Наблюдая за финтами Харламова, Трофимов невольно размышлял о последствиях в случае провала игры – своей игры. Для этого бестолкового Серого и его дружков он был большой шишкой, но они и понятия не имели, чем сам он рискует. На самом же деле Трофимов являлся всего лишь исполнителем заказа. Пусть тот виртуозный номер, который он собирался исполнить, был от начала и до конца придуман им самим, заказчики в случае неудачи могли устроить ему эффектное торнадо.
Пал Владимыч смотрел хоккей, пил коньяк и думал о том, что он, возможно, погорячился.
Ночной клуб "Черепаха" разместился в бывшем двухэтажном универмаге, большом и немного неказистом квадратном здании, на строительство которого советские архитектурные власти не пожалели ни денег, ни творческой мысли. Кроме того, магазин был частью большого гостиничного комплекса – серой и облупленной двадцатиэтажной высотки с рестораном, в котором заезжие туристы и командированные опустошали свои кошельки. В пасмурную погоду все это великолепие навевало тоску, но на солнце, лучи которого радостно отражались в окнах и витринах, выглядело вполне сносно и даже как-то продвинуто.
После вторжения рыночных отношений посетителей в гостинице и ресторане стало гораздо меньше. С годами ресторанчик зачах, и один из городских толстосумов, недолго думая, прибрал его к рукам. Гостиницу он привел в относительный порядок, с чистой совестью нарисовав три звезды на рекламном проспекте, а из ресторана соорудил что-то вроде досугового центра, составными частями которого стали большой супермаркет, сауна-центр, боулинг на 8 дорожек и концертно-танцевальная площадка под названием "Черепаха" на четыре сотни посетителей. За несколько месяцев это комплекс стал едва ли не самым крупным развлекательным заведением города.
Кирилл усадил своих гостей за столик в самом дальнем углу зала.
– Программа начнется через час, – сказал Обухов, протягивая Наташе меню, – а пока нужно пожрать и чего-нибудь выпить.
– Ты за рулем, – напомнила Наташа. Музыка на танцплощадке уже грохотала вовсю, поэтому приходилось повышать голос.
– За нами приедут! Глебушка, ты что будешь?
Глеб поудобнее устроился в своем дерматиновом кресле, вытянул ноги под столом и ответил томно:
– Мне, пожалуйста, коньячку.
Женственной походкой к столику причалил светловолосый официант, принял заказ и быстро удалился. Наташа заказала себе салат из свежих помидоров и огурцов, жареный картофель с окорочками и кофе по-восточному. Глеб выбрал шашлык, горбушу и салат из кальмаров. Кирилл вообще навыбирал себе всякой всячины, из которой самым знакомым блюдом Наталье показались куриные окорочка.
Первая часть заказа была исполнена за десять минут. К салатам официант подал графин коньяка, бутылку молдавского вина и бокал темного "Гиннеса". Кирилл сразу отпил треть содержимого, закурил и с деловым видом обратился к Глебу:
– Ну, что, пока не стало совсем хорошо, вернемся к нашим баранам?
– Вернемся, только я сначала отработаю свою часть обязательной программы
Глеб налил супруге вина, себе плеснул коньяку. Они дружно чокнулись, выпили. Глеб закусил кальмаром и снова развалился в кресле.
– Насколько я понял, – начал Кирилл, – у нас на "Пилоте" не самые лучшие времена?
– Плюс-минус, – ответил Глеб. – Бывало и хуже, но рынок сейчас выталкивает мелочь. Скоро останутся одни крупные холдинги, и нам с тобой придется продать станцию и переквалифицироваться в управдомы.
Кирилл покачал головой и снова приложился к своей кружке.
– Не каркай. Хочешь, я тебе еще денег дам?
– Не раскручивай инфляцию, ты уже порядком вложился.
– То было совсем другое дело. – От Кирилла не так-то легко было отбиться, если на него нападали приступы филантропии. – Хотя, признаюсь, мне тоже будет мучительно больно, если "Пилот" умрет молодым.
Глеб теперь тоже закурил.
