У него появилась навязчивая идея – сменить Хозяина. Он подозревал, что и у Хозяина с некоторых пор есть такая же мысль – сменить Шуркова. Вот сказал же недавно Хозяин: "А что, 2012 год – это ваш год, вы же Дракон? У вас поди на этот год разные далеко идущие планы?". И улыбался так, что Шуркову, при всей его выдержке и чеченском нутре, сделалось нехорошо.
Наступающий год и правда был годом Дракона, под знаком которого Шурков родился в 1964 году. Шурков много гороскопов прочитал по этому поводу, и все они предсказывали в основном хорошее. Вопрос был только в том, читал ли эти же гороскопы Хозяин?
"Да если и читал, теперь все равно – кто первый встал, того и тапки…" – подумал Шурков: сомневаться не приходилось – ситуация вышла на финишную прямую по всем пунктам: и во взаимоотношениях народа и государства, и во взаимоотношениях его, Шуркова, и Хозяина. Жонглирование словами исчерпало себя – для Шуркова это было очевидно. Шурков знал, что выход только один: как можно быстрее довести ситуацию до точки кипения, пока ОМОН и армия еще слушаются приказов. "Настучать народу по голове, и этим продержаться еще десять лет на чистом страхе… – думал Шурков. – Не в этом ли план Хозяина? Но если в этом, так для этого плана я ему не нужен"…
Шурков помотал головой, отгоняя от себя эти мысли. "Ничего, ничего…" – подумал он, нажал на кнопку коммутатора и велел секретарше пригласить одного из референтов. Когда тот пришел, Шурков велел ему срочно подготовить подборку обо всех необычных предметах, фактах и явлениях на земле, в первую очередь в России. У референта в глазах блеснуло что-то вроде "Совсем крыша поехала, дописался вампирских стишков", но он, естественно, ничего не сказал. Отпустив референта, Шурков посмотрел на часы – было два ночи. Он подумал, что его окно, наверное, сейчас единственное, которое светится во всем Кремле – как было и при том кавказском человеке. Вот и аппарат весь не спит, если он не спит. Он осмотрел взглядом стол, но так и не нашел себе заделья. Тогда он вздохнул, позвонил секретарше и велел вызвать машину – ехать домой.
12
На вечер субботы у Филиппа была назначена встреча с тем человеком, который спрашивал о нем Каменева. Человека, как выяснилось, звали Назар Плотников. Филипп специально занял этой встречей вечер – так было легче, не было соблазна звонить Жанне. Жанна и сама не звонила. Это и огорчало Филиппа, и радовало: ко всем проблемам его запутанной семейной жизни этот роман был бы уже чересчур, думал он, но тут же сомневался – а может, и не чересчур?
"Вот чертова баба со своими поцелуйчиками!" – думал он о ней с восхищением. Он знал, Жанна еще в городе – Громовы с четверга так и жили у Каменевых.
Филипп пришел в пивной ресторан, сел за столик у окна и в ожидании Плотникова принялся смотреть в окно, по причине скорого Нового года затянутое мерцающей сетью цветных гирлянд. В углу ресторанного зала стояла елка, на головах официанток были санта-клаусовские колпаки. Одна из них, выждав, пока Филипп устроится за столиком, подошла к нему с меню. Он сказал, что закажет после, пока же спросил только кружку пива.
Встреча была назначена на шесть, и ровно в шесть у Филиппа запиликал телефон – это был Плотников, он не мог найти Филиппа в темном зале. Встав и помахав рукой, Филипп увидел на входе в зал высокого плечистого человека с небольшой бородой.
Они пожали друг другу руки, сели, заказали. Плотников поглядывал на Филиппа ясными глазами.
– Извините, что отнимаю у вас субботний вечер… – проговорил Плотников приятным голосом. – У вас наверное были на него планы.
– Да никаких особых… – отмахнулся Филипп. – Тем более – встреча с читателем, мне это в новинку, приятно…
Оба засмеялись.
– Вот как читатель тогда и скажу…
– начал Плотников. – На книжку вашу случайно налетел и – захватила. Что-то такое же крутилось в голове, но вы так подобрали факты и так их выстроили, так подвели, что не возразишь.
