- Большой профессионал, - кивнул комиссар, - немного, к сожалению, таких в районах. А в городе особенно не хватает таких кадров. Смена поколений грядёт. Стариков, что после войны пришли, уже отработавших своё, я заменил. Но отдельных, несмотря на возраст, оставил. Опора должна быть. Вот сейчас подбираю им замену в город. По районам езжу, ближе людей смотрю. В управлении на больших совещаниях они одинаково выглядят. За цифрами и отчётами дел не увидать. А лица, как говорил тот поэт, подавно не усмотришь. Как? Не поменять вам начальника милиции, Валерий Николаевич? Каримов давно уже место в штабе областного аппарата заслужил. Он в резерве на моего заместителя. Оперативной работой владеет так, что сам Лудонин позавидует!
Комиссар, закинув удочку и упомянув будто случайно фамилию Лудонина, лукавил. Он проверял первого секретаря на его знакомство с начальником областного отдела уголовного розыска. Лудонин, по его сведениям, пристально наблюдал за Каримовым, но ему, комиссару, сам ничего не докладывал. То ли считал преждевременным из-за отсутствия фактов, подтверждающих какую-то ему известную догадку, то ли полагал пока излишним, также по одной ему известной причине. Последнее настораживало комиссара, и в этот визит к первому секретарю он попробовал проверить свои наблюдения.
Борданов никоим образом не отреагировал на уловку гостя, повёл себя так, будто фамилия Лудонина для него ничего не означала. "Или в нём скрывается большой актер?" - подумал комиссар, выслушивая заверения секретаря о том, что район нуждается в Каримове, перевод его в город станет ощутимой потерей для районной милиции, и райком партии окажется без нужной поддержки.
Комиссар дал возможность секретарю себя уговорить насчёт подполковника, а сам закинул удочку второй раз, проверяя информацию, болячкой засевшей в его мозгу, спросил:
- Рыбокомбинат, Валерий Николаевич, у вас в районе действительно уникальный, только городскому уступает, а как насчёт баловства? Не шалят в цехах с икрой, не безобразничают? Если наших не хватает, я попрошу Карасёва, чтобы вновь назначенного начальника КГБ Царапкина подключил?
Борданова этот вопрос застал врасплох. Он явно не был готов к ответу. Поэтому заговорил о ничего не значащих проблемах, закавыках, а в конце концов упёрся в несущественные мелочи, такие, как пьянство среди сторожей, неудовлетворительную работу товарищеских судов в цехах и редкие рейды народных дружинников.
Комиссара это явно озадачило, но не более. Ясно было одно: Лудонин, бывая в этом районе, никого в свои дела не посвящал, а Каримов первого секретаря ещё не допустил к их общим тайнам. И правильно сделал. Не ослушался его совета. Значит, Каримов в очередной раз прошёл его проверку и действительно давно созрел, значит, пришло время, чтобы приблизить его к себе. Здесь, в этом благодатном районе, тоже нужен свой надёжный человек, - с этой мыслью отправился комиссар на ужин, приглашённый секретарём в отведённый кабинет в райкоме, где их уже поджидали нетерпеливый Соскин и чуткий Каримов.
- Автомобиль за вами подъехал, товарищ комиссар, - лихо доложил Каримов, - паром водитель удачно проскочил, не дожидаясь особо. Я связь поддерживаю. Но может быть, всё же заночуете здесь, товарищ комиссар?
- А и действительно! - подхватил секретарь. - Почему бы и не остаться, Александр Фёдорович? Посидим, потолкуем. Есть о чём поговорить. А то всё некогда, дела, проблемы… Вечно наша спешка! И не отвести душу!..
- Старуха застыдит, - отшутился комиссар, - привыкла она, что ночую всегда в своей постели.
