- Не го, не то, ребята! - продолжал бормотать Сэшеа. - Я к вам пришел с открытым сердцем! Я преклоняюсь перед гениями всех народов. Я верю, что миром правит мудрая рука. Я понимаю, что у вас есть основания не доверять мне, не допускать меня в свой круг…
- Ты подумай, как его разобрало! - вздохнул я.
- Тебе пора домой, Саша! - сказала ему Лора.
- Может, пусть у нас переночует? - спросил я жену.
- Нет-нет, надоел! Пусть выметается!
- Нет, не выгоняйте меня! - взмолился Сэшеа. - Я в смертельной опасности!
- Он зациклился на еврейско-масонском заговоре, - объяснил я Лоре, а ему сказал: - У тебя есть деньги? Я провожу тебя до такси и посажу и машину.
- Я всегда смеялся над твоей наивностью, - заявил Сэшеа. - Они могут подстеречь меня в конце пути!.. Ну, я, конечно, уйду, но тогда все будет на вашей совести!
- Черт с тобой, если оплатишь мне обратную дорогу, я довезу тебя до самого дома и, обещаю, никто тебя не обидит.
- Ты так великодушен, - растрогался Сэшеа.
- Так как насчет Жанки? - вдруг спросила меня Лора.
- О, она просто ангел! - тут же влез Сэшеа. - Я боготворю ее! Я не умею лукавить! Я весь - как на ладони. Такая простая и открытая славянская душа. Ничего не могу с собой поделать…
- Ладно, славянская душа, поехали! - сказал я.
- Нет, ты не смейся надо мной, - не унимался он. - Мне, может, и выгодней было бы кое-где вот так!.. (Он изобразил ладонью "рыбку") я бы, может, поменьше неприятностей имел…
Я вытащил его в прихожую и помог одеться.
- Нет, если честно, ты ж меня однажды предал, - говорил он, - значит, у тебя есть такая черта. Это характерная черта. Может, это у тебя в крови, а? Ты не обижайся, это от тебя не зависит…
- Может, тебе плохо челюсть зафиксировали? - спросил я.
Мы вышли на улицу.
- Он сразил меня абсолютно профессиональным ударом, - мычал Сэшеа. - И назвал кренделем. А я посидел в сугробе, потом пришел в себя и отправился в травматологический пункт. Там мне сделали рентген, диагностировали перелом и наложили специальную шину. Кстати, дьявольски неприятная процедура! Потом я купил вина и поехал к Оленьке. Мы с ней выпили, она посочувствовала мне… Душевно посочувствовала… Но отдаться не пожелала… Понимаешь? Она тебя любит!.. А ты любишь кого-нибудь?.. Плевать я хотел на масонов!.. Я приехал к тебе, чтобы спросить тебя: ты любишь кого-нибудь? А?.. А-а-а! - едко усмехнулся он. - Ты никого не любишь! Ты, масон!..
- Три часа ночи! Сейчас я тебя, пьяного дурака, брошу, а сам пойду спать, - пригрозил я.
- Ты, масон! Я тебя вычислил, но я тебя не боюсь.
Я повернулся и хотел уйти, но Сэшеа схватил меня за рукав.
- Не обижайся, друг! Это я тебя проверял. Прости! Просто мне вдруг померещилось, а что если и ты тоже… Не уходи!
Я плюнул и остался. Шоссе было пустынно. Я подумал, что, если мы не поймаем машину через десять минут, все-таки отведу Сэшеа ночевать к нам. Друг он мне или не друг?..
- Я тебе друг! - пробормотал Сэшеа. - Мы с тобой, в сущности, удивительно похожи. И судьбами, и мыслями, и вообще… Так похожи, что мне иногда просто жутко становится…
"Если бы тебе еще отдавались мои женщины, - подумал я, - мы бы прямо-таки двойниками сделались".
- А может быть, ты мой двойник? Как ты считаешь?..
Сэшеа продолжал что-то бормотать, но я уже не вслушивался. На шоссе появилась одинокая машина. Я выскочил на дорогу, чтобы ее остановить, но машина посигналила и проехала мимо. Меня начинало знобить от холода. Я повернулся к Сэшеа, чтобы веста его к себе.
