Мейми почувствовала, как комната накренилась.
- Да смилуется Господь, - сказала она.
Она вдруг увидела, как Большой Джо в гробу, рояль, а также телевизор с радиолой начали медленно возноситься к небесам. Темно-красный ковер тоже стал подниматься, он раскинулся перед ее взором словно бескрайний вишневый океан, куда она и рухнула лицом вниз.
- Грех, похоть, мерзость перед лицом Всевышнего, - прохрипел преподобный Шорт, а потом добавил уже шепотом: - Она всего-навсего шлюха, о Господи!
Глава 5
Автоматический лифт стоял на первом этаже, и большинство скорбящих гостей не стали дожидаться, пока он поднимется, а ринулись вниз по лестнице. Но их уже успели опередить.
По обе стороны корзинки с трупом стояли Дульси и Чинк и смотрели друг на друга. Чинк был крупным желтым мужчиной, несмотря на молодость уже сильно располневший. На нем был бежевый летний костюм. Он склонился над корзиной.
Первый из гостей услышал, как Дульси воскликнула:
- Тебе незачем было его убивать.
На что Чинк ответил страстно:
- Даже из-за тебя? - Но тут он осекся и процедил сквозь зубы: - Замолчи и оглохни.
Она больше не сказала ни слова, пока гости не окружили корзину, высказываясь насчет того, кто в ней находится:
- Это же Вэл!
- Если это не он, то тогда святой Петр.
Аламена протиснулась поближе, чтобы лучше разглядеть покойника. Официант вагона-ресторана сказал:
- Убили вроде бы одним ударом, причем прямо тут…
Голос за спиной Аламены отозвался:
- Не иначе. Больше крови нет нигде.
Покойник вытянулся во всю длину на матрасе из мягкого хлеба так, словно корзина была предназначена именно для него. Левая рука, на которой сверкало золотое кольцо, лежала ладонью вверх на груди, под ней виднелся черный вязаный шелковый галстук и песочного цвета шелковая летняя рубашка. Правая рука лежала ладонью вниз, прикрывая среднюю пуговицу оливкового габардинового пиджака. Ступни смотрели носками вверх и врозь, выставляя напоказ резиновые подошвы почти не ношенных легких английских туфель.
Нож вонзили чуть ниже левого нагрудного кармана пиджака, из которого высовывалась белая полоска носового платка. Нож был с костяной ручкой и кнопкой, выбрасывающей лезвие, - таким охотники свежуют дичь.
Рубашка, галстук и пиджак были в пятнах крови. Кровь попала и на вощеную бумагу, в которую были завернуты батоны, и на бок плетеной корзины. На тротуаре крови не было.
На лице застыло выражение крайнего удивления. Слегка выпученные глаза уставились куда-то чуть выше ног. Лицо было красивое, с гладкой коричневой кожей, и его черты слегка напоминали лицо Дульси. Голова была непокрытой, с курчавыми черными, обильно напомаженными волосами. После обмена репликами наступила гробовая тишина: всем стало ясно, что убийство было совершено прямо здесь.
- Какой у него удивленный вид! - сказала, глядя в пространство, Дульси.
- Ты бы тоже удивилась, если бы тебе в сердце всадили нож, - мрачно отозвалась Аламена.
Внезапно у Дульси началась истерика.
- Вэл! - закричала она. - Вэл, милый, я ему покажу…
Она бы упала на грудь покойнику, если б Аламена быстро не оттащила ее в сторону, а там уже гости занялись ею, не пуская к корзине.
Она отбивалась от них и кричала:
- Отпустите меня, сволочи! Это мой брат, и один гад за это ответит.
- Бога ради, замолчи! - прикрикнула на нее Аламена.
Чинк уставился на нее, лицо его было искажено гримасой ярости. Аламена замолчала и взяла себя в руки. Из дверей соседнего дома появился цветной полицейский.
Увидев толпу, он выпрямился и начал приводить в порядок свою форму.
- Что случилось? - спросил он громким, но неуверенным голосом. - Кто-то пострадал?