- Нет правил без исключений, - усаживая комиссара за стол, присаживался рядом Борданов. - Мы отзвоним ей, я извинюсь, передам свои приглашения к нам в район приехать вместе с вами, отдохнуть с удочкой. Забыли, верно, когда отдыхали? Зачем на ночь глядя ехать? А утром с встающим солнышком по свежему ветерку на первом пароме…
- Не уговаривайте, Валерий Николаевич, - отнекивался комиссар, решивший все свои проблемы и сделав для себя выводы. - Утром надо будет докладывать Леониду Александровичу, - это был последний, прекращавший дискуссию, весомый аргумент.
Последовал обычный тост за хозяина, следом за гостя, вспомнили про "родную и несокрушимую милицию, в которой "наша служба и опасна и…"", ну и, конечно, на посошок не забыли…
Проводил Каримов начальство к последнему парому, а утром с усилием поднял раскалывающуюся от похмелья голову и на безуспешные попытки жены его разбудить, лишь невразумительно мычал. Галина, отчаявшись привести его в чувство, кричала в ухо:
- Дежурный звонит постоянно. Беда у нас!.. Петра Квашнина чуть не утопили, а лейтенанта в больницу повезли!
Особенности деревенского лунатизма
Майора милиции Жамала Камиева, ответственного за состояние общественного порядка среди населения на вверенной ему территории, условно обозначенной в приказе начальника милиции Каримова как "куст номер 3", разбуди ночью, он без особого напряга, только дай глаза водой взбодрить, безошибочно ответит, что ждать от запредельной шпаны Петьки Дрючкина завтра на танцах в сельском клубе, если дружинник Сивухин опять будет отсутствовать, когда выбьет последний передний зуб кладовщица Варька Хвостова своему муженьку - выпивохе Митрию, если тот в понедельник с дружбанами получит аванс в колхозе, и когда очередная инвентаризация поджидает беспечную буфетчицу Клавдию, если на днях опять открылся её пивной ларёк у рыбкоопского магазина, который он, майор милиции, недавно заставил закрыть.
Жамал Камиев, конечно, не был таким толстым и важным, как все собрания Большой Советской Энциклопедии, но у себя в кусту всё про всех знал. Тем более, не был для него террой инкогнита Тихон Жигунов - бригадир рыбацких звеньев колхоза "Маяк Ильича", правая рука самого председателя колхоза Деньгова Полиэфта Кондратьевич, а члена областного комитета КПСС.
Это сегодня Тихон такую важность и официальность приобрёл, а майор Камиев Жигунова знал задолго до того, как он бригадиром стал, и, больше того, гонял в юношестве этого балбеса с танцплощадки, чтобы пьяные дебоши учинить не мог, да и от верной тюрьмы, что греха таить, бывало, остерегал. Хотя, правильнее тут сказать: не майор заступался, а защитники важные находились у шалопая. Последний раз дело дошло до того, что вступился сам Полиэфт Кондратьевич, будущий Тишкин тесть. Вот как жизнь крутанула! Уступил тогда майор Камиев, хотя против души пришлось идти, а что делать? Председатель колхоза не только с ним беседу провёл, а для верности и самим Каримовым заручился, а тот удивляться начал: стоило майору дело заводить так далеко, чтобы сам член обкома к милиции на поклон пошёл? Хотя приятного и довольного вида Каримов тогда от майора не скрывал…
А теперь вот этого Тихона придётся сегодня ночью ему, майору Камиеву, стеречь. Не со всем, чем только что поделился с ним Квашнин, согласен был Камиев; есть у него сомнения в причастности шебутного бригадира к тому, что накануне произошло на реке, не верилось майору, не мог настолько опуститься Жигунов, что на мокрое дело пошёл, однако подозрений хватало.
Вот и огромный палисадник большого бригадирского дома. Недавно его отстроили Тихон с Дашкой. Деревья старые, тополя, что на земельном участке раньше были, оставили, не вырубили, а новые фруктовые, что со строительством дома понасажали, ещё дорасти до плодоношения не успели. Тихо во дворе. Собак Тихон не держал, особенно не запирались и ворота. Кого ему в деревне бояться? Собаку держать - лишние хлопоты. Майор постоял, присмотрелся. В доме никаких признаков света. Всё как вымерло. А может, не приехал хозяин? Ошиблись мальцы, заигрались. Что-нибудь напутали?.. Да нет. Не мог Матков промашку дать. Опытный оперативник. Насквозь видеть научился. Проверим, почесал затылок майор, задание получил - исполняй его.