– А что касается твоего Лесневского, – продолжил Кирилл, – то пусть крутится сколько влезет, лишь бы платил.
– Да он платить и не отказывается, даже наоборот… – Глеб осекся, решив умолчать о странном предложении по оплате. – Просто меня воротит от всего. Этот тот редкий случай, когда деньги пахнут, и этот запах будет меня преследовать повсюду.
– А жить тебе хочется? Извини меня, Глеб, но ты рассуждаешь как нищий студент, у которого забеременела подружка, а он сидит и размышляет, идти ему разгружать вагоны или не идти, испортит он свои нежные пальчики или не испортит, не пойдет ли это вразрез с его убеждениями. Я бы этого студента просто убил. А ты?
Глеб ухмыльнулся. Выпитая рюмка коньяка уже резвилась в голове.
– Я бы его для начала кастрировал.
– Фашист… А теперь представь себя на его месте. Ты позаботишься о подружке или пошлешь ее к мяснику на аборт? Я не поэт, так что скажу прозой: иногда лучше рисковать забеременеть, чем не трахаться совсем.
Кирилл, за любым столом и в любое время года по умолчанию являвшийся тамадой, быстро наполнил освободившиеся бокалы, поднял свой и с пафосом изрек:
– За избавление раба божьего Глеба от сомнений!
Шестопалов опрокинул вторую порцию коньяка одним глотком. Стало еще веселее. Хоть и бывало, что директор радио "Пилот" просыпался после какого-нибудь праздника в чужой квартире со всеми признаками алкогольной амнезии, пьяницей себя он не считал. Будучи студентом, он закладывал за воротник куда больше. Но как все-таки хорошо посидеть в ресторане с приятелем, у которого когда-то стрелял пачку "Родопи" до стипендии!
– Я гляжу, – сказал Кирилл, орудуя вилкой, – Глебыч приходит в себя.
– Почти, – согласился тот. – Вчера я пересадил с утра на вечер одного своего балбеса, и вот если Дашка Парамонова справится с утренним вещанием, я буду счастлив, как корова "милки вэй".
– Молодец. Семена давно пора гнать, у нас не социальный приют.
Кирилл прикончил пиво и взглядом поискал официанта. Его неугомонная натура требовала продолжения банкета.
Горячее принесли через двадцать минут. К тому моменту коньяк в графине подошел к концу, а в голове у Глеба лохматые белые зайчики играли в настольный теннис.
– Закусывай, – велела Наталья, когда перед ним поставили тарелку с шашлыком. – Закусывай, а то окочуришься раньше времени.
– Да-да, – подтвердил Киря, – закуси, а потом потрясем животиками.
С горячими закусками управились быстрее, чем с салатами. Вторую порцию спиртного пока заказывать не стали. Кирилл вышел из-за стола, снял свой пиджак "от Версаче" и сделал приглашающий жест.
– Натусь, пойдем потанцуем.
– Спасибо, пока не хочется. Возьми лучше моего, а я на вас погляжу отсюда.
Приятели вышли на середину танцплощадки. Молодежь, оттягивавшаяся под что-то современное, недовольно расступилась. Тучная фигура тридцатишестилетнего Кирилла Обухова и высокий и худой, как телеграфный столб, Глеб Шестопалов выглядели среди подростков довольно комично.
– Пам-парам-парам, – орал Кирилл, – сейчас будет моя музыка.
– Ты уверен, что тебе этого хочется? – напрягая связки, прокричал Глеб.
– На все сто.
Кирилл щелкнул пальцами (или махнул кому-то рукой – Глеб толком не понял, потому что белые лохматые зайчики в его голове уже выходили на матч-пойнт) и игравшая песня плавно затихла. Молодежь не успела даже выразить свое негодование, как музыка заиграла вновь, только теперь уже совершенно другая.
"Ах ты, какая прелесть!" – успел подумать Глеб.
Из колонок ударили барабаны, и визг электрической гитары накрыл танцплощадку, как вой снарядов бомбардировщика.
– Погнали! – заорал Кирилл.
Он начал дрыгать ногами и вскидывать свои мясистые руки в разные стороны. Глеб последовал его примеру. Они танцевали под "Криденс".