Филипп кивнул – ну да, не возразишь.
– А скажите… – проговорил Плотников. – Вы написали все, что знаете, или что-то отложили до следующего раза?
– То есть? – удивился Филипп.
– Ну… – Плотников подыскивал слова. – Может, вы знаете, в каком виде древние хранили информацию? Может, эта самая флешка, о которой вы пишете, есть у вас?
– Ого!.. – сказал Филипп. – Если бы она была, я бы, наверно, иначе жил.
– Лучше? – быстро спросил Плотников.
– Хороший вопрос… – кивнул Филипп. – Не знаю, лучше, но уж точно беспокойнее. Еще в начале этой недели я думал, что книжка моя пропала среди прочих незамеченной и нечитанной. Грустил по этому поводу. А тут смотрю – и заметили, и прочитали.
– Прочитали? Значит, я не первый, кто к вам по поводу книжки обратился? – уточнил Плотников.
– Не первый… – ответил Филипп, не пускаясь в подробности.
Плотников понял намек. Оба замолчали. Плотников вертел в руках зажигалку. Заметившая это официантка принесла пепельницу. Плотников поблагодарил ее кивком головы, но курить все равно не стал, а зажигалку положил перед собой на стол. Филипп разглядел на ней странный рисунок – самолет и какую-то надпись.
– Извиняюсь… – смущенно начал Филипп. – А вы, собственно, кто? В смысле – чем живете, кем работаете?
– Ну да, ну да… – проговорил Плотников. – В самом деле, надо же рассказать о себе. Назар Плотников, 36 лет. Учился, в армии служил, по складу ума технарь и одновременно философ. Три года назад погиб.
Филипп уставился на него, вытаращив глаза.
– Как это? – выдавил он из себя.
– Ну, это я так считаю… – улыбаясь, ответил Плотников. – Купил билет на самолет, и опоздал. А самолет разбился. Из-за пьяного пилота упал при посадке. Восемьдесят восемь человек погибло. А нас, опоздавших, было пятеро. Не знаю, как остальные четверо, но я решил, что это все неспроста. Никогда ведь я никуда не опаздываю.
– И теперь вы ищете смысл жизни? – уточнил Филипп.
– В общем, да… – улыбнулся в ответ Плотников. – Я до этого, до смерти своей, как-то не задумывался над этим – для чего мне жизнь дана? Жил себе и жил. А тут решил понять. Вот для начала курить бросил… – он кивнул на зажигалку.
– Новая жизнь – не каждому ведь второй шанс дается.
– А что тут особо понимать? – пожал плечами Филипп. – Ешь, спи, делай детей, воспитывай их по мере сил хотя бы не сволочами. Посади дерево, построй дом.
– И все? – спросил Плотников, явно ожидавший чего-то еще.
– Ну, думаю, и все… – с некоторым вызовом ответил Филипп, немного огорченный тем, что разговор пошел не о книге.
– А не мало ли? – спросил Плотников.
– А почему – мало? – удивился Филипп. – В самый раз.
– Вот это все – ешь, спи, делай детей, посади дерево и построй дом – не кажется вам минимумом? – спросил Плотников. – Это все обустройство вашего небольшого мира. Раковина, скорлупа, моя хата с краю – ничего не знаю. Но большой-то мир, с его проблемами, никуда не денется. Однажды летчик из большого мира напьется и угробит ваш, маленький.
– А что тогда вы считаете правильной жизнью? – не очень довольно спросил Филипп (он не ожидал разговора о смысле жизни, да и слова "моя хата с краю" его раздражили). – Вмешиваться во все? Перевоспитывать летчиков?
– По мере сил – обязательно! – твердо сказал Плотников. – Как только человек замыкается в этой скорлупе, все становится возможно – Гитлер, Сталин.
– Да кто же нам даст во что-то вмешаться? – скептически проговорил Филипп.
– А зачем вы кого-то спрашиваете? Делайте то, что считаете нужным… – ответил Плотников.
– Я считаю нужным зарабатывать деньги на жизнь себе и своим детям… – ответил Филипп. – И думаю, что миллионы людей на земле разделяют мои взгляды.