Опытный солдат службу знает: не исключено ждать до рассвета, поэтому устраиваться надо основательно. Аккуратно прикрыв калитку, Камиев выбрал удобное место в обильных пахучих зарослях смородины, устроил лежанку перед фасадными окнами. Курить он не курил никогда, даже смолоду, поэтому поначалу присматривался с надеждой к тёмным окнам и прислушивался к шорохам, а потом занялся изучением рассыпавшейся над ним необъятной карты звёздного небосвода.
Тихон Жигунов хорошо известен майору Камиеву более всех из деревенских знаменитостей. Появился в поле зрения, когда школьная учительница первый раз пожаловалась на его бесконечные безобразия, а потом уже и сторожа колхозных полей грешить на него стали, как на зачинщика всех ночных покушений на овощную продукцию. Воспитательные беседы не получались у Камиева. Не находил он общего языка с мальцом, а инспектору детской комнаты не добраться было до глухой деревни. С матерью Жигунова Камиев встретился, только толку мало. Безотцовщиной рос пацан, мать для него уже утратила авторитет, да и строгости у неё не хватало. Однажды такое натворил сорванец в школе, что решил Камиев везти его в райотдел милиции, определять в спецшколу-интернат. Имелись такие в области для особо неисправимых несовершеннолетних, да остановил его Ефим Упырёв, командовавший в ту пору в колхозе рыбацким флотом. Знал Упырёв и родителя Тихона, раньше времени погибшего перед самой войной с немцами, и деда, с которым в ровесниках был Ефим и вместе в Каспий на лов не раз хаживал. Уважал мнение Упырёва майор, было за что. Его слова, если дело рыбацких проблем касалось, сам председатель колхоза никогда не оспаривал.
Рассказал тогда майору о семье мальчишки Упырёв такое, что заставило сурового милиционера повременить со своим решением. Послушал он Ефима, которого на него перепуганная мать навела, отступился, пожалел ещё раз мальца. Но и сам Упырёв пообещал взяться за шпанёнка, отбившегося от рук, и сделать из него человека. Взял Упырёв его к себе в помощники с весны, как каникулы начались, и до самой осени.
Вот это и изменило судьбу мальчишки, а так неизвестно, чем бы ещё тогда дело кончилось.
Жизнь Тихона текла безрадостно и невразумительно, как у сотни и тысячи его сверстников-бедолаг, родившихся в низовьях Волги в глухих рыбацких деревнях. С малых лет на воде в незамысловатых забавах, баловство рыбалкой, а там, чуть усы на губах, почти по-взрослому с приятелями в артелях, в колхозах, на промыслах.
В школу бегал в соседнюю деревню поболее населением, учился из-под палки, больше дрался, да "собакам хвосты крутил", как подлинно оценивала его повадки умудрённая бабка Маланья, которую Тишка так и не видел ни разу на ногах, её с печи сняли, лишь когда хоронить понесли.
Дед погиб раньше, о нём Тишка слышал истории, больше похожие на сказки, от той же бабки и матери. Отчаянный был дед, и смерть нашёл геройскую, как настоящий ловец. Страшная, штормовая буря проносилась над Каспием, мало кого из рыбаков, кто в это время на море был, дождались домой жёны, сёстры и родственники. Дед пропал без следа. И отца Тишка не видел совсем. Появился на свет после его гибели через полгода. Отец Трифон пошёл в родителя и мощью, и профессией, и судьбой. Зимой в январе 1941 года он отправился на зимний лов к морю. Считалось среди ловцов, что зимний лов прибыльнее летнего, однако на него охотников мало находилось: знали, сопряжён он не только с погодными трудностями, всякого рода лишениями, но и нередко с большой опасностью для жизни.