– Это же просто праздник какой-то! – кричал Шестопалов. – Боже, сколько лет я этого не делал. Когда ты успел договориться?
– Вчера. Надо знать, кому наливать.
Приунывшая молодежь расступилась окончательно, и теперь в распоряжении двух "старичков" оказалась почти вся площадка.
– А-а-а, бляха медная!!!
Кирилл летал от одного края к другому, и пузо его колыхалось, как холодец. Глеб пересекал квадрат по другой траектории. Завсегдатаи клуба в одно мгновение превратились в зрителей и, право, посмотреть было на что. Мужчины резвились, словно обезумившие от восторга дети в городском фонтане, энергия била через край…
"В этом ты весь! – говорила молоденькая Наташа Шестопалова своему мужу. – Твои усилители, раздолбанные гитары, пластинки старые. Куда это все девать теперь? Что за блажь, не понимаю?".
Вряд ли она до конца понимала и сейчас, но, по крайней мере, старалась помалкивать. Она сидела за столиком, пила вино и смотрела на "пляшущих человечков" с умиротворением.
– Я сейчас вырублюсь! – взвизгнул Глеб, пролетая мимо приятеля. Его действительно уже немного заносило в сторону. Кирилл тоже выдыхался, и это было заметно по ручьям пота, блестевшим на его шее, и по промокшей рубашке.
– Врагу не сдается наш гордый варяг! – пропел Обухов, но его в таком грохоте, разумеется, никто не услышал.
Вторую половину короткого танца приятели дефилировали в центре площадки, толкая друг друга локтями. Когда в воздухе повис последний звенящий аккорд, оба в едином порыве торжествующе вскинули руки.
– Да!!!
Раздались аплодисменты, кто-то два раза крикнул "браво". Глеб и Кирилл театрально раскланялись и вернулись на свои места.
– Вы это заранее отрепетировали? – спросила Наталья, подавая Кириллу платок.
– Да, лет пятнадцать назад, в общаге. Кстати, как мы смотрелись?
– Как два пьяных орангутанга в песочнице.
– Глеб, не расслабляйся, – сказал толстяк.
– Что? Еще плясать будем? Ты хочешь, чтобы я сдох?
– Нет, теперь мы будем слушать. Программа начинается.
Действительно, прожекторы над танцплощадкой погасли, сцена осветилась приятным голубоватым сиянием. В тишине раздалось шипение дымовых установок, густые клубы белесого дыма поползли со сцены в зал. Минута была более чем торжественная.
– Это, собственно, то, ради чего я вас сюда притащил, – сказал Кирилл. – Ловите кайф.
Глеб налил себе немного минеральной воды, которую предусмотрительно заказала Наташа, и сделал осторожный глоток.
– Леди и джентльмены! – рявкнул из мощных колонок низкий голос. – Мы рады приветствовать вас в клубе "Черепаха".
Пауза. Пространство заполнил звук, похожий на рокот огромного механизма. Глебу живо представилась сцена из "Титаника": сотни кочегаров в машинном отделении перекидывают уголь. По спине поползли мурашки – как профессиональный звукорежиссер Глеб обожал такие звуки.
Мужчина с низким голосом заговорил вновь:
– Наслаждайтесь нашей сегодняшней программой и ураганным звуком, обеспеченным компанией "СТК". Мы работаем для вашего удовольствия!
– Спасибо, – пробормотал Кирилл, указательным пальцем подзывая официанта, замершего у стены. Когда тот подошел, Кирилл сделал новый заказ: – Дружище, повтори для моего удовольствия кружечку темного. Да, и коньячку еще принеси. Пожалуйста.
Официант ушел. Таинственный голос заканчивал свою интродукцию:
– Сегодня на сцене – группа "Темная половина"!
Глеб только успел усмехнуться, как вдруг яркий луч света рассек пространство над сценой. Под лучом стоял человек в белой рубашке навыпуск, черных кожаных брюках, в темных очках и с микрофоном в прижатой к бедру руке. Никто не заметил, когда он появился, и его появление было настолько эффектным, что Глеб не смог съязвить.
