрянут ангелы из МЧС с поисками. Да и с Заморенком неясно, может, и он информацию о походе своем кому оставил?"
44. М. Птахин
Кружная дорога петровская непростой оказалась, а тут еще и груз. Хотел предложить я противогазы оставить, но не стал. Тащимся по темноте. В самом начале пути территорию козлякинскую пересекали.
Петр первым идет. Остановился вдруг резко, чуть не повалились мы, как косточки от домино. Ждем молча - приучила "подземля". Проводник наш фонарик зажег. Присел. Пальцами по полу шарит. Потом встал, свет потушил - и ходу. Чувствую, поддает все быстрее и быстрее.
На первом привале рассказал, что увидел.
- Кровь, - шепчет Петруха в темноте. - Кровь и волосы… Не иначе кому-то голову здесь проломили.
Сижу и понимаю, что, пока мы возле задвижки шептались, разыгралась здесь очередная трагедия.
- Нам это на руку, - Анечка шепчет, - а то я думаю: что эмчеэсникам говорить? Найдем во второй раз это место?
- Конечно, - Петр отвечает. - Не проблема.
На привалах почти не разговариваем, каждый в мыслях своих витает: "Да-нет, есть-пить", - и все…
Это понятно. Тяжелый денек выдался. Такого количества событий любому болтуну хватит, чтобы заткнуться.
После того как на кровь наткнулись, чую я, совсем другим человеком отсюда выйду.
"Эх, Владимир Петрович, Владимир Петрович, - думаю. - Полагал ли, когда отчеты свои писал, что столько крови здесь прольется?"
Находка про многое говорит. Сначала с нами разобрались, как с гостями незваными, а теперь друг за друга принялись.
"Кто же это нас атаковал? - задумался я. - Зачем? Все до мелочей парни предусмотрели. Факелы с собою, оружие. Заход наш верно просчитали и удар-то нанесли под самый дых".
Задумка в базовый лагерь не заходить - правильная. Если знают они про нас столько, значит, следили, и теперь около насосной засада может быть.
Тем, кто нас жег, ни Аня, ни Серега в свидетелях не нужны.
Сейчас для МЧС надо историю придумывать. Про штрек с сероводородом упоминать вообще не стоит - проскочили да проскочили. Крови на земле хватит - найдет Анечка, что сказать.
Изо всех нас только Лысый хозяйственным оказался - топает с недовольной рожей. Обвязка да система французская дороже ему удачи нашей.
"Проверить, что там внутри штрека, никто не проверит", - рассуждаю. Сосредоточился я снова на ходьбе. Петр после кровавой находки совсем уж через какие-то дебри нас повел - кругами. Красота, конечно. Минут через тридцать ходьбы проскочили мы пару водопадов. Тут уж даже Серега оттаял. Захватил он таки фотоаппарат свой "Кэннон" - фотать давай.
Петр сначала упрямился. А я ему моргаю, мол, пусть потешится. Тогда проводник наш о привале распорядился. Смотрю, не таится, в полный голос разговаривает.
Поинтересовался. Выяснилось, что ушли мы от всех торных дорог. Пустые шахты в этом углу. Нет здесь ни друз апатитовых, ни камней самоцветных для поделок. Металл тоже давно освоили - глухой угол, иными словами. Курорт.
Водопады играют. Только сейчас я понял, какое мышиное существование мы в "подземле" вели.
Летит струя из стены мощная и перед самыми ногами в провал черный уходит. Висит пыль водяная и в лучиках фонарика переливается.
Показалось, теплее стало. Петруха сказал - так оно и есть. Сквозняков мало. Сырость донимает, конечно, но температура повыше, чем там, где мы с невидимым противником соревновались.
Отдохнули неплохо.
Петруха о потерянном времени ворчит, но видно, что и сам рад. С новыми силами пошли мы и с новым настроением.
Вьются лабиринты, и кажется мне, что на месте мы идем, ногами перебираем, а гора вокруг нас вращается. Настолько этот фокус сознания на меня надавил, что утерял я реальность, и видится мне, что не со мной это происходит. Кручу картинку в голове и не могу остановиться: нет нас в шахтах, и шахт теперь тоже нет. Превратились мы в игрушку компьютерную. Квест с загадками: там нажмешь - тут откроется, здесь наступишь - там препятствие возникает.
Странная штука - сознание. Если к себе прислушаться иной раз, поймешь, что утверждения психиатров о всеобщем сумасшествии - не шутка.