Часто приходилось отчаянным смельчакам проводить ночи под открытым небом, терпеть ненастье, стужу и голод. Но только устанавливали лютые морозы свою власть, а лёд крепчал так, что держал людей и их скарб, ватаги ловцов уезжали к морю на санках с провиантом - запасом на несколько дней и сбруей.
В это время, нагулявшись за год, рыба представляла наибольшую ценность. Нередко бывали случаи, рассказывал Упырёв Ефим, когда попадалась счастливчикам белуга более 50–70 пудов весом. Такую вытаскивали всей ватагой, очакушив, разрывали на части и выбагривали по частям. Но это, когда повезёт. А иной раз подымался шурбан - на расстоянии вытянутой руки не видать. Именно в такой миг может оторвать льдину, на которой находились рыбаки, и унести в открытое море. Случалось иной раз, отрывались льдины вёрст восемь в поперечнике. Носит их по морю, пока счастливый случай не прибьёт к берегу или ко льду. Если можно перескочить, не медля сигай, благодарить бога потом будешь, когда смертельная опасность минует, а не успеешь или вовсе не повезёт льда увидеть - прощайся с жизнью…
Так нашёл свою смерть отец Тишки Трифон и ещё несколько его верных и отчаянных товарищей-ловцов. Не улыбнулась им судьба, хоть и близка была надежда на спасение. Рядом с материковой льдиной кидали им верёвки с грузом рыбаки, спасатели с Упырёвым Ефимом во главе. Недалеки были и две бударки, поспешившие по воде и видимые глазу. Но трагическая торопливость натерпевшихся страху бедолаг сгубила всё дело. Ветер, не переставая, гнал волну, это-то и мешало бросаемым верёвкам с крючьями зацепиться за льдину. Смывало все, которым удавалось долететь. А когда несколько неудачников сгруппировалось на одном из концов льдины, опрометчиво пытаясь схватить спасительную верёвку, льдина зарылась в волнах, зачерпнула морской стихии, и смыло враз всех пятерых. Никто не вынырнул даже, на стужу и бурю силы напрочь исчерпали…
Как и дед, отец Тихона, без могилы на земле, канул со света, проглоченный морем. Не пришлось мальчугану их и глазом увидать, но таких в деревнях, как только началась война, было немало.
Зато летом среди рыбаков, помогая мужикам, вырос Тихон, окреп, возмужал. Возвратился домой осенью, встал в дверях родного дома, не узнала его мать. Сердце в груди обмерло, оборвалось, - муж, Трифон, ожил! Его косая сажень, его крутые плечи! Шальное обветренное загорелое лицо, волосы вразброд, глаза чёрные искрами жгут. Как сидела за рукоделием, так подняться не могла, ноги онемели, пока сын сам не подошёл, не обнял её неловко. Только от его прикосновения ещё больше расстроилось сердце матери. Вылитый отец! Запах даже от него идёт тот, родной, Трифона, давно забытый.
Вместо радости она в слезы. Всё! Не пущу более от дома! Двоих море забрало, этот при себе на суше останется! Что хочешь делай, в море не пойдёшь. Выбирай любое дело на земле, в колхозе рабочие руки в нужде. Не выдержит её сердце, если вновь что случится!
Тихон особенно перечить не стал, тем более кумир его, Упырёв, поговаривал, что сам тоже подумывает отойти от рыбацкого дела.
Механизация, новая, невиданная технология лова рыбы появились в колхозе, разговоры в правлении вестись стали для Упырёва мудрёные, непонятные. В его древних навыках, приметах, природном ловецком чутье особой нужды не стало. Видно было глазом, как портились взаимоотношения Ефима Упырёва с председателем; новые люди крутились вокруг Деньгова, их советы и поучения внимательно впитывал председатель колхоза. Да и стареть, болеть начал Ефим; с его рассудительностью, осторожностью места в колхозе ему не находилось, а времена изменились: планы, обязательства, рекорды одолевали Полиэфта Кондратьевича.