– Жить как муравьи? – уточнил Плотников.
– Ну, если хотите – как муравьи… – с вызовом ответил Филипп.
– А для чего же вам дана душа? Для чего Бог вдохнул в вас бессмертную душу?
– А это так… Бонус… – насмешливо ответил Филипп. – А вообще – какой Бог, какая душа?
– Обычный Бог и обычная душа… – пожал плечами Плотников. – Русского человека душа беспокоит особо. Русский человек поэтому и пьет – глушит душу как рыбу динамитом.
– Скажете тоже… – пробормотал Филипп, уходя в себя.
– Вы сегодня не в духе? – внимательно посмотрел на него Плотников.
– Нет, все отлично… – ответил Филипп.
– Но мне казалось, что вы в вашей книжке ищете ответы на те же вопросы… – сказал Плотников.
– Может быть… – ответил Филипп. – Но от этого вопросы не стали приятнее. Ну да, не больно-то меня устраивает моя жизнь. Но другой-то не будет. Значит, надо получше устроиться в этой.
– Устроились? – спросил Плотников. Филиппу почудилось ехидство (или он хотел, чтобы оно было?), он вгляделся в собеседника, но тот смотрел просто, как-то по доброму. Филипп сник.
– Как сказать… – медленно проговорил он. – Внешне – жаловаться грех: работа, жена, двое дочерей. А внутри…
Он помедлил.
– Корежит меня что-то в последнее время. Какие-то мысли… Злой стал. Хочется кому-нибудь голову разбить – никогда за собой такого не замечал… – задумчиво проговорил он. – Все думаю – может, это кризис среднего возраста?
– Ну, так кризис, наверное, в том и состоит, что человек, достигнув чего-то, начинает задавать себе вопросы – как жить, для чего жить? Если ответит на эти вопросы, живет дальше в согласии с собой. А не ответит – сгорит… – сказал Плотников как о давно решенном.
– Какой вы добрый человек… – усмехнулся Филипп. – Сгорит… А если я не хочу сгорать?..
– Это у витязя на распутье три дороги. А у вас – две. Или понять, или сгореть… – значительно сказал Плотников.
– За что же мне такая честь? Почему именно передо мной? – попытался все свести к шутке Филипп.
– Не только перед вами, перед всеми… – ответил Плотников. – Только вы задумались, а остальные живут в большинстве своем как растения. Или вот как те же муравьи.
– Ну, так у меня-то книжка не про смыслы. А про железки, камешки… – сказал Филипп.
– Все книжки про смыслы. И плохие, и хорошие… – сказал Плотников.
– Каждый, кто пишет, делает это не просто так.
– Денег заработать… – сказал Филипп.
– Заработали? – в упор спросил Плотников.
– Не очень… – хмыкнул Филипп.
– И вряд ли рассчитывали. Что-то просилось из вас, требовало высказаться. Так? – спросил Плотников.
– Ну… Так… – нехотя кивнул Филипп.
– Вам казалось, что вы имеете уникальное знание, или хотя бы доступ к уникальному знанию – так? – пристально глядя на Филиппа, спросил Плотников.
Филипп кивнул, так же пристально глядя на Плотникова.
– И вы ведь считали, что этим знанием сможете что-то в жизни повернуть… – закончил Плотников.
– Эк вы меня изобличили… – засмеялся, впрочем, немного натужно, Филипп.
– Препарировали.
– Человеку достаточно препарировать себя, чтобы знать все о других…
– пожал плечами Плотников. – Мы все в общем-то одинаковые. Только камуфляж разный.
Они помолчали. Плотников понял, что Филипп, видать, не намерен говорить первым, и заговорил сам.
– Я до того, как погиб, работал, где как. Жизнь уходила в основном на пустой треп. А после смерти думал – как же теперь? И пошел в спасатели. Бог меня спас, я других спасаю… – он подумал и поправился: – По-крайней мере, пытаюсь…
– А вот сейчас вы меня тоже спасаете? – поинтересовался Филипп. – Я в опасности?