- Даже очень, - фыркнул остряк из толпы.
Полицейский протиснулся к корзине и уставился на труп. Воротник его синей форменной рубашки был расстегнут, и от него разило потом.
- Кто его зарезал? - спросил блюститель порядка.
- Какой ты любопытный! - высоким фальцетом отозвался Поросенок.
Полицейский поморгал, потом вдруг улыбнулся, обнажив ряд желтых зубов.
- Ты не с эстрады, дружище?
Все взгляды устремились на него. В сером рассветном полумраке лица превратились в темные пятна. Всем хотелось знать, что он будет делать.
Но полицейский стоял ухмыляясь и не делал ровным счетом ничего. Он не знал, что делать, и не очень из-за этого волновался.
Где-то вдалеке послышалась сирена. Толпа стала таять.
- Всем оставаться на месте, - скомандовал полицейский.
На Седьмой авеню замигал красный глаз патрульной машины. Она со скрежетом развернулась и сделала двойную парковку. С противоположной стороны выскочила вторая, а из-за угла, со 132-й улицы, и третья, чуть было не столкнувшись со второй. Четвертая вылетела на Седьмую со 129-й и, визжа сиреной, помчалась совсем в другую сторону.
В пятой патрульной прибыл белый сержант из участка.
- Никому не расходиться, - зычно распорядился он.
К этому времени из окон стали высовываться полуодетые жители окрестных домов. Кое-кто выбежал на улицу.
Сержант приметил белого человека в белой рубашке с короткими рукавами и брюках хаки, стоявшего чуть поодаль.
- Вы работаете в этой бакалее? - спросил его сержант.
- Я управляющий.
- Тогда откройте магазин. Мы соберем там подозреваемых.
- Я протестую, - заявил управляющий. - Меня сегодня обокрал черномазый прямо у меня на глазах, а полицейский его не смог задержать.
Сержант уставился на цветного полицейского.
- Это был его дружок, - донес управляющий.
- А где он сейчас? - спросил сержант.
- Понятия не имею. Мне пришлось вернуться, чтобы открыть магазин.
- Вот и открывайте, - буркнул цветной полицейский.
- Если что-то пропадет, отвечать буду я, - добавил сержант.
Управляющий молча пошел открывать.
К обочине в конце квартала незаметно подрулил черный седан, и из него тихо вышли двое высоких чернокожих в черных костюмах. У костюмов был такой вид, словно в них спали. Чернокожие вышли и зашагали к месту происшествия. Слева пиджаки у них оттопыривались. Сверкающие ремни портупеи пересекали перед синих рубашек.
Один из них с обожженным кислотой лицом задержался у дальнего края толпы, второй прошел вперед.
Внезапно кто-то громко крикнул:
- Смир-рно!
- Рассчитайсь! - добавил второй.
- Детективы Могильщик Джонс и Гробовщик Джонсон по вашему приказанию явились, генерал, - пробормотал Поросенок.
- Господи! - ахнул Чинк. - нам только не хватало этих головорезов.
Сержант сказал, подмигнув белому полицейскому:
- Ведите их в магазин, Джонс и Джонсон. Вы-то знаете, как с ними обращаться.
Могильщик мрачно на него покосился.
- Для нас они все одинаковые, комиссар, - буркнул он, - черные, белые, голубые, пегие. - И, обернувшись к толпе, добавил: - А ну вперед, братцы кролики.
Пока полицейские загоняли в стойло подозреваемых, к магазину подъехал и затормозил большой кремовый "кадиллак" с откидывающимся верхом. Сейчас, впрочем, верх был опущен. На каждой дверце было изображено по игральной карте. В уголках каждой из них были нарисованы соответственно пики, черви, трефы и бубны. Каждая дверца была величиной с дверь амбара.