- … сущности, мы оба паршивые идеалисты, - говорил он. - Мы, идиоты, обожествляли ее, а она, может, только того и дожидалась, чтобы ее поимел какой-нибудь фирмач-орангутанг, у которого бабок полные карманы…
- Что?! Ты о Жанке?
- Уверяю тебя, я этот тип скороспелок знаю. У них от рождения в прелестных головках место только для тряпок, а самая заветная мечта - выскочить за дипломата. Они от рождения шлюхи и сами лезут в автомобили к богатым дядям! Не нужно строить иллюзий, друг! Он ее увел, а я сидел в сугробе и видел!..
- Заткнись, дурак!
- Говорю тебе, к этому нужно относиться проще. К этому нужно подходить практически. Они только для того и нужны! Мне что ли тебя учить?.. Он ее увел в неизвестном направлении, и она с ним пошла! Пошла по рукам - прекрасно! Обломится нам обоим - и тебе, и мне!
Я несильно шлепнул его по физиономии, и он сел в сугроб.
- И впрямь крендель, - сказал я. - По твоим мозгам действительно прошлись НОГАМИ! КРЕНДЕЛЬ и есть!
Я повернулся, чтобы уйти.
- Что-о? - Сэшеа потрогал нос и посмотрел на испачканные кровью пальцы. - Но-оги?.. - Глаза его округлились от ярости. - Кре-ендель?.. - Он поднялся и что-то достал из кармана. - Подлец, я тебя убью! - крикнул он и раскрыл складной охотничий ножик за четыре рубля (который, по-видимому, после "покушения" положил в карман и носил с собой для самозащиты) и пошел на меня.
- Так и убьешь? - поинтересовался я; его разъяренный вид вызывал у меня смех. - Ну-ну… А ножик-то, кажется, я тебе подарил на день рождения?.. Ну что? Всё?.. - Я спокойно засунул руки в карманы и шагнул прочь.
Сэшеа тупо замычал и со злости ударил меня ножиком в зад. Довольно тупое лезвие запуталось в складках куртки и, лишь едва пропоров материал, сложилось и прищемило пальцы самому Сэшеа.
- Аи! - вскрикнули мы одновременно.
Скривясь от боли и громко выматерив своего идиота-друга, я потирал ладонью уколотое место и изгибался, чтобы рассмотреть, сильно ли повреждена куртка. Сэшеа же, выронив ножик и тряся пораненной рукой, забегал вокруг меня, не то извиняясь, не то угрожая. Я поднял ножик и забросил подальше. Потом схватил Сэшеа за шиворот, повалил и несколько раз ткнул физиономией в снег.
Сэшеа не сопротивлялся, а только оберегал ладонями свою сломанную челюсть и, отплевываясь от снега, стонал: "Подлец, подлец!" Потом я пинками выгнал его на дорогу и посоветовал возвращаться к жене. Он скулил и размазывал по щекам кровь и слезы. Он сказал, что никогда в жизни не простит мне моего поведения.
Когда я вернулся домой, Лора уже спала. В ванной я осмотрел ягодицу. Половина трусов была в крови. Этот идиот все-таки проткнул меня прилично. Я обработал царапину йодом и заклеил бактерицидным пластырем. Кровь как будто остановилась. Потом я разыскал у Лоры в сумке сигареты и, открыв на кухне форточку, закурил. О Сэшеа я больше не думал.