– Как сказать… – дернул плечом Плотников. – Вы объявили всему миру, что знаете какой-то новый путь.
– Ну уж – всему миру… – скептически хмыкнул Филипп. – Тиражом в тысячу экземпляров. Продавая через рыбный магазин – рядом с креветками, мидиями и воблой.
– То, что должно быть услышано, услышится… – значительно сказал Плотников.
– Я вот что хотел спросить… – Филипп навалился на край стола, приблизившись к Плотникову. – А почему именно в спасатели? Ну, повезло вам – и что ж? Кто-то ушел бы в запой, а кто-то жил бы как жил…
– Филипп, ну вы-то должны понимать… – с некоторой даже укоризной покачал головой Плотников. – Это же знак был. Не отсидишься. Мне было сказано – не отсидишься. Делай, что должен.
– Так почему вы решили, что должны делать именно это? – тихо проговорил Филипп и замер, не сводя с Плотникова глаз. – Шли бы просвещать дикие племена или, что еще логичнее, проповедовали бы о вреде пьянства.
– Шуточками прикрываетесь? – улыбнулся Плотников. – Вот так все. Хи-хи да ха-ха. А можно и жизнь прошутить. Господь Бог указал мне путь. И вам указал. Только вы идти не хотите.
Филипп еще посмотрел на него, потом отвалился от стола и сказал, обводя взглядом стол, который официанты между тем успели уставить тарелками и кувшинами:
– Что-то мы с вами забыли про напитки и еду.
Плотников усмехнулся. Они принялись есть и пить, не говоря больше друг другу ни слова.
13
Утром в воскресенье Жанна, наконец, позвонила сама. Филипп был как раз дома и невидящими глазами смотрел в телевизор. Плотников накануне растревожил его. Неминуемо увязывалась с интересом Плотникова и Жанна – ей ведь тоже, признавал Филипп, что-то от него было нужно. "Потрахаться – это так, по пути… – думал Филипп. – Но неужели она приехала только ради моей книжки?!".
Когда он увидел на дисплее телефона ее номер, то сам не понял, был ли он вообще этому рад. Жизнь и так была не сахар, а тут нехорошие предчувствия, начавшиеся еще после встречи с Плотниковым, совсем завладели Филиппом. "Что ей от меня надо?" – настороженно думал Филипп.
– Да… – ответил он.
– Привет… Это я… Это Жанна… – проговорила она.
– Как будто я мог вас не узнать… – усмехнулся он.
– Давай на ты… – сказала она.
– После всего, что между нами могло было быть? – поддразнил он ее.
– После всего, что между нами будет… – со значением сказала она.
– Будет ли? – деланно пригорюнился он. – Ой ли? А кто не звонил мне два дня? Забыла меня совсем?
Жанна на другом конце города, в своем гостиничном номере, усмехнулась этим словам, правда, одними губами. Глаза ее смотрели на экран небольшого компьютера. Письмо из Москвы пришло утром. Из всех странных и необычных предметов, как-то проявивших себя за последний год, ей велено было проверить непонятный черный куб неизвестного материала, оживший буквально два-три дня назад в музее деревни Кулешовка при не до конца выясненных обстоятельствах. Про куб написала местная газета в разделе курьезов, кто-то перепечатал, и новость покатилась по интернету, как камень по речному льду.
– Как же я могла забыть?.. – машинально, читая новость и одновременно просматривая на компьютере карту, прикидывая расстояние до Кулешовки, проговорила Жанна. – Все помню. И свои обещания в том числе.
Филипп усмехнулся – ишь ты, обещания она помнит. Однако ему стало горячо. "В конце концов, почему бы нет? Ты мечтал прославиться, когда писал эту книжку, и вот уже первая поклонница мечтает запрыгнуть к тебе в постель… – подумал он. – А какие у нее при этом резоны – не все ли равно?"..
– Ты не мог бы приехать ко мне в гостиницу? – сказала она.
– Ого! – проговорил он со значением.
– Никаких "ого"! – строго сказала она.
– У меня к тебе чисто деловой разговор.
– Уууу… – разочарованно протянул Филипп. – Деловые разговоры – это вон к Громовым.