Одна из дверец распахнулась и из "кадиллака" вылез человек. Он был высок Ростом, но его шесть футов не производили особого впечатления из-за покатых плеч и длинных рук. На нем был серо-голубой шелковый костюм, светло-желтая шелковая рубашка, на галстуке было вышито оранжевое солнце на синем утреннем небе. Туфли начищенные, темно-коричневые, на резиновой подошве, заколка для галстука в виде маленькой десятки червей - с опаловыми червами. Три кольца, в том числе массивный золотой масонский перстень, алмаз желтой воды в золотой оправе, а также большой пестрый камень неизвестной разновидности, также в золотой оправе. Запонки - золотые квадратики с брильянтовыми глазками. Столь большое количество золота он носил на себе не из тщеславия. Он был профессиональным игроком, и это был его портативный банк, которым можно было воспользоваться в случае крайней необходимости.
Голова его не была покрыта. Курчавые подернутые сединой волосы были коротко острижены. В рассветном сумраке его крупное узловатое лицо напоминало, что его хозяин повидал виды. Посредине лба виднелся сизый чуть вздутый шрам, от которого отходили ответвления, напоминавшие щупальца осьминога. Это придавало ему выражение постоянного неудовольствия, способного перейти в ярость. Это впечатление усиливали карие мутные глаза, в которых тлели угольки, готовые вспыхнуть настоящим пожаром.
У него был вид крепкого, крутого, уверенного в себе человека, которому сам черт не брат.
- Джонни Перри! - воскликнули, или пробормотали, или произнесли про себя все собравшиеся здесь гарлемцы. Его знали и потому побаивались.
Дульси помахала ему рукой из магазина.
Джонни подошел к полицейским, стоявшим у дверей. Походка у него была пружинистая, и ступал он на носки, словно боксер на ринге. Полицейские слегка занервничали.
- Что стряслось? - спросил он сержанта.
Наступила мимолетная пауза.
Затем сержант кивнул в сторону корзины на тротуаре:
- Человека убили. - Казалось, слова эти исторг из него огонь, загоревшийся в глазах вновь прибывшего.
Джонни посмотрел на корзину, подошел и пристально уставился на труп. Минуту-другую он стоял как вкопанный. Когда он вновь подошел к дверям, лицо его приобрело фиолетовый оттенок и щупальца осьминога, казалось, ожили. Глаза тлели, словно промокшая древесина, прежде чем загореться ярким пламенем. Но в голосе были те же ровные интонации игрока:
- Кто его убил?
Сержант посмотрел ему в глаза и ответил:
- Мы пока не знаем. А вы?
Джонни выбросил вперед левую руку, потом быстро убрал ее в карман. В другой карман пиджака он сунул правую руку. Он промолчал.
Дульси протиснулась к витрине и постучала по стеклу.
Джонни бросил на нее взгляд, затем сказал сержанту:
- Там моя жена. Выпустите ее.
- Она в числе подозреваемых, - безучастно отозвался тот.
- Убили ее брата, - пояснил Джонни.
- Вы можете увидеться с ней в участке. Сейчас подъедет машина, - все так же безучастно сообщил сержант.
В мутных глазах Джонни заплясали язычки пламени.
- Отпустите ее, - сказал Могильщик. - Он сам ее приведет.
- А его кто, черт возьми, приведет? - рявкнул сержант.
- Мы с Эдом, - сказал Могильщик.
На Седьмой авеню показался первый из полицейских фургонов. Сержант распахнул дверь бакалеи и сказал:
- Ну ладно, давайте их выводить.
Дульси оказалась третьей. Она стояла, а полицейские обыскивали двоих мужчин перед ней. Один из полицейских попросил ее сумочку, но она бросилась мимо него в объятья Джонни.
- Джонни, - повторяла она сквозь рыдания, пачкая его костюм помадой, краской для ресниц и орошая его слезами.
Он обнял ее с нежностью, неожиданной для человека его наружности.
- Не плачь, детка, - сказал он. - Я найду эту сволочь.
- Лучше залезайте в фургон, - сказал один из белых полицейских, подходя к Дульси. Могильщик жестом руки велел ему отойти. Джонни повел Дульси к своему "кадиллаку" так, словно она сделалась инвалидом.
Из магазина вышла Аламена и, пройдя к "кадиллаку", села рядом с Дульси. Никто не сказал ей ни слова.