Бросив восьмой класс, Тихон прибился к мастерским тракторного парка колхоза, в слесари подался, техника манила его. Скоро освоил баранку крутить, ребята повзрослей обучили, дело оказалось нехитрым. А как оторвался от Упырёва, опять пошло-поехало. В мастерских у слесарей заказов полно, только успевай, жизнь особая, а к вечеру не расходятся, пока какое-нибудь событие не отметят. Поначалу Тихон приучался только в ларёк бегать за "красненькой", а вскоре и в компаниях место заслужил, с его оборотистым характером, смекалкой и умением постоять за себя сделать это оказалось нетрудно. Вечером мать не успевает встретить, засаленную робу сбросил и уже в деревенский клуб умчался, а там он совсем другой человек. Девчата оком зрят статного крепкого парня. Собрал такую же, как он, ватагу сорванцов, начал по вечерам в соседние сёла по клубам шастать. Там свои правила заводить. Вот тогда в поле зрения Камиева опять стал попадать Жигунов. И не кончилось бы это ничем хорошим для Тихона, так как не терпел Камиев бесчинства на вверенной ему территории, но пришла пора Жигунову служить в армии.
А после службы возвратившись, Тихон совсем изменился. Странный стал. Пить начал, как будто ужасное что произошло с ним на службе или последний час он свой доживает. А в пьянке не ведал сам, что творил.
Служил он во внутренних войсках, охранял заключённых, вот там и сподвигся свирепости и жестокости. Чуть выпьет, враз рубашку на груди рвёт и в морду первому попавшему, кто бы перед ним ни стоял. Терял разум, водка лишала рассудка. В пьяных драках бывал свиреп, матёрые мужики его сторонились, спасу не давал никому.
Однако проспится, идёт с извинениями или мать вперёд бежит с повинной, тюрьма верная грозит - бить не умел Тихон, случалось и до серьёзного доходило, во врачебной помощи попавшие под его руку нуждались.
Но руки, опять же золотые, выручали. Любую технику починить мог, с любой неисправностью в тракторе, в грузовике управлялся, словно нутром чуял, где закавыка. Давно бы загремел Тихон в места не столь отдалённые, да жалели его мать земляки, ценили ловкость и рабочую смекалку начальники, заступались.
Однако бдительный Камиев вольностей Жигунову не давал, информацию обо всех его подвигах имел и сведения собирал. Но так как потерпевшие к нему не являлись или молчали упорно, припираемые им к самой стенке, только редкий раз на Тихона за мелкое хулиганство протоколы составлял и на 5-10 суток административного ареста в район его возил. Так и длилось бы их тривиальное существование, постепенно приближаясь к очевидному закономерному итогу, как поезд к своей конечной станции - к длительной отсидке Тихона, не случись однажды такое, что в корне перевернуло всю судьбу Жигунова, а Камиева заставило долго ломать голову.
Что же это было?
Дикая случайность, неожиданно закончившаяся счастливым итогом?
Злой рок судьбы, обернувшийся вдруг улыбкой ангела, хранившего последнего из мужского рода Жигуновых?..
Не объяснить загадку…
А в реальной жизни ангел-спаситель оказался уставшим до одури и промёрзшим до костей милиционером. Жемал Камиев, промотавшийся весь рабочий день по участку в лёгкой, тогда ещё капитанской шинельке забрёл к ночи в деревню больше по наитию, нежели по служебной надобности.
Спроси у него сейчас - и не вспомнит, какая нужда занесла его сюда и как он оказался во дворе колхозного гаража поздней ночью в зимнюю морозную стужу. Ветер крепчал, гуляя распахнутыми воротами, скрипящими на всю округу, видимо, это и привлекло внимание бдительного капитана милиции. Тогда по привычке и заглянул он во двор, заметив безалаберность охраны. Сторожа не наблюдалось, в колхозе тот был один на деревню - и правление стеречь, и за гаражным двором пригляд вести, но охрана, как водилось, ещё засветло ворота железной проволокой за последним трактором закрутила и откурсировала к правлению. Там телефон как-никак, тепло и какой-никакой уют от ненастья. Кто же торчать на ветру будет в такую погоду, когда худой хозяин собаку из дома не выгонит?