Пока с собой боролся, к потоку подземному вышли. Вода темная бежит, будто в сказке страшной.
В некоторых местах по мелкому хлюпать приходится. Смотрю, беспокоится проводник наш.
- Не было, - говорит, - здесь столько воды. Как там сейчас в штольне, что наружу ведет?
Настроение после этих слов подпортилось - опять неизвестность. Когда на привале около водопада лежали, слетела корка черная, хоть пой, а сейчас опять муть впереди.
Петр напряженно идет. Оно и ясно - столько пережить, и новое препятствие.
На привале очередном поинтересовался: что за штольня, к которой пойдем? Оказалось, Петр подробностей не знает, а только именно благодаря ей не затопило в свое время шахты под завязочку. Неожиданно в голове поплыли строчки из быковского архива о прорыве воды, и как кто-то там спас "сумконоса". Спросил Петра о забавном словечке.
Выяснилось, что была такая профессия: таскали парни сумки со взрывчаткой, и назывались они - сумконосы.
Лысого история эта развеселила. Действительно, есть в этом что-то кенгурячье. Смеемся, а Серега на кураже. Не люблю я такое состояние. Понятие "досмеялись" именно про это. Иной раз, когда с молодежью общаешься и возникает у них смех дурной-куражный, сразу жди беды. Несет их, и остановиться не получается. В таких случаях знать надо: неприятности рядом.
А хохот все громче. Слушаю и понимаю, что завтра сами удивятся, над чем смеялись.
- Пошли, - говорю. - Хватит ржать.
И с уступа, на котором мы вчетвером ютились, в воду - шлеп! Глубина уже сантиметров десять. Ширится наводнение. Бежит течение теперь под самой скалой, и вынуждены мы с оглядкой топать. Хорошо, Петруха настоял утром, чтобы сапоги резиновые все надели. Как знал.
Понимаю теперь, почему в иных деревнях в резинках зимой бегают. Если не минус тридцать, и тепло в них, и сухо.
После купания в озере подземном я так и не обсох. Забудусь, и вроде ничего, а как на воду гляну, сразу одежду влажную чувствую и в сапогах противно чвакает.
А Лысый тему кенгурячью о сумконосе развивает.
"Не в истерике ли паренек?" - оборачиваюсь, а у Сереги и на самом деле глаза лихорадочно блестят.
- Чего смотришь? - спрашивает задиристо.
- Прошу тебя, иди аккуратней, - говорю.
Понимаю, что остановить его как-то надо.
- Да нормально все, - отвечает. - Устал я только в молчанку играть, вот и ржу…
Отвернулся я.
Сильно хотелось пощечиной паренька отрезвить, и пожалел я в следующую минуту, что не врезал.
Прервался неожиданно смех, чиркнуло меня что-то по спине, Анечка закричала:
- Серега!!!
45. М. Птахин
Никогда не думал, что можно попасть в такую ситуацию. Все проклял, когда Сережки за спиной моей не оказалось. Анечка руками воздух ловит, а Лысый в потоке барахтается.
Вода быстрее нас. Петр только успел большой фонарик зажечь, и увидели мы, как утаскивает Серегу в темноту.
Застонал я.
Анечка соляным столбом стоит, а проводник наш говорит:
- Идемте скорей, если там ничего не поменялось, выберется.
После случившегося усталости будто и нет - спешим-хлюпаем. Анечка веревку достала и скрепила нас в "колбасу". "Раньше надо было", - думаю, но молчу - ей и так хреново, дальше некуда. Слава богу, речка подземная в сторону не уходит.
Петр говорит, что это водоотливной штольни начало самое и Серегу никуда унести не должно. Но все это слова, точит беспокойство и бессилие.
Снова мысли в голову лезут: страшная штука - клады. Сколько авантюристов головы свои буйные сложили в погоне за призраками? Мы хоть и нашли, что искали, но еще на поверхность надо выбраться без потерь…
А вода все выше. В походке Петровой беспокойство улавливаю. Поддает он темпа, а время медленно идет. Отдыхали один раз - с минуту. Анечка телефон свой в водонепроницаемый чехол спрятала. Правильно делает, связь - это жизнь наша.
Петр говорит, что штольня на самый берег Байкала выходит. Какая там температура на поверхности? Мы в сапогах, но одежда влажная. В обуви тоже не сухо, хоть и не черпали.