Джонни завел мотор, но перед ним как раз остановилась машина от коронера. Из нее вышел помощник коронера с черным чемоданчиком и двинулся к трупу. Из подъезда вышли двое полицейских, а с ними Мейми Путчей и преподобный Шорт.
- Идите к нам! - крикнула им Аламена.
- Слава Богу! - произнесла Мейми и, медленно протиснувшись между машинами, села на заднее сиденье "кадиллака".
- Преподобный Шорт! - крикнула Аламена. - Вам тоже есть местечко!
- Я не поеду с убийцей, - проскрежетал он и заковылял к только что подъехавшему второму фургону.
Полицейские как по команде посмотрели сначала на него, затем на "кадиллак".
- Снимите с меня ваше проклятье! - пронзительно крикнула Дульси, снова впадая в истерику.
- Замолчи, - велела Аламена.
Джонни, не глядя по сторонам, двинул машину вперед, и сверкающий "кадиллак" поехал. Маленький черный седан с Гробовщиком и Могильщиком следовал за ним.
Глава 6
Предварительный допрос проводил другой сержант - детектив Броди из отдела по расследованию убийств, а помогали ему участковые детективы Гробовщик и Могильщик.
Допрос проводился в звуконепроницаемой камере без окон на первом этаже участка. Гарлемский преступный мир называл ее "Стукачиным гнездом". Поговаривали, что, каким бы крутым ни было яичко, стоило ему повариться в этой камере, из него вылуплялся стукач.
Трехсотваттовый прожектор был направлен на деревянную табуретку, наглухо приклепанную к доскам пола в центре комнаты.
Сиденье было до блеска отполировано брюками и юбками тех, кому пришлось отвечать здесь на вопросы детективов.
Сержант Броди сидел поставив локти на большой обшарпанный стол, стоявший у стены возле двери. Стол находился за пределами круга света, в котором поджаривались допрашиваемые.
У одного конца стола примостился полицейский стенографист с блокнотом в руке. Гробовщик маячил длинной призрачной тенью в углу. Могильщик стоял у другого конца стола, водрузив ногу на единственный пустой стул. Оба детектива были в шляпах. Главные действующие лица, родные и близкие Вэла - Джонни и Дульси Перри, Мейми Пуллен, Аламена, преподобный Шорт и Чинк Чарли, - находились в следственном отделе этажом выше.
Прочих загнали в "коровник" в подвале и выводили по четыре человека.
Вид покойника и поездка в полицейском фургоне выбили хмель из многих голов. Усталые разноцветные лица мужчин и женщин выглядели под прожектором зловеще, словно африканские военные маски.
После того как записывались их имена, фамилии и адреса, сержант Броди задавал обычные в таких случаях вопросы безучастным полицейским голосом:
- Не ссорился ли кто-то на поминках? Не дрался? Никто при вас не упоминал Вэлентайна Хейнса? Кто из вас видел, как уходил Чарли Чинк Доусон? Когда? Один или нет? Когда ушла Дульси? До него или после?
Кто из вас видел, как уходила Дульси Перри? До того или после того, как вернулся преподобный Шорт?
Сколько времени прошло между возвращением преподобного Шорта и тем, когда все пошли посмотреть на корзину? Минут пять? Больше? Меньше? Кто-нибудь уходил в этом промежутке? Были ли у Вэла враги? Никто не питал к нему злобы? Не было ли у него неприятностей?
Среди задержанных было семь человек, не присутствовавших на поминках. Броди поинтересовался, не видели ли они, как кто-то падал с третьего этажа, не проходил ли кто-то мимо этого дома, не проезжал ли на машине. Никто ничего не видел. Все клялись, что были дома в постелях и вышли на улицу, лишь когда приехали полицейские.
- Никто из вас не слышал никаких выкриков? - продолжал допрос Броди. - Не слышали ли шума машины? Или вообще каких-то подозрительных звуков.
Ответы на все эти вопросы были отрицательными.