– Филипп… – медленно и раздельно сказала Жанна. – Я, кажется, нашла то, что ты описывал в своей книжке.
– Да ну, шутишь… – не поверил Филипп. – На полу в гостинице что ли? Под кровать закатилось?
– Ну, не впрямую, конечно… – ответила Жанна. – Собрала данные, проанализировала – потому и не звонила тебе два дня.
– А откуда вдруг такой интерес? – поддел Филипп.
– Надеюсь немного отщипнуть от твоей Нобелевской премии! – ответила Жанна. – Так ты едешь или нет?
– Еду, конечно… – со вздохом ответил Филипп. – Сейчас, только штаны натяну…
Он был в отеле через полчаса. Жанна, вопреки его смутным мечтам, была не в халатике на голое тело, а в штанах и свитере. Едва ответив на поцелуй, она усадила его за компьютер и велела читать.
– "Странный предмет издавал звуки и излучал свет…" – прочитал Филипп. – "Испуганные сотрудники музея вызвали сотрудников районного отдела ГОЧС, которые забрали предмет к себе и некоторое время пытались открыть подручными средствами".
– Представляю себе эти средства… – мрачно сказала Жанна.
– Ага… – поддержал ее Филипп. – С помощью зубила, молотка и такой-то матери…
– Не смешно… – еще мрачнее сказала Жанна. – Если это и правда то, о чем ты писал, то вот сейчас они могли загубить информацию, которой нет цены.
– Вряд ли… – подбодрил ее Филипп. – Уж наверняка эта штука сделана из такого материала, что ни зубило, ни молоток, ни даже такая-то мать ей не особо страшны.
Он помолчал, перечитывая заметку еще раз.
– Ну как? – спросила она.
– Интересно… – пожал он плечами. – Ты поедешь туда?
– Мы поедем туда… – сказала она, выделив слово "мы". – Завтра же.
– Я не могу. У меня работа… – ответил он, думая тут же, что можно и отпроситься.
– Отпросишься… – сказала она, и вышло так, будто это – дело решенное.
Он удивленно на нее уставился. Она поймала этот и взгляд и спохватилась – не перегнула ли она, не чересчур ли высунулась из нее железная леди? "Да ничего… – тут же сказала она себе. – Немного можно".
– Филипп, поехали… – вкрадчиво сказала она. – Это же село, медвежий угол. Я же понимаю – в городе тебе неудобно: вдруг кто нас вдвоем увидит. У вас же здесь не город, а большая деревня, все друг друга знают. А там нам будет спокойно.
– А, так ты в этом смысле? – просветлел лицом Филипп, сам же при этом понимая, что никакого "этого" смысла скорее всего и нет вовсе. Или все-таки есть?
Впрочем, ему и самому хотелось посмотреть на эту таинственную штуковину.
Они выехали в понедельник рано утром. До Кулешовки от города было 500 километров. Отпроситься на работе для Филиппа не составило труда, а вот с женой вышел хоть и не скандал, а ничем не лучше: выслушав какие-то его объяснения, узнав, что эта поездка как-то связана с его книгой (ушедшие на нее деньги до сих пор были для Маргариты незажившей раной), она махнула рукой – катись куда хочешь, и весь вечер вела себя так, будто Филипп пустое место. Все радостное предвкушение от поездки пропало после этого для Филиппа, и утром он гнал по трассе, совершенно уйдя в себя, так, что Жанна, взглянув на него несколько раз, не решилась потревожить и сидела тихо-тихо.
В Кулешовку они въехали после полудня. Деревенский быт быстро сбил с них городскую торопыжность: сунувшись в управление гражданской обороны, они были остановлены железным окриком вахтера "Обед!". Жанна пыталась было объяснить, что они по важному делу, что им надо, необходимо, и вообще, но Филипп оттащил ее от вахтера и пояснил, что это деревня, и в обед жизнь здесь замирает, потому как – святое дело. Она сначала не верила, но потом покорилась и до двух часов они ждали начальника. Тот, наконец, пришел – солидный, суровый и неприступный.
Жанна сказала, что сначала поговорит с начальником наедине и вошла в кабинет.