Сначала я думал о Жанке, а затем мои мысли сместились на Кома. Размышляя о его вчерашнем "припадке", я достал из "сумасшедшей библиотечки" жены учебник по психиатрии и принялся листать на сои грядущий главу о психических нарушениях при черепно-мозговых травмах. И сразу многое, как мне показалось, начало проясняться… Вот: "…эпизодические расстройства сознания и судорожные припадки… посттравматическая эпилепсия… следствие контузии (ушиба) или коммоции (сотрясения)" … "Да, - подумал я, - весьма похоже!.." Вот еще: "…припадки могут быть связаны с непосредственно травмирующими психогенными ситуациями, с физическими нагрузками и даже с изменениями погоды…" Весьма похоже!.. Далее. Масса любопытного: "…бредовые идеи, некритическое отношение к своим поступкам (Тут, впрочем, неясно - разве у нас, у нормальных людей, не бывает бредовых идей и некритического отношения к своим поступкам?.. Сплошь и рядом!.. Ладно, что там дальше…)…раздражительность, неуживчивость, гневливость, взрывчатость, склонность к бродяжничеству… Эти расстройства малообратимы…" Это хуже! Бедняга Ком!.. (Незаметно для себя, при помощи этой книжицы, я уверенно записывал Кома в сумасшедшие.) Что еще: "…алкоголизация, сексуальные расстройства…" (Нет, это уже что-то не то; это ему явно не подходит… Однако прочее исключительно точно характеризует.) И как отдаленный прогноз: "…травматическое слабоумие, снижение интеллекта, сужение круга интересов, которые перестают выходить за рамки собственного существования и удовлетворения естественных потребностей…" (Черт возьми, какая перспектива!.. Но опять-таки она, кажется, как раз замечательно подходит всем нам, обывателям, характеризует, так сказать, наше "бытовое слабоумие": снижение интеллекта, заинтересованность только собственным существованием и удовлетворением естественных потребностей!)
Я выбросил окурок в форточку и закрыл учебник. Найденное для странностей Кома медицинское объяснение меня вполне устроило, и я решил, что пора прекращать потакать его фантазиям и уж конечно прекратить всякую нашу "конспиративную" деятельность.
И только я принял это разумное решение, как раздался телефонный звонок, пронзительно рассекший ночную тишину. Я поспешно схватил трубку.
- Антон? Уже успел добраться? Похвально! - услышал я.
- Ты?! - пробормотал я и сразу принялся оправдываться. - Ты не обижайся. Я ушел, ничего не сказав, потому что не хотелось нарушать твой сладкий сон. Понимаешь, я боялся опоздать с утра на работу…
- Ну что ж, - рассудил Ком, - это зачтется тебе, как занятие по ночному ориентированию… До завтра!
- Пока, - вздохнул я.
Я осторожно забрался в постель, но Лора, оказывается, не спала; она обняла меня и прошептала:
- Как ее зовут?
- Господи, кого?!
- Ту, с которой ты решил начать новую жизнь и которой приносишь эти романтические запахи реки, костра и хвои…
- Как ее зовут?.. - Вероятно, у меня у самого начинался припадок. - О, у нее очень красивое имя - Безумие!..
Я заснул. Сны были бурные, яркие. Затем в сны вклинилась и начала разрушать их некая прямая речь:
"…КТО НЕ ПОМОГАЕТ ВСЕЦЕЛО И БЕЗЗАВЕТНО КРАСНОЙ АРМИИ, НЕ ПОДДЕРЖИВАЕТ ИЗО ВСЕХ СИЛ ПОРЯДКА И ДИСЦИПЛИНЫ В НЕЙ, ТОТ ПРЕДАТЕЛЬ И ИЗМЕННИК, ТОГО НАДО ИСТРЕБЛЯТЬ БЕСПОЩАДНО…"
Я открыл глаза и увидел Лору, которая сидела рядом на постели и цитировала из "ленинской" тетрадки Кома. Приподнявшись, я выхватил у нее тетрадку.
- Что это такое? - удивленно спросила Лора.
- Так, ерунда… Конспекты по марксизму-ленинизму в системе комсомольской политучебы, - объяснил я. - Я должен это прочитать и сделать выводы.
- А почерк-то женский!..
- Если бы женский! - вздохнул я. - Ты не всегда бываешь проницательна…
На работе тихий и совершенно ручной Сэшеа первым подошел ко мне и предложил помириться.
- А мы с тобой и не ссорились, - дружелюбно сказал я.
В нашей нише на лестничной клетке черного хода Сэшеа сообщил мне, что вчера, решив послушаться моего совета, снова вернулся к жене. Мне не оставалось ничего другого, как его поздравить.
- Но, советуя тебе вернуться к жене, - поспешно предупредил я, - я не брал на себя никакой ответственности! И чтобы потом, если что, ты меня ни в чем не обвинял! Договорились?
- Само собой, - заверил Сэшеа.