Впрочем, вместо него это сделал Кирилл:
– Типа Джексон из табакерки.
Василий Стручков не был очень хорошим журналистом. Он все время куда-то опаздывал, где-то терялся, как пуговица в складках рубашки, и вечно задерживался, как скорый поезд из Владивостока, назначал встречи, забывал о них, не являясь в указанный срок, и в общем был практически 90-процентным обалдуем. В телекомпании его терпели, потому что на оставшиеся 10 процентов у Васьки приходились отличные скандальные материалы, подготовка которых не требовала большого ума. Также Василий неплохо справлялся с интервью и небольшими очерками. Но все-таки, по большому счету, журналистом он был никаким.
Вдобавок ко всему он стал частенько прикладываться к бутылке. Коллеги и немногочисленные друзья полагали, что причиной тому стал отказ руководства компании выделить ему эфирное время для собственной передачи. Почти все его однокурсники, попавшие в компанию вместе с ним, уже настряпали кучу авторских программ с различной степенью успеха, а Вася бегал по городу с микрофоном, выискивал какие-то какашки и пытался сделать из них конфеты. Смертная тоска подступила незаметно.
Вчера главный редактор информационной службы вызвал его в свой кабинет и томным голосом сообщил, что генеральный директор телекомпании "Неон-ТВ" Семен Семенович Соколовский, да продлит аллах его годы, готовит масштабное сокращение штатов, и под раздачу первым делом попадут граждане алкоголики и тунеядцы. Не заметив никакого просветления на лице гуманоида Стручкова, редактор сунул ему в руки бумажку с адресом и уже довольно грозно пообещал, что лишит его ушей и ноздрей, если Вася не появится по этому адресу в точно определенное время. "Делать особо ничего не надо, – сказал редактор, – закажи себе минералки, посиди, посмотри, потом расскажешь". Вася запихал бумажку в недра своей куртки и в тот же день надрался так, что наутро его физиономия напоминала помятую и захватанную жирными пальцами хлопчатобумажную салфетку. За весь сегодняшний день ему так и не удалось привести в порядок свой портрет, и более ничего не оставалось, как банально опохмелиться двумя бутылочками пива.
Разумеется, на входе в клуб "Черепаха" его задержали.
– Я корреспондент телекомпании "Неон-ТВ", – возмущался Василий, пытаясь прорваться сквозь строй крепких парней в униформе. – У меня здесь дело.
– Фэйс-контроль, братишка, – вежливо сообщил главный охранник.
– Какой, нах, фэйс-контроль! Я вам сейчас удостоверение покажу. Мне работать надо!
– Рабочий день давно закончен.
Вася отступил на пару шагов, отдышался. Из недр клуба доносились громоподобные раскаты танцевального ритма.
– Ну, ребята, пропустите. В конце концов, я же заплачу за билет.
– Не поможет. – Охранники были достаточно терпеливы; за каждую свою трудовую вахту они отсеивали с десяток таких заморышей, как Вася.
– Но там уже программа давно идет! – взмолился Стручков. – Я и так уже опоздал!
– Твои проблемы.
Вася набрал в грудь побольше воздуха и ринулся на охранников. Те встали плотной стеной, и в одно мгновение корреспондент "Неон-ТВ" был отброшен от дверей метра на три.
– Ну, сволочи, – процедил Стручков, – вы у меня попляшете. Я пожалуюсь вашему начальству! Нет, я на вас разгромный материал сделаю!
Один из плотных ребят вышел вперед, подхватил журналиста под руку и подтолкнул к выходу.
– Пойдем-ка на воздух.
Вася попытался упереться руками в стену, но это не помогло. Охранник был раза в два крупнее, и ему ничего не стоило выкинуть дебошира на улицу одной рукой.
– Куда ты меня тащишь! – орал Стручков, скользя ботинками по крыльцу. – Неприятностей хочешь?!
– Неприятностей на свою задницу заработал ты, – ответил секьюрити и развернул Васю лицом к себе. – Жалуйся, если хочешь.