Ходьба по воде оказалась задачкой. Скользкая скала. Тут выходим мы из-за поворота, а впереди пещера темнеет, и поток прямо в нее ныряет.
- Вот это да, - Петр говорит. - Значит, сегодня не одному Сереге купаться.
Я не понял сначала. А потом сообразил, что вот она, та самая штольня. Поинтересовался, какая длина здесь, оказалось, отсюда метров триста, а общая протяженность - тысяча двести.
Поток в дыру с силой летит, а до потолка там около метра всего.
Дрожь меня прошибает. Дрожь и страх. Не за себя. Представил, как поток Серегу тащит, и не знает он, что "по адресу" плывет.
"Натерпится братишка", - думаю и сознаю, что это лишь надежды на благополучный исход.
Петруха тем временем странное что-то затевает. Сидор свой по нижней части распаковал и достает оттуда пакеты.
- Водонепроницаемые, - говорит. - Себе один оставлю. Складывайте сюда белье сухое. На улице-то зима нас ждет.
- Так что, плыть будем? - спрашиваю.
- А куда нам? - говорит Петруха. - Что там, позади? Трупы? К ним хочешь?
Беру я молча упаковку полиэтиленовую и понимаю, что положение безвыходное. Ничего не поделаешь. Придется и нам нырять.
Петруха смеется:
- Вплавь быстрее, чем пешком, раза в два, Серега там уж минут десять мерзнет.
Смотрю на него и вижу, что отпустило его беспокойство.
- Почему так думаешь?
- Ничего не поменялось, - смеется проводник наш. - Я переживал, может, после землетрясения русло другое появится, а здесь только воды больше стало.
Нательного белья решил я два комплекта в мешок засунуть. Серега-то сейчас весь мокрый.
Каково это на морозе - я знаю, тонул раз в армейские времена на газике 66-м. Стоишь потом на ветру и медленно застываешь. Вся одежда колом становится - страшная смерть.
- А не уйдет он от штольни куда?
- Не должен. Ясно же, что и мы вот-вот появимся.
- Ну, тогда давайте скорее, - говорю. - Он сейчас там мерзнет, бедолага.
И белье пакую с портянками.
- Я ему тоже сухое положил, - Петр говорит. - Так что теперь у него двойной комплект. Анечка, что там с телефоном?
Девчонка отвечает: мол, в порядке все. Петруха нам номера продиктовал. Пояснил, что, как вынесет нас поток, надо племянника вызывать.
- Не подведет? - спрашиваю, но Петруха на меня так глянул, что ответ не понадобился.
- Его самого откапывали разок, - говорит, - он знает, как это - погибать. Спит сейчас в полглаза и вместо телика за едой на телефон смотрит - нас ждет.
Кивнул я молча. Ясно. Ждет нас парень.
Встаю.
- Ну что, ныряем и плывем? - спрашиваю.
- Зачем нырять? Ложись на воду, а поток сам куда надо утащит. Первым пойдешь?
- Давай, - говорю, а сам думаю, что последнему страшнее. - Как выйду, племянника вызывать буду.
- Сашка его зовут.
- Помню…
Чувствую одобрение в голосе проводника и понимаю, что назад дороги нет и нужно мне в ледяную воду красиво теперь зайти. Подумал-подумал и прямо где стоял на тропинку уселся. Глубина - сантиметров тридцать. Ногами дно щупаю, а его и нет. Водичка ледяными пальцами меня хватает, и чую я - стартовать пора. Соскользнул в поток и представил, что Сережка почувствовал, когда его поволокло. Дно лишь на секунду нащупал, и подхватило меня течение.
Петр фонариком вслед светит. Соображаю, что надо было груз распределить так, чтобы движением управлять. Но сомнения промелькнули, и махнул я рукой, потому что затащило меня в узкую часть штольни и понесло как щепочку.
Стены руками достаю - мерзнут пальцы. Вода ледяная каждую клеточку тела обжигает.
Тут мысль пришла, что, не дай бог, проход забит чем-то. Вода выход всегда найдет, а мы с грузом своим не проскочим. Картинки завалов начали рисоваться из крепей, потоком принесенных.
Дальше - больше. Панику только подпусти к себе, и не отцепится она, пока не задавит.