Затем мне, конечно, пришлось выслушать его сетования на дефицит гуманизма в нашем обществе, его рассуждения об утраченных идеалах - о простом духовном общении и всеобщей любви и о том, что следует жить как-то иначе. Я, естественно, не спорил. А в заключение, без видимой связи с предыдущим, Сэшеа признал, что он один ВО ВСЕМ ЭТОМ виноват и пострадал потому, что чересчур позволил залезть себе в душу. Это дурная наследственность сказывается. И вообще пора искоренить в себе эту омерзительную славянскую готовность выворачиваться наизнанку по поводу и без… В обеденный перерыв пара шахматных партий помирила меня и с Фюрером.
Оленька позвала меня к телефону.
- Если мужской голос, скажи, что меня нет на месте! - попросил я.
- Его нет на месте, - сказала Оленька в трубку. - Что передать?.. Твой товарищ сказал, что ждет тебя де обычно, - сообщила она, положив трубку. - Ты расстроен?
- С чего ты взяла?
Оленька ничего не ответила, но ее смиренная улыбка говорила. "Глупенький, разве можно что-то утаить от любящей женщины!"
И в самом деле я был расстроен. Более чем паршивое настроение объяснялось неопределенным беспокойством. Было в этом беспокойстве нечто такое скользкое, что, с одной стороны, принимать его всерьез казалось просто смешно, а с другой - избавиться от него не удавалось, и к тому же в ощущениях прослеживалось сходство все с теми же детскими страхами…
Затем были два телефонных звонка "женскими голосами".
- Что случилось? - с ходу начала ужасаться матушка. - Где ты пропадаешь? Почему не ночуешь дома? Ты поссорился с Лорой? Я уже собралась идти объясняться в Сокольники! Скажи честно: что у вас происходит. Не скрывай! Я говорила, что такая жизнь до добра не доведёт! Материнское сердце не обманешь!
(Ну вот, и матушка туда же!)
- Ничего не случилось, - как можно убедительней сказал я.
- Дай мне честное слово!
- Честное пионерское.
- А я тебя уже два дня разыскиваю! У меня есть очень, очень хорошая новость! - Матушкин голос радостно задрожал.
- Какая новость? - спросил я.
- Нет, - категорично заявила матушка, - это пи в коем случае не телефонный разговор!.. Ты должен немедленно приехать, и тогда я тебе все расскажу! Это такое!.. Я даже не мечтала о таком счастье! Я эти два дня хожу просто сама не своя…
- Не знаю, смогу ли сегодня…
- Нет, никаких отговорок! Приезжай! Это очень, очень хорошая новость!
- Ладно, вечером буду… - пообещал я. После матушки позвонила Жанка.
- Привет, братик! - услышал я.
И сразу качнулся и поплыл раскачивать пространство тяжелый, медленный шар маятника, и я не понимал, внутри ли меня происходит это качание, или же я сам превратился в маятник, или же мир стал маятник и закачался - влево-вправо, влево-вправо. И немедленно - воспроизведение той же магической картины: лифт, "LOVE", говорящее яблоко у моих губ - я снова ощутил себя в плену этого сочетания…
- Как наш ДОГОВОР? - первым делом спросила Жанка.
- Какой договор?.. Ах, тот… Ну, в порядке…
- Что-то у тебя голос не очень уверенный.
- Уверенный, уверенный!.. Расскажи-ка лучше мне о своих вчерашних похождениях!
- Это ужасно смешная история.
- У тебя все ужасно смешное!
- Нет, правда!
- Ладно, - буркнул я. - Вечером расскажешь.
- А мы встретимся? - обрадовалась Жанка.
Этот ее искренний возглас наполнил меня таким счастьем, что под перекрестными взглядами Оленьки и Сэшеа я заерзал на своем стуле, словно пойманный на месте преступления.
До конца рабочего дня матушка звонила с напоминаниями еще не раз. "Что за новость? Должно быть, - решил я, - что-то импортное достала".
После работы, встретившись с Жанкой, я отправился вместе с ней к родителям на "Пионерскую". Но дороге Жанка рассказала мне свою версию происшедшего вчера.