С этими словами он коротко размахнулся и влепил неудавшемуся репортеру эффектную и сильную оплеуху. Вася перелетел через перила и рухнул под крыльцо, как мешок с овощами. Папка на молнии, которую он секунду назад держал в руке, оказалась на нижних ступеньках.
– Ты там в порядке, брателло? – вежливо осведомился охранник.
– Пошел ты!..
– Я очень рад. – Секьюрити отряхнул руки, поправил ремень и отправился восвояси, а Василий Стручков еще долго сидел на траве и потирал ушибленную ляжку.
Выступление группы "Темная половина" продолжалось минут тридцать. Собственно, группа состояла из двух человек – певца и гитариста. Длинноволосый жлоб с гитарой носился по сцене, как угорелый, и довольно умело развлекал публику, вокалист же практически не двигался.
– Тот еще выпендрежник, – сказал Кирилл в паузе между песнями. Глеб молча кивнул.
Ребята спели семь песен. Первую, похожую на русский эквивалент ритм-н-блюза, публика приняла довольно прохладно. Вторая песня представляла собой лирическую балладу о неразделенной любви: слова были так себе, а мелодия Глебу понравилась.
– Откуда ты его знаешь? – поинтересовался Шестопалов у приятеля.
– Кого? Этого парня?
– Угу.
– Я с ним практически не знаком.
– А чьи песни он поет?
– По-моему, свои.
– Молодец, – резюмировал Глеб.
Третья песня "Темной половины" заставила скучающую молодежь шевелиться, а чуть позже к танцплощадке потянулись даже обитатели столиков. И снова мелодия оказалась на высоте. Глебу стало казаться, что для молодежной самодеятельности это слишком хорошо. Четвертая песня…
"Темная половина" оставила свои главные вещи напоследок. Четвертая, пятая, шестая и седьмая песни произвели на Глеба неизгладимое впечатление. За все время, что он был директором музыкальной радиостанции, ему пришлось прослушать десятки кассет и дисков с записью местных исполнителей, но в основном ему попадались амбициозные малолетние графоманы и подражатели, научившиеся управляться с компьютером и овладевшие вокальными навыками на уровне школьного хорового кружка. Впрочем, эти местечковые "звезды" все же каким-то чудом просачивались на радио и телевидение, давали интервью и пытались выглядеть при этом как суперкассовые голливудские персоны: носили черные очки, ноги закидывали на подлокотники кресел и разговаривали исключительно с калифорнийским акцентом. Словом, ребята категорически отказывались взрослеть.
Но этот парень не был на них похож. Он держался естественно, даже немного отстраненно, и всем своим видом как бы говорил: "Мы тут еще маленько попоем, отработаем ужин, а потом свалим, потерпите". Все было очень мило и скромно, почти без пафоса.
– Кирилл, – обратился Глеб к приятелю, – ты иногда преподносишь сюрпризы. Я, пожалуй, тебя потом поцелую… если захочешь.
– Валяй.
Каждая из последних песен была абсолютным хитом. Зал остался доволен. Закончив выступление и собрав причитающуюся порцию аплодисментов, ребята покинули сцену. Концертный свет погас, продолжилась дискотека.
– Ну, как тебе? – поинтересовался Кирилл. Глеб только молча кивнул головой – он еще не успел облечь свои мысли в точные фразы.
– Я думаю, – продолжил Обухов, – что ротация на радио "Пилот" могла бы сделать этого парня любимцем местной публики.
Глеб ухмыльнулся:
– Его надо сделать любимцем всероссийской публики. Ему бы денег побольше… Вот ты бы, Киря, взялся его раскручивать на всю страну?
– Нет.
– Бабла жалко?
– Пацана жалко. – Кирилл с невозмутимым видом принялся ковыряться в своей тарелке. – Я бы тебе посоветовал присмотреться к мальчику. Знаешь, "Пилот" в последнее время достает даже меня, твоего друга и почитателя.
Вокалист группы "Темная половина" оказался довольно стеснительным молодым человеком, не знающим, куда девать руки. Он то совал их в карманы, то принимался усердно теребить рукав и все время смотрел куда-то в сторону. Тот холодный супермен, который полчаса назад зомбировал со сцены танцующую молодежь, куда-то исчез.