- Ладно, - прорычал он. - Все вы крепко спали сном праведников, видели во сне ангелов небесных, ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете. Отлично…
Каждому из допрашиваемых Броди предъявлял нож, извлеченный из тела убитого. Никто его не опознал.
В промежутках между вопросами и ответами было слышно, как скрипит перо стенографиста, изводящего лист за листом.
Когда вводили очередную группу, содержимое карманов каждого вываливали на стол. Сержанта интересовали только ножи. Если лезвие оказывалось длиннее двух дюймов, разрешенных законом, он вставлял их в ложбинку между крышкой стола и верхним ящиком и легким нажатием ломал их. По мере того как допрос продолжался, в ящике росла горка сломанных лезвий.
Покончив с последней группой, Броди взглянул на часы.
- Два часа семнадцать минут, - подвел он итог, - а выяснил я всего-навсего, что в Гарлеме живут столь респектабельные люди, что руки у них всегда чистые.
- А что вы ожидали? - спросил Гробовщик. - Что кто-то возьмет да расколется?
- Мне прочитать стенограмму? - спросил стенографист.
- Ну ее к черту. В отчете коронера сказано, что Хейнса убили там, где и был обнаружен его труп. Но никто не видел, как он туда прибыл. Никто точно не помнит, когда Чинк ушел из квартиры. Никто не знает, когда ушла Дульси. Никто точно не может сказать, выпадал преподобный Шорт из окна или нет. Ну, можно в это поверить?
- Почему бы нет, - сказал Гробовщик. - Это Гарлем, а в нем всякое бывает. Гарлемцы совершают нелепые поступки по самым невероятным причинам.
- Мы, гарлемцы, готовы поверить во что угодно, - сказал Гробовщик.
- Вы надо мной не смеетесь?
- Нет, просто пытаемся объяснить вам, что эти люди не такие простачки, - сказал Гробовщик. - Вы хотите найти убийцу? Отлично. Я верю, что это мог сделать любой из них, только вот надо найти улики.
- Ладно, - вздохнул Броди. - Давайте сюда Мейми Пуллен.
Гробовщик ввел в комнату Мейми Пуллен, поставил свободный стул у стола так, чтобы она могла опереться на него рукой, а также повернул прожектор, чтобы тот не бил в глаза.
Первое, что бросилось в глаза Броди, - это черное шелковое платье, шлейф которого волочился по полу, - форма хозяек публичных домов в двадцатые годы. Затем его взгляд упал на мужские ботинки, видневшиеся из-под платья, остановился на платиновом кольце с брильянтом в два карата на ее скрюченном коричневом пальце, потом задержался на белом яшмовом ожерелье, опускавшемся почти до пояса, с черным ониксовым крестиком. Затем сержант уставился на коричневое старое морщинистое лицо, на котором страх и горе оставили свой след, на стянутые в пучок прямые седоватые волосы.
- Это сержант Броди, тетушка Мейми, - пояснил Могильщик. - Он должен кое-что у вас спросить.
- Здравствуйте, мистер Броди, - сказала она, протягивая через стол свою узловатую правую руку без колец.
- Скверное дело, - отозвался сержант, пожимая руку.
- Смерть одна не ходит, - отозвалась Мейми. - Так было всегда. Умирает один, потом другой и так дальше. Похоже, так угодно Всевышнему. - Затем она подняла голову, чтобы взглянуть на полицейского, который был с ней так учтив, и воскликнула: - Господи, да это же маленький Джонс! Я помню, когда ты еще мальчишкой бегал по 116-й улице. Я не знала, что это тебя зовут Могильщиком.
Могильщик смущенно улыбался, словно мальчишка, которого застали, когда он воровал яблоки.
- С тех пор я маленько вырос, тетушка Мейми…
- Как бежит время! Как говорил Большой Джо, его не догонишь. Тебе сейчас лет тридцать пять.
- Тридцать шесть. А это Эд Джонсон, мой партнер.
Гробовщик вышел из укрытия. Мейми чуть не ахнула, увидев его лицо.
- Боже, что… - начала она и осеклась.