- Последнее время Саша просто с ума сошел от любви ко мне. Честное слово! Не смейся! Он признался, что ради меня бросил семью и что вообще, кроме меня, ему ничего в жизни не нужно, поэтому мы с ним должны начать новую жизнь, в которой не будет места лжи и ограниченности…
- И замкнутости, - вставил я.
- Да, он именно гак говорил… Он просил меня встретиться с ним и обещал пойти со мной, куда я только захочу… В пятницу я согласилась и сказала, что хочу в "Лиру", а он сказал, что мое желание для него закон. Вот!
- А дома наврала, что пошла с тобой в библиотеку…
- Я ведь думала, что ты меня пригласишь…
- Ну и как провели вечерок?
- Обыкновенно. Саша угостил меня коктейлем. Мы танцевали. Потом он проводил меня домой и все огорчался, что еще не весна и что он не может полюбоваться мной в синем плаще и синих чулочках…
- Идиот! - не выдержал я.
- Нет, не идиот, - возразила Жанка. - Но, конечно, странный. Говорил, что питает исключительное уважение ко всей нашей семье, к ее укладу, глубоко чтит моих родителей и чрезвычайно тепло относится к Лоре и тебе.
- А ты говоришь, не идиот… Ладно, ближе к делу! Что же случилось вчера?
- Он снопа просил о свидании. Я согласилась выйти, но только для того, чтобы (после нашего с тобой ДОГОВОРА) объяснить ему, что мы с ним больше не будем встречаться… Мне прямо жаль его сделалось, когда я увидела, как он ждет - только что не подпрыгивает от счастья!.. Подбежал, сияя, словно нашел сто рублей, и, не давая мне вставить слова, снова заговорил о своей любви и о том, как он видит нашу будущую жизнь.
- Интересно.
- Мы должны были стать настоящими друзьями, ничего друг от друга не таить, обо всем друг другу рассказывать и, конечно, никогда друг друга не предавать. Он говорил, что мы будем духовно развиваться, вместе наслаждаться великими музыкальными и литературными произведениями… А он, Саша, станет со временем великим поэтом или музыкантом, и все свое творчество посвятит мне. А когда я почувствую, что достигла физической зрелости, мы с ним будем наслаждаться и физически, и он меня всему научит, потому что этому обязательно нужно учиться, что это - целое искусство…
- Да, он все детально предусмотрел… - кивнул я. - И что же ты?
- Я сказала, что с этим искусством тоже немного знакома, и поинтересовалась, видел ли он порнографические фильмы. Он замялся. Было видно, что не видел. "А я смотрела", - сказала я. Он как-то сразу захрип и сказал, что не верит, и если я смотрела, то должна рассказать, тогда, мол, он поверит…
- Надо же, какой недоверчивый!
- Да, ему очень хотелось поговорить на эту тему. Но я сказала, что если перескажу ему хотя бы один эпизод, то боюсь, он меня изнасилует! - засмеялась Жанка
- Разговорилась - рассердился я. - Давай покороче. Тоже мне секс-террористка!
- Я могу вообще не рассказывать, - обиделась Жанка. - Но он, честное слово, прямо-таки ужасно захрип. Он настаивал, что если я смотрела, то мы непременно должны это обсудить как вид искусства. Тогда я заявила, что это очень неприлично и что, вообще, мы не будем больше встречаться, потому, что я теперь принадлежу другому человеку…
Мы переезжали Москву-реку по метромосту, и кривые, ярко освещенные набережные разворачивались под нами, поспешно вытягиваясь из темных, боковых арок соседнего Бородинского моста, словно синеватая сабельная сталь из ножен.
- Смотри! - сказал я Жанке.
- Чудесно - согласилась она.
- А ты хотела бы гам жить - спросил я, показывая па украшенные колоннадой лоджии огромных мансард, венчающих величественный дом сталинской готики.
- Конечно! - воскликнула Жанка.
- А не будешь, - тут же охладил я ее, - если все-таки выбрала меня. Мы влетели в черный туннель. Жанка неожиданно сильно расстроилась.
Она не понимала таких шуток.
- Ну-ну, сестренка, - усмехнулся я. - Нам-то, кажется, грех жаловаться на жизнь, а?..
Она не ответила.
- Ладно, - сжалился я, - всё у тебя еще будет, всё!..
- Так что же Сэшеа? - спросил я.