Неожиданно развернуло меня в очередной раз. Взмахнул я руками да по потолку чиркнул. "Ничего себе, - думаю. - Как бы с головой не искупаться". Крутит меня поток, а я рук теперь не опускаю, и даже вода не такой ледяной кажется. Не исчезает потолок, а только ниже становится! Потом еще ниже - сантиметров тридцать воздуха осталось. Десять…
Зацепиться пытаюсь. Ощущение появилось, что сужаются стены. Понимаю, что это фокусы воображения и просто штольня вниз идет, но остановиться не могу.
Не получается у меня ухватиться, и последняя мысль мелькает: "Лишь бы на той стороне решетки не было".
Воздух закончился разом - я только щекой по потолку чиркнул. Пока, зажмурившись, под водой летел, всю жизнь свою перелистал.
Путаются мысли, то ребенком себя вижу, то с Серегой на Кругобайкалке в тоннелях лазаем.
Хлоп, и выскочил как пробка. Воздух - манна небесная. Даже ледяная вода не мешает. Потолок снова вверх ушел, и понял я, что проскочил через самую узкую часть. Дышу, дышу, и нет ничего слаще глотка этого воздуха морозного.
Как надышался, сообразил, что холодно, и ногами дно зацепил. Прав Петруха, плыть - не идти, однако на улицу решил на ногах выходить.
Встал и понимаю, что в воде теплее было. Морозец-то оказался градусов десять, так что мокрому сильно неприятно.
Вижу небо звездное и бреду к выходу.
Радость неимоверная. Кричу что-то. Изо рта пар валит. Неожиданно фигурка впереди появляется.
- Серега! - ору. - Ты?
Молчит, плохо ему. Еще бы, он-то минут на тридцать раньше нас купаться начал. Подхожу. Точно, Лысый, только заторможенный какой-то. Руками гребет меня, аки медведь. Обнимаю и чувствую, что одежда на нем колом.
- Переодевайся, - кричу и бутор с себя сбрасываю.
Вижу, не так что-то и улавливаю, что идет от товарища моего запашок. Сразу вспомнил, что наш запас спиртного у него оставался - две армейские фляжки.
А Серега икает вдруг пьяненько и спрашивает:
- Бухать будешь?
Выяснилось, что оприходовал он уже полфляги, а это граммов четыреста. Дилемма "переодеваться или выпить" решилась сразу. Одежда вон где, а фляжка перед носом маячит. Глотаю водку и понимаю, что повезло нам. Проскочили в очередной раз без потерь, и любая простуда теперь не в счет.
Тепло внутри растекается, а я уже пакеты непромокаемые тащу.
- Переодевайся, - швыряю Лысому шмотье и телефон включаю.
Засопел Серега, как сообразил, зачем это, и давай с себя ледяные корки тащить, а мне уже хорошо. Даже пальцы застывшие отпустило. Тычу в кнопки. Загорается экранчик. Сеть появилась - вот оно, спасение! Номер, что под землей записал, набираю. Время тянется еле-еле. Вызов пошел.
"Эх, есть-таки в цивилизации кайф", - думаю, а тут из дыры Анечкин голос:
- Серега! Мишка!
46. В. Козлякин
Решение родилось простое: раз уж в штреке с таинственным $ нет воздуха, то, значит, надо его туда доставить. С незапамятных времен помнил Володька в поселке Култук у мужика одного компрессор водолазный для жесткого костюма. Два больших колеса на ручном приводе. Еще когда Юрку в плавание отправлял, пришла ему эта идейка.
"Противогаз возьму, - прикидывал Козлякин, - и примастрячу маску через шланг".
Пока рассуждал, уйму работы сделал. Проверил сторожки свои возле лестницы, по которой наверх ушел незадачливый кавказец с ножом. Все как стояло. Не возвращался.
"Может, нашел-таки ход какой-то? - задумался Володька. - Эти-то четверо сверху спустились".
Сиротливо висящие альпинистские шнуры он решил оставить. Спасательная экспедиция так и так будет, и незачем лишний раз на мысли какие их наводить. Вспомнилась задвижка. Получается, что нужно открыть ее, иначе какой это несчастный случай?
"Потом, - решил Козлякин. - Времени мало прошло. Сколько времени до спасательной экспедиции? Неделя? Две? Загадится все этим вонизмом. Как почую посторонних в шахтах, так и открою".
Мысли вернулись к уползшему по лестнице парню. "Давно хотел верхние уровни просмотреть, - сетовал Володька. - Не иначе как выходы там какие-то молодежь нашла. Куда-то же он делся?"